Текст книги "Тонкая темная линия"

– Это правда, – прошептал Ник. Казалось, бешеная энергия ушла из его тела, и оно стало цепенеть изнутри. – Я потерял контроль над собой. Я не могу найти человека, который заслужил бы трепку больше, чем Ренар, и я не жалею о том, что избил его. Сожалею только о том, как это отразится на моей жизни.

– Ты поступил неправильно.

– В конце концов применение силы всегда оборачивается против тебя же. Я разочаровал себя самого в ту ночь, – признался Ник. – Предполагается, что все в природе должно оставаться в своем естественном состоянии. Насилие всегда порождает сопротивление, верно? Честно говоря, я так и не смог принять философию бездействия. В этом и есть суть моей проблемы.

Анни снова не узнавала его. Превращение из маньяка в философа произошло в сотые доли секунды.

– В суде ты заявил о своей невиновности, – заметила Анни, – но сейчас признаешь, что виноват.

– Жизнь сложна, дорогая. Если меня осудят за уголовное преступление, я навсегда потеряю работу. Это не выход.

– Сопротивление живого существа против вмешательства в его естественное состояние.

Неожиданно Фуркейд улыбнулся и на мгновение стал необыкновенно привлекательным.

– Ты отличная ученица, девочка.

– Зачем ты это делаешь?

– Что?

– Называешь меня девочкой, как будто тебе в обед сто лет.

На этот раз его улыбка получилась печальной. Ник медленно подошел к Анни и приподнял ее подбородок.

– Потому что так оно и есть, детка. И тебе такой никогда не стать.

Фуркейд нагнулся слишком низко, и Анни смогла разглядеть в его глазах каждый прожитый год, всю тяжесть, взваленную им на плечи. Его большой палец прикоснулся к ее губам. Анни дернулась и отвернулась, вдруг занервничав.

– Так из-за чего у тебя зуб на Дюваля Маркота? – спросила она, вставая со стула и проходя к другому концу стола.

– Это личное, – ответил Фуркейд, садясь на ее место.

– Но ты чуть не выболтал все несколько минут назад.

– Тогда я думал, что ты в этом замешана.

– Следовательно, я признана невиновной?

– Пока да. – Его внимание привлекли разбросанные по столу бумаги. – Это еще что такое?

– Мои записи по делу об убийстве Памелы Бишон. – Анни медленно подошла к нему. – Почему ты решил, что Маркот мог быть в этом замешан? Есть какая-то связь с фирмой по продаже недвижимости, принадлежавшей Памеле Бишон?

– Пока подобных связей мы не нашли, – ответил Ник, просматривая собранный Анни материал. – Зачем ты это делаешь?

– Потому что меня волнует это дело. Я хочу увидеть, как убийцу Памелы накажут по закону. Я верила, что так и будет – до этой среды. Мне нелегко в этом признаваться, но я верила в твои способности. А теперь, когда расследованием занимается Стоукс, я не уверена, что Памела дождется торжества справедливости.

– Ты не доверяешь Стоуксу?

– Я не знаю, хватит ли у него способностей, чтобы раскрутить это дело. И не уверена, что он сможет их применить, если они у него есть. Теперь ты говоришь мне, что, с твоей точки зрения, это Чез тебя накрутил. Зачем ему это делать?

– Деньги. Отличный мотив.

– А кто еще из участников этого дела, кроме Ренара и Кадроу, был бы рад твоему падению?

Фуркейд промолчал, но имя крутилось у него в голове словно назойливое насекомое. Дюваль Маркот. Человек, разрушивший его жизнь.

Анни подошла к шкафчику.

– Мне необходимо выпить кофе, – призналась она так спокойно, словно этот мужчина не ворвался в ее дом и не угрожал ей ее же собственным револьвером. Но когда она открывала кран, пуская воду, руки у нее дрожали. Глубоко вздохнув, Анни потянулась за банкой с кофе и отвинтила крышку.

– Так что же ты собираешься делать, Туанетга?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты хочешь добиться справедливости, но не веришь, что Стоукс найдет преступника. Если я подойду чуть ближе к Ренару, меня снова отправят за решетку. Что ты будешь делать?

