Текст книги "Скала Прощания. Том 1"

Когда Ленти и его подручные вывели их под дождь, Мириамель бросила последний взгляд на Стриве, который качал седой головой.

Их привели в высокий дом, заполненный пыльными гобеленами и скрипучими стульями. Замок Стриве, примостившийся на уступе Ста-Мирор, был пустым, если не считать горстки молчаливых слуг и нескольких нервного вида посыльных, которые, подобно горностаям, пробирались туда и обратно в дыру в ограде.

Мириамель получила собственную комнату, наверное, когда-то очень, очень давно она была уютной, но сейчас на выцветших гобеленах едва проступали смутные призраки людей и мест, а соломенный матрас оказался таким сухим и хрупким, что она всю ночь слышала его шепот.

Каждое утро ей помогала одеваться женщина с грубыми чертами лица, которая мимолетно улыбалась и почти не разговаривала. Кадраха держали в каком-то другом месте, и ей целыми днями было не с кем поговорить и нечем заняться, разве что читать книгу Эйдона с такими выцветшими иллюстрациями, что от животных остались лишь очертания, словно их вырезали из хрусталя.

С того самого мгновения, как ее привели в дом Стриве, Мириамель строила планы побега, но, несмотря на то, что, казалось, будто пыльный замок давно не используется, сбежать из разваливавшейся резиденции графа Стриве было труднее, чем из самой глубокой и мрачной темницы Хейхолта. Дверь, ведущая в коридор и крыло, в котором держали Мириамель, всегда оставалась надежно запертой, комнаты вдоль коридора также закрыты. Женщину, которая ее одевала, и других слуг приводил, а потом уводил широкоплечий солдат с суровым лицом. Из всех возможных путем к спасению являлась открытая дверь в другом конце коридора, она вела в окруженный высокими стенами сад Стриве, где Мириамель проводила большую часть дней.

Сад оказался меньше, чем она помнила, но это не удивительно, ведь она была совсем маленькой, когда видела его в прошлый раз. И еще он будто постарел, словно цветы и другие растения немного устали.

Клумбы с красными и желтыми розами шли вдоль всего периметра сада, но их постепенно забивали ползучие растения с красивыми кроваво-красными цветами в форме колокольчиков, чей приторный аромат смешивался с мириадами других сладких, печальных запахов. Аквилегия покрывала стены и опутывала дверные проемы, и ее остроконечные цветы, словно звезды, сиявшие мягким светом, раскрашивали ночь. Тут и там среди веток деревьев и цветущего кустарника мелькали еще более невероятные краски – хвосты птиц с Южных островов, с глазами цвета оникса и пронзительными голосами.

Сверху сад был открыт небу, и в свой первый день Мириамель попыталась забраться на стену, но быстро поняла, что на гладком камне не за что ухватиться, а хрупкие ползучие растения не выдержат ее вес. Как будто в напоминание близости свободы, крошечные птички с гор частенько по спирали спускались вниз сквозь небесное окошко и перепрыгивали с ветки на ветку, пока что-нибудь не пугало их, и тогда они снова взмывали в воздух. Иногда с далекого моря прилетали чайки, старательно чистили перья и расхаживали перед более яркими обитателями сада, не спуская вороватых глаз с крошек еды Мириамель. Но, несмотря на то, что небо, по которому бежали облака, было совсем близко, островные птицы с яркими перьями оставались в тенях на деревьях, сердито возмущаясь пронзительными голосами.

Иногда по вечерам Стриве присоединялся к Мириамель в саду, его приносил мрачный Ленти и усаживал в кресло с высокой спинкой, укутав бесполезные ноги графа узорчатым покрывалом. Мириамель, чувствовавшая себя несчастной у него в плену, специально почти не реагировала, когда он пытался развлечь ее забавными историями, матросскими сплетнями или слухами из порта. Но с другой стороны, она ловила себя на том, что не испытывает ненависти к старику.

