Текст книги "Возьми его, девочка!"

Татьяна Воронцова
Возьми его, девочка!

Татьяна Воронцова

* * *

Глава 1

Об этом прекрасном принце Вера была уже наслышана, поэтому когда он предстал перед ней, промокший до нитки и нетрезвый, похожий на человека, который с трудом понимает, на каком он свете, удивилась только тому, что голос у него оказался гораздо ниже, чем можно было заподозрить по его внешнему виду, да еще эта несносная манера при разговоре смотреть собеседнику прямо в глаза – черт, ну кому это понравится?

И он, и Арина выглядели как жертвы кораблекрушения, потому что им пришлось прошагать километра полтора под проливным дождем, без зонта и без копейки денег в кармане. Почему без копейки? Да потому что перед этим они побывали в клубе, где ни в чем себе не отказывали, вот так.

Вера принесла им чистые полотенца и ушла на кухню, они же, раздевшись до трусов и побросав прямо в прихожей мокрую одежду, друг за дружкой проскользнули в ванную, где вскоре зашумела вода. Настроение было испорчено. Еще не хватало, чтобы он поселился здесь. А ведь этим, скорее всего, и кончится! Или, наоборот, начнется? У младшей сестренки начнется семейная жизнь.

Семейная жизнь – ой, умора! Вот с этим…

Ей было известно, что парень вечно сидит на мели, перебивается случайными заработками. То позирует художникам из Суриковского училища, то сам принимается писать картины и продавать их на Крымском валу, то вдруг начинает резать по камню, выпускать сборники стихов и рассказов, давать уроки французского языка… Робкое движение в сторону стабильности было сделано полгода назад, когда он решил заняться преподавательской деятельностью и устроился на кафедру рисунка в МАрхИ. На днях ему исполнилось двадцать девять лет.

– Алекс переночует у нас. Ты не против? – спросила Арина, появляясь в дверях.

– Сегодня? Не против. Постельное белье будешь стирать сама.

– Машина постирает.

– Пусть уж развесит заодно, а потом погладит. Договоришься?

Поджав губы, Арина попятилась в коридор.

Всю ночь из соседней спальни доносились очень странные звуки. Пестуя свое раздражение, Вера убеждала себя, что не может заснуть исключительно из-за них, но в действительности – в глубине души она это знала, – дело обстояло с точностью до наоборот. Она не позволяла себе заснуть, дабы ничего не пропустить. Сдавленные смешки, монотонное не то пение, не то молитва, приглушенный топот босых ног по ковру. Спятили они там, что ли? Что еще за ритуалы вуду среди ночи? Ей казалось, что после своих похождений по увеселительным заведениям города они должны спать как сурки. На худой конец, заниматься сексом. А они что вытворяют?

На худой конец, гм… Лежа с закрытыми глазами, она улыбнулась. Бывают случаи, когда годится и худой. Сегодня тридцать пять, а через год, через три… Все, поезд ушел? С легким ужасом Вера осознала, что не может вспомнить, когда у нее в последний раз был секс. Когда она испытывала эмоциональный подъем, воодушевление, оргазм. После развода со вторым мужем жизнь ее, как это принято называть, вошла в колею, и присутствие в доме существа противоположного пола стало казаться кошмаром. Их носки, их обувь сорок пятого размера, их запах. Немытая посуда в раковине. Пепельница, полная окурков. Неужели придется привыкать к этому снова?

Пришлось. Дня через три Арина оставила своего ненаглядного на ночь, уже не спрашивая специального разрешения, а еще через неделю в ванной появились его зубная щетка и бритвенный станок, а в прихожей – теннисные тапочки с примятыми задниками.

– Вы собираетесь узаконить свои отношения? – поинтересовалась Вера, когда они с сестрой остались наедине.

– Ну… да, – ответила та без особого энтузиазма. – Не сейчас, конечно, со временем. Обязательно.

– А почему не сейчас?

– Мы не так давно знакомы. Вот поживем вместе, проверим свои чувства…

– Понятно.

– Что тебе понятно? – Арина начала нервничать. – Что понятно? Ты его совсем не знаешь.

– Да и ты, судя по всему, тоже. Тем не менее этот мужчина живет в нашем доме.