– А что я могу? – ответила она вопросом на вопрос. – Я всего лишь помощник шерифа. А последние дни они даже не говорят со мной по рации.

– Ты и так уже работала над делом в одиночку.

– Я следила за ходом расследования, – уточнила Анни.

– Ты хотела в этом участвовать. Ты хочешь стать детективом, девочка, так прояви инициативу. Ты и так уже получила по носу за то, что сунула его не туда, куда следует. Но будь упрямой.

– Такого размера упрямства будет достаточно? – Анни повернулась к нему, держа в руке пятидюймовый девятимиллиметровый «курц бэк-ап», дослала патрон в патронник и твердой рукой прицелилась в грудь Фуркейду. – Этот малыш живет у меня в банке для кофе. Проверь, блефую ли я, если хочешь. Никто не удивится, когда услышит, что я пристрелила тебя как собаку, когда ты вломился в мой дом.

Анни ожидала увидеть ярость или хотя бы недовольство, но никак не ожидала, что Ник громко захохочет.

– Вот это да, Туанетта! Вот умница! Именно об этом я тебе и толковал. Инициатива, творческий подход и стальные нервы. – Фуркейд встал и двинулся к ней. – Ты чересчур дерзкая.

– Точно. И я собираюсь всадить тебе пулю в грудь. Стой, где стоишь.

На этот раз он сразу повиновался, оценив небольшое расстояние, отделяющее его от ствола револьвера.

– Ты на меня злишься.

– Это слишком мягко сказано. Все в департаменте обращаются со мной словно с прокаженной, и все из-за тебя. Ты нарушил закон, а меня за это наказывают. Потом ты врываешься в мой дом и… терроризируешь меня.

– Ты со всем справишься, если будешь работать со мной, – довольно резко парировал Фуркейд.

– Работать с тобой? Да я с тобой в одной комнате быть не хочу!

– А вот это…

Одно неуловимое движение, и он схватил ее руку с револьвером и завел в сторону и вверх. Пули прочертили линию точек на потолке, дождем посыпалась штукатурка. Без особых усилий Ник отобрал у Анни револьвер и одной рукой крепко прижал ее к себе, заломив ей руки за спину.

– …ложь, – закончил он свою фразу. Фуркейд резко отпустил ее, вернулся к столу и снова, принялся просматривать записи и вырезки.

– Я могу помочь тебе, Туанетта. Мы стремимся к одной цели, ты и я.

– Десять минут назад ты считал, что я участвую в заговоре против тебя.

Фуркейд напомнил себе, что он до сих пор так и не узнал, как обстоят дела на самом деле. Но эта девица не стала бы тратить время на дело об убийстве Памелы Бишон, если бы ее не интересовала поимка преступника.

– Я хочу довести расследование до конца, – объявил Фуркейд. – Маркусу Ренару место в аду. Если ты хочешь добиться справедливости для Памелы Бишон и ее дочери, будешь работать со мной. У меня в десять раз больше материала, чем тебе удалось собрать в одиночку.

Анни подумала, что именно этого она и хотела – работать с Фуркейдом, получить доступ к делу, попытаться найти убийцу. Но Фуркейд – человек слишком непредсказуемый, слишком сложный.

– Почему именно я? – поинтересовалась она. – Ты должен ненавидеть меня больше, чем все остальные.

– Только в том случае, если ты меня продала.

– Я этого не делала, но…

– Тогда я не могу тебя ненавидеть, – просто ответил Ник. – Если ты меня не продавала, то, следовательно, действовала в согласии со своими принципами и этими чертовыми обстоятельствами. За это я не могу тебя ненавидеть, могу только уважать.

– Ты очень странный человек, Фуркейд.

Он приложил руку к груди.

– Я единственный в своем роде, Туанетта, поверь на слово.

Ник положил «курц» на стол и снова подошел к ней. Он был абсолютно серьезен.