Когда Мириамель поняла, что ей не удастся сбежать, а проходящие дни притупили горечь положения, она неожиданно обнаружила, что получает удовольствие, сидя в саду, когда день постепенно переходит в вечер. В конце каждого дня, когда небо у нее над головой из голубого постепенно обретало цвет олова, а потом становилось черным, и в канделябрах загорались свечи, Мириамель чинила порванную во время путешествия на юг одежду, а когда ночные птицы принимались осторожно выводить свои первые трели, пила чай из душицы и делала вид, что не слушает истории старого графа. Когда солнце садилось, Мириамель надевала свой плащ для верховой езды. Ювен выдался необычно прохладным, и даже в закрытом со всех сторон саду ночи были студеными.

Когда Мириамель провела в замке Стриве около недели, он пришел и принес печальную весть о том, что ее дядя Леобардис погиб в сражении у стен Наглимунда. Старший сын герцога Бенигарис – кузен, которого она никогда особо не любила, – вернулся, чтобы править Наббаном, сидя на троне в Санцеллан Маистревисе, как прекрасно понимала Мириамель, с помощью своей матери Нессаланты, еще одной родственницы, не входившей в число ее фаворитов. Новость ее сильно огорчила – Леобардис был добрым человеком, кроме того, его смерть означала, что Наббан покинул поле сражения, оставив Джошуа без союзников.

Через три дня вечером в первый день тьягариса Стриве налил ей чашку чая собственной дрожащей рукой и сообщил, что Наглимунд пал. Ходили слухи, что там была настоящая бойня и почти никому не удалось спастись. Он обнимал ее своими высохшими, точно ветки, руками, пока она плакала.

* * *

Свет постепенно гас, и заплаты неба, проступавшие сквозь темную вышивку из листьев, обрели нездоровый цвет синяков.

Деорнот споткнулся о корень, который не увидел в темноте, и Санфугол с Изорном упали на землю рядом с ним. Падая, Изорн выпустил руку арфиста, и тот немного прокатился вперед и со стоном остановился. Повязка у него на икре, сделанная из тонких полосок ткани, оторванных от нижней юбки одной из дам, окрасилась свежей кровью.

– Бедняжка, – проговорила Воршева, которая, прихрамывая, подошла к нему.

Она присела на корточки, расправив юбку порванного в нескольких местах платья, и взяла Санфугола за руку. Но наполненный болью взгляд арфиста был обращен на ветки у него над головой.

– Милорд, нам нужно остановиться, – сказал Деорнот. – Становится слишком темно, и уже ничего не видно под ногами.

Джошуа медленно к нему повернулся, волосы принца растрепались, на лице застыла тревога.

– Мы должны идти дальше, пока совсем не стемнеет, Деорнот. Для нас драгоценно каждое мгновение света.

Деорнот сглотнул, он испытывал почти физическую боль, когда ему приходилось возражать своему господину.

– Мы должны найти надежное место для ночлега, мой принц. После полного наступления темноты это будет сделать намного труднее. Кроме того, раненым будет угрожать еще более серьезная опасность, если мы продолжим путь.

Джошуа отсутствующим взглядом посмотрел вниз на Санфугола. Деорноту совсем не нравились перемены, которые он видел в своем принце. Джошуа всегда был спокойным, и многие считали его странным, однако он всегда оставался решительным лидером – даже в последние жуткие недели перед падением Наглимунда. Сейчас же казалось, будто он совсем не хочет ничего делать, как в мелочах, так и в крупных вопросах.

– Ладно, – сказал Джошуа наконец. – Мы остановимся, если ты считаешь, что нам следует так поступить, Деорнот.

– Прошу меня простить, но не могли бы мы пройти немного по этому… ущелью? – спросил отец Стрэнгъярд. – Это всего несколько лишних шагов, а мне кажется, что разбить лагерь на дне будет безопаснее, правда ведь? – Он выжидательно посмотрел на Джошуа, но принц только крякнул в ответ. Тогда архивариус повернулся к Деорноту. – А ты как думаешь?

Деорнот окинул взглядом потрепанный отряд и увидел белые испуганные глаза на грязных лицах.

– Это хорошая идея, мы так и сделаем, – сказал он.

Они разожгли крошечный костер в наспех вырытой яме и окружили его камнями – скорее, для тепла, чем чего-то другого. Они бы с радостью развели огонь побольше, чтобы согреться – с наступлением ночи воздух в лесу становился пронзительно холодным, – но не могли рисковать. Да и в любом случае, еды у них не было. Они слишком спешили, чтобы отвлекаться на охоту.

