Текст книги "Тотто-тян, маленькая девочка у окна"

ТЭЦУКО КУРОЯНАГИ
ТОТТО-ТЯН, МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА У ОКНА

Предисловие

Для родителей тех детей, которые станут читать эту книгу

В просторной студии токийской телекомпании Игорь Кио, приехавший на гастроли в Японию, репетировал телевизионное выступление. Облаченная в длинное, отделанное кружевами вечернее платье женщина с низкой челкой над озорными глазами по мановению «волшебной палочки» Кио то появлялась в клетке, где мгновение назад находился тигр, то оказывалась распиленной пополам – пышноволосую голову отвозили в ящике на колесиках в один конец студии, а ноги, укрытые по щиколотку кружевным подолом, в другой конец, – то на моих глазах вообще испарялась, чтобы секунду спустя появиться за спиной телеоператора, готовившегося к предстоявшим съемкам. Это была Тэцуко Куроянаги. «Откуда у нее столько энергии, живости, непосредственности, свойственных скорее егозливой школьнице, но не взрослой женщине?» – недоумевал я.

«Уголок Тэцуко» – эту телевизионную передачу мы назвали бы, наверное, «9 студия» или, скажем, «Круглый стол» – ежедневно смотрят 10 миллионов японцев. Старался не пропускать передачу и я. Сорок пять минут беседует Куроянаги с гостем своего «уголка» – японским спортсменом, ставшим олимпийским чемпионом, или членом английской королевской фамилии, с мелким токийским предпринимателем, переживающим тяжелые времена, или с бывшим госсекретарем США, с писателем, прославившим японскую литературу, или с участником антиядерного движения. «Возможно ли, чтобы эти ежедневные продолжительные беседы были неизменно интересными, познавательными и поучительными?» – наверняка усомнитесь вы, узнав, что «Уголок Тэцуко» посетило уже 2500 гостей. Я отвечу: «Возможно». А если моего ручательства мало, примите во внимание следующее: коммерческое телевидение, доходы которого тесно зависят от популярности передач, не стало бы предоставлять время «Уголку Тэцуко», не собирай он многочисленную телеаудиторию.

«Где сделалась Тэцуко Куроянаги незаурядной личностью с богатым внутренним миром, чуткой душой и проницательным умом, позволяющими ей открывать в собеседниках качества, которых они, случалось, и не подозревали в себе, и превращать обычное телевизионное интервью в общественное событие?» – каждый раз задавался я вопросом.

Активная участница Фонда ООН помощи детям, Тэцуко Куроянаги старается облегчить трагическую участь малолетних жителей африканских стран, которые поразил голод. Она материально поддерживает другой фонд. Он дает возможность существовать Японскому театру глухонемых. «Кто научил Тэцуко сопереживать страдающим от голода или физически ущербным людям? Кто привил ей желание «делиться с ними, – как говорит Куроянаги, – своим собственным счастьем»?» – часто задумывался я.

Ответы на все эти вопросы я получил, прочитав книжку, которую вы держите сейчас в руках. Книжка – о школе «Томоэ», где посчастливилось учиться Тэцуко Куроянаги и где она сделалась такой, какой я представил ее вам.

«В прежней школе каждый сидел на отведенном ему месте, здесь же можно было сидеть там, где кому захочется, и менять парту в зависимости от настроения», – рассказывает Куроянаги о школе «Томоэ». Согласитесь, уже одно это способно сохранить у ребенка вплоть до выпускного класса живость и непосредственность первогодка. Но в школе «Томоэ» были и другие педагогические чудеса.

«В обычной школе есть расписание: например, если первым значится родной язык, то в этот час все учат японский, если второй – арифметика, то пишут цифры, – говорится в книжке Тэцуко Куроянаги. – Здесь же все было иначе. В начале первого урока учительница писала на доске задания и вопросы по всем предметам на целый день и говорила: «Ну, а теперь приступайте. Начните кто с чего захочет».

Красота! Хочешь – с японского, хочешь – с арифметики. Тот, кто любит писать сочинения, пишет, а кто увлекается химией – кипятит что-то в колбе над пламенем спиртовой горелки…» «Учитель любил, – продолжает Куроянаги, – все натуральное, естественное. Он стремился к тому, чтобы и дети развивались, по возможности, естественно».

