Текст книги "Час расплаты"

Есть ли правосудие на свете?

В ее разгоряченном мозгу вдруг возник образ Балленкоа, безумного убийцы, который сидит себе где-то в городе и спокойно ест свой завтрак, запивая его кофе. Люди могут смотреть на этого человека и ничего плохого не видеть в нем. Они и представить не могут, кто перед ними на самом деле. И все потому, что у полицейских не хватило доказательств.

Лорен не сомневалась, что он виновен, но у нее тоже не было доказательств.

Сердце женщины забилось быстрее. Тревога миллионами иголок вонзилась ей в кожу. Руки и лоб стали влажными от пота.

– Я должна идти, – внезапно заявила Лорен.

Она поставила кружку на столик, поднялась с кресла и, стараясь не смотреть на Анну, сказала:

– Я заберу Лию утром.

– Не стоит, – возразила Анна. – Меня не затруднит завезти ее на ранчо. У Венди завтра утром урок верховой езды. Мне все равно нужно везти ее туда.

– Ну… хорошо, – запинаясь, произнесла Лорен. – Спасибо.

Она чувствовала на себе пристальный взгляд Анны Леоне, но не хотела встречаться с ней взглядом.

– Спасибо, что пригласили Лию. Уверена, ей понравится.

– Мне самой приятно, – сказала Анна.

Если она и считала поведение Лорен несколько странным, то виду не подала. Психолог не попыталась остановить гостью, направившуюся к двери.

Когда Лорен распахнула дверь в конце коридора и вышла на улицу, солнечный свет на мгновение ослепил ее. Она нащупала солнцезащитные очки у себя на голове. Одна из дужек запуталась в волосах. Нетерпеливо стараясь высвободить очки, Лорен заметила, что у нее трясутся руки.

– Блин! Блин! – полушепотом выругалась она.

Наконец ей удалось вытащить дужку, но женщина, не рассчитав собственных сил, так дернула их, что они упали на мелкий укатанный гравий автостоянки стеклами вниз. Без царапин явно не обошлось.

Рассердившись, Лорен поддела ногой солнцезащитные очки, и те полетели в направлении ее машины. Потом, нагнувшись, женщина схватила очки и запустила ими в автомобильное стекло. Отскочив от стекла, они вновь упали на гравий. Там она их и бросила, совсем не заботясь о том, что очки были от «Гуччи» и стоили больше сотни долларов.

Сев в машину, Лорен завела двигатель, дала задний ход и что есть силы нажала на газ. Из-под шин во все стороны полетел гравий.

Опустив голову и стараясь не смотреть на здание, Лорен выехала с автостоянки. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы знать: Анна Леоне стоит сейчас у боковой двери и наблюдает за тем, как она глупо ведет себя.

Ей надо бежать, бежать не от Анны, бежать не из кабинета Анны Леоне, хотя и там есть стены, которые могут сомкнуться, оставив ей не больше свободного пространства, чем в шкафу… Нет, ей надо бежать от самой себя, от сумятицы собственных чувств.

Нет, без пистолета не обойтись…

14

Владетельное Ничтожество, как называла его Мейвис Витейкер, был широкоплечим, сутулым семидесятилетним стариком, одетым в мешковатые зеленые шорты, которые в прошлой жизни, судя по всему, были брюками, а сейчас чуть прикрывали его узловатые колени. Черные носки доходили до середины лодыжек. Чтобы они не сползали, он прикрепил их к ногам специальными подвязками. Обут Карл Эддард был в коричневые оксфордские туфли, натертые до блеска.

– Мейвис Витейкер, – проворчал старик, бросив сердитый взгляд на свечу зажигания, которую он держал между большим и указательным пальцами правой руки.

Его пухлая красноватая губа опустилась вниз, выражая тем самым крайнюю степень неодобрения.

– Старая шумная летучая мышь! Какое ей дело, кому я сдаю жилье?

Они стояли в гараже, приютившемся за скромным домиком, в котором жил Карл Эддард. Здесь сильно воняло бензином и машинным маслом. Жилье старика располагалось всего в двух кварталах от дома, который снял Роланд Балленкоа.

– Деньги этого парня ничем не хуже, чем любые другие деньги, – сказал он.