Отец Стрэнгъярд и герцогиня Гутрун вместе промыли рану Санфугола и наложили свежую повязку. Стрела с черно-белым опереньем, сбившая арфиста с ног, похоже, задела кость, и, несмотря на осторожные усилия ее извлечь, часть наконечника осталась в теле. Когда Санфугол мог говорить, он жаловался, что почти не чувствует ног; сейчас он забылся беспокойным поверхностным сном. Воршева стояла рядом и печально на него смотрела. Она демонстративно избегала Джошуа, но его это не слишком волновало.

Деорнот безмолвно проклинал свой тонкий плащ.

«Если бы только я знал, что нам придется идти по открытому лесу, – жаловался он самому себе, – я бы надел свой плащ для верховой езды, с меховым капюшоном». Он мрачно улыбнулся своим мыслям и неожиданно громко рассмеялся, издав короткий, похожий на лай смешок, который привлек внимание Эйнскалдира.

– Ты чего веселишься? – нахмурившись, спросил риммер, который правил свой ручной топор о маленький точильный камень.

Он поднял его, проверил лезвие мозолистым пальцем и снова положил на камень.

– Да так, ничего особенного. Просто я подумал о том, какими мы были глупцами – как плохо подготовились к осаде.

– Пустая трата времени переживать из-за того, что уже случилось, – проворчал Эйнскалдир, не отводя взгляда от топора, который он поднес к красному пламени. – Сражайся и живи, сражайся и умри, Бог заберет всех нас.

– Я не о том. – Деорнот замолчал и задумался. Мимолетная мысль превратилась в нечто большее, и неожиданно он испугался, что потеряет ее. – Нас приперли к стенке и разбили, – медленно проговорил он, – изгнали, вынудив бежать. С тех пор, как мы покинули Наглимунд, прошло три дня, и все это время за нами гонятся преследователи, и мы не провели ни одного мгновения без страха.

– А чего нам бояться? – ворчливо спросил Эйнскалдир, дергая свою темную бороду. – Если они нас поймают, то убьют. Есть вещи похуже, чем смерть.

– Вот именно! – сказал Деорнот, сердце которого отчаянно колотилось в груди. – И я о том же! – Он наклонился, сообразив, что говорит слишком громко, почти кричит. Эйнскалдир перестал точить топор и уставился на него. – Вот это меня и удивляет. Почему они нас не убили?

Эйнскалдир взглянул на него и мрачно проговорил:

– Они пытались.

– Нет. – На Деорнота неожиданно снизошла уверенность. – Копатели… буккены, как их называет твой народ… вот они действительно пытались. А норны – нет.

– Ты спятил, эркинландер, – с отвращением заявил Эйнскалдир.

Деорнот не стал ему отвечать, а пополз вокруг костра в сторону Джошуа.

– Мой принц, мне нужно с вами поговорить.

Джошуа не ответил, он снова погрузился в настроение, которое, видимо, унесло его далеко от этого места. Он сидел и смотрел на Тайгера. Старый шут спал, прислонившись спиной к стволу дерева, лысая голова опустилась на грудь. Деорнот не видел ничего интересного в том, как спал старик, поэтому встал между принцем и объектом его наблюдений. Лицо Джошуа было почти не различимо, но света крошечного костра хватило, чтобы Деорнот увидел, что принц приподнял бровь в легком удивлении.

– Что такое, Деорнот?

– Мой принц, вы нужны вашим людям. Почему вы стали таким странным?

– Моих людей осталось совсем мало, разве нет?

– Но они по-прежнему ваши люди – и сейчас, когда опасность так велика, они особенно в вас нуждаются.

Деорнот услышал, как Джошуа вздохнул, словно от удивления, или собрался ответить что-то резкое, но, когда он заговорил, его голос прозвучал ровно и спокойно:

– Для нас наступили тяжелые времена, Деорнот. И все люди переживают их по-разному. Ты об этом хотел со мной поговорить?

– Не только, милорд. – Деорнот подобрался к нему поближе и сел на расстоянии вытянутой руки от принца. – Чего хотят норны, Джошуа?