– Ну и что? Он тебе мешает?

– Да. Ты находишь это странным?

– Вы видитесь не больше десяти минут в сутки. Он даже пол протирает в прихожей…

– Даже! – расхохоталась Вера.

Она и сама не могла понять, отчего завелась.

– …и посуду моет! – Кричала Арина сквозь слезы. – Господи! Да что ты за сестра? Вместо того, чтобы порадоваться за меня…

Вера вытерла руки, повесила полотенце на крючок, затем повернулась к Арине и сочувственно посмотрела на ее зареванное лицо.

– Я порадуюсь, когда увижу кольцо у тебя на пальце и штамп в паспорте. А заодно и ключи от вашей новой квартиры, где вы будете растить своих детей. А пока, извини, я думаю только о том, как бы этот выставочный экземпляр не бросил тебя на пятом месяце беременности, и на моей шее не оказалось трое детей вместо одного.

– Перестань! Если у тебя все было так, это еще не значит, что у всех… И вообще, я работаю.

– Сейчас-то конечно.

– Хватит! Слушать тебя не желаю!

Всхлипывая, Арина бросилась вон из кухни.

Отвратительная сцена. Вера пожалела, что не сдержалась. Но парень не внушал ей доверия, а сестренка влюбилась, как школьница, и готова была кинуть к его ногам свое большое сердце.

Вечером они сидели, обнявшись, на диване, и делали вид, что смотрят сериал. Алекса дома не было.

– И забудь ты об этой беременности, – шептала Арина, – ничего не будет. Мы же не в семнадцатом веке живем. Он умный… и веселый… с ним никогда не бывает скучно!

– Вот и хорошо, – рассеянно отвечала Вера, думая о своем. – Главное, чтобы ты была счастлива. Я просто переживаю за тебя, вот и все. Не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. Но, по всей видимости, человеку это нужно: совершить некоторое количество собственных ошибок, чтобы наконец поумнеть. На чужих пока еще никто ничему не научился.

Изрекая эти банальности, она втайне надеялась, что сестра ее не слушает. Вернее, слушает, но не слышит. Несколько успокоительных слов, как символ примирения, как благословение, если угодно. Ей не хотелось выглядеть стервой, упустившей все свои шансы и теперь изнывающей от зависти к младшей сестре. Но, похоже, что бы она ни сделала, результат будет один. Сложившаяся ситуация просто не предполагала никакого другого сценария.

Хлопнула входная дверь. У Алекса уже был собственный ключ.

– Иди встречай, – Вера добродушно столкнула сестру с дивана.

С радостно заблестевшими глазами та устремилась в прихожую. Дверь осталась распахнутой настежь, и вскоре до Веры донеслись тихие гортанные смешки Алекса, шуршание его куртки из плащевой ткани, кокетливое хихиканье Арины и прочие звуки, позволяющие нарисовать картину трогательной встречи влюбленных.

Ей стало неприятно. Дурной знак! Неужели придется теперь каждый вечер засыпать под пресловутый скрип кровати и сладкие вздохи сестренки за стеной? Думать о том, как бы не столкнуться с ней на входе-выходе из ванной… или, хуже того, с ним… стыдливо отворачиваться при виде багровых отпечатков на ее шее – укус? поцелуй? – брошенного впопыхах полотенца, идиотски блуждающей улыбки счастливой, поглупевшей от избытка качественного секса женщины.

К тому же в субботу вернется Данила, укативший на каникулы с одноклассниками в Питер. Как он отнесется к появлению в доме постороннего мужчины? Четырнадцать лет – трудный возраст. Сумеют они поладить или нет? Трудный возраст, да он и раньше не был простым ребенком. Замкнутый, агрессивный. Низкая успеваемость, неудовлетворительное поведение, прогулы… ох.

Мальчику не хватает отца (большое спасибо, любезнейшая Виолетта Андреевна, вы опытный педагог и умеете бить по больному), вам следует уделять ему больше времени (неужели?.. а кто будет зарабатывать – да, да! – банально приносить деньги на пожрать) или найти ему какое-нибудь занятие, например, отдать в спортивную секцию.