– Вы в курсе проблем, которые были у мистера Балленкоа в Санта-Барбаре? – спросил Мендес.

– Мне все равно. Он выплачивает авансом, причем в срок. Он никогда ни о чем меня не просил. Никаких неприятностей от него не было.

– Его обвиняли в похищении шестнадцатилетней девочки, – заметил Мендес.

– Если бы он был на самом деле виновен, то сейчас сидел бы в тюрьме, – заявил мистер Эддард. – Он говорил мне, что никто не хочет сдавать ему жилье. Этот парень согласен был заплатить в полтора раза больше.

«Небольшая премия за возможность иметь под боком отличные охотничьи владения», – подумал Мендес, питая к Карлу Эддарду стойкую антипатию за пренебрежение к общественной безопасности.

– Когда он от вас съехал? – спросил Хикс.

Эддард вытер грязную свечу зажигания не менее грязной тряпицей, а затем сунул ее обратно в мотор газонокосилки.

– Не могу сказать, – раздраженно ответил старик. – Я даже не знал, что он съехал.

Эддард подобно черепахе втянул голову в плечи, словно держать ее высоко поднятой было больно.

– У вас есть номер телефона мистера Балленкоа? – спросил Хикс.

Детектив раскрыл блокнот и вытащил ручку, готовясь записывать.

– Нет. У него нет телефона.

– Можете сказать, в каком банке он держит свои деньги? – вновь спросил Хикс.

– Ни в каком. Он всегда платил денежным почтовым переводом.

– Это странно.

– Как по мне, то это лучше чека, – заявил старик.

На своих скрюченных ногах Эддард заковылял к скамейке, стоящей за гаражом.

– Когда он перестал платить? – поинтересовался Мендес.

– Он не переставал, – ответил Эддард, выбирая гаечный ключ из висящих на крючках над верстаком инструментов. – Он заплатил.

– До какого срока?

– До конца месяца.

– Он давал о себе знать с тех пор?

Старик поскреб себе спину и гаечным ключом принялся отвинчивать покрытую ржавчиной гайку старой газонокосилки.

– Нет.

Мендес обменялся многозначительным взглядом с напарником. Согласно тому, что рассказала им Мейвис Витейкер, Балленкоа съехал где-то между концом апреля и началом июня. Но он заплатил за июль. Не значит ли это, что мужчина не хочет, чтобы посторонние узнали о том, что он больше здесь не живет? Или его отъезд оказался настолько поспешным, что у Балленкоа просто не хватило времени на то, чтобы вернуть себе деньги?

– А не приходила ли в ваши мудрые головы мысль о том, что он вообще никуда не съезжал? – борясь с неподатливой гайкой, поинтересовался Карл Эддард. – Он мог просто куда-нибудь поехать на время. Люди часто путешествуют.

– Можно зайти к нему домой? Проверить? – спросил Мендес, делая вид, что не заметил, как многозначительно поднялись брови у Хикса.

Карл Эддард хмуро на него посмотрел.

– У вас есть ордер на обыск, молодой человек?

– А он нам не нужен, – заявил Мендес. – Вы являетесь владельцем дома. У вас есть полное право войти туда, когда вам заблагорассудится. Мы лишь хотим убедиться в том, что мистер Балленкоа до сих пор там живет.

Эддард проворчал:

– Я занятой человек.

– Мы не отнимем у вас много времени, мистер Эддард. Минут двадцать, не больше. И не станем в дальнейшем беспокоить вас. Нам важно знать, живет ли мистер Балленкоа в данное время в Сан-Луисе или нет. Если не живет, мы отсюда уедем.

Старик хмыкал и ворчал, затем откашливался, сплевывая мокроту. Наконец он вытер руки пропитанной машинным маслом тряпкой, а потом с отвращением бросил ее на газонокосилку.

– Ладно.

Мендес и Хикс ожидали в машине, пока Карл Эддард искал ключи от дома.

– Ты в своем уме или нет? – спросил Хикс.

Мендес усмехнулся и с наигранной наивностью ответил вопросом на вопрос:

– А что?

– Если детектив Нери узнает об этом, он настучит своему боссу, а тот настучит нашему старику. Ты нас подставляешь.

