Текст книги "Лабиринт"

Кошка была совершенно необыкновенной. Когда хозяйка за столом что-то рисовала, животное обычно сидело прямо на его поверхности и, не шевеля даже ушами, быстро-быстро водила глазами вслед за появляющимися на бумаге линиями, кругами и квадратами. И чем быстрее, разойдясь, работала женщина, тем стремительнее бегали громадные лиловые радужки глаз, тем шире расширялись желтоватые зрачки и начинал мерцать совсем уже таинственный, неизвестно откуда взявшийся желтоватый огонек. Споткнувшись на какой-то своей недопонятой мысли, будто натолкнувшись на неведомую стену и перестав задерживать дыхание, художница смотрела на маленького серебристого барса, зрачки у обоих уменьшались и они улыбались друг другу.

Еще кошка любила сидеть у старинного, непривычного в современной квартире, зеркала. Оно было такое большое, что хозяйка поставила его на пол. Антиквариат, достигая низкого потолка "панельки", ухолил куда-то на верхние этажи, а, может, в небо. Наверное, его поверхность была очень качественной, потому что оно не потускнело от времени, не покрылось мутными, как он пара в ванной, пятнами, на нем не появились паутинки морщин. Рама была тоже добротной, из какого-то темного, плотного дерева, резная. Правда, ее молодая женщина сама уже реставрировала, осторожно сняв старый лак и покрыв новым. И именно возле него любила вертеться кошка. Она подходила и плавно поворачивалась то одним боком, то другим, недовольно косясь на соперницу. Затем начинала грозно выгибать спинку и постепенно шерсть на ней становилась дыбом. Видя, что зверь в зазеркалье на это не реагирует, сиамка начинала замахиваться лапой, но не трогала стекло. Наверное, она слишком много знала о Зазеркалье!

У них была совместная страсть к прогулкам к пруду. Рядом островками росли старые яблони, сохранившиеся с тех времен, когда здесь были сады, а не микрорайон. Однако в основном зелень состояла из декоративных деревьев. Недалеко от одного из водоемов была отреставрированная церковь. Утром и вечером колокольный звон плыл над водой. Было так хорошо, так спокойно, так благостно. Чувствовалось, что между небом и землей есть какая-то связь, осуществляемая через этот звук, наполняющий пустоту и заполняющий все вокруг. Изучены уже микроволновые колебания клетки и, наверное, этот колокольный звон эмпирически подходит к этим колебаниям, ведь не зря даже неверующий человек поражается гармонии этого звука.

Чаще они спускались к ближайшему пруду, но иногда ходили к дальнему, который располагался за несколько километров. Сиамка бежала рядом, нога к ноге, никогда не убегая и не залезая на деревья. Агрессию она проявляла только в двух случаях: когда на дорожке рядом с ними появлялись собаки. Часто они начинали вырывать поводок из рук хозяев. Иногда в парке попадались пьяные. В обоих случаях кошка останавливалась, сжималась, как для броска, затем выгибала спинку и начинала шипеть. Наверное, ее хорошо понимала и пьяные, и собаки.

После прогулок кошечка валилась прямо возле двери, у вешалки и отлеживалась часов пять, благодарно лакая только воду и подремывая. Но стоило только кому-то подойти к двери, даже если еще не раздался звонок в дверь, как она настораживалась и сжималась. При этом незнакомцу она могла броситься на грудь без предупреждения, агрессивно выпуская коготки и поэтому иногда лучше было убрать ее в другую комнату. Обожала, когда ее боялись. Так, одной из подруг хозяйки, которая действительно остерегалась животных, она постоянно рвала чулки и колготы, которые, как женщины шутили, стоили целое состояние, и поэтому подруга стала приходить только в джинсах, что вызывало еще большее недовольство сиамки. Словом, это была почти не кошка, а сторожевая собака.