Учитель, о котором упоминает Тэцуко Куроянаги, – это Сосаку Кобаяси. Он же и возглавлял школу «Томоэ». «Каждый ребенок, – утверждал Кобаяси, – появляется на свет с хорошим характером, но окружающая его среда, дурное влияние взрослых подчас портят его. Важно поэтому побыстрее распознать в ребенке добро, развить в нем лучшие черты, заложенные природой, с тем, чтобы из него выросла настоящая личность».

Однако не всякий обладает даром увидеть в ребенке личность. Поэтому-то и считается, что воспитателем, как и художником, надо родиться. Кобаяси родился воспитателем.

Маленькую Тэцуко выгнали из обычной школы. Если выражаться языком учительских записей в классных журналах и в школьных дневниках, выгнали за недисциплинированность. На деле – за то, что характер Тэцуко не укладывался в прокрустовы представления ординарных учителей о хороших и плохих детях. Изгнав Тэцуко, эти учителя по существу признали свое бессилие разглядеть в ней личность и свою неспособность помочь этой личности развиться.

Когда Тэцуко привели к Кобаяси, он, выпроводив маму, подсел к девочке и попросил рассказать о себе все, что ей захочется. И Тэцуко затараторила: о поезде, на каком приехала в школу, о контролере на станции, об учительнице в старой школе, о ласточках, свивших гнездо под школьной крышей, о своей собаке Рокки, о том, что в детском саду всовывала себе в рот ножницы и что любит лазить в чужой двор через ограду, о насморке, которым время от времени болеет, о папе, который плавает и умеет нырять, о платье, что мама надела на нее сегодня. Тэцуко не заметила, что говорила без остановки четыре часа. «Она никогда не встречала такого чудесного человека, – прочтете вы в книжке. – Ведь до сих пор никто не слушал ее так долго. И ни разу он[1]1
  директор


[Закрыть] не зевнул от скуки, и видно было, что слушать ему так же интересно, как ей рассказывать».

Тэцуко казалось: она счастлива оттого, что впервые взрослый выслушал ее. Будь она в возрасте директора, то объяснила бы свое чувство более точно: взрослый отнесся к шестилетнему ребенку внимательно и уважительно. Как к личности. И личность доверчиво потянулась к добру и искренности. Теперь Тэцуко с трудом дожидалась утра, чтобы отправиться в школу. Вероятно, тогда-то и зародилось у ведущей телепередачи «Уголок Тэцуко» удивительное умение задеть в душе гостя самые глубокие и тонкие струны и разговорить его перед телекамерой, да так, что зрителям представала личность.

Не замечаемое учениками школы «Томоэ», но тем не менее властно входившее в них осознание себя личностями способствовало решению директором и чисто педагогической задачи. «В школе «Томоэ» никогда не говорили, как надо вести себя воспитанным ребятам, что надо ходить строем, скромно помалкивать и не сорить в вагоне и тому подобное, – пишет в книжке Тэцуко Куроянаги. – Просто сама атмосфера школы незаметно, приучила их к тому, что не следует обижать маленьких и слабых, причинять беспокойство и неприятности старшим, оставлять за собой мусор». Для Тэцуко была невыносима одна лишь мысль, что она может огорчить любимого учителя, который так уважает ее.

Уверен, что каждый из вас, читателей этой книжки, поразился бы точно так же, как и Тэцуко, увидев впервые школу «Томоэ». Тэцуко – в детстве ее ласково звали Тотто-тян – «присела на корточки и, раздвинув кустарник, росший у ворот, заглянула во двор. И глазам своим не поверила…

– Мама! Да это же взаправдашний поезд!

И действительно, во дворе стоял самый настоящий поезд – из шести порядком облупившихся вагонов, Это уму непостижимо – школа в поезде!»

А разве менее невероятен, скажем, урок ботаники, каким он был в школе «Томоэ» – городском, столичном, а не сельском учебном заведении?

«Все девять первоклассников с учительницей вышли за школьные ворота и зашагали вдоль речушки… По дороге дети весело болтали, небо было голубое, и в воздухе носились 'бабочки.

Минут через десять учительница остановилась и показала на желтый цветок.

– Смотрите, это сурепица. Знаете, отчего цветут цветы? – спросила она и стала рассказывать о тычинках и пестиках.