– Ну и что? – повторил Мендес. – Мы ничего не будем трогать, только посмотрим, что там к чему. Никаких незаконных обысков. Мы ничего не будем искать. Мы ни к чему не прикоснемся. Мы ничего с собой не возьмем.

– Ты надеешься, что он написал на стене ванной признание в убийстве?

– Не забывай, что мы проделали весь путь ради того, чтобы повидаться с этим клоуном, – сказал Мендес. – Я хочу быть уверен, что он собрал свои вещи и уехал. Если мы обнаружим, что его рубашки висят в стенном шкафу, то это будет означать: Балленкоа из Сан-Луиса никуда не уезжал, а значит, беспокоиться не стоит. А вот если он, собрав вещички, смылся из города, никого не поставив в известность, то… это наводит на определенные мысли.

– Я до сих пор не уверен в том, что мы поступаем правильно. Возможно, мы делаем из мухи слона, – не согласился с ним Хикс. – У парня нет настоящего преступного прошлого. Единственный человек, видевший его в Оук-Кнолле, полного доверия не заслуживает.

– Рассказывай, – хмыкнул Мендес. – Кто живет в одном месте, получает почту в другом, не имеет банковского счета и телефона, а потом уезжает из города, никого не предупредив?

– Преступник, – подумав, признал Хикс.

– Преступник, который может стать теперь нашей головной болью. И если мистеру Эддарду все равно, что подозреваемый в похищении детей живет через улицу от средней школы, то мне – нет. И тебе, думаю, тоже нет. У тебя ведь дочери.

– Я бы не хотел, чтобы он жил рядом со мной, – согласился Хикс, наблюдая за тем, как Карл Эддард подходит к красному «эльдорадо» 1978 года. – Давай с этим разберемся. А потом мы перекусим. Если меня и ожидает сегодня головомойка, то пусть, по крайней мере, это произойдет на полный желудок.

15

9‑миллиметровый укороченный пистолет «Вальтер ППК». Ланс называл его Девятимиллиметровой Малышкой. Патроны 0,38 дюйма. Рукоятка пистолета вполне умещается в женской руке. Интерес мужа к этому оружию объяснялся тем, что «Вальтер ППК» калибра 7,65 мм был любимым оружием Джеймса Бонда, начиная с одного из лучших фильмов Бондианы – «Доктор Но».

Ланс мог часами разглагольствовать о Бонде. При этом его глаза светились, словно у мальчишки утром на Рождество. При воспоминании о покойном муже в сердце Лорен прокралась тоска. Но Лорен не позволила ей пустить там корни. Приятные воспоминания, подобно тяжелым камням, тянули ее в омут отчаяния. Сегодня женщина уже побывала в состоянии, которое, по ее ощущениям, походило на соскальзывание с обрыва.

Несвершенное правосудие было ее «горячей» кнопкой, спусковым крючком. Она не могла этого вынести, не могла оставаться сторонним наблюдателем. Гнев неистово клокотал в ее груди, грозясь вырваться наружу, как дикий зверь.

Лорен просто необходимо было избавиться от него. Пусть уж лучше подконтрольное ей насилие, чем испепеляющая душу ярость. Пострелять из мужнего пистолета – то, что ей сейчас нужно. Она возьмет пистолет в руку и почувствует его силу, почувствует твердость и холод металла. С «пушкой» не поспоришь. Она может стать орудием правосудия.

Пистолет не принимает извинений, он не признает неопределенных положений. Пистолет говорит только правду, страшную правду, окончательную правду, правду, над которой она, Лорен, имеет власть. Никаких «но». Никаких «что, если». Никаких юридических лазеек. Она сможет привести приговор в действие одним нажатием на спусковой крючок, и никто не в состоянии будет обжаловать ее вердикт.

Лорен знала два стрелковых полигона на окраине Оук-Кнолла. Один из них назывался «Каньон», другой – «Стрелковый клуб Оук-Кнолла». Последний представлял собой современный клуб для настоящих джентльменов. Там можно было попрактиковаться в стрельбе из винтовок по тарелочкам. Здания и земли, принадлежащие клубу, отличались ухоженностью.

Ланс когда-то тоже принадлежал к клубу подобного рода. Его члены одевались, как манекенщики из каталога «Орвис», а ружья являлись серьезными денежными инвестициями. У Лорен еще оставался его дробовик, изготовленный на заказ в Италии. Красивый приклад из экзотической породы дерева и искусная гравировка на металлических частях.

