Текст книги "За шаг до встречи"

– В общем и целом – да.

– То есть, все мужчины ищут подобных приключений? Все нормальные мужчины. И получают удовольствие от них. Тогда почему ты причислил скалолазание к вещам, которые доставляют удовольствие, хотя вроде бы не должны? Получается, как раз должны. На правах нормы.

– Это норма для человеческой составляющей существа под названием Homo sapiens, но не норма для животной его составляющей. Ведь ни одно животное не получает удовольствия от физических страданий. В этом и заключается человеческая странность – в том, что человек наполовину животное, наполовину нечто иное. И на протяжении всей своей недолгой жизни обречён разрываться между этими двумя половинами.

– А «нечто иное» – это что?

– Самосознание, душа, дух. То, что веками обсуждают философы, психологи, мистики и религиозные деятели всех мастей.

– Ясно. – Даша улыбнулась в темноту. – Но я увела разговор в сторону. Что еще, кроме скалолазания, доставляет тебе удовольствие, хотя с точки зрения животного это очень странно?

– Я люблю драться, – сообщил Дэмиен.

И умолк, ожидая ее реакции.

– Любишь? Прямо-таки любишь? Хм… И тебе всё равно с кем?

– С тем, кто хочет того же, что и я. Остальное неважно.

– Ты любишь драться в шутку или всерьёз?

Он слегка усмехнулся.

– В шутку – это не драка, а щенячья возня.

– В серьёзной драке можно получить травму или даже погибнуть, – подумав, заметила Даша. – К тому же повседневная жизнь в больших городах такова, что драки происходят не так уж часто. Ну, как с войнами. Раньше были горячие войны, а теперь главным образом холодные. На уровне политики. Горячие тоже ведутся, но лишь там, где конфликт считается неразрешимым в принципе.

– Обычное заблуждение девочки из хорошей семьи. Повседневная жизнь в больших городах такова, что нарваться на конфликт с мордобоем можно в любой момент. Проходя поздно вечером через соседний двор, гуляя на выходных по дальним аллеям парка, паркуя машину в незнакомом районе, да мало ли где еще. Уличные драки я не люблю, хотя мне, конечно, приходилось в них участвовать.

– Уличные не любишь? А что, бывают другие?

– Бывают.

– Спарринги в спортивных секциях?

– Нет.

Он вздохнул, вероятно, готовясь к длинной речи. Даша решила набраться терпения.

– Я с подросткового возраста занимался единоборствами, так что имею представление о предмете беседы. Последней была секция рукопашного боя. Туда я пришёл, будучи студентом третьего курса, и посещал ее в течение десяти лет. Не сказать, что я стал крутым бойцом, но определённых успехов добился. Собственно для этого и предназначены все секции такого рода. Ты приходишь, чтобы научиться грамотно и эффективно защищать себя и своих близких в случае нападения уличной шпаны или более серьёзных противников. У тебя есть инструктор и есть коллеги-студенты, члены той же самой группы. В этой вашей группе, как в любой другой, проходящей курс обучения, со временем часть учеников оказывается в числе «отстающих», часть – в числе «успевающих», происходит распределение социальных ролей. Для оценки значимости каждого члена группы существует чёткий критерий – степень овладения знаниями и навыками. На улице дерутся, и в зале дерутся, но драка в зале в рамках программы – это демонстрация знаний и умений, всего того, чему тебе удалось научиться под руководством опытного наставника. Во время спортивных соревнований смысл всего происходящего становится еще более очевидным: ты должен победить, оказаться сильнее твоего противника, сильнее многих других. Получить награду, повысить свою квалификацию, ПОКАЗАТЬ РЕЗУЛЬТАТ. Ты меня понимаешь, Флинн?

– Да, – ответила она растерянно. – Вроде бы.

– Запомним это. – Он зашевелился в кресле и спустя минуту спросил: – Как думаешь, могу я закурить?

– Кажется, я видела на комоде пепельницу, можно принести ее сюда. Но только… Ведь я увижу твое лицо, когда ты будешь закуривать. Тебя это не смущает?

– А ты отвернись.

Фыркнув, Даша проследила взглядом за его осторожными перемещениями до комода и обратно, и когда он, поставив пепельницу на стол, вновь уселся в кресло, отвернулась.

Послышалось шуршание, затем щелчок зажигалки. Глубокий вдох, медленный выдох…

– Можно смотреть?