Хозяйку же кошка чувствовала еще у подъездной двери. Старалась определить: какие же эмоции обрушить на нее на этот раз: нежность, ласку, заботу или буйно веселье с подпрыгиванием, урчание беганьем кругами даже по потолку, к которому, если угадать верно, присоединялась и сама женщина, способная на то же самое, кроме залезания на стены и потолок.

Но сейчас было около шести часов утра первого января. Начинающие обычно в это время уже просыпаться московские спальные районы в этот день, в виде исключения, наоборот, засыпали. Оставались только гореть точки гирлянд за шторами. Была удивительно: откуда столько хвойных берется на такой мегаполис! Сиамке, смутно вспоминавшей свое восточное происхождение, хотелось, чтобы было лето, которое согрело бы ее озябшие лапки, которые она почти выдергивала из этого неопределенного цвета невкусного киселя. И, казалось, что оледенели не конечности, а маленькое несчастное сердечко! Было только странно, что превратившись в хрусталь, оно колотилось более ста ударов в минуту, как и положено кошачьему органу.

А, может, и не было ни такой кошки, ни такой истории!

Глава 4. Судебка

Десять часов назад на город, обрушился Новый год. Рухнул он и на территорию одной из Московских больниц, рядом с которой стоит небольшое двухэтажное здание, покрашенное почему-то в цвет увядающей розы, в подтеках от дождя и тающего периодами грязного городского снега. На двери неопределенного оттенка серого, табличка с надписью: «Судебно-медицинское бюро». Если толкнуть ее и тихо, по кошачьи, чтобы тебя не остановил санитар, пройти немного вперед, то попадешь в ритуальный зал с постаментом для гроба под черный мрамор, красными шторами на окнах, со стенами, покрытыми зеленой масляной краской. Запасы ее, по-видимому, черпаются из бездонного и неиссякаемого колодца. На одной из них висит чеканка, похоже из семидесятых годов прошлого века, со скорбящей женщиной. Время здесь застыло лет на пятьдесят! На серых подоконниках стоят светло– коричные горшки с какой– то чахлой зеленью, не нуждающиеся в поливке и подкормке десятилетиями; могу дать адрес этого ботанического чуда, местами даже цветущей красноватыми мелкими цветочками. – Не бедность даже, а убожество.

Сегодня вы можете спокойно проскользнуть дальше: ночь первого января и санитар пьян, счастлив и спит. Когда вы подниметесь на второй этаж и толкнете уже современные приличные врата, то увидите длинный коридор с множеством дверей, которые затерты и не позволяют разглядеть временной промежуток обстановки за ними. Наверное, в это время никому не разрешено погибать: нужно дождаться утра!

Если все же вы обладаете даром проходить через закрытые двери и стены, то в первую очередь проникните в помещение, на котором белым по черному написано: "Заведующий судебно-медицинским бюро". Воспользовавшись преобразователем электронно – оптического вида, позволяющими видеть в темноте, а, еще лучше, такой же способностью кошки, вы заметите следующую картину, основой которой будет недавно отремонтированный кабинет, опять же, любимый цвет офисов и их работников, серый, но в темноте и все кошки такого цвета, на окнах – кремовые жалюзи, почти как шторы в бессмертном романе Булгакова, вполне приличный, хоть и не последней модели, компьютер на громадном антикварном письменном столе, на котором только чернильницы и ручки с пером не хватает, какого-то благородного дерева. Холодильник, горячительные запасы которого были начисто выгреблены перед новым годом и поэтому зря вы его и открыли, небольшой. В старом сейфе вы тоже ничего интересного, например денег, не найдете: только бланки и печати.

Хотя, надо сказать, они могут сотворить чудо: сделать живого на некоторое время мертвым даже без живой воды! Я знаю историю, когда человека и убили, и оплакали, и закапали… А покойник вот он: по Щучьему велению, по чьему-то там хотению лет так через пять, гляди-ка: с другим носом, сдался всем этот Нос от Гоголя до наших дней, чем он всем не такой, и седой, а не наголо бритый, по Арбату, как по приморскому бульвару, разгуливает! Вещь док только фотография? – Не вся же жизнь – фотошоп! – А, возможно, это не центр Москвы вовсе, а только макет в Голливуде?