Ученики присели на корточки у дороги и принялись разглядывать сурепицу. Учительница добавила, что опыляются цветы бабочками, которые перелетают от одного цветка к другому. Действительно, бабочки выглядели очень занятыми».

Когда спрашивают меня, вас, почему камень падает на землю, мы говорим: потому что на камень действует сила земного притяжения. Думаю, что на этот же вопрос бывшие ученики школы «Томоэ» ответили бы иначе: камень падает на землю потому, что любит ее, – хотя они, конечно же, знают о существовании силы земного притяжения.

Один из мыслителей прошлого выстроил, выражаясь сегодняшним языком, технологическую цепочку процесса творчества: воображение рисует, разум сравнивает, вкус отбирает, талант исполняет. В школе «Томоэ» закладывали основу этого процесса – развивали воображение.

Книжка «Тотто-тян, маленькая девочка у окна» вышла в Японии шестимиллионным тиражом. Случай небывалый. Японский автор бывает чрезвычайно горд, если его книжка расходится в шестидесяти тысячах экземпляров. «Тотто-тян, маленькая девочка у окна» переведена на английский, французский, польский, тайский, китайский и еще десяток языков. Теперь она опубликована по-русски. Как это было и раньше, гонорар от русского издания книжки Тэцуко Куроянаги передала в фонд помощи голодающим африканским детям и глухонемым.

Благотворительность в буржуазном обществе – это чаще всего не дар от чистого, сочувствующего сердца. Богатеи, жертвуя деньги, думают прежде о себе. Они или успокаивают свою совесть, если она еще жива в них, потому что те, кому предоставляются крохи с барского стола, оказались в беде по вине самих богатеев, или преследуют рекламную цель: создать ореол гуманизма и сердобольности вокруг себя. У Тэцуко Куроянаги стремление облегчить страдания людей – составная часть ее характера, воспитанная в школе «Томоэ».

На мой взгляд, одной из самых «педагогических» глав этой книжки является та, в которой рассказывается о школьном спортивном празднике. Особенно описание, как благодаря доброй мудрости директора мальчик с физическим недостатком, страдавший от сознания своей неполноценности, победил в спортивном состязании здоровых, крепких одноклассников и испытал радость и гордость собой.

Но директор школы «Томоэ» заботился и о том, чтобы научить всех учеников своей доброй мудрости. Невозможно без волнения читать страницы, где описано, как Тэцуко помогала забраться на дерево – страсть и мечта любого мальчишки! – Ясуаки-тяну, пораженному полиомиелитом, то есть детским параличом. Не стану цитировать, чтобы не ослабить впечатление, которое произведут на вас эти страницы. Приведу лишь одну фразу. «Ясуаки-тян полностью доверился Тотто-тян, а та в свою очередь готова была отдать за него жизнь». Надо ли удивляться нынешней человеколюбивой деятельности Тэцуко Куроянаги?

А теперь я хочу вернуть вас в ту пору истории Японии, когда существовала школа «Томоэ». Японский милитаризм исступленно готовился к агрессивной войне. Япония вышла на дорогу империалистических захватов позже своих главных соперников – США, Англии, Франции, и японский империализм, отличавшийся оголтелостью и нетерпением, хотел за годы наверстать отставание от конкурентов, измерявшееся десятилетиями. Шовинистический подъем населения должен был возместить недостаток материальной базы для ведения войны за колониальный передел мира. Ненависти и презрению к другим народам, подавлению в себе всего человеческого, безоглядной преданности милитаристским правителям страны начинали учить тогда уже в первых классах школы.

Как же могла сохраниться в таких условиях школа «Томоэ», где проповедовались любовь к людям, к какой бы расе или национальности они ни принадлежали, уважение к человеческой личности, стремление к правде и честности? Тэцуко Куроянаги объясняет это так:

«…Свою роль сыграло отвращение учителя Кобаяси к саморекламе. Он всячески избегал общения с газетчиками и даже до начала войны ни разу не разрешил корреспондентам сфотографировать школу или опубликовать статью о том, какая она «необычная». Отчасти, может быть, поэтому эта скромная начальная школа, где и учеников-то было менее пяти десятков, никому не колола глаза и смогла просуществовать какое-то время».