– Да.

Горящий кончик сигареты освещал слабым мерцающим светом, как в кино, длинные пальцы с аккуратно подрезанными ногтями красивой формы, какие не часто встретишь у мужчин. А когда Дэмиен подносил сигарету к губам, чтобы сделать затяжку, становились видны очертания гладко выбритого подбородка с едва заметной ямочкой. Довольно твёрдого подбородка и упрямых губ.

– Бесспорно, мне, как и всем остальным, был важен результат. Но какой? Сейчас, вспоминая это, я отчётливо понимаю, что меньше всего интересовался собственным статусом, собственной ценностью в группе – отстающий я там или успевающий, сколько раз победил, сколько проиграл. Моей задачей было НАУЧИТЬСЯ – научиться не избегать конфликтов с применением грубой физической силы, наносить удар, принимать удар, относиться одинаково бесстрастно и к победам, и к поражениям, в любой ситуации противостояния выдавать АДЕКВАТНЫЙ ответ, не больше и не меньше требуемого, – а у кого из коллег это получалось лучше или хуже меня, было делом десятым. Гораздо раньше, чем пришла уверенность в собственных силах, я начал оставаться с десятком таких же психов после занятий и участвовать в боях без правил. Ну, или почти без правил. Пустить противнику кровь считалось нормальным, но умышленно травмировать – нет. Хотя и такое случалось. Для меня это было имитацией уличной драки, промежуточным этапом, что ли… Я хотел добиться такого положения вещей, при котором меня перестало бы корёжить при мысли о возможной драке, чтобы в любой момент и при любых обстоятельствах чувствовать спокойную готовность к ней.

– И ты этого добился?

– Да.

– Благодаря этим боям без правил? Боям, которые проходили вне программы обучения?

– Да. Освобождение от прежних страхов пришло благодаря бессмысленности драки.

– Поясни.

– В отличие от драки на занятиях, в рамках программы обучения, в драке после занятий не ставилась цель победить или продемонстрировать степень овладения знаниями и навыками. Не происходило разделения на победивших и побеждённых, успевающих и отстающих. Не было никакой борьбы за статус, борьбы за результат. Драка ради драки. Сегодняшний победитель назавтра мог стать побеждённым. Тот факт, что сегодня он победил, не делал его победителем навсегда, Царём горы. Никто и не претендовал на такую роль. Мне нравилась именно эта атмосфера – когда весь смысл происходящего заключался в столкновении силы и воли одного человека с силой и волей другого. Эти моменты были настолько энергетически заряжены…

– Драка ради драки, о боже. – Даша покачала головой. – Ты меня удивляешь.

– Что в этом удивительного? Ты дерёшься, потому что дерёшься. Ради самого процесса. Это столкновение с силой как таковой, ничему не подчинённой, никак не закодированной. Силой в чистом виде. Драка больше ничего не доказывает, не служит самоутверждению одних за счёт других. Она представляет собой власть безо всякого опосредования, вне иерархического устройства социума.

– Иными словами, освобождение от прежних страхов, которое ты упомянул чуть раньше, это, по сути, освобождение от ограничений, навязанных социумом?

– Да, но это еще не уровень социальных преобразований, революции или реформации. Это уровень индивидуального освобождения. Уровень изменения самосознания и восприятия мира. Ты приходишь к пониманию простого факта, что мир никому не принадлежит. Что он открыт для любых экспериментов. И всегда был открыт. И всегда будет открыт. В этом мире ты, прошедший ритуал очищения, больше не винтик социального механизма с чётко прописанными правами и обязанностями, а вполне самостоятельная личность, способная принимать решения и действовать в соответствии с ними.

– Почему? Почему ты вдруг обретаешь такую способность?

– Потому что тебе становится плевать на то, что ты можешь потерять. Ты как бы взламываешь оболочку псевдо-человека, человека социального, и выходишь наружу. В мир, где у тебя всегда есть выбор, где только твоё решение определяет твою жизнь.