В другой сказке в нищие времена, которые, если подсчитать не так давно и имели право на существование, бланки покупались у предприимчивого санитара, который и заполнял их. Потом в отделах ритуальных услуг покупались куски материи белого и красного цвета, дешевые костюмы, тапочки… Неладное заподозрила сама продавщица данной профильной точки, которая распознала неправильно сформулированный диагноз! А санитар-то был студент третьего курса, который по программе, утвержденной министерством, уже должен был уметь его писать!

– Дети!– вернее, вполне половозрелые и имеющие право пить пиво и голосовать студенты. – Ученье – свет, а неученых – тьма!– Скандал был невероятный! Правда, все, по чьему-то там хлопку или волшебству, сошло на нет и ушло в песок или, скорее, в асфальт. Да и было это в совсем другой больнице, веке, городе, стране и, похоже, даже в другом измерении! Но было же, было! – И скандал, и пустые прилавки, и продавщица обрядовых лоскутков и одежды по талонам, для которых нужны была цирюлька на волшебной бумаге, которая разбиралась в диагнозах лучше студента третьего курса: как ей тогда казалось: точно кто-то морок навел!

Сейчас в это трудно поверить: содержимое московских прилавков стало весьма изобильны, даже под какими-то там санкциями! И уже никто, как в девяностых, не сжигает за городом горы качественных продуктов, когда рушили страну. Может, и все студенты стали прилежно учиться? – Говорят, что некоторые из них осознали: что они – товар, а он, так как для продажи, должен быть качественным! – Или это опять – русские народные сказки?! Но теперь они точно не подрабатывают санитарами в морге, так как это место стало весьма доходным и если вам срочно нужно по-быстрому поиметь деньги – смело грабьте работника пилы, тряпки и формалина, или чего-то там еще: вы не промахнетесь!

Но я не могу точно утверждать и здесь ручаться на сто процентов! – Недавно слышал о санитаре который печалился, что у него на работе украли две тысячи долларов. Но кто может сказать: почему они у него были на работе? И опять же: не видел я этих долларов! – И пусть говорят: слухи, как всегда, могли быть слишком завышены или ложными: может, это все же были рубли: зачем же по столице Российской Федерации ходить с иностранной валютой?!

Наш же служивый спокойно спит, в то время как мы, непонятно зачем, продолжаем обшаривать глазами, которые уже через пять минут лучше видят в темноте, стены комнаты. – Тоже не имели права! Хотя ведь кабинет – это не частная, а государственная, можно сказать, общественная, собственность!

Итак, возле одной из стен стоит шкаф, забитый справочниками, учебниками и пособиями только на русском языке, не читают наши эскулапы на других живых и мертвых языках: по-гречески, а также на латинском и немецком, как было немногим больше века назад! Родной бы осилить. – Вся страна, в борьбе за общую грамотность в двадцать первом веке, диктанты пишет! На шкафу – черепа, которые не так приятно осматривать не по делу, особенно в праздничную ночь. Поэтому переводим взгляд дальше. У другой стенки стоит мягкий, но протертый и порядком повидавший, вернее, прочувствовавший, виды, диван. Он мог бы много интересного рассказать и, тем более, написать, пока не заменен на более молодого брата! Может, его оставили из за этих ностальгических воспоминаний. Не исключено, что из-за привычных ощущений: поменяешь, а вдруг после этого не пойдет, как надо! – Хотя: кто точно скажет – в результате чего получаться не будет! Над ним висит небольшая картина, которую невозможно разглядеть в темноте. Но если из любопытства, от которого, как известно, кошка издохла, мы включили бы свет, то разглядели, что на синем фоне маслом нарисована бело-серебристо-сиреневая кошка, держащая в лапах с маникюром "De-lux" красное яблоко. На голове у нее почему-то – бабочка. А глаза у зверя – громадные, васильковые: скорее глаза девушки, чем киски. Печальные, надо сказать, очи. И в целом: странная такая картина. Ведь тигроподобные, насколько мне известно, не едят яблок! Я слышал, что некоторые, в деревне, совсем изголодавшиеся, ели огурцы. Но это были, наверное, животные на специальной, ими же изобретенной диете, заморские дивы: наши киски купили бы "Вискас", так как в него, как им известно, входят мясные шарики и минералы. А о фруктах никто в рекламах не говорил. Разве что-то, в шампуне для волос. Но, опять же: не шерсти! И девушка в ней была совершенно очаровательная, при этом, кажется, с карими, а не странного, фиолетово-синего цвета, глазами! Но кто их разберет: этих девушек-кошек с их гастрономическими и галантерейными пристрастиями! – Я уже запутался. А вы?!