Скромности и незаметности школы и ее директора было, думается мне, мало, чтобы уцелеть в те мрачные дни. Повальный сыск, доносительство, расцениваемое властями как высшее проявление патриотизма, не обошли бы школу «Томоэ» стороной, если бы не солидарность с Кобаяси родителей учеников. Тэцуко Куроянаги не пишет об этом. Но, надо полагать, отцы и матери школьных друзей Тэцуко походили взглядами на ее родителей. А об их воззрениях она коротко упомянула. Отец-скрипач отказался, как он сказал, «играть военную музыку на своей скрипке», хотя в разгар войны работы он не имел, и продуктовый паек, который сулили ему за концерт, оказался бы для голодной семьи весьма кстати. Мать Тэцуко поддержала отца.

И все же в чем причина популярности книжки «Тотто-тян, маленькая девочка у окна» в теперешней Японии? Повествование завершается очень коротким постскриптумом автора, в котором указывается, когда и в связи с чем книжка была написана: «1981 год. В день, когда я услышала ошеломляющую новость: на выпускные церемонии в средние школы были направлены наряды полиции, чтобы не допустить нападений школьников на учителей». К факту, приведенному Тэцуко Куроянаги, добавлю статистику. 200 тысяч маленьких японцев ненавидят школу. Ненависть к школе 30 тысяч из них так велика, что они отказываются в нее ходить. Надо ли удивляться, что рассказ о школе «Томоэ», где ученики чувствовали себя счастливыми, привлек в Японии всеобщее внимание?

Зубрежка – вот главное содержание учебного процесса в современной японской школе. Назначение зубрежки – пробиться в высшее учебное заведение, желательно в престижное, потому что оттуда открывается путь в престижную фирму или престижное учреждение с высокой заработной платой и относительной гарантией обеспеченности в пожилом возрасте.

Зубрежка продолжается после школьных занятий. Каждый вечер до полуночи, иногда и в воскресенье, школьники учат (не учатся, а именно учат) исторические факты – все подряд по хронологической таблице, английские слова – по словарю, страница за страницей, названия станций на главных железнодорожных магистралях – по расписанию поездов, маршрут за маршрутом. «Будешь спать четыре часа – в университет попадешь, будешь спать пять часов – провалишься», – бытует в Японии поговорка. Разумеется, не одна зубрежка причина ненависти учащихся к школе, перерастающей в насилие по отношению не только к учителям, но и к одноклассникам. С мая по ноябрь 1985 года, например, сделались известными свыше полутора тысяч случаев избиения школьниками своих товарищей. Четверо учащихся погибли. Семеро, не выдержав издевательств, покончили с собой. Министерство просвещения – правительственный орган – вынуждено было признать, что наряду со школьной муштрой на поведении школьников пагубно сказываются социальная напряженность в обществе, неуверенность родителей в завтрашнем дне. Они приводят, засвидетельствовало министерство, к стрессам, нередко проявляющимся в форме «немотивированного насилия», если прибегнуть к юридическому языку. Социальной напряженностью, неуверенностью в завтрашнем дне отличалась японская жизнь и во времена школы «Томоэ», но директор Кобаяси и его учителя умели защищать неокрепшие души своих питомцев от ударов взрослого общества. «Школа «Томоэ» – школа замечательная! А внутри такая же – замечательная!» – распевала Тотто-тян вместе с другими первоклашками.

Японское правительство приступило к осуществлению реформы образования. Премьер-министр Ясухиро Нака-сонэ, инициатор реформы, считал, что образование – главное средство передачи традиционных ценностей и добродетелей современному и последующему поколениям. Реформа должна, указывал премьер-министр, выправить перекос в воспитании японцев, которые сейчас больше внимания обращают на свободы и права, чем на ответственность и обязанности. «В школе следует учить патриотизму и укоренившемуся в японцах уважению к родителям», – заявлял Накасонэ. Такую задачу школы можно было бы приветствовать, если бы под «патриотизмом» не подразумевались шовинизм и вера в японскую исключительность, а под «уважением к старшим» не мыслилось беспрекословное подчинение трудящихся – «детей», по фразеологии из используемого японскими предпринимателями идеологического жаргона, правящему классу, то есть «отцам».