Молча Даша смотрела на него – чужого мужчину, курящего в слегка разбавленной светом уличных фонарей темноте чужой гостиной, – и чувствовала, что ее неумолимо затягивает в центр бешено вращающейся воронки. Невидимой. Опасной. Ей хотелось слушать его негромкий ровный голос, отрывистые смешки, невнятные междометия… наблюдать за движениями, угадывая то, что не удавалось увидеть… и это пугало. Нет, она не думала, что влюбилась. Невозможно влюбиться в человека, которого, строго говоря, не видела. Но ведь бывают и другие формы зависимости. Бежать, бежать, пока не поздно! Но, конечно же, она осталась сидеть где сидела.

– Что еще из противоестественного ты любишь?

– Курить, пить крепкие алкогольные напитки, гонять на мотоцикле на хорошей скорости. И это, обрати внимание, любят многие люди, что опять же свидетельствует об их странности, вывихнутости. – Подавшись вперёд, к столу, Дэмиен смял окурок в пепельнице. – А ты? Поделишься своими девичьими секретами?

– Ну… – Даша почувствовала, что краснеет. Щеки стали горячими. – О чем тебе рассказать?

Взгляд Дэмиена ужалил ее в темноте.

– С чего начался наш сегодняшний разговор?

– Я спросила, чего ты боишься.

– Верно.

– Но потом мы как-то незаметно перешли к обсуждению удовольствий, которые…

– Расскажи сначала о своих страхах. А потом об удовольствиях.

Отступать было некуда. Она набрала в грудь побольше воздуха и зажмурилась.

– Я боюсь высоты. А еще собак. А еще… мужчин.

– И почему я не удивлён? – послышалось из кресла напротив.

– Между прочим, я симпатичная, – сообщила Даша заносчиво. – Мне говорили это много раз.

– Верю. В твоём голосе есть такие особенные стервозные нотки, которые обычно выдают красивую женщину.

– Стервозные? Вот спасибо!

– Пожалуйста.

Разгоревшееся любопытство заставило ее это проглотить.

– Тебя не удивляет, что красивая женщина боится мужчин?

– Нет. Красивые чаще всего и боятся. Но рассказывай. Как ты поняла, что боишься? Когда это началось? В чем проявлялось?

– Ну как человек понимает, что боится? – Слегка передёрнув плечами, она вдруг обнаружила, что действительно хочет рассказать ему обо всем. Выплеснуть и обрести свободу. – Сталкивается с тем, с чем не может справиться, испытывает сильнейший дискомфорт, долго не может этот дискомфорт забыть и впоследствии, чтобы больше не испытывать ничего подобного, начинает избегать ситуаций, в которых повторение возможно. Когда мне было двенадцать лет, я впервые влюбилась. Потом, от двенадцати до шестнадцати, это происходило достаточно регулярно. И всякий раз по одной и той же схеме. Мальчик женственной наружности, напоминающий эльфа, красивый как модель с обложки глянцевого журнала. Вполне сознающий свою красоту и пользующийся успехом у девочек, женщин и гомосексуалистов. Как бы случайное знакомство, его улыбки, шутки, спокойное принятие искреннего восхищения от очередной поклонницы, мои робкие попытки показать себя с лучшей стороны, мысленный подсчёт знаков внимания, которые он мне оказывал… Сама я в то время была гадким утёнком. Вернее, ощущала себя гадким утёнком. И вела себя соответственно. Другие люди, разумеется, именно так меня и воспринимали. Самопрезентация много значит, правда?

– Конечно.

– Я была недовольна своей внешностью довольно долго. До окончания школы. Мне казалось, что у меня недостаточно длинные ноги, недостаточно густые волосы, недостаточно тонкая талия. Но самая большая беда заключалась в том, что у всех моих сверстниц на месте груди еще почти ничего не наблюдалось, а у меня даже очень наблюдалось, и это не позволяло мне даже наедине со своими фантазиями воображать себя мальчиком. Я оказалась в плену своего нелепого девичьего тела, с дурацкими сиськами и круглой задницей. Позже, будучи уже первокурсницей, я вдруг обнаружила, что грудь у меня гораздо скромнее, чем у большинства девушек моего возраста, ноги длиннее, а талия тоньше. В какой момент и благодаря чему произошла эта неожиданная метаморфоза, осталось загадкой, но мне полегчало. Я стала высокой и худой. Мама любила повторять, неодобрительно глядя на мой ужин, состоящий из йогурта и сухого печенья: «Худая корова еще не газель». Меня же вполне устраивала моя новая фигура, джинсы размера 24/32 и бюстгалтер 75B.

– Ты мечтала быть мальчиком?