Да. Странная, надо сказать, картина… Но разве не удивляет "Черный квадрат", который, как некоторые считают, любой ребенок нарисует! Но, поди ж ты: никто повторить не может! Рубенса и Рембранта со всеми их изысках пачками копируют, а этот кракозяблик рисуют – и все: не то! Один мой знакомый художник говорил, что живопись – это обмен эмоциями. Неужели они были такими сложными, что моим современникам понять нельзя? – Все может быть в наше непростое время с возросшим числом убийств и самоубийств. – И, может, мы уже живем непосредственно в этой антрацитовой геометрической бездне?

Но картина в морге не кисти Малевича – это даже мне, совсем не эксперту в данном вопросе, понятно. Да и не висела бы она в таком месте. Хотя – все бывает: и вдруг из чердака или подвала, выплывает подлинник в миллионной, в евро причем, оценке! Но это не о нашей стране: с ее войнами, несущими пожары и разрухи, революциями, сопровождавшимися обысками и уничтожением культурных ценностей. Однако хочется верить, что бывают чудеса: особенно в новогоднюю ночь. Но иллюзией было бы считать, что случаются только сказочно-прекрасные приключения со счастливым концом. "Hepi end" лучше искать в американских фильмах! – Может, в этой стране и люди живут вечно, и не умирают: как иногда кажется из поступков заокеанских граждан, да и некоторых соотечественников тоже? Есть рождение и – смерть. При этом очень хочется верить, что между ними – любовь, так как слишком страшно было бы без нее! Рождение-смерть… Роддом-морг. Подобное место навевает именно такие мысли. – Как здесь только люди работают?!

Но – трудятся! Чуть отодвинуто удобное кожаное, черное, офисное кресло от стола, на поверхности которого – еще один, по-видимому, женский череп, как бы сказала одна художница, о которой речь пойдет дальше, вполне изысканный и эстетичный, стаканчик с карандашами и ручками, какие-то бумаги. Помимо этого, в наличии были бланки и чистые листы протоколов вскрытий, на одном из которых завтра будет напечатано:

–Голова женщины лет сорока незначительно повреждена. Волосы черные, длиной до пяти сантиметров. На волосистой части головы в левой височно-теменной области имеется рана дугообразной формы с неровными краями и с тканевыми перемычками в просвете. Волосы на левой половине головы склеены кровью. Кожа лица покрыта подсохшей кровью. Глаза закрыты. Левое глазное яблоко запавшее, роговицы тускловатые, зрачки по 0,4 см в диаметре. Соединительные оболочки глаз бледные. На лбу слева по ходу левой брови имеется рана с неровными садненными, кровоподтечными краями. В левой скуловой области имеется ссадина с влажной розоватой поверхностью около двух сантиметров. Аналогичные ссадины имеются на подбородке слева. В отверстиях носа и ушных ходах жидкая кровь. Рот приоткрыт. Слизистая губ синюшная. Зубы без свежих повреждений. Язык в полости рта. На шее повреждений не обнаружено. Грудная клетка с двумя поврежденными ребрами. Живот находится на одном уровне с грудной клеткой. Кости конечностей на ощупь целы. Имеются ссадины по передней поверхности левого коленного сустава размером шесть на два сантиметра, по передней поверхности правого коленного сустава размером пять на два сантиметра…