Джошуа печально рассмеялся.

– Мне казалось, это очевидно. Они хотят нас прикончить.

– В таком случае, почему они этого еще не сделали?

На мгновение между ними повисла тишина.

– Что ты имеешь в виду?

– Ровно то, что сказал. Почему они нас не убили? У них было много возможностей.

– Мы бежим от них вот уже…

Деорнот, отбросив церемонии, схватил принца за руку и мимолетно подумал, как тот исхудал.

– Милорд, неужели вы думаете, что норны – миньоны Короля Бурь, уничтожившие Наглимунд, – не смогли бы поймать дюжину голодных и раненых мужчин и женщин?

Он почувствовал, что рука Джошуа напряглась.

– А это означает…

– Я не знаю что! – Деорнот выпустил руку принца, поднял с земли веточку и принялся пальцами сдирать с нее кору. – Но я не могу поверить, что они не расправились бы с нами, если бы хотели.

– Усирис на Дереве! – выдохнул Джошуа. – Я стыжусь того, что тебе пришлось взять на себя ответственность, которая на самом деле принадлежит мне, Деорнот. Ты прав. В этом нет смысла.

– Возможно, есть что-то важнее нашей смерти, – задумчиво проговорил Деорнот. – Если бы они хотели нас убить, почему они нас не окружили? Если ходячий мертвец сумел незаметно к нам подобраться, разве это не по силам норнам?

Джошуа на миг задумался.

– Возможно, они боятся нас. – И снова принц замолчал. – Созови всех, – сказал он наконец. – Это слишком важно, чтобы оставаться только между тобой и мной.

Когда все собрались возле маленького костра, Деорнот окинул их взглядом и покачал головой. Джошуа, он сам, Эйнскалдир, Изорн, Тайгер, еще не проснувшийся окончательно, и герцогиня Гутрун; Стрэнгъярд искал место, чтобы сесть, Воршева присматривала за Санфуголом – вот и весь их отряд. Их осталось всего девять человек. Два дня назад они похоронили Хелмфеста и юную горничную. Гамволд, немолодой стражник с седыми усами, умер, свалившись в пропасть во время атаки, в которой был ранен Санфугол. Они не смогли достать тело Гамволда, не говоря уже о том, чтобы похоронить, и неохотно оставили его на уступе открытой гряды, отдав на растерзание ветру и дождю.

«Нас осталось всего девять, – подумал он. – Джошуа прав. Это действительно совсем маленькое королевство».

Принц закончил объяснение, и заговорил Стрэнгъярд, голос которого звучал неуверенно:

– Мне совсем не хочется произносить это вслух, – начал он, – но… но, возможно, они просто так развлекаются… ну, как кошка с загнанной в угол крысой.

– Какая жуткая идея! – проговорила Гутрун. – Впрочем, они же язычники, так что все возможно.

– Они больше, чем просто язычники, герцогиня, – сказал Джошуа, – они бессмертны. Многие из них родились еще во времена, предшествовавшие тем, когда Усирис Эйдон прогуливался среди холмов Наббана.

– Они тоже умирают, – сказал Эйнскалдир. – Я знаю.

– Но они ужасные существа, – содрогнувшись всем своим могучим телом, сказал Изорн. – Теперь я знаю, что именно они пришли с севера, когда нас держали в плену в Элвритсхолле. У них даже тени холодные, точно ветер Халхейма, страны смерти.

– Подожди, – перебил его Джошуа. – Изорн, ты мне кое-что напомнил. Ты как-то говорил, что, когда вы были пленниками, некоторых из ваших людей пытали.

– Да, и я никогда этого не забуду.

– Кто их пытал?

– Черные риммеры, те, что живут в тени Стормспайка. Они были союзниками Скали из Кальдскрика – хотя, мне кажется, я уже говорил вам, принц Джошуа, что люди Скали не получили того, что им обещали. В конце они находились в таком же смертельном ужасе, что и мы.

– Но вас пытали Черные риммеры? А норны?

На широком лице Изорна на мгновение появилось задумчивое выражение.