– Это было самой заветной моей мечтой. Увы, неосуществимой. Нет-нет, операцию по изменению пола не предлагать… тем более что в конце концов мне удалось научиться принимать себя такой, какой меня родила мама. Однажды я даже услышала от одного из коллег: «Быть женщиной – это привилегия». Правда, тут же выяснилось, что привилегия заключается в том, что женщина, которой повезло удачно выйти замуж, может позволить себе не работать, целыми днями лёжа на диване, или посещая салоны красоты, или щебеча с подружками, или шастая по торговым центрам, и при этом не бояться осуждения со стороны социума. Сомнительная привилегия, если честно.

– А почему ты мечтала быть мальчиком? Что именно казалось тебе желанным и недоступным?

– Скорее мне казалось нежеланным и неустранимым кое-что в девочках, чем желанным и недоступным что-то в мальчиках. Ограничения на некоторые виды деятельности, прежде всего по физиологическим причинам, эти дурацкие месячные с отвратительным самочувствием и упадническим настроением… Ну гадость же! А мальчикам по праву рождения выданы и стабильный гормональный фон, и бóльшая физическая сила, и свобода самоопределения. – Она помолчала, размышляя, не попросить ли у него сигарету, но решила воздержаться. Дэмиен мог расценить это как очередной плевок в сторону женственности, а ей не хотелось выглядеть уж вовсе круглой дурой. – Я знаю всё, что тут можно сказать. Да, у мальчиков не бывает месячных, да, им не нужно рожать, но вместо всего этого им приходится служить в армии и потом работать, работать, работать, чтобы содержать семью и вообще считаться успешным. Знаю, слышала это сотни раз. Только лично я предпочла бы службу в армии и работу.

Прокомментирует? Но Дэмиен молчал.

Тогда она спросила:

– А ты служил в армии?

– Да.

– И у тебя никогда не возникало желания обменять жизнь мужчины на жизнь женщины, если бы это было возможно?

– Я служил в армии, но никогда не испытывал того, что ты перечислила. Того, что испытывают бедные женщины. Как я могу выбирать?

– Но тебя всегда устраивал твой биологический пол?

– Я не задумывался о том, устраивает он меня или не устраивает. Это просто данность. Если бы мне, как Тиресию, предоставили возможность побывать в шкуре сначала мужчины, потом женщины, потом опять мужчины, то я мог бы сравнить и сделать выбор. А иначе какой смысл выражать недовольство? Кстати, упомянутый Тиресий засвидетельствовал перед Олимпийскими богами, что женщины не так обижены природой, как можно предположить, слушая тебя. Он сообщил, что во время сексуального акта удовольствие, которое испытывает женщина, в девять раз превышает удовольствие, которое испытывает мужчина. Старина Зевс был вне себя.

Даша фыркнула. Эту историю она, конечно, знала.

– Ты никогда не пробовала вспомнить, в какой момент и при каких обстоятельствах родилась эта твоя заветная мечта? – спросил Дэмиен. – Быть мальчиком.

– Думаю, причиной послужила моя любовь к чтению. Знаешь, все эти приключенческие романы про индейцев и ковбоев, про рыцарей Круглого Стола… мушкетёров, пиратов, путешественников, спецагентов, кто там был еще… Словом, про всех этих героев мужского пола. Герой совершает подвиги, а его супруга или возлюбленная сидит дома и терпеливо ждёт. Это, конечно, круто, когда твой мужчина – герой. Но всю жизнь греться в лучах чужой славы не слишком почётно, согласись.

– Героических женщин история тоже знает. И мифология знает.

– Но мужчин-то больше в сотни раз! Они не привязаны к дому, не обременены тошнотворными функциями своего тела и могут позволить себе не обращать внимания на претензии социума.

– С этим я бы поспорил, но не сейчас. – Без предупреждения он закурил еще одну сигарету, и Даша, поскольку не успела отвернуться, заметила белозубую улыбку. – Продолжай.

– Когда мужчина следует путём героя, его уважают за силу духа и называют хозяином жизни, а когда женщина делает или пытается делать то же самое, про нее говорят, что она дура и неудачница. Не выполняет свою биологическую программу. Но чего ради ее выполнять, если мужская программа намного интереснее?