Отдать. В секцию. Вера чуть не рассмеялась ей в лицо. Это все, на что способна сегодня славная наука педагогика? Можно подумать, на белом свете есть мать-одиночка, которая не попыталась бы хоть однажды отдать свое неуправляемое чадо в секцию! Увы, и здесь от нее мало что зависит. Привести лошадь к водопою может и один человек, но даже пятьдесят человек не заставят ее пить.

Столкнуться довелось не с ней, а с ним. В полвторого ночи Вера вышла на кухню ополоснуть чашку, а там на подоконнике сидел Алекс и курил, мечтательно глядя на улицу с высоты девятого этажа. Слабый ветерок, врывающийся через приоткрытую створку окна, шевелил его темные, как у цыгана, волосы.

В первый момент ей захотелось повернуться и уйти обратно в комнату. Но потом она сказала себе: «Какого черта? Кто здесь хозяин, ты или он?» Спокойно подошла к раковине, помыла чашку, со звоном водрузила, перевернув, на сушку для посуды, вытерла руки… и обнаружила, что Алекс с интересом наблюдает за ней. Встретив ее враждебный взгляд, он не смутился, не отвернулся.

– Когда надумаешь идти спать, вытряхни, пожалуйста, пепельницу, – произнесла она безразличным тоном. – Не оставляй до утра.

– Обязательно.

Она чуть было не добавила: «И не сиди тут долго, простудишься». Ветерок казался прохладным, а парень сидел в расстегнутой рубашке навыпуск и старых джинсах с подвернутыми штанинами, открывающими узкие щиколотки. Стоптанные теннисные тапочки он надел на босу ногу, видимо, второпях. Лежал, а потом выбрался из постели, чтобы вдохнуть привычный горький яд. Много курит, очень много. Зависимый. С кучей дурных привычек… Стоп! Стоп! Прекрати немедленно!

– Так ты Алексей или Александр?

– Александр. – Выпуская дым из ноздрей, он щурился, что придавало ему вид усталый и высокомерный, как у актера, обремененного славой. – Мою добрую матушку во время беременности угораздило подпасть под очарование личности Александра Македонского, так что участь моя была решена.

– В самом деле? – Вера невольно улыбнулась. – В наше время стало модным перекраивать имена на иностранный манер. Русские говорят Саша, англичане и американцы Алекс.

– Вообще это имя происходит от греческих слов, «алекс» – защитник и «андрос» – мужчина, – заметил он, немного помолчав. – Так что я не возражаю ни против Алекса, ни против Саши.

– Защитник, – повторила она. Просто вырвалось.

Он мгновенно уловил сарказм. Кивнул с преувеличенным раскаянием.

– Знаю, я не произвожу впечатление сильного мужчины.

– И, похоже, гордишься. Ладно. Меня это не касается.

Он молча смотрел на нее, не делая ни малейших попыток оправдаться. И Вера вдруг почувствовала себя круглой дурой. Вот так, ни с того ни с сего. Стоит тут посреди кухни в домашнем халате и препирается с любовником младшей сестры – фу! Одновременно пришло прозрение: он действительно только что выбрался из постели. Выбрался, почувствовав страстное желание выкурить сигаретку, а желание это, как правило, появляется у мужчин после бурного секса. Если бы она легла спать в обычное время, то имела бы счастье насладиться звуками джунглей, но засидевшись допоздна в библиотеке, за плотно закрытой дверью, с окнами на оживленный проспект, банально все пропустила. Повезло.

Назавтра, отчитав две пары в Историко-архивном институте, Вера вернулась пораньше домой с твердым намерением заняться уборкой и другими делами, которые накопились за последнюю неделю, прожитую как в кошмарном сне. Так. Первым делом загрузить стиральную машину. Перевернув корзину, она вытряхнула все тряпье на кафельный пол и принялась сортировать по цвету. Под руку ей попалась синяя клетчатая рубашка Алекса. Рефлекторным движением Вера отбросила ее, как мерзкое насекомое, но продолжала сидеть на корточках, не спуская с рубашки глаз.

Медленно протянула руку. Коснулась плотной байковой ткани, смягченной многократными стирками. Погладила клапан кармана. Отвернулась. Немного посидела, разглядывая узор на кафельной плитке, потом решительно взяла рубашку в руки, встряхнула, развернула, расстелила на коленях и принялась внимательно изучать. Ей было стыдно и противно, но заставить себя оторваться от этого занятия она не могла.

