Текст книги "Зверь в тебе"

– Ммм… – замялась Яна. – И что из этого следует?

– Я думаю, что, несмотря на ваши не очень близкие отношения, Вы неплохо знали и чувствовали Елену. Мне кажется, это Ваше врожденное качество. Нам это может очень помочь. – Он замолчал, чтобы перевести дух и сделать еще глоток кофе. – Плюс к тому Вы, похоже, везучая. Именно Вы и Ваш муж нашли шарф, и это серьезно продвинуло нас в поисках.

Яна от нетерпения едва не подскочила до потолка.

– У Вас уже есть какие-то новости??? – спросила она.

– Не очень много, но есть, – согласно кивнул полицейский.

– Расскажите? Я понимаю, что Вам вроде как не положено, но всё же…

– Расскажу. Не всё, но в общих чертах.

Яна улыбнулась. Таким покладистым капитан Коваленко нравился ей больше, чем шипящим, словно ядовитая змея, но всё равно было в нём что-то от дикого зверя – хищного, опасного, всегда настороженного.

– Если вкратце, то мы осмотрели зону, в которой был обнаружен шарф Царёвой. Удалось найти там же сумочку, которую Михаил опознал как принадлежавшую его жене. Есть основания полагать, что Елена всё же была похищена. Мы хотели прочесать гаражные кооперативы со служебными собаками, но это нам не до конца удалось.

– Это как? – перебила Яна.

– Я не присутствовал там, кинологи работали без меня, но, судя по отчетам, в большей части проходов собаки не обнаружили ничего интересного, а вот один район они просто отказались обнюхивать.

– Что значит «отказались»? Прямо так и сказали: «Мы туда не пойдем»?

– Инструктора-кинологи в один голос заявили, что в собак словно бес вселился. Они просто не шли туда, и всё. Ни на какие уговоры не поддавались, вырывались и норовили удрать. А еще выли и вздыбливали шерсть. Едва своих напарников-людей не покусали, пришлось их увозить.

– Какое странное поведение, – задумчиво протянула Яна. – Я о таком ни разу не слышала.

– Я слышал, – ответил Коваленко. – По городу опера говорили о нескольких похожих ситуациях, когда убийства расследовали. Но там было с особой жестокостью, кровищи море – может, именно это и отпугнуло собак. – Он осекся, увидев, как побледнела женщина. – Эх, зря я Вам это рассказал. Всё, не буду вдаваться в подробности. Девушка! – остановил он проходившую мимо официантку, – будьте добры, повторите нам кофе и налейте даме 50 граммов коньяка.

– Не надо мне коньяк! – попробовала было отказаться Яна, но вышло у нее это бледно и неубедительно, и капитан ее попросту не послушал.

Вторую порцию кофе они пили в молчании. Каждый думал о чем-то своем, со своим визави мыслями не делясь. Коньяк Яна всё же выпила, и внутреннее напряжение немного отпустило. Всё-таки эта постоянная заинтересованность и активное участие в поисках Елены сильно бьёт по её нервам, это уже видно даже посторонним людям невооруженным взглядом. Надо, ох надо что-то с этим делать…

– Яна Владимировна, – проникновенно сказал Коваленко, накрыв своей ладонью ее лежащую на столе руку, – я Вас всё-таки очень прошу, если Вы что-то вспомните или узнаете, сразу звоните мне, вне зависимости от времени суток. Я чувствую, что Вы везучая и интуиция у Вас отличная. Тем более Вам не всё равно.

Аккуратно, чтобы не слишком его обидеть, Яна высвободила руку и кивнула.

– Хорошо. Если что, я обязательно позвоню. Но и Вы тоже, если будет можно, хотя бы Михаилу сообщайте, как идут дела. А я буду звонить ему. – Она сделала паузу и смело посмотрела ему в глаза, которые всё ещё её пугали. – Пожалуйста, найдите Лену.

– Мы сделаем всё возможное, – серьезно сказал Коваленко. – Я сделаю всё возможное, – добавил он с ударением на первом слове.

– Спасибо.