– Нет… – медленно ответил он. – Не думаю, что норны имели к этому отношение. Они были всего лишь темными тенями в плащах с капюшонами, входившими и выходившими из Элвритсхолла. Казалось, они вообще ни на что не обращали внимания – впрочем, мы не часто их видели, и я был этому рад.

– Итак, – подвел итог Джошуа, – складывается впечатление, что норнов пытки не интересуют.

– Складывается впечатление, что пытки их просто не волнуют, – прорычал Эйнскалдир. – А Наглимунд показал, что они нас не жалуют.

– И тем не менее я думаю, они не станут преследовать нас в лесу Альдхорт ради развлечения. – Принц задумчиво нахмурился. – Мне трудно представить, почему они нас боятся, учитывая, в каком плачевном состоянии мы находимся. Чего еще они могут хотеть?

– Посадить нас в клетки, – проворчал Тайгер, потирая болевшие ноги. Целый день в лесу дался ему тяжелее остальных, если не считать Санфугола. – Чтобы заставить плясать.

– Помолчи, старик, – прорычал Эйнскалдир.

– Прекрати ему приказывать, – возмутился Изорн и наградил Эйнскалдира суровым взглядом, что было довольно трудно почти в кромешной темноте.

– Я думаю, Тайгер прав, – заговорил Стрэнгъярд, как обычно тихим извиняющимся голосом.

– В каком смысле? – спросил Джошуа.

Архивариус откашлялся.

– Мне показалось, что в его словах есть определенный смысл, – начал он. – Конечно, не то что они хотят, чтобы мы для них плясали. – Он попытался улыбнуться. – А про клетки. Возможно, они намерены захватить нас в плен.

– Я думаю, Стрэнгъярд попал в самую точку! – взволнованно вскричал Деорнот. – Они не убили нас потому, что хотят заполучить живыми.

– Или некоторых из нас, – осторожно проговорил Джошуа. – Возможно, именно по этой причине они использовали труп бедняги копейщика – чтобы он пробрался к нам, а затем утащил кого-то или даже нескольких человек.

– Нет. – Возбуждение Деорнота неожиданно растаяло. – В таком случае, почему они не окружили нас, когда у них была возможность? Я уже задавал себе этот вопрос, но у меня так и нет на него ответа.

– Если так, – заговорила герцогиня Гутрун, – я их точно не интересую. Проку от меня немного даже мне самой. Они охотятся на принца Джошуа. – Она сотворила знак Дерева у себя на груди.

– Конечно, – сказал Изорн, обняв мать за плечи могучей рукой. – Элиас отправил их с приказом захватить Джошуа. И он хочет получить вас живым, милорд.

– Может быть, – сказал Джошуа, которому явно стало не по себе. – Тогда почему они обстреливают нас из луков? – Он показал на лежавшего на земле Санфугола, Воршева поила арфиста, придерживая его голову. – Ведь они могут нечаянно убить того, кто им нужен, теперь, когда мы сбежали.

Ни у кого не нашлось ответа на его вопрос, и, охваченные тревогой, они долго сидели, прислушиваясь к звукам сырой ночи.

– Подождите минутку, – заговорил Деорнот. – Мы сами себя запутали. Когда они на нас напали?

– Рано утром после той ночи, когда молодой копейщик появился у нашего костра, – ответил Изорн.

– Кто-нибудь пострадал?

– Нет, – ненадолго задумавшись, сказал Изорн. – Нам повезло, что мы сумели сбежать. Их стрелы, которых было много, чудом никого не достали.

– Одна из них сбила мою шляпу! – сердито проворчал Тайгер. – Мою лучшую шляпу! И теперь она пропала!

– Жаль, что не твоя голова, – рявкнул Эйнскалдир.

– Но ведь все знают, что норны прекрасно стреляют из луков, – продолжал Деорнот, не обращая внимания на риммера и старого шута. – А когда они попали в кого-то еще?

– Вчера, – качая головой, ответил Изорн. – Тебе бы следовало это помнить. Гамволд мертв, Санфугол серьезно ранен.

– Но Гамволда не застрелили!

Все одновременно повернулись и посмотрели на Джошуа. В голосе принца появилась неожиданная сила, от которой по спине Деорнота пробежал холодок.