Воротничок вытерся на сгибе и размахрился на уголках. Манжеты тоже выглядели потрепанными. Верхняя пуговица отсутствовала. Покраснев до ушей, Вера поднесла скомканную рубашку к лицу и осторожно потянула носом. Да, этот запах… запах мужчины. Не пота и не грязи, потому что при всех своих недостатках он чистоплотен, а именно мужской кожи с легкой примесью почти выдохшегося аромата туалетной воды.

Нет, нет, сейчас главное не думать. Не думать о том, что все они в конце концов оказываются ничтожествами… мелочными, примитивными существами с колоссальными запросами и непомерными амбициями. Недостойные мысли среднестатистической разведенки, склонной во всех своих неудачах винить кого угодно, только не себя.

Неловкими, торопливыми движениями, каждое из которых выдавало скрытое раздражение, она затолкала в барабан все майки, фуфайки, пижамки, и, немного помедлив, отправила туда же вывернутую наизнанку клетчатую рубашку. А потом часа два или три скребла, мыла, чистила без остановки, пока в замке входной двери не защелкал ключ, возвещая о прибытии еще как минимум одного обитателя коммуналки, в которую превратилась уютная, благоустроенная четырехкомнатная квартира на Олимпийском проспекте. Стараясь не прислушиваться к звукам, доносящимся из коридора, Вера сосредоточенно терла губкой варочную поверхность газовой плиты. Но она, конечно, уже догадалась, кто пришел.

– Добрый вечер.

Сдвинув крышку с пластикового контейнера в углу, Алекс пересыпал туда картошку из сетки (интересно, кто его надоумил… неужели сам?..), затем обернулся и, встретившись взглядом с обомлевшей Верой, широко улыбнулся.

– Я взял четыре килограмма. Хватит до выходных?

Она перевела дыхание.

– Мытая?

– Конечно.

– Красная или белая?

Алекс нахмурился. Посмотрел на картошку.

– Красная.

– В следующий раз бери белую.

Он кивнул, не переставая улыбаться.

– Слушаюсь, мэм.

Вера обратила внимание на белизну его зубов, какой мог похвастать не всякий курильщик со стажем, на стрижку – он явно побывал в парикмахерской, – и тут же вспомнила, что сама стоит перед ним в замызганном переднике, вспотевшая, растрепанная, и пахнет от нее, на минутку, отнюдь не розами. Она почувствовала, что краснеет. К счастью, Алекс быстро сообразил, что сейчас не самое удачное время для флирта и нашел себе какое-то занятие в их с Ариной комнате.

Ужинали, как обычно, порознь. Накрыв на стол, Вера положила себе немного салата, кусок хлеба, куриную грудку и ушла с тарелкой в свою комнату. По телевизору как раз начинался фильм «Крылья голубки», который она давно мечтала посмотреть. Хитренькая красотка Кейт едва успела изложить своему возлюбленному план охмурения состоятельной, смертельно больной американки, как дверь приоткрылась, и младшая сестричка спросила с невинной улыбкой:

– Я не помешаю?

Вера молча уставилась на нее.

– Ну, в общем, – Арина стиснула пальцы, – я только хотела узнать, почему ты нас игнорируешь.

– Ты думаешь, это демонстрация презрения? Ничего подобного. Просто кухонный стол слишком мал для четверых. Когда приедет Данька, все равно придется есть по очереди. Я решила начать прямо сейчас. Это понятно?

– Понятно, – пробормотала Арина и вышла вон с окаменевшим лицом.

Застав его за мытьем посуды, Вера едва удержалась от ядовитой реплики. Что, у ее высочества очередной приступ нарциссизма? Прочитав ее мысли, Алекс как ни в чем не бывало пояснил:

– Арина расстраивается из-за того, что вы никак не можете привыкнуть к моему присутствию. Я объяснил ей, что это нормально, чужой человек в доме не может не напрягать, но решить жилищную проблему прямо сейчас я не могу. То есть могу, но Арину этот вариант не устраивает.