– И, пожалуйста, сделайте одолжение: зовите меня просто Борисом, – вдруг попросил он, снова пристально глядя ей прямо в глаза.

Обалдевшая, Яна только кивнула. Как он умудряется в такой ситуации ещё и клинья подбивать??! «Хотя для него это совершенно обычная работа», – снова напомнила сама себе Яна. Быстрей бы нашлась Лена, чтобы этот дурдом закончился! Исчезновения, полицейские, шарфики, собаки, коньяк, неприкрытые приглашения, сны… Так и с ума съехать недолго!

– Давайте я Вас домой подвезу, – предложил капитан Коваленко. Борис Коваленко. – Покажете, куда ехать?

Яна снова кивнула и подумала про себя, что уже, наверное, похожа на китайского болванчика, столько в последнее время приходится кивать, кивать, кивать…

Скорее бы уже нашлась Лена!!

Глава 8. Погони и жертвы

Казалось, с того момента, когда был найден шарфик Лены, колеса и шестеренки в механизме времени закрутились быстрее. Полицейские обошли гаражи, опросили их владельцев и всё-таки нашли двоих мужчин, которые, не будучи знакомы друг с другом, совершенно друг от друга независимо вспомнили и рассказали, что действительно в упомянутый вечер видели женщину, по описанию похожую на Елену. Точно опознать её по фотографии ни один, ни другой не смогли, поскольку видели её недолгое время и в полутьме. Оба утверждали, что она была под руку с мужчиной, вела себя спокойно и никаких признаков того, что ее куда-то ведут против воли, не проявляла. Лишнего внимания к себе эти двое не привлекали, и, если бы о них специально не спросили, их бы вряд ли вообще кто-то вспомнил.

Описание сопровождавшего Елену мужчины тоже было размытым. Более-менее точно удалось выяснить только то, что он был высоким, худощавым и европейского типа внешности. Дальше свидетели ничего конкретного сказать не смогли.

Работа с записями камер наблюдения в мега-молле позволила зафиксировать момент выхода Елены, и уже тогда она была под руку с мужчиной. Но на записи его лица не было хорошо видно, и даже компьютерная обработка не помогла установить его внешность. Фоторобот получился невнятным, под него можно было подогнать кого угодно – как шутил сам Коваленко, хоть Михаила Царёва, хоть Владимира Путина, хоть его самого. Хотя нет, Путин не дотягивал по росту – зато отлично подходил телосложением и формой лица.

Чуть позже появилось еще несколько свидетелей. Они позвонили по указанным в объявлении о поиске телефонам и рассказали, что также видели Елену в обществе мужчины, однако теперь описание несколько уточнилось. У мужчины были длинные растрепанные коричневато-рыжие волосы, длинные руки и ноги, косматая, выглядевшая неухоженной борода. Учитывая тот факт, что ни на записи камер, ни в описаниях свидетелей из гаражного кооператива ни длинные волосы, ни борода не фигурировали, выходило, что к пропаже Елены приложили руку как минимум два человека.

Дело приобретало неожиданный оборот. Если предположить, что похитители были между собой знакомы, то, получается, преступление было запланированным. По меньшей мере, менялась статья заведенного уголовного дела. И еще следовало понять, зачем было похищать по предварительному сговору среднестатистическую продавщицу. Что в ней было такого привлекательного или полезного, чтобы на это пойти? Ни Коваленко, ни его коллеги не могли придумать ни одного мало-мальски правдоподобного объяснения. Чтобы получить мотив, нужно было найти преступников. А найти их без дополнительной информации на текущий момент не представлялось возможным. Так что пока полицейские занялись тем, что искали среди знакомых пропавшей женщины мужчин, которые могли хотя бы отдаленно попасть под описания предположительных похитителей.

Капитан Коваленко плохо спал. Он работал одновременно над несколькими делами, информации было много, голова едва не лопалась. Периодически его выдергивали среди ночи, если возникали новые обстоятельства, которые требовали его присутствия. Он читал, разговаривал, опрашивал, ездил, ходил и думал, думал, думал… В принципе, ничего нового для него в этой работе не было, но, видимо, иногда всё же нужно ходить в отпуск и отдыхать, а то неизвестно, чего ждать от организма в состоянии постоянной переработки.