– Я не хочу отдавать это дело, – заявил Ник. – Ренар должен заплатить за то, что сделал. Если я не доверяю Стоуксу, значит, с ним я работать не могу. Остаешься ты. Хочешь исполнить свой долг, работай со мной. За сим…

Он склонил голову, и у Анни перехватило дыхание. От ожидания у нее свело мускулы. Ее губы слегка приоткрылись, будто она собиралась сказать «нет». Ник приложил два пальца ко лбу, отдавая честь, развернулся и вышел из квартиры, растворившись в темноте ночи.

Время шло, а Анни все стояла посреди кухни. Наконец она вышла на площадку, но Фуркейд уже уехал. Ее окружали только обычные ночные звуки – вскрик жертвы хищной птицы, всплеск воды, словно кто-то выбрался на поверхность и снова нырнул.

Анни долго всматривалась в темноту. Ее мучили соблазны, сомнения и страх. Она вспоминала слова Фуркейда, сказанные тогда в баре: «Держись подальше от этих теней, Туанетта… Иначе они высосут из тебя жизнь». Фуркейд и сам был полон теней, странных переходов от кромешной тьмы к яркому свету. Глубокое спокойствие и яростная энергия. Жестокий, он все-таки был человеком принципов. Анни не знала, что делать с его предложением. У нее появилось ощущение, что если она примет его вызов, то ее жизнь пойдет наперекосяк. Этого ли она хотела?

Анни казалось, что она стоит на пороге другого измерения и чьи-то глаза наблюдают за ней оттуда, пытаясь угадать, каким будет ее следующий шаг.

Наконец она ушла в дом, даже не подозревая, что за ней на самом деле следили.

«Я чувствую приближение безумия, и мне становится трудно дышать. Еще ничего не закончено, и я не знаю, наступит ли когда-нибудь конец.

Действия одного человека порождают действия другого, и так без конца, словно волны набегают на берег.

Я знаю, что волна подступит и унесет меня. Я даже представляю этот кровавый прилив. Я ощущаю вкус крови во рту. Я вижу следующую жертву. Кровавая волна уже коснулась ее ног».

ГЛАВА 15

Телефон зазвонил в 0:31. Анни еще раз проверила замки на дверях и легла в постель, но сон никак не шел к ней. Она сняла трубку после третьего звонка.

– Алло?

Ей никто не ответил.

– Ах вот как… Будешь просто дышать в трубку? – сказала Анни, откидываясь на подушки и представляя на другом конце провода Маллена. – А знаешь, я все гадала, почему это вы, ребята, не начали эту игру еще два дня назад. Незамысловатое хулиганство – как раз в твоем вкусе. Неужели ты забыл все грязные ругательства? Думаешь, что до смерти напугал меня?

Анни ждала потока оскорблений, но звонивший молчал. Она представила туповатое лицо Маллена и усмехнулась.

– Что ж, ты получаешь штрафные очки за скудность воображения. Впрочем, могу догадаться, что я не первая женщина, которая говорит тебе об этом.

Молчание.

– Ну, это уже становится скучным, а мне завтра на работу. Но ведь ты и так об этом знаешь, правда?

Анни повесила трубку и скорчила гримаску. Можно подумать, что после приключений с пьяным водителем ее этим можно испугать. Она выключила свет, от всей души желая, чтобы можно было так же легко отключить собственные мысли.

К пяти часам утра Анни все еще взвешивала «за» и «против» предложения Фуркейда. Она засыпала на какое-то время, но это забытье не приносило отдыха, а лишь тревожные сны. Наконец Анни капитулировала, с трудом встала, чувствуя себя совершенно разбитой. Она плеснула холодной водой в лицо, прополоскала рот и надела тренировочный костюм.

Анни выполняла привычные упражнения, чтобы разогреть мышцы, а ее мозг отказывался переключиться на гимнастику. Может быть, предложение Фуркейда работать вместе – лишь часть заговора против нее, звено в цепи отмщения? Если его коллеги в департаменте настолько ее ненавидят, что готовы бросить на произвол судьбы, то почему бы ему не испытывать к ней таких же чувств?

Анни продела ступни в петли тренажера и начала выполнять наклоны из положения сидя. Пятьдесят каждое утро. Она ненавидела каждое движение.