– Что за вариант? – поинтересовалась Вера с прохладцей.

– Временно пожить с моими родителями.

– У них большая квартира?

– Двухкомнатная улучшенной планировки.

– Это неудобно.

– Согласен. Потому и не настаиваю.

– А где ты жил до того как… – Она прикусила губу.

– До того, как поселился у вас? – пришел на помощь Алекс. – У подруги.

Веру слегка передернуло. Вот, значит, как. Из постели в постель. Он спокойно смотрел на нее, не опуская глаз. Вот черт! Напрашивается на нравоучение? С каким удовольствием она влепила бы сейчас со всего размаху по этому дерзкому лицу! Дерзкому и равнодушному. Пора спасаться бегством…

– Можешь говорить мне «ты», – сказала она, отворачиваясь. – Не хватало еще в собственном доме чувствовать себя кандидатом наук.

– Вера. – Впервые он назвал ее по имени. – У вас прекрасная библиотека. Могу я поработать там?

Она удивилась, но для отказа не было причин. Поработать… Это что же за работа такая? Пишет диссертацию? Или занимается самообразованием?

Наутро, когда все уже разошлись, она заглянула в библиотеку и увидела на столе «Закат Европы» Шпенглера, ощетинившийся кучей закладок. Рядом лежал совершенно незнакомый ноутбук. Стараясь не думать о том, как называется подобное поведение, Вера протянула руку и через минуту уже сидела перед мягко светящимся экраном. Ее даже пот прошиб от волнения. Открыла первую попавшуюся папку на рабочем столе, в ней первый попавшийся файл. Дневник?.. Глава из романа?..

Глаза ее торопливо перебегали со строчки на строчку:

«Бывают ночи, когда уснуть невозможно. Звезды небесные заглядывают в окна, подмигивают, покатываются со смеху. Тишина такая, что хочется разорвать ее криком. Убедиться в том, что я есть, я живой. Хотя что значит «живой»? И что значит «не живой»? В какой момент одно переходит в другое?

Бывают ночи, когда смерть подходит вплотную. Склоняется к самому лицу, и даже не открывая глаз, ты знаешь о том, что она здесь, и чувствуешь ее ледяное дыхание. Тогда собственная конечность осознается с особенной ясностью. А вместе с ясностью приходит понимание: бояться нечего, смысла нет. Щелчок выключателя – и тебя нет. Как не было никогда раньше. Все просто.

Люди придумывают себе сказки, успокоительные басни про реинкарнацию или вечную жизнь. Так им приятнее и спокойнее. Но когда лежишь без сна, а в висках стучит: «ты умрешь, ты умрешь» – это состояние, близкое к нирване. Это полное блаженство, ведь как бы там ни было, умрешь-то ты все равно, и для этого даже не придется ничего делать. Просто жди, и все произойдет само собой. А чтобы было не скучно ждать, закрути любовь, наплоди потомство, обзаведись имуществом, подели его при разводе, найди работу, потеряй работу, получи образование, промотай последние деньги, соверши кругосветное путешествие, смени сексуальную ориентацию, постригись в монахи, сделай открытие, получи Нобелевскую премию, убей очередную жену, отмотай срок, создай политическую партию, выиграй в покер, захвати самолет, развяжи войну, найди клад, потеряй рассудок…

Иногда так и подмывает спросить: Боже милостивый, нафига ты это замутил? Но я подозреваю, что Он не в состоянии дать ответ на этот вопрос, ибо Он спит и видит сны. Видит нас. И единственное, что можно сказать, уходя: мы классно провели время, спасибо».

Глава 2

Данила снял кроссовки в прихожей, забросил в комнату школьный рюкзак, наспех вымыл руки и явился на кухню.

– Есть будешь? – спросил Алекс, жуя кусок сыра и деревянной лопаткой помешивая на сковороде шкворчащую картошку.

Данила присел к столу и тоже ухватил с доски отрезанный лепесток маасдама.

– Ага… Ты любовник моей матери?

– Мимо.

– Значит, сестры моей матери?

Алекс усмехнулся.

– Вроде того.

– А почему не муж?

– Какая разница?

– Ладно, можешь не отвечать.

– Ты не понял. Я спросил, какая разница между мужем и любовником. С твоей точки зрения.