Сейчас самым актуальным для него было дело о поиске пропавшей Елены Царёвой. Стали выясняться новые обстоятельства, нашлись улики, появились какие-никакие, а свидетели. И еще он повстречал очень интересную женщину. С самого первого взгляда она его зацепила, взволновала, разозлила и неожиданно очаровала. Она чем-то напоминала ему его умершую мать – сильная, напористая, инициативная, нагловатая и при этом в некоторых ситуациях поразительно скромная, умеющая быть слабой и не стыдящаяся своей слабости. А еще умная той разновидностью ума, который не скроешь, как ни пытайся; отзывчивая, умеющая чувствовать и сопереживать. И дедушка Фрейд, сидя на облачке, хитро потирал свои потные ладошки и похихикивал в усы…

Девушка всем была хороша. Ему понравился и ее высокий рост, и то, что при этом она не стеснялась носить обувь на каблуке, делавшем ее ещё выше. Его привлекала ее уверенная походка и фигура – полноватая, но при этом подтянутая и очень аппетитная, словно только что вынутая из печки булочка. Сочетание невероятных трехцветных глаз, в которых смешались кольца ярко-серого, морозно-голубого и оливково-зеленого цвета, и ярко-рыжих волос было обжигающим, словно ветер пустыни. И совершенно неважно было, что волосы она красила, – эта масть идеально подходила ей. Он не представлял себе, что она могла бы быть банальной блондинкой или, скажем, шатенкой. Каждый раз из тех, когда ему довелось увидеть ее, ее губы были накрашены одним из оттенков красного, и это был еще один знак того, что женщина уверена в себе, любит себя и позволяет другим хорошо и с должным восхищением к ней относиться. При этом она показала себя работоспособной и отзывчивой, а не эгоистичной гордячкой.

Девушку звали Яна Седова. Яна Владимировна Седова. Она привлекала Бориса к себе на физическом уровне, словно накинула ему на шею лассо, затянула петлю и медленно, но от того не менее целеустремленно, тянула его к себе. Он чувствовал, что начинает задыхаться в ее присутствии, а мысли о ней поднимают в нем горячую волну желания, смешанного с интересом и каким-то почти детским восторгом. Она была очень, просто невероятно хороша в его глазах.

У девушки был лишь один большой недостаток – она была замужем. Хотя когда и кого это останавливало?

Борису Коваленко снились странные сны. Когда он засыпал, ему часто виделись коридоры незнакомых зданий, подворотни, заросшие бурьяном пустыри, где он кого-то преследовал. Шел по следу. Догонял. Искал. Ловил носом воздух. Искал под ногами отпечатки ног того, кого должен был выследить и непременно, обязательно догнать. Иногда догонял – и тогда скручивал жертву, связывал ей руки, бросал себе под ноги и в победном жесте запрокидывал вверх радостное лицо. Иногда догнать не удавалось, и в сердце оставались горечь незавершенности и привкус собственной неполноценности, смешанные с потом и слезами.

Такое случалось с ним уже давно, еще с тех самых пор, когда он только пошел на службу в полицию. Точнее, тогда еще в милицию. Как и многие из его коллег, он пришел в милицию, отслужив в армии. Сначала просто патрульным, потом более опытные сотрудники заметили в нем внимательность, острый ум и умение обнаружить то, что другие не видят. Несколько раз ему удалось как бы случайно наткнуться при патрулировании на людей, которые, как выяснилось чуть позже, или находились в розыске за тяжкие преступления, или только что их совершили. Это было удивительное и полезное качество, и умные люди посоветовали ему получить высшее образование и стать офицером, чтобы потом дальше пойти по карьерной лестнице.