Несвязные фразы Фуркейда о Дювале Маркоте, известном бизнесмене из Нового Орлеана, должны были бы заставить ее насторожиться. Анни ни разу не слышала ни о каком скандале, связанном с именем Маркота, а это странно. Имя практически каждого, кто пользуется хоть какой-то властью в Новом Орлеане, регулярно поливается грязью. Выведение сильных мира сего на чистую воду было любимым видом спорта в этом городе. И как это Маркоту удалось остаться таким чистеньким? Причина в том, что он чист, как ангел… или черен, как сам дьявол?

А какая, собственно, разница? Ей-то что за дело до Дюваля Маркота? Он не мог иметь никакого отношения к убийству Памелы Бишон… Если не считать того, что этот человек тоже занимался продажей недвижимости.

Анни перешла с тренажера к штанге. Она поднимала ее каждое утро двадцать пять раз. Это упражнение Анни ненавидела почти так же, как и предыдущее.

А что будет, если она отправится к Фуркейду домой? Чего ей в таком случае ждать от шерифа и Притчета? Ведь она же свидетель обвинения! Фуркейд не должен приближаться к ней так же, как и она к нему. Возможно, именно поэтому Ник предложил ей работать с ним. Полагал, что таким образом он добьется, чтобы Анни смягчилась по отношению к нему. Если он позволит ей участвовать в расследовании, то Анни не будет слишком уж детально вспоминать события на стоянке перед фирмой «Боуэн и Бриггс».

Но Фуркейд не кажется человеком, способным на такие уловки. Он целеустремленный, принципиальный, даже бестактный.

Анни вышла из квартиры, сбежала по лестнице и пересекла стоянку. Анни пробегала две мили каждое утро и знала каждую кочку. Ежедневные упражнения были расплатой за ее любовь к сладкому. Кроме того, Анни понимала, что хорошая физическая форма может однажды просто-напросто спасти ей жизнь.

«А что это еще за история со Стоуксом?» – продолжала размышлять Анни. Для нее вся схема была пока лишена смысла. Стоукс привел Фуркейда в бар «У Лаво», это верно, но потом Чез ушел. Как он мог быть уверен, что Ник все-таки отправится на встречу с Ренаром?

Телефонный звонок.

Фуркейда позвали к телефону, а потом он сразу ушел. Но если Стоукс намеревался завести Фуркейда, то ему необходим был свидетель. А почему она не может предположить, что Чез об этом позаботился заранее? Он мог за милую душу наблюдать за происходящим вместе с каким-нибудь парнем из штатских, который позже сыграл бы роль свидетеля обвинения. И какое везение, что Анни вмешалась в происходящее. Какая ирония! Какая сладкая месть! Они с Фуркейдом могли запросто перестрелять друг друга.

Анни вернулась домой, встала под душ, оделась в чистую форму и поспешила в магазин.

– Без завтрака не уйдешь! – объявила тетя Фаншон. Она вытирала клеенчатые клетчатые скатерти на столиках кафе, занимающего часть большого зала. – Сейчас я поджарю для тебя колбасу и яйца, хорошо?

– Нет времени. Прости, тетя, – Анни налила себе большую чашку кофе из кофеварки. – Я сегодня работаю. Фаншон махнула тряпкой на свою приемную дочь.

– Ба! Ты все время работаешь. Ну что это за работа для хорошенькой молоденькой девушки?

– Я встречаю множество достойных мужчин, – усмехнулась Анни. – Разумеется, большинство из них я отправляю в тюрьму.

Фаншон покачала головой и попыталась скрыть улыбку.

– Ай-яй-яй! Смотри, добегаешься!

– Я бегаю только по утрам, – парировала Анни и на ходу схватила батончик «Сникерса».

Она вывела джип со стоянки и поехала по дороге вдоль затона, демонстрируя при этом чудеса ловкости – большая чашка кофе зажата между коленями, батончик и руль в левой руке, а правой она крутила ручку настройки радио.

Машин на трассе становилось все больше. Старый «Кадиллак» выехал на дорогу прямо перед маЩиной Анни. Она нажала на клаксон и на тормоз, потом потянулась к рычагу переключения передач. Анни едва взглянула вниз, но этого хватило, чтобы она заметила нечто странное. Ее рюкзак лежал на полу перед пассажирским сиденьем и шевелился.