– Гамволд упал, – сказал Джошуа. – Все убитые члены нашего отряда погибли в сражении с копателями, кроме Гамволда. Деорнот прав! Норны преследуют нас три дня – целых три дня, – они множество раз в нас стреляли, но попали только в Санфугола.

Принц встал, и его лицо оказалось в тени, остальные слышали, как он принялся расхаживать взад и вперед.

– Но почему? Почему тогда они рискнули и выпустили стрелу? Мы делали что-то такое, что их испугало? Делаем нечто… – он замолчал. – Или идем…

– Вы о чем, принц Джошуа? – спросил Изорн.

– Мы поворачиваем на восток, в сторону сердца леса.

– Точно! – сказал Деорнот, который задумался о прошедших трех днях. – Мы двигались на юг с тех пор, как спустились со Стайла, убежав из Наглимунда. И в первый раз попытались свернуть на восток, в сторону более глубокой части леса. А потом, когда был ранен арфист и погиб Гамволд, мы вернулись назад, вниз по склону и продолжили идти на юг вдоль границы Альдхорта.

– Они ведут нас в нужном им направлении, – медленно проговорил Джошуа. – Точно безмозглых животных.

– И это потому, что мы попытались сделать что-то, вызвавшее у них беспокойство, – заметил Деорнот. – Они пытаются помешать нам идти на восток…

– И мы до сих пор не знаем почему, – сказал Изорн. – Они ведут нас к плену?

– Скорее, чтобы с нами расправиться, – заявил Эйнскалдир. – Просто хотят прикончить нас у себя дома. Устроить пир, пригласить гостей.

Джошуа по-настоящему улыбался, когда снова сел к костру, и в свете пламени сверкнули его зубы.

– Я решил отклонить их приглашение, – сказал он.

За час или два до рассвета отец Стрэнгъярд подобрался к Деорноту и похлопал его по плечу. Деорнот слышал, как он полз в темноте, но все равно вздрогнул от его прикосновения.

– Это всего лишь я, сэр Деорнот, – поспешно проговорил Стрэнгъярд. – Моя очередь стоять на страже.

– Нет необходимости. Мне все равно не удастся заснуть.

– Ну, тогда, может быть, мы могли бы… вместе постоять на страже. Если мои разговоры не будут вас раздражать.

Деорнот мысленно улыбнулся.

– Нисколько, святой отец. И вам нет необходимости называть меня «сэр». Приятно провести спокойно час или около того – в последнее время нам не часто выпадали такие мгновения.

– Думаю, хорошо, что я не буду тут один, – сказал Стрэнгъярд. – Знаете, зрение у меня уже не такое хорошее – в моем единственном глазу. – Он смущенно рассмеялся. – Нет ничего страшнее, чем видеть, как слова в моих любимых книгах с каждым днем становятся все неразборчивее.

– Нет ничего страшнее? – мягко переспросил его Деорнот.

– Ничего, – твердо заявил Стрэнгъярд. – О, не скажу, конечно, что я ничего другого не боюсь, но, например, смерть – мой Господин заберет меня, когда посчитает, что пришло мое время. А вот провести последние годы в темноте, не в силах видеть написанные слова, которые были моим делом на земле… – архивариус смущенно замолчал. – Извините, Деорнот, я болтаю глупости. Просто такой это час ночи. Дома, в Наглимунде, я часто просыпаюсь перед тем, как взойдет солнце… – Монах не договорил, и они сидели молча, размышляя о том, что произошло с местом, где они жили.

– Когда мы будем в безопасности, Стрэнгъярд, – неожиданно заговорил Деорнот, – если вы не сможете читать, я буду к вам приходить и делать это за вас. Глаза и ум у меня не такие, конечно, как ваши, но я упрям, точно голодная лошадь, и постепенно стану лучше. Я буду вам читать.

Архивариус вздохнул и затих.

– Вы исключительно добры, – проговорил он через мгновение. – У вас будут гораздо более важные занятия, когда мы окажемся в безопасности, и Джошуа займет трон Светлого Арда, – дела значительно серьезнее, чем чтение книг старому книжному червю.

– Нет, нет, я так не думаю.