Высшее образование он получил в юридическом институте структуры МВД, немного поработал участковым, а затем перешел под крыло старшего приятеля в уголовный розыск. Тут и осел – как оказалось, у него было призвание. Парни шутили, что у него звериный нюх. Он словно каким-то чутьем знал, куда идти, где искать, как находить. Преступления раскрывались с завидной периодичностью, пополняя положительную статистику по его району и городу в целом, и Коваленко давно уже ушел бы на повышение наверх, если бы не наглый и неуживчивый характер. Он не умел и не хотел учиться заглядывать в глаза начальству, прогибаться и уступать, потому и не поднялся пока в звании выше капитана. И ему в целом это было совершенно безразлично.

К своим «поисковым» снам мужчина уже давно привык. Если в период бодрствования ты только и занят тем, что ищешь следы, выкапываешь из мусорных куч показаний бесценные крупицы полезной информации, носишься, словно гончая, взад-вперед в попытке поймать вчерашний день за хвост, совсем неудивительно, что нечто подобное не оставляет тебя и во сне. Но когда в эти сны еще входят женщины, градус напряженности возрастает на порядок, и вместо того чтобы просыпаться свежим и отдохнувшим, готовым к работе, ты встаешь утром этакой взъерошенной развалиной, которая приводится в рабочее состояние лишь лошадиной дозой кофе.

Может, оно и к лучшему, что жена от него давно ушла, а постоянных подружек за ним не водилось в принципе, – кто же выдержит рядом с собой такого нервного и одержимого своим делом трудоголика?

Этой ночью капитан Коваленко опять шел по чьему-то следу. Ему приснилась темная ночная роща. Или, может быть, это был лес? Да, скорее всего, именно лес – у него был иной, более «дикий» запах. Деревья уходили кронами куда-то вверх, и там, на самой крыше лесного дома, шелестели листьями, словно обсуждая его, Бориса, действия. Он шел по еле видной сквозь высокую траву тропе, почему-то босиком, и голые ступни приятно холодила роса, покрывавшая зеленый мягкий ковер. Тропка была узкой, но хорошо вытоптанной, и он знал, что тот, кого он преследует, ушел именно по ней, никуда с нее не сворачивая. И ему тоже нужно следовать именно этой тропой – тогда добыча обязательно будет настигнута.

Ночной лес жил своей жизнью. То и дело мужчина видел быстрые тени пробегавших мимо зверей, больших и маленьких. Все спешили убраться с дороги, признавая его превосходство и не смея мешать ему в его охоте. Осознание того, что он самый большой и страшный хищник в этом лесу, наполняло его неожиданной и неописуемой радостью.

Но радоваться было некогда, нужно было продолжать погоню. И он шел, пригибаясь там, где ветки не пропускали его в полный рост, обходя возникающие на пути препятствия в виде кустарника или сломанных, упавших стволов деревьев, но неизменно возвращаясь к тропе. Иногда он опускался на колени, низко-низко наклонялся к земле и втягивал носом воздух. Нюх подтверждал: ты идешь верной дорогой.

Наконец и обоняние, и зрение, и слух согласно подтвердили: добыча почти рядом. Он прибавил шагу, почти побежал, все так же на подушечках пальцев, словно большой кот. И когда выбежал на поляну, увидел ее – добычу, жертву, которую догонял уже долгое время. Женщину. Стройную. Рыжую. В рваной одежде, в которой уже с трудом можно было распознать бывший свитер и шерстяную юбку. Она сидела у поваленного ствола, обнимая поцарапанные коленки, и огромными глазами смотрела на него. Лицо и руки ее были в крови. Увидев его, она протянула руки, то ли чтобы обнять его, то ли чтобы оттолкнуть, и хриплым, срывающимся голосом позвала:

– Бориииис! Помогиии!!!

И тут же, как в плохих романах, мужчина был вырван из объятий сна звонком телефона. Правда, он не сразу сообразил, что это вообще за звук. На то, чтобы хотя бы немного прийти в себя, понадобилось несколько секунд. Потом он давно отработанным, почти рефлекторным движением нажал кнопку приема вызова.

– Коваленко. Слушаю.

– Борис, привет! Это Калашников беспокоит. Разбудил?