Она повернула голову, чтобы рассмотреть все как следует, и у нее перехватило дыхание. Из-под рюкзака появилась пятнистая коричневая змея, толстая, как садовый шланг. Медноголовый щитомордник!

– Господи! – Анни дернулась на сиденье, крутанув руль влево.

Джип рванулся на встречную полосу, вызвав возмущенные гудки водителей. Она подняла глаза и выругалась – на нее, громко сигналя, несся грузовик. Вцепившись в руль побелевшими пальцами, Анни нажала на газ, и машина пулей вылетела в кювет.

Ей показалось, что джип находился в воздухе целую вечность. Потом со звоном вылетели все стекла. От удара Анни подскочила на сиденье, змея шлепнулась ей на колени, а потом упала обратно на пол.

Анни едва сообразила выключить двигатель. Ее единственным желанием было убежать. Она плечом открыла дверцу, выбралась из машины и с силой захлопнула дверцу. Сердце готово было вырваться у нее из груди. Анни задыхалась. Ей пришлось ухватиться за переднее крыло, чтобы удержаться на ногах.

– Господи, господи, господи! – повторяла она. На шоссе несколько машин съехали на обочину.

– Прошу вас, проезжайте! Я с этим разберусь.

Анни подняла голову, взглянула на дорогу. К ней направлялся полицейский, патрульная машина с включенной мигалкой стояла на обочине.

– Мисс! – позвал он. – С вами все в порядке, мисс? Вызвать «Скорую»?

Анни выпрямилась, чтобы он смог разглядеть ее форму. Сама она немедленно узнала полицейского. К ней шел Йорк-Курица, получивший такое прозвище из-за своей походки. Гитлеровские усики топорщились над маленьким тонкогубым ртом. Наконец он узнал Анни.

– Помощник шерифа Бруссар?

– В моем джипе медноголовый щитомордник. Кто-то подложил змею в мою машину.

Конечно, от укуса ядовитого гада она бы не умерла, но смерть подкралась совсем близко. Анни могла погибнуть в автокатастрофе, и это был бы не несчастный случай. Чего же добивался человек, подложивший змею? Анни не знала, какой ответ расстроил бы ее больше.

– Медноголовый щитомордник! – усмехнулся Йорк. Он заглянул в джип. – Я ничего не вижу.

– Почему бы тебе не поползать по полу и не поискать его? Когда он цапнет тебя за задницу, тогда поверишь в его существование!

– Возможно, это был всего лишь ремень безопасности?

– Я пока еще могу отличить ремень от змеи.

– Ну конечно… А может, ты просто красила губы да засмотрелась в зеркало? Вот и потеряла управление. Могла бы и правду сказать. Мне такое не впервой выслушивать, – хихикнул он. – Вечно вы, девочки…

Анни схватила Йорка за рукав рубашки и рывком повернула к себе:

– Ты видишь на моих губах помаду, ты, ублюдок высокомерный? В моей машине змея, а будешь так со мной еще разговаривать, так я обмотаю эту гадину вокруг твоей шеи и удавлю тебя!

– Эй, Бруссар! Ты оскорбляешь офицера!

Окрик раздался с дороги. Ну, разумеется, это был Маллен. Он припарковался на обочине – старый «Шевроле» с рыбачьей лодкой на прицепе. В тесных джинсах его ноги казались тощими, как у цапли.

– Она говорит, что в ее машине медноголовый щитомордник. – Йорк ткнул большим пальцем в сторону джипа.

– Ага, а то он об этом не знал, – резко бросила Анни. Маллен скорчил гримасу:

– Ты опять за свое? Истеричка в приступе паранойи. Возможно, тебе следует проверить уровень Гормонов, Бруссар.

– Да пошел ты…

– Ого-го, оскорбление словом, нападение на полицейского, неосторожное вождение… – Маллен подошел к окну со стороны пассажирского сиденья и заглянул В машину. – Возможно, она пьяна, Йорк. Пусть подышит в трубочку.