– Ну… – Данила поерзал на стуле. – С мужем можно заводить детей, планировать совместное будущее.

– Твоя мать много напланировала со своим первым мужем? – поинтересовался Алекс. – А со вторым?

– Гы! – Данила ухмыльнулся во весь рот. – Уел.

И тут же стал мрачным, как туча. Алекс бросил на него один быстрый взгляд из-под ресниц и снова занялся картошкой.

– Они тебе уже рассказали?

– О чем?

– Что я отказываюсь встречаться со своим отцом, говорить с ним по телефону и все такое.

– Никто ничего не рассказывал. А ты отказываешься с ним встречаться?

– Да.

– Почему?

– Это касается только его и меня, – ответил Данила с важностью, заставившей Алекса расхохотаться.

– Что смешного? – вскинулся он.

– Подумай, – ответил Алекс, выключил газ под конфоркой и отошел к окну, чтобы закурить.

– Типа я начал разговор и сам же от него ухожу?

– Типа того.

Обедали в полном молчании. Данила ковырялся в тарелке и время от времени бросал на сидящего напротив Алекса недружелюбные взгляды исподлобья. Алекс меланхолично поглощал пищу, кажется, уже начисто позабыв и о своем сотрапезнике, и об их несостоявшейся беседе. Однако стоило Даниле выйти из-за стола и сделать несколько шагов в направлении коридора, окликнул вполголоса:

– Эй!

Тот замер на пороге.

– Не забудь вернуться и вымыть посуду.

– Ну, – осклабился Данила, – ведь ты же никуда не уходишь, почему бы тебе самому ее не вымыть?

Алекс коротко кивнул.

– Оʼкей. Завтра твоя очередь чистить и жарить картошку.

Некоторое время Данила переваривал новость.

– А если нет?

– Если нет, – пожал плечами Алекс, – я приготовлю обед для себя одного, а ты будешь обходиться тем, что мамка в холодильнике оставит.

– Ты воспитывать меня, что ли, собрался? – скривился Данила. – Воспитатель!

– При чем тут воспитание? Законы человеческого общежития. И это… – Алекс устремил на него тяжелый взгляд серых глаз. – Тон смени. Кроме шуток. А то я человек нервный, еще зашибу невзначай.

Тут мальчишка уже не просто напрягся, а ощетинился всеми своими иголками.

– Это что, угроза?

– Предупреждение. Ты, конечно, у себя дома и все такое, но я-то ведь тоже не просто мимо шел. Мы друг друга поняли?

Пауза и потом:

– Да.

Дождавшись, пока он уйдет, Алекс сгреб с тарелок в мусорное ведро остатки пищи, влажной салфеткой протер пластиковую поверхность стола. Окинул рассеянным взглядом просторную кухню, в которой давно пора было делать ремонт.

О нет, только не это. Он слабо улыбнулся. Не похоже, что этот дом станет для тебя родным, амиго. Улыбнулся шире. Этот вздорный юнец и его твердолобая мамаша сделают все для того, чтобы твоя жизнь здесь превратилась в Маппет Шоу. Мысли об Арине согрели, но не надолго. Вспомнились слова одной из бывших сокурсниц: «Это всегда очень забавно наблюдать: когда она считает, что у нее есть муж, а он считает, что у него есть подружка». Да, жизнь вообще забавная штука.

С Ариной он познакомился в клубе, куда приехал со своей бывшей в надежде на окончательный разрыв. Бывшая довольно быстро нагрузилась и пошла вразнос: страстные поцелуи со случайным партнером по танцам, пьяные слезы в туалете, хриплые выкрики типа «гарсон, двойной мартини!» Какая-то готка, тоже пьяная вдрызг, наступила ей на ногу, совершенно не подозревая, что ее туфли куплены в ТЦ Охотный Ряд за совершенно безумные деньги, и каждая микроскопическая царапина, появляющаяся на них в результате соприкосновения с внешней средой, приводит ее в состояние буйного помешательства. Итог: отвратительнейшая бабская драчка с визгом, тасканием за волосы, неуклюжими матюками, размазанной по щекам косметикой…

Их разнимали сначала свидетели происшествия – вчетвером! – потом те же и охранник, потом те же и еще один охранник. Наконец обеих скандалисток вывели на воздух, и Алекс, поздравив себя со счастливым избавлением, направился к барной стойке.