– Привет, Саш! Разбудил, есть такое. Но ведь не просто так?

– Разумеется. Слушай, у нас тут женщина интересная проявилась. По приметам похожа на свежую дамочку из розыска пропавших, парни сказали – ты это дело ведешь.

– Что за дамочка? Где?

– Сегодня за городом лыжники нашли, в критическом состоянии, в областной больнице лежит, под аппаратами. Приедешь посмотреть? Нам бы личность, а то мало ли что… – Коллега помолчал. – Не хотелось бы еще одного неопознанного трупа без документов и «глухаря» заодно.

– Понял тебя. Щас приеду.

– Давай, я в больнице, тут тебя и подожду.

– Лады. Спасибо, Саш!

Коваленко с усилием скинул босые ноги на пол и бросил взгляд на табло электронных часов-проектора на стене. Было около 4 часов утра. С учетом того, что со всеми делами заснуть удалось где-то к часу ночи, состояние было обычное – сонно-взъерошенное. «Кофе, – решил мужчина. – Без кофе я просто не доеду. И будет у нас в городе на одну жертву ДТП больше». Такая перспектива не радовала, и он поставил чайник, чтобы, пока будет умываться и одеваться, между делом выпить хотя бы чашку растворимого кофе. Сделать, как было запланировано, ему не удалось: он просто засыпал на ходу, – поэтому в машину он садился с чашкой в руке и допивал уже в салоне, пока разогревал двигатель.

Как ни странно, черная кофеподобная бурда помогла. В больницу он приехал уже окончательно проснувшимся и готовым к работе. Калашников и пара его подчиненных что-то выясняли в холле с медицинским персоналом – таким же нервным на ночном дежурстве, как и полицейские. Увидев Бориса, коллега заметно обрадовался и приветствовал его рукопожатием, а потом сказал полной женщине в белом халате с бейджем дежурного врача:

– Вот этот парень, может быть, нам сейчас прояснит, что это за мадам такая у вас объявилась.

Борис, конечно, не знал, о чем тут спорили до его прихода, но что разговор велся на повышенных тонах, было ясно и так – что называется, к бабке не ходи. Он подумал, как обидно будет, если дамочка не по его ведомству. В первую очередь, разумеется, ему, потому что только зря прокатился, да и не поспал толком к тому же. Медикам, конечно же, тоже не повезет, потому что придется заполнять кучу бумаг и иметь массу головной боли из-за пациента с неизвестными паспортными данными. Но больше всего проблем будет у его коллег, которым нужно будет заводить еще одно дело и искать теперь уже родственников пострадавшей. Но что-то неясное – скорее всего, его знаменитое хваленое чутье – подсказывало ему, что это вполне может оказаться «его» пострадавшая. «Вот сейчас и узнаем», – сказал он сам себе и преувеличенно бодро обратился к коллеге:

– Куда идти? Показывайте. Пойдем, посмотрим, что вы там за девушку подобрали.

Его провели к лифтам, подняли на пару этажей вверх, потом провели какими-то коридорами, подозрительно напомнившими ему его навязчивые сны, потом завели в кабинет и велели переодеваться – выдали прозрачный, похожий на дождевик халат, шапочку и бахилы.

– Она очень плоха. К ней нельзя в уличной одежде, нужно хоть какое-то подобие стерильности, – со слабым оттенком вины в голосе объяснила женщина-доктор.

– Понимаю, – кивнул Коваленко и под одобрительными взглядами женщины даже вымыл руки с мылом.

Прежде чем войти в палату, он еще раз внимательно изучил фотографию Елены Царёвой, которая была у него с собой вместе с еще несколькими фотографиями по разным делам. Нужно было убедиться, что он помнил, как женщина выглядит. Убедился: помнит. И вошел.

Дальше всё было как во сне. Неопознанные медицинские запахи в стерильной палате интенсивной терапии. Запах пластика. Запах крови. И еще какой-то запах, смутно знакомый Борису. Даже не запах – призрак запаха.