– Черта с два! – Анни обошла капот. – Если я найду доказательства, что ты приложил к этому руку…

– Не угрожай мне, Бруссар.

– Это не угроза, а обещание.

Маллен шумно втянул носом воздух:

– Мне кажется, я чую задах виски. Тебе лучше отвезти ее в участок, Йорк. Стресс плохо на тебя действует, Бруссар. Напиться утром, до дороге на работу… Какой стыд.

Йорк недоверчиво покачал головой:

– Я ничего не чувствую.

– Эй ты, идиот, ей же уже мерещатся змеи, и она слетела с дороги. Подгони машину и посади ее туда!

Анни уперлась руками в бока.

– Я никуда не поеду, пока вы не достанете змею из моей машины.

– Сопротивление властям. – Маллен с удовлетворением продолжал список ее прегрешений.

– Я полагаю, нам лучше всего отправиться в участок и во всем разобраться, Анни. – Йорк постарался, чтобы в его голосе прозвучало сожаление.

У нее не оставалось выбора. Йорк не мог разрешить ей сесть за руль, если есть сомнения в ее трезвости. Но черт побери, не станет она дышать в эту распроклятую трубку и развлекать их. Она им не дрессированный пудель в цирке!

– Я думаю, тебе лучше сесть сзади, – заметил Йорк, когда Анни взялась за ручку передней дверцы патрульной машины.

Анни прикусила язык. А она-то привезла Фуркейда на своей машине, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Ей никто не окажет такую любезность.

– Мне нужен рюкзак, – сказала она, – там мой револьвер. И еще я хочу, чтобы вы закрыли мою машину.

Анни смотрела, как Йорк возвращается обратно в кювет. Он сказал что-то Маллену, потом подошел к машине со стороны водителя и вынул ключи из замка зажигания. Маллен тем временем открыл противоположную дверцу, достал рюкзак Анни, потом снова нагнулся. Когда помощник шерифа разогнул спину, то в руке у него была извивающаяся змея. Маллен держал ее у самой головы. На вид в ней было не меньше четырех футов. Достаточно большая, хотя щитомордники в этих краях бывают несколько больше. Маллен сказал что-то Йорку, они оба засмеялись, затем Маллен раскрутил змею и забросил ее в посадки сахарного тростника.

– Это всего лишь уж! – крикнул он Анни, бросая ей рюкзак. – Нет, ты точно наклюкалась, Бруссар! Не можешь отличить одну змею от другой.

– Я бы этого не сказала, – парировала Анни. – Я знаю, какая змея ты, Маллен.

И всю дорогу до Байу-Бро она обдумывала это.

Хукер был не в настроении разбираться с последствиями чьей-то шутки, пусть и злонамеренной. Он разразился нотацией, стоило только Йорку переступить вместе с Анни через порог участка. И гнев его обрушился на Анни:

– Стоит мне только отвернуться, Бруссар, как ты немедленно оказываешься в какой-то куче дерьма. Твои приключения мне уже поперек горла!

– Да, сэр.

– Предполагается, что помощники шерифа берут под стражу всяких подонков, а не друг друга.

– Так точно, сэр.

– Пока здесь работали только мужчины, у нас не было таких неприятностей. Стоит только появиться бабе, как у всех начинает стоять.

Анни сдержалась и не стала ему напоминать, что она работает уже два года и до сих пор ничего подобного не происходило. Разговор происходил в кабинете Хукера, который намеренно оставил дверь открытой, поэтому все желающие могли слышать разнос. Анни только надеялась, что это последнее из унижений. Взбучку она переживет. Либо у Хукера не останется в запасе оскорблений, либо его хватит удар, в любом случае она сможет наконец отправиться патрулировать улицы.

– С меня хватит, Бруссар! Заявляю тебе об этом последний раз.

Откуда-то из глубины коридора раздался возмущенный голос:

– Что значит, вы не можете ее найти? – и Анни узнала гнусавый голос Смита Притчета. Интересно, что могло заставить окружного прокурора прийти в участок в субботу?

– Вы говорите, что храните все записи о звонках по номеру девять-один-один, но именно пленки за тот день, когда арестовали Фуркейда, у вас нет?