Кости брошены: или что там еще? Какие собственно: шестигранные пластмассовые, яркие, красные или – матовые, темные, каменные? Может, человеческие, например: малоберцовая и большая? – Опять же: цвета слоновой кости, гладкие, изящные и молодые? Или: неровные, тусклые, с увеличенными ревматическими или подагрическими суставами? Быть может: хрупкие в результате остеопороза. При этом он может наблюдаться при метаболическом синдроме, вместе с гипертонией, ожирением, сахаром в крови? – Но от него жизнь сладкой не становится! Или кошки? – Судьба решена, только мы об этом еще ничего не знаем…

Глава 5. Степаныч

Как известно из всех русских пословиц, русский человек работать не любит. Я никогда не был тонким знатоком народного фольклора, но вспоминается и без учебно-методических пособий: «Работа не волк: в лес не убежит. Были бы руки, а работу дадут. От работы не будешь богат, а будешь горбат. От работы кони дохнут. Была бы шея, а хомут найдется. Работа дураков любит», а также многочисленные Иваны и Добрыни, сидящие десятилетиями на печи, но, как известно, не умирающие с голоду. На каждого: если не по Василисе одинаково прекрасной и премудрой, ведь просто Премудрая не пошла бы туда, куда ходит Прекрасная: за ленивого мужика замуж. Но при этом осталась бы старой девой: вот и выбирайте из двух зол: направо, налево или куда – то там прямо идти девушки – сказки рецептов не дают! – Что, с мужика в дальнейшем возьмешь: лучше не гавкаться!

А ему полезнее выбрать Царевну-лягушку, которая исполняет желания, как в книге прописано, а что написано пером – не вырубишь топором! Хоть и жаба – а все же с царством, надо понимать. Да еще и при руках исполнительных, и при деньгах. Причем, как известно, по мере того, как пустеет бочонок с брагой, в глазах Ивана-царевича лягушка постепенно превращалась в прекрасную царевну! Опять же плюс: сосед не уведет! Как написано в букварях для детей под названием "Русские народные сказки" мужчина, освобожденный от хозяйских работ, лежит на печи, а затем, при помощи женщины, конечно, например, Щуки, сотворят чудо. И, надо думать, не на голодный желудок!

Судебный эксперт, Евгений Степанович, тоже являющийся мужчиной, как вам вполне однозначно скажут все его знакомые по инету девушки, посмотрев на расписание праздничных дежурств, высказался одним словом. Это было название исконно русского блюда, особенно популярного на масленичных гуляние, но которое еще могут делать особо отличившиеся Аленушки и Василисы, а также ресторанные повар. Но выбирать врачу было особенно не с чего: дежурить тридцать первого, когда еще наверняка задержишься было истинным адом, второго будет запрограммированное царство Аида со вскрытия. Следовательно, выхода не было: придется работать первого.

Евгению шел уже тридцать шестой год, но он, не – то кокетничая, не то и вправду так думая, любил называть себя молодым человеком. Звучало это примерно так:

–Я еще молодой человек и у меня есть время научиться… – Или: -Что возьмешь с молодого специалиста! – которым он уже давно не являлся. – Молод я еще жениться! Ко всем этим фразам последнее время добавилось: -Я – молодой ученый! – так как он уже сдал кандидатские минимумы и собирался планировать научную тему под руководством заведующего кафедрой судебной медицины.