Женщина на кровати. Или как это правильнее назвать? Стол? Топчан? Кушетка? Женщина обнажена, но прикрыта сверху белой простыней от груди до коленей. На лице – дыхательная маска с тянущейся к ней трубкой. Руки утыканы иголками, к которым ведут несколько прозрачных трубочек от капельниц. И аппараты, назначения которых он даже не знает толком.

Даже того, что видно из-под простыни, хватает, чтобы понять: женщина не жилец. Или как это правильно сказать по отношению к женщине? Не жилица? С такими травмами не живут. Руки и ноги изранены так, словно ее рвало какое-то животное. Раны, раны, раны… «Кто? – спросил себя капитан. – Собаки? Непохоже, раны слишком глубокие. Но надо уточнить». Лицо тоже повреждено. Губы явно были разорваны, но уже начали затягиваться. Без швов, неаккуратно, будут рубцы и, возможно, проблемы с речью. Если выживет, без пластики не обойтись. Волосы в крови, свалялись колтуном. И то, что накрыто, судя по просочившейся крови, выглядит не лучше.

– Можно поднять простыню? – спросил Коваленко у женщины-врача.

Она молча кивнула. Он подошел к кровати вплотную и осторожно раскрыл лежавшую без сознания женщину. Так и есть. Живот тоже нес на себе следы рваных ран, но врачи уже провели экстренную операцию, добавив еще и разрез, и наложили швы, как и куда смогли. Зрелище было не для слабонервных. На ребрах были только ссадины и кровоподтеки, и это, пожалуй, было самым безобидным из всего, что увидел Борис.

Теперь пора было внимательно рассмотреть лицо и попытаться понять, кого именно он видит перед собой. Была ли это разыскиваемая им в последние дни женщина? Учитывая, что капитан видел ее только на фото, задача перед ним стояла не самая простая. И, тем не менее, внимательно всмотревшись, он пришел к выводу, что это всё-таки Царёва. Скорее да, чем нет. По крайней мере, очень на неё похожа.

– Кажется, это моя девочка, – сказал он, повернувшись лицом к Калашникову. – К утру вызову мужа на опознание, а там будет видно. Но, скорее всего, заберу ее себе.

Коллега честно попытался скрыть радость, но ему не очень это удалось.

– Не радуйся раньше времени, сглазишь, – пожурил его Коваленко.

– Вряд ли, – уже в открытую скалясь, ответил Калашников. – Зная твое чутьё, можно быть уверенным, что это она.

– Скорее всего, так и есть, – кивнул Борис. – Насколько я могу судить с учетом всех этих повреждений.

Он повернулся к дежурному врачу.

– Если мы с её мужем подойдем на опознание часов в семь, нормально? – спросил он.

– Конечно, – согласилась женщина. – У нас пересмена в 8, тогда же планёрка и потом обходы. По результатам вашего опознания я уже смогу что-то доложить главврачу.

– Вот и договорились, – сказал Коваленко. – Тогда пока мы пойдем, позавтракаем, а, Саныч?

– Пошли, – устало моргнул в ответ на предложение довольный Калашников. – Тут есть круглосуточная кафешка недалеко.

Царёву Коваленко позвонил только в шесть часов. По его мнению, раньше будить человека смысла не было: а вдруг всё-таки это была ошибка, и женщина под простыней не Елена? – а шесть утра, конечно, рань, но приемлемая, чтобы поднять безутешного мужа с постели и дать ему время добраться до больницы к условленным семи часам. До самого его приезда Коваленко и Калашников просидели в кафе, успели съесть по одному огромному гамбургеру и выпить по несколько чашек кофе, так что настроение у обоих улучшилось, и они были готовы работать.

Михаил приехал как раз к назначенному времени – заспанный, поминутно зевающий, с надеждой в обведенных синими кругами глазах. Похоже, что усталость всё-таки взяла своё, и он снова начал спать по ночам, в отличие от первых дней после исчезновения жены, когда он не знал, что думать, что делать, на что надеяться. Обменявшись с ним рукопожатием, Коваленко, вместе с Калашниковым и всё той же, ещё не сменившейся женщиной-врачом, провел предположительного мужа ночной пациентки теми же лифтами и коридорами к палате в отделении интенсивной терапии, где мужчине предстояло опознать или не опознать в жертве нападения свою жену.