Пульсирующая вена зигзагом прорезала высокий лоб Притчета. Он стоял в коридоре у пульта диспетчера в желтовато-зеленой рубашке от Изо, шортах, шиповках для гольфа и вертел в руке клюшку для первых девяти лунок.

Женщина за стойкой скрестила руки на груди.

– Так точно, сэр, именно об этом я вам и толкую.

Притчет пронзил ее гневным взглядом, потом повернулся к Эй-Джею:

– Где, черт побери, Ноблие? Ты ему дозвонился?

– Он уже едет, – сообщил Эй-Джей. И зачем только Притчет устроил эту проверку в субботу утром, да еще поднял такой шум? Эй-Джей Дусе не стал бы раздувать всю эту историю с пропажей пленки, но Притчет вел себя как пятилеток на Рождество. Он позвонил Эй-Джею с третьей лунки по сотовому и сообщил, что, хотя адвокат Фуркейда уже представил свою версию развития событий того вечера; написанную его клиентом, Ноблие продолжал утверждать, что детектив приехал на место происшествия после сообщения на 911 о грабителе. Разумеется, это была ложь, шитая белыми нитками. И Притчет намеревался разоблачить Ноблие. Записи службы 911 должны были ему в этом помочь, так как в диспетчерской в офисе шерифа хранились все пленки. Но пленку с записями именно за тот вечер нигде не удавалось обнаружить.

Дверь распахнулась, и в участок вошел Гас Ноблие в джинсовой рубашке, джинсах и ковбойских сапогах, источая тяжелый запах конюшни.

– Не стоит выходить из себя, Смит. Найдем мы эту чертову пленку. Ну положили ее не туда, всякое бывает.

– Не туда положили, как же! – Притчет погрозил клюшкой шерифу. – Нет никакой пленки, потому что не было никакого вызова и никто не пытался никого ограбить возле здания фирмы «Боуэн и Бриггс».

– Ты хочешь сказать, что я вру? После всех этих лет, что я прикрывал твою спину? Ты мелкая, неблагодарная душонка, Смит Притчет. Если не веришь мне, поговори с патрульными, дежурившими в ту ночь. Спроси, слышали они вызов или нет.

Притчет вытаращил глаза и двинулся к шерифу, его шиповки цокали по полу.

– Я уверен, что они подтвердят любое вранье, только бы прикрыть Фуркейда! – рявкнул он. – Нам не к лицу играть в такие игры, Гас. В твоей корзине лежит гнилое яблоко. Выброси его, и покончим с этим.

Гас недружелюбно покосился на него:

– Вероятно, у нас нет этой пленки, потому что ее уже забрал Уайли Тэллант. Как доказательство невиновности своего подзащитного.

– Что?! – завопил Притчет. – Ты можешь вот так запросто отдавать такие вещи защитнику? Ноблие пожал плечами:

– Я же не говорю, что так и было. Так могло быть. Между мужчинами встал Эй-Джей:

– Если Тэллант взял пленку, он ее уничтожит, Смит. А если записи не будет, то у них не останется ничего, кроме голословных утверждений, что кто-то слышал этот вызов. Ничего страшного.

Если, конечно, не считать того, что Притчет снова оказался в дурацком положении.

Окружной прокурор и шериф вышли на улицу навстречу теплым лучам весеннего солнца.

– Я не знаю, что и сказать, Гас, – посетовал Смит Притчет, – возможно, ты просидел на этом месте слишком долго. С твоей объективностью что-то случилось.

Окружной прокурор двинулся к своему «Линкольну». Его шофер стоял рядом, чтобы отвезти Притчета обратно в загородный клуб.

– Дусе! – рявкнул прокурор. – Поедешь со мной. Нам надо обсудить обвинение. Как закон определяет понятие сговора?

Гас посмотрел, как два юриста сели в «Линкольн», потом, тяжело топая, вернулся в участок, бормоча на ходу:

– Ах ты, хрен тупоголовый! Грозить мне вздумал… – Он потер рукой живот. – Ну и субботка выдалась. – Гас остановился у открытой двери в кабинет сержанта Хукера и заглянул внутрь.