Они некоторое время молчали, слушая, как шумит ветер.

– Значит, мы… направимся сегодня на восток? – спросил Стрэнгъярд.

– Да, и я думаю, норнам наш план не понравится. Я боюсь, что еще кто-то из нас будет убит или ранен. Но мы должны ухватиться за свою судьбу обеими руками. Слава богу, принц Джошуа это понимает.

Стрэнгъярд вздохнул.

– Знаете, я тут подумал… Я чувствую себя довольно глупо, когда произношу это, но… – он не договорил и замолчал.

– Что?

– Возможно, они хотят захватить не принца Джошуа. Возможно, им нужен… я.

– Отец Стрэнгъярд! – удивленно прошептал Деорнот. – И почему вы так думаете?

Священник смущенно потряс головой.

– Знаю, звучит глупо, но я должен сказать. Видите ли, именно я изучал манускрипт Моргенеса, в котором говорится про Три Великих меча, – и он сейчас со мной. – Стрэнгъярд похлопал по карману своего просторного одеяния. – Мы вместе с Ярнаугой искали и изучали, пытаясь понять, где находится меч Фингила по имени Миннеяр. Теперь, когда он мертв… мне совсем не хочется выставлять себя важным человеком, но… – он вытащил какой-то маленький, едва различимый в темноте предмет, висевший на цепочке у него на шее. – Он дал мне свой Свиток, знак Ордена, и, возможно, это сделало меня опасным для всех остальных членов нашего отряда. Может быть, если я сдамся, они оставят вас в покое.

Деорнот рассмеялся.

– Если они хотят заполучить вас живым, святой отец, тогда нам повезло, что вы с нами, иначе нас уже давно распотрошили бы, точно голубей. Даже не думайте о том, чтобы уйти.

– Если вы так считаете, Деорнот… – неуверенно пролепетал Стрэнгъярд.

– Да, я так считаю. Не говоря уже о том, что мы нуждаемся в ваших мозгах больше, чем во всем остальном, что у нас есть, – кроме самого принца.

Архивариус смущенно улыбнулся.

– Вы очень добры.

– Разумеется, если мы хотим пережить этот день, нам потребуются не только мозги, – добавил Деорнот. – Нам бы еще очень пригодилась удача.

Посидев еще немного с архивариусом, Деорнот решил поискать место поудобнее, чтобы поспать часок до наступления рассвета. Он ткнул в бок Стрэнгъярда, голова которого опустилась на грудь.

– Я оставлю вас на страже, святой отец.

– М-м-м?.. О! Да, сэр Деорнот. – Священник принялся энергично кивать, демонстрируя, что готов приступить к страже. – Конечно. Идите поспите немного.

– Солнце скоро встанет, святой отец.

– Вы правы. – Стрэнгъярд улыбнулся.

Деорнот прошел всего несколько дюжин шагов и устроился на ровном участке земли, спрятавшись за деревом. Пронзительный ветер носился по лесному полу, как будто охотился за теплыми телами. Деорнот плотно завернулся в плащ и попытался устроиться поудобнее. Он никак не мог согреться и в конце концов решил, что вряд ли сумеет уснуть, и, тихонько ворча, чтобы не разбудить тех, кто спал неподалеку, поднялся на ноги, пристегнул ремень с мечом на пояс и направился обратно к тому месту, где Стрэнгъярд нес вахту.

– Это я, святой отец, – прошептал он, выйдя из-за деревьев на маленькую полянку.

И удивленно остановился. На него смотрело невероятно белое лицо с черными прищуренными глазами. Стрэнгъярд не шевелился в руках одетого в черное чужака, спал или потерял сознание. Острие ножа, точно шип огромной черной розы, касалось открытой шеи священника.

Когда Деорнот бросился вперед, он увидел еще две бледные ночные тени с глазами-щелочками и назвал их древним именем.

– Белые Лисы, – крикнул он. – Норны! На нас напали!