– Хайболл.

– С имбирным элем?

– И со льдом.

Чей-то пристальный взгляд кольнул его в висок. Помедлив, он крутанулся на стуле и увидел девчонку в коротком облегающем платье винно-красного цвета, с длинными русыми волосами, собранными в хвост. Мягкие, незапоминающиеся черты… все вроде приятное на вид – носик, губки, глазки, – а за душу не хватает, нет желания смотреть, не отрывая глаз… полусъеденная помада, слишком яркая для такого нежного лица.

– Привет, – улыбнулась девчонка. – Кажется, твою подружку только что выперли из заведения.

Бармен поставил перед ним коктейль и, сделав глоток из высокого квадратного стакана, Алекс ответил:

– Теперь это уже не моя проблема.

– Правда? – Девчонка прищурилась. – Ты так решил? И давно?

– Минут пять назад.

– О!.. – Она насмешливо улыбнулась. – А твоя подруга об этом знает?

– Пока нет.

– И что же она сделает, когда узнает?

Алекс пожал плечами.

– Понятия не имею. – Глотнул из стакана и добавил: – Придется ей принять это как свершившийся факт.

Девчонка наморщила нос.

– Жестокий! Кстати, меня зовут Арина.

– Александр.

Вот так это и случилось.

Потом было много танцев, много алкоголя, много смеха и болтовни. В третьем часу ночи они вывалились из клуба и пошли пешком по Гоголевскому бульвару, потом по Никитскому, по Тверскому, оттуда переулками до самого Кузнецкого моста, и наконец остановились на перекрестке, откуда можно было свернуть либо направо, к станции метро Кузнецкий мост, либо налево, на Рождественку.

– Домой я не хочу, – объявила Арина.

– А куда хочешь?

– К тебе.

– Там, где я жил последние пять… нет, шесть… нет, восемь, – он рассмеялся, – последние несколько месяцев, нам вряд ли будут рады.

– Это значит где?

– Это значит на квартире моей бывшей, которую на твоих глазах выперли из заведения.

Арина приуныла.

– Ладно, есть другой вариант. – Алекс взял ее за руку. – Но чур без глупостей.

Она вела себя смирно, пока они поднимались по широкой каменной лестнице на четвертый этаж круглого здания, соединенного переходом со знаменитым главным зданием Архитектурного института, и пока лезли наверх по узкой деревянной, чтобы попасть на кафедру рисунка, где Алекс по вторникам, средам и пятницам обучал студентов премудростям композиции, а также различным графическим техникам, необходимым для работы с живой и неживой натурой, но стоило ему повернуть ключ в замочной скважине и распахнуть перед ней скрипучую дверь, издала приглушенное восклицание, прижимая пальцы ко рту, как будто из длинного темного коридора ей навстречу выпорхнула стайка привидений.

Алекс догадался, что пора показать себя бесстрашным рыцарем и решительно двинулся вперед, увлекая за собой испуганно попискивающую даму.

– Какой здесь… – начала Арина, едва они переступили порог ближайшей аудитории, и запнулась.

– Что?

– Запах. – Она робко взглянула на него из-под ресниц. Проникающий сквозь пыльное оконное стекло лунный свет, который в романах называют мертвенным, призрачным и чарующим, придавал ее миловидному лицу испуганное и обреченное выражение. – Запах творчества, страсти, вдохновения… Ты здесь работаешь?

– Да.

– Я сразу почувствовала, что ты не такой, как все.

Алекс потянул ее за руку, и вскоре они уже тискались, пьяно хохоча, на стареньком диване Цили Абрамовны Клицнер, который поначалу должен был перекочевать из городской квартиры Цили Абрамовны на ее же дачу в поселке Черная Грязь, но в последний момент был забракован по причине обшарпанности деревянных подлокотников и подарен кафедре, где числился штатным сотрудником Цилин племянник Гришка Клицнер. Призвав на помощь Алекса, Гришка организовал доставку дивана к зданию института с последующим подъемом его на пятый этаж. Благодаря его самоотверженности сотрудники кафедры рисунка получили возможность в перерыве между занятиями расслабляться по полной программе.