Клуб был частью их жизни. Многие из их общих друзей по теннису и поло посещали стрелковый клуб.

Но обычная для ее статуса жизнь – последнее, к чему Лорен теперь стремилась. Собираясь на стрельбище, она даже не подумала о том, чтобы немного принарядиться. Джинсы и футболка – все, что человеку надо. На голову женщина надела черную бейсболку и низко надвинула козырек на глаза. Собранные в конский хвост волосы торчали из разреза сзади.

Стрелковый тир «Каньон», куда она решила поехать, располагался довольно далеко от Оук-Кнолла. Впрочем, Лорен сейчас именно этого и хотелось – очутиться как можно дальше от Мак-Астерского колледжа, бутиков и пешеходной площади. Это был индустриальный район. То тут, то там виднелись низкие, похожие на склады строения из жести. В них работали сварщики, краснодеревщики и автомеханики. В здании, где размещался стрелковый тир, находились еще реквизиторский цех киностудии и низкопробный бар с обнаженными до пояса танцовщицами.

Вот сюда Лорен и собиралась прийти с элегантным пистолетом Джеймса Бонда, принадлежавшим ее покойному мужу. Здесь она хотела попрактиковаться в меткости стрельбы и одновременно усмирить своих демонов.

Вряд ли кто-то из знакомых Лорен мог появиться в этом месте и увидеть ее.

На автостоянке перед выбранным ею стрелковым полигоном было довольно много машин, но других БМВ она не заметила. Женщина вытащила из багажника вещевой мешок с оружием и, перекинув его через плечо, вошла внутрь.

Обшитые деревянными панелями стены были украшены головами диких животных. Она чувствовала на себе взгляды мужчин. Примерно так же смотрели на нее в супермаркете. Если бы ее груди были гораздо большего размера, мужчины, возможно, сказали бы Лорен, что она ошиблась дверью. Лорен оказалась единственной женщиной в тире. Однако вряд ли бы ее приняли здесь за стриптизершу. Слишком худа… слишком стара… слишком бледна… слишком забита жизнью…

Не вступая в излишние разговоры, Лорен зарегистрировалась и разобралась со всеми бумажками. Мужчина за столом осмотрел «вальтер» и предложил ей бумажные мишени с кругами. Лорен раскошелилась на мужские силуэты в полный рост.

В тире женщина надела на себя защитные очки и сунула затычки в уши, прикрепила мишень и запустила ее. Когда мишень отъехала на пятнадцать футов, Лорен остановила ее и внимательно посмотрела вперед.

Впервые с того момента, как женщина в спешке выскочила из кабинета Анны Леоне, она почувствовала себя относительно спокойно. Разум ее очистился. Она задышала ровнее. Руки не дрожали.

Глубоко вобрав в себя воздух, Лорен подняла руку с «вальтером» и, перейдя на знакомый ритм, начала…

Бах! Бах! Бах! Вдох. Бах! Бах! Бах! Вдох. Бах! Бах! Бах! Вдох. Перезарядка. Бах! Бах! Бах!

В туловище. В туловище. В голову. Вдох… В туловище. В туловище. В голову. Вдох…

Каждый выстрел находил свою цель. Бумажные мишени превращались в клочья. Одна мишень… другая… третья…

Закончив, женщина протерла оружие, выкинула стреляные гильзы и разорванные мужские силуэты в мусор, а затем сложила свои вещи обратно в мешок.

Когда Лорен повернулась, чтобы идти, она увидела, что упражнявшиеся по соседству в стрельбе мужчины прекратили все свои дела и смотрят на нее. Один из них забрал свою сумку с задней скамьи и открыл перед Лорен дверь.

Когда они дошли до реквизиторского цеха киностудии и вытащили затычки из ушей, мужчина, бросив на женщину оценивающий взгляд, сказал:

– Леди! Я хотел бы познакомиться с вами.

Лорен шла, щурясь под лучами яркого солнца, и жалела о том, что выбросила солнцезащитные очки.

«Нет, – подумала она, – ты не хочешь стать Роландом Балленкоа».