– Пройди в мой кабинет, Бруссар.

– Ты считаешь, что кто-то подложил змею тебе в машину?

– Так точно, сэр. Она не могла сама заползти туда.

– И ты думаешь, что это сделал кто-то из твоих коллег?

– Да, сэр, я…

– У тебя есть доказательства, что это дело рук кого-нибудь из помощников шерифа?

– Нет, сэр, но…

– Ты живешь над магазином, Бруссар. И ты хочешь мне сказать, что никто не заезжал туда вчера вечером? И что люди не въезжали на стоянку и не выезжали оттуда? И никто из посторонних не мог этого сделать?

Анни тяжело вздохнула. Фуркейд мог это сделать, у него был мотив, да и с головой не все ладно, но она промолчала. Змея – это развлечение для подростков, а Фуркейд давно вышел из этого возраста.

– Черт побери, я видел салон твоей машины, девочка. Змея могла там вылупиться из яйца, такой у тебя бардак.

– И вы считаете всего лишь совпадением, что Йорк патрулировал этот отрезок шоссе сегодня утром, – заметила Анни, – а Маллен просто случайно проезжал мимо.

Гас спокойно посмотрел на нее:

– Я считаю, что у тебя нет никаких доказательств обратного. Йорк находился на дежурстве и выполнял свою работу.

– А Маллен?

– У Маллена выходной. Что он делает в свободное от службы время, меня не касается.

– Даже то, что он вмешивается в работу другого офицера?

– Не тебе бы об этом рассуждать, Бруссар, – заметил Ноблие. – Йорк привез тебя в участок, так как решил, что ты напилась.

– Я не пила. Они сделали это, чтобы унизить меня. И заводилой был Маллен.

Йорк только подыграл ему.

– Они нашли под сиденьем наполовину пустую бутылку из-под виски.

У Анни упало сердце. За это ее могли отстранить от работы.

– Я не пью виски, шериф, тем более не держу его в машине. Наверняка Маллен подложил ее туда.

– Ты отказалась пройти контроль на наличие алкоголя.

– Я подышу в трубку, – только тут Анни сообразила, что совершила ошибку. – Могу сдать кровь на анализ, если хотите.

Ноблие покачал головой:

– Все случилось больше часа назад, когда ты отъехала миль пять от своего дома. Сейчас уже ничего не докажешь.

Гас вращался в кресле, потирая щетину на подбородке. По субботам он никогда не брился до вечера, когда они с женой отправлялись ужинать в ресторан. Он так любил субботы. А эта просто коту под хвост.

– Тебе последнее время здорово досталось, Анни, – подбирая слова, продолжил он. – Вчера тебя ударил нарушитель, и ты говорила, что кто-то испортил твою рацию.

– Да, сэр, это правда. – Анни решила не упоминать о дохлой мускусной крысе. Она и так чувствовала себя ребенком, который жалуется на своих обидчиков.

Шериф нахмурился:

– Это все из-за того случая с Фуркейдом. Пожинаешь плоды своих трудов, Бруссар.

– Но я… – Анни заставила себя замолчать, и в комнате повисла гнетущая тишина.

– Мне все это очень не нравится, – покачал головой Гас. – С меня хватит. Я снимаю тебя с патрулирования, Анни.

– Но, шериф…

– Это для твоего же блага, Анни. Пережди, пока все не успокоится. Так тебе не причинят вреда, и ты будешь подальше от тех, кому ты успела насолить.

– Но я же поступила правильно!

– Это верно, но жизнь – настоящая сука, правда? – отрезал Ноблие. – Многие считают, что ты создаешь проблемы. Мне надоели эти разборки между моими подчиненными. Я отстраняю тебя от патрулирования, пока ситуация не прояснится. Завтра ты дежуришь?

– Нет.

– Отлично, остаток сегодняшнего дня в твоем распоряжении. Зайдешь ко мне в понедельник утром за новым назначением.

Анни промолчала. Она только смотрела на Гаса Ноблие, кипя от разочарования и обиды.

– Но это несправедливо, – сказала она. И прежде чем шериф успел ответить, Анни встала и вышла из кабинета.