– Интересно, водятся ли здесь привидения, – прошептала Арина, позволяя снять с себя короткое пальтишко в «куриную лапку», под которое Алекс начал запускать руки еще на лестнице.

– А как же.

Скользя губами по ее запрокинутому лицу, он чуть ли не до подмышек задрал ее красное трикотажное платье, но как только посягнул на колготки, жалобно взмолилась:

– Ой, нет, я не могу.

– В смысле?

– Я боюсь.

Алекс слегка обалдел.

– Я здоров и не собираюсь быть грубым.

– А вдруг…

– Что?

Она прикусила губу.

– Я не умею предохраняться.

С невозмутимым видом он извлек из кармана и продемонстрировал ей презерватив в блестящей серебристой упаковке.

– Ого! – На пухлых губах Арины появилось подобие улыбки. Она была очень напряжена. – Ты все время таскаешь их с собой?

– Да.

– Какой цинизм.

Тут он рассердился и попросту сдернул с нее колготки вместе с микроскопическими трусиками. Арина всхлипнула. Это что еще такое? Запрос на насилие? Девчонка явно чувствовала себя жертвой. Пальцы ее судорожно впились в его плечи, так что он ощутил остренькие ноготки сквозь тонкую ткань рубашки и, принимаясь за дело, прошептал:

– Не думай ни о чем.

В окно заглядывала любопытная луна, из темных углов таращились облупленные мольберты. Цилин диван держался молодцом, и когда буйная парочка, накувыркавшись до полного изнеможения, со смехом и стонами скатилась наконец на растрескавшийся дубовый паркет, только скрипнул разок, после чего в залитом лунным светом помещении кафедры воцарилась тревожная тишина.

– Как ты думаешь, нас никто не слышал? – все еще слегка задыхаясь, спросила Арина.

– Думаю, нет. А кто мог услышать?

– Сторожа, например.

– Они в соседнем здании.

Арина перевела дыхание.

– И все-таки мы сумасшедшие.

– Ну, разве что самую малость.

Обнимая ее одной рукой, Алекс прислушивался к себе, стараясь определить, какое чувство преобладает в душе после всего происшедшего. О ужас, ему хотелось курить. Пол казался невыносимо жестким, как будто он лежал не на паркете, а на камне, навалившаяся сверху Арина создавала дополнительный дискомфорт. Намекнуть ей, что ли… Но ведь обидится! Черт возьми, это и есть начало прекрасного чувства под названием любовь?

Ему было неловко и досадно. А как же трепет, кхе-кхе, намерения? Восторги, экстазы и прочие эмпиреи? Ничего подобного даже близко не лежало. Тупо хотелось встать, привести себя в порядок и закурить сигарету.

К счастью, Арина задала закономерный в общем-то вопрос и тем спасла положение:

– А где здесь туалет?

Алекс объяснил, и юная дева, уже не опасаясь привидений и даже не делая вид, что опасается, быстренько шмыгнула за дверь. Когда же вернулась, ее рыцарь уже сидел, как ни в чем не бывало, на видавшем виды диване, одной рукой придерживая пепельницу, стоящую на колене, другой время от времени поднося к губам сигарету. Однако Арину это, похоже, не обескуражило.

– Сколько раз, проходя мимо здания Архитектурного института, я засматривалась на него, потому что оно казалось мне очень красивым, но никогда не думала, что когда-нибудь окажусь внутри, да еще… – С этими словами она запрыгнула на диван и прижалась щекой к небритой щеке Алекса. Блаженно вздохнула. – Расскажи что-нибудь.

Игра? Все может быть. Хочет казаться славной девочкой, покладистой и удобной. И ведь покажется! Бросая таких удобных, всегда чувствуешь себя последней сволочью.

– Это бывшее Главное здание усадьбы графа Воронцова. Во второй половине XIX века все шесть ее домов с прудами и фонтанами перешли казне. Пруды были засыпаны, сады вырублены, графские земли застроены доходными домами. Главное здание усадьбы многократно перестраивалось. Сначала в нем располагалась хирургическая академия, потом – Строгановское художественно-промышленное училище.