* * *

Фотоаппарат показывал ее крупным планом. Он видел, как женщина выходит из тира и направляется к своему черному седану БМВ‑5. За прошедшие годы она сильно изменилась. Элегантную одежду женщина сменила на голубые джинсы, черную футболку и бейсбольную кепку. Обычно уложенные в модную стрижку темные волосы теперь были стянуты в конский хвост. Ни дорогих украшений, ни искусного макияжа. Однако, несмотря на утомленный вид и истощенность, она по-прежнему была сексапильной телкой.

Женщина подошла к машине и сунула свой черный вещевой мешок в багажник, не зная, что смотрит прямо в объектив его фотоаппарата. Лорен захлопнула багажник.

Затвор клацнул. Машина отъехала.

16

В доме, который Роланд Балленкоа арендовал у Карла Эддарда, явно давно никто не жил.

Старик отпер дверь, и они вошли внутрь. В помещении пахло моющими средствами и пылью. Воздух стоял спертый. Так пахнет в домах, в которых ни одно живое существо давным‑давно не тревожило воздух.

Вся мебель – на своих местах. Ничего не пропало, но ничего и не прибавилось – ни журналов, ни туфель, ни распечатанных конвертов с неоплаченными счетами, ни рубашки, ни куртки, ни бейсболки, ни зубной щетки, ни расчески, ни ватной палочки… Ничего… Никаких остатков пищи. Ни мусора, ни обрывков бумаги, ни обертки от жевательной резинки… Создавалось впечатление, что Роланд Балленкоа никогда сюда не наведывался.

– Полагаю, вы можете давать объявление и искать нового арендатора, – сказал Мендес.

Карл Эддард бросил на детектива снисходительный взгляд.

– Зачем? Пока Балленкоа платит, он будет моим лучшим арендатором.

– Зачем ему платить за дом, если он не живет в нем? – задумчиво спросил Хикс.

– А мне какое дело? – вопросом на вопрос ответил старик.

Видя, что смотреть здесь, в сущности, нечего, Мендес подавил в себе желание поискать под кроватями, между матрасами и матрасными пружинами. Ему хотелось выдвинуть ящички комода и проверить, не приклеено ли липкой лентой что-нибудь к их донышкам. Ему хотелось взобраться на чердак и найти там спрятанную коробку с чем-то.

Но ничего такого он делать не стал.

В принципе, назвать их действия противозаконными нельзя, поскольку они вошли в дом вместе с его владельцем. Если даже какое-нибудь инкриминирующее Балленкоа доказательство по недомыслию окажется у всех на виду, особых проблем не будет. Остается только надеяться, что у него обычный адвокат, а не прожженная бестия. Они могут навлечь на себя гнев всего полицейского управления Сан-Луис-Обиспо, но, с юридической точки зрения, тыл у них довольно прочный… кажется…

Но на этом их юрисдикция заканчивалась. Без ордера на обыск и формального повода они имели право только осмотреть дом. Они не расследовали никаких преступлений. И здесь они оказались только из‑за любопытства Мендеса, из‑за его сочувствия к женщине, которую все считали сукой, находящейся на грани безумия.

Карл Эддард начал нервничать, когда истекли обещанные ему двадцать минут.

– У меня еще много дел, – пожаловался старик. – Этот парень из воздуха перед вами не материализуется.

«Зато он как в воду канул», – подумалось Мендесу.

Они поблагодарили Эддарда. Старик запер дом и пошел по своим делам. У заборчика к нему привязалась Мейвис Витейкер и зашагала за ним по улице.

– Я говорила вам, что ничего хорошего из этого не выйдет! Приютили у себя извращенца!

Эддард отмахнулся от нее, словно от назойливой мухи.

Мендес и Хикс поехали в центр города. Там они пообедали в небольшом, весьма живописном мексиканском ресторанчике. Стоящие на улице столики прятались от солнца в тени двух высоких раскидистых деревьев.

– Чертовски странно, – произнес Хикс, внимательно рассматривая лежащие на тарелке рыбные тако[10]10
  Тако – мексиканский пирожок из кукурузной муки с начинкой из рубленого мяса или рыбы, с томатами, сыром и салатными листьями. Подается с острым соусом.


[Закрыть] под острым соусом из красного перца. – Кому нужно арендовать дом в одном городе, а жить в другом?