С оглушительным ревом он ударил белокожее существо и обхватил его руками. Они упали, архивариус вместе с ними, и на мгновение Деорнот запутался в переплетении рук и ног. Он почувствовал, как Лис, руки которого наполняла скользкая сила, схватил его лицо и потянул подбородок вверх, стараясь открыть шею. Деорнот выбросил вперед кулак, тот наткнулся на что-то жесткое, словно кость, и в ответ раздался шипящий вопль боли. Деорнот уже слышал грохот и крики среди деревьев вокруг и мимолетно подумал, что это может означать – появление новых врагов, или его товарищи наконец проснулись.

«Меч, – подумал он. – Где мой меч?»

Но меч застрял в ножнах, которые запутались в ремне. Ему вдруг показалось, что луна загорелась ослепительным сиянием, перед ним снова возникло белое лицо: губы растянуты, зубы оскалены, точно у тонущей дворняжки. Глаза, уставившиеся на него, были холодными и нечеловеческими, словно морские камни. Деорнот принялся искать кинжал, а норн тем временем схватил его за горло одной рукой, другая, подобная бледному пятну, начала подниматься вверх.

«У него нож! – У Деорнота возникло удивительное ощущение, будто он оказался на широкой реке и его тащит за собой медленное, спокойное течение, но в то же мгновение в голове у него, словно обезумевшие мухи, начали носиться панические мысли. – Будь я проклят, я забыл про нож».

Он смотрел еще одно бесконечное мгновение на норна, стоявшего перед ним, – тонкие, принадлежавшие другому миру черты, белую паутину волос на лбу, едва различимые губы, плотно прижатые к красным деснам. А потом Деорнот дернулся головой вперед и ударил лбом в мертвенно-бледное лицо. Не успев почувствовать боль от соприкосновения с ним, он снова бросился в атаку. Внутри у него распустилась огромная тень, крики и ночной ветер превратились в приглушенное гудение, а луну окутал липкий мрак.

Когда Деорнот снова смог думать, он увидел Эйнскалдира. Риммер, казалось, плыл к нему, точно ветряная мельница размахивая руками, а его топор превратился в сверкающее пятно. Рот Эйнскалдира был открыт, словно он что-то кричал, но Деорнот не слышал ни единого слова. Джошуа бежал сразу за ним, и они атаковали еще одну пару похожих на тени фигур. Мечи поднимались и опускались, их окутывало сияние, они разрубали мрак на полосы отраженного лунного света. Деорнот отчаянно хотел подняться и помочь им, но его придавила к земле страшная тяжесть, какой-то аморфный груз, от которого он не мог избавиться. Он принялся с ним сражаться, пытаясь понять, куда подевалась его сила, потом груз, наконец, свалился с него, и на Деорнота набросился ледяной ветер.

Джошуа и Эйнскалдир по-прежнему двигались перед ним, и их лица в синей темноте ночи напоминали диковинные маски. Из тени леса начали появляться новые двуногие существа, но Деорнот не мог определить – враги это или друзья. Ему казалось, что ему отказывает зрение, что-то попало в глаза, и он чувствовал жжение. Он провел руками по лицу и обнаружил, что оно стало липким и влажным, а когда поднес пальцы к свету, увидел, что они почернели от крови.

* * *

Длинный сырой тоннель шел вниз внутри склона горы. Узкая, освещенная факелами лестница с пятьюстами заросшими мхом древними ступенями, извиваясь, вела вниз в самое сердце Ста-Мирор, из большого дома графа Стриве к крошечному, скрытому от посторонних глаз доку. Мириамель догадалась, что этот тоннель стал спасением для многих аристократов прошлого, вынужденных бежать, когда крестьяне становились неожиданно воинственными или выступали против прав привилегированных жителей страны.

После тяжелого спуска, от которого у них заболели ноги, под бдительными взглядами Ленти и еще одного слуги с суровым лицом Мириамель и Кадрах оказались на каменной площадке под скальной аркой, а перед ними, словно потрепанный ковер, раскинулись серые воды гавани. Внизу покачивалась на воде маленькая гребная лодочка.

Через несколько мгновений на другой извилистой горной тропе появился граф Стриве в резном паланкине с занавешенными окнами, который несли четверо дюжих мужчин в матросской одежде. Чтобы защититься от ночного тумана, граф надел толстый плащ и шарф, и Мириамель подумала, что в тусклом свете последних часов ночи он кажется совсем древним.