Нетрудно понять, что книжка о школе «Томоэ», выглядевшая вызовом правительственной установке, была встречена японскими читателями с повышенным интересом. Они сопоставили направленность реформы образования, проводившейся властями, с главой из книжки, где рассказывается о поступлении в школу «Томоэ» мальчика, долго жившего с родителями в Америке. Мальчик, бойко болтавший по-английски, почти не понимал японского языка. И директор предложил школьникам игру: они станут учить мальчика японским словам, а тот их – английским. Таким образом «Тотто-тян и ее друзья многое узнали об Америке, – говорится в книжке. – Но совсем иначе обстояли дела за стенами «Томоэ»: с Америкой шла война, а английский был исключен из всех школьных программ как язык неприятеля».

Соединенные Штаты являлись тогда не просто военным противником Японской империи, но и членом – вместе с Советским Союзом – антигитлеровской коалиции. Это вызывало у японских милитаристов еще большую ненависть к США. «Все американцы – дьяволы!» – твердила официальная пропаганда, – вспоминает в книжке Тэцуко Куроянаги. – Но в школе «Томоэ» дети продолжали повторять: «Уцукусии («красивый» по-японски) значит бьютифул («красивый» по-английски)!»

Ветры, дувшие над «Томоэ», были легкими и теплыми, и дети росли в ней с красивой душой».

Занятые перестройкой всего нашего жизненного уклада, чтобы он в максимальной степени способствовал совершенствованию социалистического общества, мы примеряемся, естественно, ко всякому опыту: может ли он оказаться для нас полезным? Мне кажется, под таким углом зрения вы, читатель, взглянете и на книжку «Тотто-тян, маленькая девочка у окна». Годится ли эта натура для нашей собственной картины? Годится как модель. Но совсем не для того, чтобы копировать ее. Она нужна, чтобы думать с ее помощью.

Владимир Цветов

На станции

Посвящаю моему учителю СОСАКУ КОБАЯСИ

Когда поезд остановился на станции Дзиюгаока, по линии Оимати, мама взяла Тотто-тян за руку и повела к выходу. Прежде Тотто-тян никогда не ездила на электричке и поэтому не знала, что билет, который она бережно сжимала в ладошке, следует сдавать при выходе с перрона. Не желая расставаться с ним, она попросила контролера:

– Можно мне оставить этот билетик?

– Нет, нельзя, – ответил тот.

Он взял у Тотто-тян билет и бросил в ящик. Билетов там скопилась целая куча.

Тотто-тян показала на ящик:

– И это все ваше?

– Нет, они принадлежат железной дороге, – ответил контролер, продолжая отбирать билеты у выходящих пассажиров.

С нескрываемым сожалением Тотто-тян посмотрела на груду бумажек:

– Вырасту, обязательно буду продавать билеты! Только теперь контролер взглянул на Тотто-тян:

– Да ну?! Вот и мой сынишка мечтает о том же. Будешь работать с ним вместе?

Тотто-тян отошла в сторонку. Отсюда можно рассмотреть контролера. Он был толстый и важный, в очках, но лицо доброе. Тотто-тян подбоченилась, раздумывая над его предложением.

– Вообще-то можно… Надо подумать. А сейчас я ужасно спешу: мне сегодня в новую школу. – И Тотто-тян с криком ринулась к поджидавшей ее маме: – Я тоже буду продавать и проверять билеты!

Мама нисколько не удивилась и только заметила:

– А я-то думала, ты собираешься стать разведчицей.

Тотто-тян шагала, цепляясь за мамину руку, и размышляла: «Что же делать? До сих пор я и впрямь собиралась стать разведчицей. Но ведь иметь целый ящик билетов, как этот дяденька, тоже здорово!»

Тут Тотто-тян осенило. И она тут же выпалила:

– А я могу понарошку продавать билетики, а взаправду быть разведчицей. Хорошо, мам?

Мама промолчала. По правде говоря, ей было сейчас не до пустяков. Что, если Тотто-тян не примут в новую школу?.. Мамино красивое лицо, затененное полями украшенной маленькими цветочками фетровой шляпки, нахмурилось, и она огорченно взглянула на дочку.

Та подпрыгивала, о чем-то болтая сама с собой. Тотто-тян не ведала о маминых тревогах и, поймав ее взгляд, расхохоталась:

– А я передумала! Я буду уличным музыкантом! Почти с отчаянием мама сказала:

– Мы опаздываем. Нас ждет господин директор. Хватит болтать, пошли поживее.

Впереди замаячили школьные ворота.