– Я хочу знать, как он может позволить себе такое. Арендную плату ни здесь, ни в Оук-Кнолле пустяковой не назовешь. Неужели свободные фотографы так много зарабатывают?

– Если это правда, то я иду прямиком в магазин фототоваров, чтобы зарабатывать этим на жизнь.

– Теперь у нас больше вопросов, чем ответов, – пожаловался Мендес.

Он поддел на вилку ломтик тамале[11]11
  Тамале – острое блюдо мексиканской кухни, лепешка из кукурузной муки с начинкой из мясного фарша с перцем чили, завернутая в кукурузные листья.


[Закрыть] и с кислой миной на лице принялся жевать.

– Но главный вопрос в том, какого черта он это делает, – сказал Хикс.

– Честно говоря, у меня нехорошее предчувствие насчет этого парня. Люди не скрывают своего места пребывания, если им нечего скрывать.

– Думаю, в отделе транспортных средств его нынешнего адреса не знают.

– Как думаешь, сколько писанины уйдет на то, чтобы узнать его адрес через почтовую службу? – спросил Мендес.

– Уйма. И что нам это даст? Если почту не приносят ему прямо домой, у нас будет номер его ящика на почтамте.

– Мне бы для начала и его почтового индекса хватило, – не согласился Мендес. – Надеюсь, он не окажется из Оук-Кнолла.

17

Положив скрипку в футляр, Рэни Паквин покинула комнату для занятий музыкой и, пройдя через холл, очутилась на улице. Стоял горячий калифорнийский полдень. После пребывания в прохладном, оборудованном кондиционерами здании девушка почувствовала, как все ее тело окутывает тепло, приятное и нежное, словно бархат. Рэни полной грудью вдохнула пахнущий эвкалиптами сухой воздух и улыбнулась.

Ее шея и плечи ныли, но занятие прошло сегодня плодотворно. Она была довольна собой. Скоро летний музыкальный фестиваль. Рэни не только будет играть вместе со своим камерным ансамблем, но еще и выступит соло. Ее выбрали на одном из вечерних концертов. Огромный успех для любой студентки Мак-Астерского колледжа, особенно второкурсницы.

Жизнь прекрасна.

Тяжелая работа принесла свои плоды. Участие в фестивале докажет ее родителям, что их дочь поступила правильно, оставшись в Оук-Кнолле на лето, а не поехала домой, чтобы убивать время на берегах озера Мичиган.

Рэни шла по территории кампуса с лучезарной улыбкой на лице. Сейчас она вернется домой, переоденется, постирает грязное белье, а потом вместе с Мишель, Ксенией и Дженной будет играть в теннис. После этого они поедут в центр и перекусят в одном из придорожных кафе на площади.

До женского общежития было десять минут ходу. Большой дом в викторианском стиле стоял на углу затененного огромными дубами переулка. Девушка направилась к гаражу, где позавчера оставила полиэтиленовый пакет с грязными вещами, да так и не постирала. У нее уже не осталось чистого белья, поэтому первым делом Рэни решила устроить маленькую постирушку.

Пакет с грязным бельем она оставила на полу. Вспомнив, как однажды Дженна обнаружила в приготовленной для стирки одежде трех мышей, девушка поежилась. По коже забегали мурашки. Рэни осторожно взяла пакет за самый низ и приготовилась вытряхнуть вещи. Если что, она отбросит его в сторону и с криком выскочит из прачечной. Но на стол высыпалось одно лишь грязное белье.

Рэни сразу же почувствовала, что здесь что-то не то. От пропахшей потом одежды, в которой она играла в теннис, исходил странный запах. Девушка поморщилась. Пахло какими-то сильными ферментами. Мерзость! Так пахнет высохшая мужская сперма, но этого просто быть не может! Со времени разрыва с Джейсоном прошло уже несколько месяцев. Правда, мысли о расставании до сих пор тревожили ее.

Девушка бросила белье в барабан стиральной машины. У нее найдется кое-что интереснее, чем думать о мальчиках.

* * *

Из общежития Рэни вышла одетая в накрахмаленную теннисную форму со скандально короткой юбочкой. Высокая, стройная девушка с длинными загорелыми ногами. Темные волосы были собраны сзади в конский хвост, который высовывался из-под белой панамы.