– Я согласен с тем, что героических мужчин гораздо больше, чем героических женщин, но все равно героем становится не каждый мужчина. Если рассматривать только мужчин, то героев среди них единицы. В связи с этим вопрос. Насколько я понимаю, ты мечтала быть не просто мальчиком, не просто мужчиной. Ты мечтала быть мужиной-героем. Но почему ты считала, что тебе это удастся? Среди мужчин есть не только спецагенты, космонавты и путешественники. Есть еще скромные обыватели, бухгалтеры, программисты, дворники, электромонтёры, грузчики, секретари, садовники, трусы, алкоголики, лицемеры, злостные неплательщики алиментов…

– Знаю! Знаю! – досадливо поморщившись, перебила Даша. – Я вовсе не была уверена, что мне это удастся. Но я бы обязательно попробовала.

– Что же мешает тебе попробовать сейчас?

– Надо подумать.

– Мы уже выяснили, что героических мужчин значительно больше, чем героических женщин, но героические женщины все же есть. Нельзя сказать, что их нет. Что мешает тебе пополнить их ряды?

– Туше! – Даша подняла руки вверх. – Не знаю, если честно. Наверное, я не очень представляю героизм в современных условиях. Однако романтические бредни не желают выветриваться из головы.

– Полагаю, в любых условиях проявить героизм, значит, совершить поступок, превосходящий личное и локальное. Поступок, значимый для всего человечества. Не уверен, что мне удалось точно выразить свою мысль, но лучше пока не получается. – Он немного подумал. – Герой выходит за рамки привычного, знакомого, общепринятого. Он преодолевает некий порог, пересекает границу, и попадает в мир иной, где его ждут испытания. Если ему хватает ума и отваги выдержать их, наградой становится нечто такое, что может принести пользу всем людям его культуры, задать новое направление для развития.

– Это чересчур глобально для меня, – подавленная величием нарисованной картины, промолвила Даша. – Ни о чем таком я не думала. Жить так, как хочется, а не так, как диктует социум – вот предел мечтаний.

– Ну так живи.

– Это надо обдумать. Видишь ли, полностью игнорировать мнение окружающих не то, чтобы невозможно… чревато многими неприятностями.

– Само собой! Но герой отличается от не-героя именно тем, что идет на риск. Пренебрегает комфортом, физическим и психологическим. Ну право же, Флинн, ты взрослая девочка и все отлично понимаешь.

Она понимала. Но что тут скажешь?

– А ты когда-нибудь проявлял героизм, Дэмиен? Совершал поступки, значимые для всего человечества?

– Нет, – ответил он спокойно. – Я не стремился ни к чему такому.

– Но твое скалолазанье…

– Это не героизм.

– В некотором смысле героизм. Ведь ты добился своего, несмотря на сопротивление среды, скажем так.

– Это нормальное поведение обычного человека, не героя.

Неожиданно для самой себя Даша рассмеялась.

– Почему мне все время кажется, что ты со мной споришь?

– Не тебе одной. У меня не очень приятная манера общения. Мне говорили, да. Может быть, стоит поработать над собой? Шутка. – Он чуть усмехнулся. Вздохнул. Провёл рукой по волосам. – Я не спорю, Флинн. Я немного волнуюсь.

– Почему?

– Я хочу, чтобы завтра мы с тобой опять встретились в этом доме и продолжили разговор, но боюсь, что ты передумаешь.

– Завтра? – машинально переспросила Даша.

– Да. Ты не сможешь? У тебя дела? Тогда послезавтра.

– Думаю, что смогу.

– Я уже придумал вопрос, который тебе задам.

– О боже! – Она рассмеялась опять, на этот раз немного нервно. – Мне уже страшно.

Взяв со стола ключи и сигареты, Дэмиен направился к двери. Даша не стала ждать и сразу пошла за ним, правда, держа дистанцию. Когда он пересекал узкую световую полосу, возникшую в гостиной благодаря щели между шторами, стали видны прямые плечи, отлично сидящий пиджак, длинные ноги в черных джинсах, аккуратный темноволосый затылок… Вот, собственно, и всё.

На веранде он остановился и чуть повернул голову. Даша остановилась тоже. По-прежнему в некотором отдалении.

– Как называется аромат, который сейчас на тебе?

Щеки ее стали горячими.

– Eau Sensuelle Bottega Veneta.

– Спасибо, – шепнул он.

И вышел, тихонько затворив за собой дверь.