Все это раздражало заведующего отделением судебной медицины. Не спасали уже и хорошо отрепетированные совместные пьянки, когда на битву с поганым чудищем – змием зеленым, шло двое богатырей, а не трое. Молодой, который был уже не так уж и молод, рвался к власти любым путем: хоть на Бабе-Яге из Белого царского дома жениться! Даже сон ему однажды приснился, что идет он вечером по Москве, а навстречу ему натуральная Костяная нога, которая говорит:

–Возьми меня, Евгений, в жены! Приданное я за триста лет мародерства в лесу большое накопила, а после ночи любви с тобой поутру красавицей стану! – И он, поверивши, переспал с бабой. Утром просыпается и видит: она все в том же возрасте рядом с ним, в скромненькой съемной однокомнатной его квартирке, на старом диване лежит: ни красивой телки, ни дворца или хотя бы загородного дома в ближайшем Подмосковье! Он ей, оторопев:

– А почему, как обещано, было, красавицей не стала? – а она ему, нахально так, в ответ:

– Вот ты взрослый мужик, уже тридцать шесть стукнуло, а в сказки веришь: как я тебе полный обгрейт за одну ночь сделаю? И если я бабка – то это еще не значит, что я много бабок за жизнь накопила: на деток-внуков тратила деньги и силы: теперь в свое удовольствие пожить хочу!

Но это все – сны. А они, эти современные бабки, стали ухоженными бизнес-леди, а также заседают в думе, но не боярской, и все премудрые такие! Особи типа Евгения им не нужны, по крайней мере – в долгосрочном проекте, чтобы своими руками, вернее, связями и деньгами, из них царевичей лепить!

Был он все же какое-то время женат, и даже на москвичке. Как она потом говорила подругам, разведясь:

– Жили мы с ним, жили! Одно время даже не тужили, пока родители работали, но – ни злата-серебра, ни ребеночка – не нажили!" – последним она обзавелась сразу, после развода с ним. Как говорят русские женщины "для себя", будто это – стиральная машинка или пылесос! К концу брака, которого, как известно, хорошим делом не назовешь, в отсутствии наследника, хотя и не понятно чего: царства то не было, он обвинял благоверную, как это часто бывает! Сразу после развода он оказался и без, хотя и небольших, но хором, хотя и не пира горой, но все же каких-то харчей и пришлось как-то устраивать быт, так как себялюбивые москвички примаков, то есть мужа, проживающих на метрах жены, берут нехотя! Это только в сказке быстро Ивану -нищеброду вместе с девушкой пол царства дали! – Нет уже таких папаш: правильно денежки научились в банки, в том числе и заграничные, или в акции, пристраивать!

В начале совместной жизни жена нянчилась с ним, как кошка с самым паршивым котенком в помете: облизывала, грудью кормила, в зубах носила и все совала в руки, когда еще очень занятых работай, а папашка еще и ответственными постами, родителей, почти выкрикивая:

–Зацените! Пригрейте! Пристройте! Похвалите! Приласкайте! Подарите машинку, или что-то еще получше: например, уже сейчас разменяйте свою приличную квартирку и оставьте завещание на дачку! – Но потом она убедилась в мудрости родителей, когда он запил и загулял и даже попал за мелкие аферы под суд. Теща была умеренно, по-современному верующая. То есть знала: когда рождество и пасха, носила крестик, иногда ставила свечи за здравие и упокой, считала себя верующим и духовным человеком и держала в спальне несколько икон. Про них зять, хихикая, говорил:

–Есть у нас – чем геморрой лечить, прикладывая! – непонятно, что больше раздражало ее в этой фразе: такое неприличный медицинский диагноз, или оскорбление лика Всевышнего!