Фотографируя девушку, он не был уверен, кого снимает. Мужчина знал имена полдюжины девушек, живших в общежитии. Балленкоа убил на это много времени. Он ждал, когда почтальон принесет утреннюю корреспонденцию. Как только он уходил, мужчина оглядывался по сторонам и поднимался на крыльцо большого дома, чтобы внимательно просмотреть оставленные там письма.

В своем блокноте Балленкоа записал имена и фамилии девушек, которые жили в доме: Холли Джонсон, Дженнифер Портер, Сара Мак-Кой, Натали Уитмен, Хизер Ортиц и Рэни Паквин. Последнее имя он внес вчера ночью. Это имя было написано маркером на полиэтиленовом пакете с грязным бельем, из которого он брал трусики.

Вспомнив это имя, мужчина вновь почувствовал запах девушки. Он хотел попробовать на вкус ее киску. Роланду вдруг ужасно захотелось, чтобы ее трусики были сейчас при нем. Ему хотелось сунуть их себе в рот и сосать… Отложив фотоаппарат на пассажирское сиденье, Роланд полез рукой в расстегнутую ширинку. Он начал ласкать себя, провожая взглядом уходящую по улице стройную теннисистку.

Если это и есть Рэни Паквин, то ему очень повезло. Он помнил, что в пакете с грязным бельем была теннисная одежда.

Когда девушка свернула за угол и скрылась из виду, Роланд перестал с собой играть, застегнул ширинку и вытер руки влажной салфеткой. Затем он сделал несколько записей в своем блокноте.

По своему характеру Роланд был пунктуальным и хорошо организованным человеком. Даже будучи ребенком, он хранил свои вещи и мысли в идеальном порядке. Заметки Роланда были отражением его характера и отличались дотошностью. Он писал мелким аккуратным почерком, стараясь не упускать деталей.

Роланд Балленкоа пользовался записными книжками и ручками исключительно самого высокого качества, которые он покупал в магазине художественных принадлежностей, а не в обыкновенных канцелярских лавочках розничной торговли, где продавались дешевые блокноты. Бумага в его записных книжках была чуть толще обычной и легко впитывала чернила. Ручки он предпочитал со сверхтонкими перьями. Такими пользуются архитекторы.

На самом деле он украл эти ручки в доме Лоутонов в Санта-Барбаре. Ланс Лоутон был всеми уважаемым архитектором. Роланду нравились эти ручки.

Сначала он указал адрес женского студенческого общежития, а затем описал дом – как он выглядит, где расположен, в каком квартале, что находится по соседству…

С правой стороны страницы мужчина сделал очень подробную зарисовку интересующего его здания, а под рисунком – довольно детальный план окрестностей: гараж, дом, расположение дверей, окон и так далее.

В нижней части страницы, слева, Роланд печатными буквами вывел имена живущих в доме девушек, а также написал, какая корреспонденция приходит на их имя.

Дженнифер Портер. 1 открытка из Люцерна, Швейцария. Послана 27 июня 1990 года. Сзади от руки написано: «Жаль, что ты не здесь. Люди тут замечательные. Обожаю Швейцарию. С любовью, Дениз».

Сара Мак-Кой. Конверт от Сообщества терапевтов Оук-Кнолла. Предположительно чек.

Натали Уитмен. 1 открытка «Холлмарк» в фиолетовом конверте. Обратный адрес: М. Дорн, 1128 Виа-Морада, Пасо Роблес, СА 93446. 1 открытка-напоминание, посланная из стоматологической поликлиники «Лучезарная улыбка»: «Вам назначено 22 июля на 10 ч. 30 мин.». На открытке фамилия пишется как «Витмен».

И тому подобное.

Роланд перевернул лист и на чистой странице печатными буквами тщательно вывел:

Рэни Паквин. Высокая. 5 футов и 7–9 дюймов. Стройная. Маленькая грудь. Длинные ноги. Загорелая. Прямые темно-каштановые или черные волосы. Носит распущенными или собранными в конский хвост. Играет на скрипке. Увлекается теннисом.

Мужчина осторожно подул на страницу, чтобы высушить чернила, закрыл записную книжку и сунул ее обратно в курьерскую сумку, лежавшую на пассажирском сиденье. Затем он завел мотор и направился к теннисным кортам.