Все присутствующие замерли в ожидании, когда Михаил оказался у кровати пострадавшей, и даже, как показалось, на несколько секунд перестали дышать, пока он всматривался в лицо лежавшей перед ним женщины. Потом его повело в сторону, он упал на колени возле кровати и тихонько заплакал. Его плечи трясло и корежило, пока он пытался сдерживать рыдания в груди, не давая им вырваться наружу. Женщина-врач и дежурная медсестра синхронно бросились к упавшему мужчине, чтобы поддержать его и определить, не нужна ли медицинская помощь уже ему. Он поднял на них глаза, и обе женщины увидели, что за потоком слез его глаза смеются и сияют счастьем.

– Это она, – тихо, дрожащим голосом сказал Михаил.

– Что Вы сказали? – переспросил Коваленко. Он должен был убедиться, что правильно понял слова мужчины, что ему не послышалось то, что он хотел услышать.

Михаил тяжело, опираясь руками о край кровати, поднялся. Медсестра тут же подсунула ему стул, и он, благодарно кивнув ей, упал на него всем своим весом.

– Я опознаю в этой женщине свою жену, – уже громче сказал он, хоть голос его по-прежнему дрожал. – Это Лена.

Все без исключения присутствующие облегченно вздохнули. Медсестра украдкой перекрестилась. Калашников улыбнулся Коваленко и незаметно подмигнул ему. Вот его-то Борис отлично понимал: жертва с возу – сыскарю легче.

– Михаил, нам нужно будет, чтобы Вы подписали кое-какие бумаги, – обратился к мужчине Коваленко. – Вы сейчас в состоянии это сделать?

– Да, конечно, – согласился Царёв. – Говорите, где и что подписать.

– Вам нужно будет сейчас подойти на пост дежурной медсестры, там мы заполним документы и отпустим Вас домой.

Михаил посмотрел на жену долгим взглядом, вытер всё ещё текущие по лицу слёзы тыльной стороной ладони и спросил:

– А можно мне будет хоть немного побыть с женой? Пожалуйста!

Коваленко вопросительно посмотрел на врача, молча переадресовывая ей вопрос. Она немного подумала и нехотя кивнула.

– Можно, – сказал она. – Только, прошу Вас, минут пять, не больше. Ваша жена всё ещё находится в критическом состоянии, и прогнозов у нас пока нет никаких.

– Я понимаю, – согласился Царёв. – Мне хватит и пяти минут.

Он умолк на несколько секунд, и его снова начало водить из стороны в сторону. Женщина-врач коснулась руки медсестры и что-то тихо шепнула ей на ухо, та кивнула и торопливо вышла из палаты.

– Спасибо, что позволили мне посмотреть на Лену, – продолжил Михаил. – Это просто чудо, что я снова могу ее увидеть. Я так боялся, что больше никогда этого не произойдет…

Его грудную клетку снова стали разрывать рыдания, и ему стоило видимых усилий не издавать при этом никаких звуков. Очень вовремя вошла медсестра, ни на кого не глядя, быстро подошла к Михаилу, помогла ему закатать рукав халата, а за ним и рубашки, протерла кожу салфеткой, издававшей сильный спиртовой запах, и сделала укол.

– Давайте всё-таки пройдем на пост, – обменявшись взглядами с врачом, сказал Коваленко. – Быстро всё оформим, а потом Вы сможете отдохнуть немного.

Он подошел к Царёву, и, с помощью коллеги, поддержавшего мужчину с другой стороны, вывел его из палаты. На душе царило странное облегчение, и при этом откуда-то из более глубоких слоёв разума поднималась тревога. Да, пропавшая женщина нашлась, но выживет ли она – вот в чем вопрос. И ее похитителя тоже нужно найти, а значит, еще работать и работать, копать и копать… Обычная, любимая, ненавистная, жизненно необходимая работа…

Что ж его тревожит-то так?