Планы, как срубить денег, сильно не напрягаясь, постоянно возникали у него и сейчас. Плохо дело шло, естественно, из за шефа, кто же кроме него, царя поганого, да еще старухи у разбитого корыта, мужчине русскому еще вредит! Разве, что еще родители, которые ни соломки не постелили, ни хоромы, преждевременно, вместе с капиталом, своевременно умерев так, лет в сорок-пятьдесят не предоставили! Падки русские мужчины на наследство: хотя бы в виде хибарки, причем, лучше, у самого синего моря или, что еще лучше ближе к Садовому кольцу, кареты, пусть уже пользованной, или злата-серебра в любом из чулок: правом или левом! Могут заявить мамашкам и тещенькам:

–Наследство, старая, написала? А то мы между собой за два сребреника глотки друг – другу перегрызем! Как ты на это будешь смотреть с того света? – А зятьки эти и ровесниками могут родственницам оказаться, хотя так в сказках запутались, что и не осознают этого!

Но и тещи, хоть какой завалящей, на настоящий момент у Евгения, бывшего типом современной, но мужского рода, попрыгуньи стрекозы, не было.

Воображал он себя глубоко интеллигентным человеком, который ел с ножа, прочитал не более двух книг. Был он высок ростом, с ранними признаками старения в виде рябоватой, почти лягушечьей, кожи, а какая еще она может быть в мегаполисе если не следить за ней с масками – гиалуронкой и правильным питанием, а также гигиеной с детского возраста, ранними морщинами и начинающими выпадать зубами. Волосы имел светлые, лохматые, редко встречающиеся с салоном и даже с расческой. Но считал, что выглядит лет на тридцать, не более, и мальчишечка, причем часто в красной рубашоночке, не абы какой! Себя он любил и холил необыкновенно. С пренебрежением говорил:

–В Сочи и Крым теперь даже мои санитары ездят! – опят же не понятно: почему – его: крепостное право уже давно отменили! Старался подольше спать, бросил курить, почти отказался от водки и, засыпая, включал английский текст: детская вера в сказки давала о себе знать! Словом, был он мальчик хоть куда, хоть и был малыш не первой молодости. При этом верил в истину: "Богатырь – это тот, кто тырит у богатых". Но как к ним подступиться – он не знал!

А у шефа, костью в горле, или где там еще, застряли все его потуги на коммерцию. То Евгений звонил родственникам и предлагал свои услуги по бальзамированию их умерших родственников. Это красивое слово заключалось в том, что в вены он вводил, совсем стандартно, формалин, а на лицо клал тряпку, также смоченную тем же составом. И не было в этом ничего общего с ритуально-сложными действиями с делами древних фараонов! И не очнутся они ни от живой воды, ни от поцелуя! Но, как ни странно, такие простые и дешевые меры, помогали не хуже сложных рецептов бальзамирования, разработанные, например, для вождя собственного, доморощенного, пролетариата и других глав правительств, преимущественно стран Азии.

Тем более, проще, чем собственноручно приготовленная смесь великим хирургом Пироговым, разобидевшимся, как большинство представитель русской интеллигенции во все века, после Русско-Турецкой войны на правительство и царя, посему гордо удалившимся в свое имение под Винницей, благо было куда! Состав этого великого рецепта он не доверил даже ученикам, а бумаги, как я принято на Руси, сжег, оставив только одну склянку с зельем для себя, любимого. Во время Отечественной войны немцы выбросили трупп из усыпальницы и он два года пролежал на свалке. Однако потом его лишь почистили и переодели и с почетом, теперь, как и жертву фашизма, вернули на место. Там он и лежал. Может, и сейчас находится. Достоверно сказать трудно – заграница!

Сам Евгений содрогался о такой судьбе и поэтому, ничего не изобретая, пользовался формалином. Затем в ход пошла торговля венками. Но основные "держатели акций" слегка его поколотили. Предлагал заведующему сдать помещение подвалов под склады – не согласился! Потом: – заваленный архивом небольшой домик – под гараж, тоже облом! Но апофеозом всего было открытие в подсобном помещении рюмочной для больных. От ее недолгого существования оставалось лишь колоритное название "У трех трупов": в течение дня шеф встал на дыбы – и рюмочная была прикрыта.

Кто только не вставал на эти самые "дыбы"! – Кони правителей и ратников, медведи, услышав голоса людей, козел на веревке, целая армия, аэроплан, мотоцикл, даже трактор и – какая-то бабка! Почему бы не встать судебному эксперту с большим стажем?! Евгений затаил на него зуб. Правда, сложно сказать чей: человечий, или мамонта, или чудища морского, и где: не в собственной ротовой полости он его запрятал!

О родителях, живущих в провинции, говорил пренебрежительно:

–Пенсионеры времен социализма! – а были они людьми хорошими и правильными: и папа инженер, а мама – учительница, и дом, хотя и не дворец, построили, и дерево, даже не одно, посадили, и сына вырастили, хотя и не воспитали. До сих пор "подкидывали ему денежек", хотя только в сказке понятно: как эту, специально обработанную бумагу, в Москву подкидывать, да и собирать, невесть где и в какое время года! К ним он практически не ездил, обижаясь на то, что они пробуют его, Евгения Великого, учить уму-разуму и осуждают его маленькие радости, столь необходимые при тяжелой работе: на пару дней в Европу смотаться, или на недельку на теплые моря: на большее любых бабок не хватало! Естественно, на его помощь рассчитывать не приходить, что они четко понимали, завещая свой дом интернату для стариков поблизости, если уж станут совсем немощными! За это Евгений не дорожил ими еще больше!

Было первое января. Утро еще не успело наступить на что-то там, в отличии он начала работы дежурного врача. Все шло необыкновенно тихо, и Евгений даже подумал: «Все это не к добру!» и действительно, «Не буди зло, пока оно спит…» – тут же зазвонил телефон. Было понятно, что все, кому хотелось поздравить и пошутить, к шести часам уже истощили себя и в трубке раздался знакомый голос капитана Пономарева, члена, как они в шутку называли себя, «группы захвата»:

–Ну что, Степаныч, с Новым годом, с новым счастьем! – и это "Степаныч" его особо раздражало: указывая на простоту имени отца и его не такой уж молодой возраст. Полицейский, будучи не плохим знатоком душ, знал это и злил специально!

–А вдруг все же пронесет (хотя не понятно куда и зачем) ?! – подумал Евгений Степанович… – но никаких чудес не бывает даже в новый год. В такое утро не звонили, чтобы сообщить о какой-то несуществующей межведомственной премии, выигрыше или подарке. Или даже по-дружески: поздравить с уже наступившим и успевшем утомить годом.

Хорошо еще, что далеко было до марта, когда из под начинавшего таять снега появлялись «подснежники» – труппы, лежавшие под снегом всю зиму и проявлявшиеся только с весенним солнышком, как и первые цветы. И от слова «подснежники» произнесенного по любому поводу, в том числе по поводу первых, голубых или белых нежных цветов, Евгения Степановича начинало трясти. Ненавидел он и труппы животных, начинавшие появляться в это же время: искореженные, с характерным оскалом. Впрочем, жила в городе женщина, которая не любила это зрелище еще больше его. Но сейчас она лежала на дороге. А в трубке раздалось:

–Рад бы обрадовать, но нечем. – Труп возле дороги. Гаишники уже там. Забираем следователя и выезжаем за вами. Жди у входа… – И – гудки…

–Дело было вечером. Делать было нечего… – подумал Евгений. И таким уютным ему показалось мгновенье до звонка, когда не надо было никуда бежать, не смотреть на труп какого-то никому давно не нужного бомжа, замерзшего у дороги или подгулявшего мужичка, прибитого своими же приятелями или выброшенный из машины, после каких-то ночных разборок. Словом, могло быть что угодно. Но всем этим необыкновенно не хотелось заниматься. В голове мелькнуло:

– Об этом ли я мечтал, когда в мед шел! – Хирургия. Операции на сердце. Деньги. Подарки в виде автомобиля класса люкс, перевязанного ленточками у входа в отделение, нет, лучше у загородного дома!