Текст книги "История Рима"

Глава II
Попытка реформы, произведенная Тиберием Гракхом. Революция, произведенная Гаем Гракхом

Социально-экономические условия в Римском государстве. Разрушение класса мелких собственников и увеличение числа рабов. Необходимость реформ. Сципион. Тиберий Гракх. Его предложения и борьба против новых законов. Гибель Тиберия Гракха. Гай Гракх. Его гибель. Значение и характер его деятельности

После битвы при Пидне Римское государство в течение приблизительно 30 лет пользовалось почти ненарушимым спокойствием, и современникам представлялось, что оно находится в самом благополучном состоянии. Но могущество, дававшее римлянам возможность почти не заботиться о силе государства, имело тот результат, что стали быстро развиваться недостатки, зародыши которых давно существовали в организме республики. Когда руководящая роль в государстве принадлежит ограниченной группе знатных фамилии, то в минуты серьезной внешней опасности обнаруживаются в ней великие силы и великие таланты, но в мирные периоды такие государства управляются почти всегда близоруко и эгоистично, и в Риме в период глубокого мира руководящею, можно сказать, единственною мыслью правительства было сохранить приобретенные привилегии. Правительство старалось даже вести дела так, чтобы не было ни для кого случая выдвинуться какими-либо подвигами, так как это было лучшим способом избавить себя от необходимости делить власть с новым человеком.

Во внутреннем устройстве Рима за это время были произведены лишь второстепенные изменения, совершенно не затрагивавшие существенных недостатков государства. К занятию высших должностей по-прежнему имели доступ лишь люди одною темною круга, и смена консулов не вносила ничего существенно нового в государственные дела. Высшие должности получались лишь теми, кто усиленно заискивал пред избирателями, и республиканские власти все более и более теряли то высокое значение, которое принадлежало им прежде. В Риме к этому времени определились и соперничали две политические партии: партия оптиматов, которая настаивала, чтo в государстве решающее значение должны иметь люди, лучшие и по своему знатному происхождению, и по своему экономическому положению, и партия популяров, которая требовала, чтобы главное влияние было признано за большею количественно частью граждан. В политическом отношении обе эти партии были равно ничтожны, ни та, ни другая не имели руководителя, способного охватить все вопросы государственной жизни, выяснить главные недуги государства и отыскать средства к их уврачеванию, и, в то время как государство явно шло к полному упадку, никто не понимал, что опасностью грозят не недостатки политической конституции, а социальные и экономические условия.

Рим падал, потому что один из двух основных факторов, на которые издревле опиралось государство, был в корне разрушен: хозяйство мелких землевладельцев было теперь совершенно подавлено капиталом, который оперировал колоссально развитым невольничьим трудом. Труд рабов применялся во всех отраслях деятельности: рабы исполняли ремесленные работы, рабы вели обширные предприятия своих господ, управляли банковыми операциями, учили детей. Количество рабов достигло огромных цифр, они закупались массами, и в Передней Азии охота на людей развилась до ужасающих размеров, в самой Италии встречались случаи обращения в рабство свободных людей. Положение рабов и всегда было тяжело, теперь же к ним стали относиться с тем бесчеловечием, какое прежде встречалось лишь в Карфагене, и есть основания думать, что страдания негров в Америке ничтожны по сравнению с тем, что терпели рабы в Риме. С начала II в. в Италии идет почти непрерывный ряд невольничьих восстаний. Восстания эти не прекращались, хотя подавляемы были беспощадными мерами: в 134 г. было, например, казнено до 5000 человек. Особенно сильны и часты были бунты в Сицилии, где в 134–132 гг. правительство принуждено было вести настоящую войну против возмутившихся рабов. Когда, наконец, рабы были усмирены, было казнено больше 20 000 человек – и эту меру тогдашнее общество рассматривало прежде всего как меру, бесцеремонную по отношению к капиталистам, потому что казнь раба причиняла его хозяину материальный ущерб. В то же время несомненно, что многие рабовладельцы сами подстрекали рабов к грабежам и заставляли их этим способом приобретать то, чего им не доставляли хозяева.

Сколь ни были эти бунты неприятны и тяжелы, гибелью государства они, бесспорно, не угрожали, гражданский порядок – создание слишком крупное и мощное, для того чтобы его могли разрушить подобные явления. Огромная опасность для государства заключалась не в этих временных беспокойствах, а в падении класса мелких собственников, которое развивалось параллельно с усилением рабства. В 177-м и 157 гг. в последний раз была произведена та раздача неимущим вновь приобретенной земли, путем которой правительство прежде поддерживало мелкое землевладение, и теперь, в период глубокого мира, количество полноправных граждан не только не увеличивалось, а уменьшалось: в 159 г. их было 328 000, а через 28 лет, в 121 г., – всего 319 000. Дальнейшее движение в этом направлении грозило привести к тому, что масса населения Римского государства превратилась бы в рабов, и тогда Риму предстояла бы неминуемая гибель.

Лучшие люди своего времени задумывались о необходимости реформ, и в числе их Сципион Эмилиан Африканский, один из благороднейших и достойнейших граждан, каких имел Рим. Сын Павла, победителя при Пидне, и дочери Сципиона, победителя при Заме, он получил лучшее по своему времени воспитание, отличался ясным, спокойным умом, твердостью характера, высокою честностью и блестящею личною храбростью. Он оказал Риму незабвенные услуги под Нуманцией и при взятии Карфагена, он не только побеждал врагов, но – что было не легче и не менее ценно – он восстановил дисциплину в войсках, донельзя распущенных, он пользовался общим уважением и в Риме, и у греков, и при дворах азиатских царей. Со своим другом, консулом Гаем Лелием, он обсуждал вопрос, нельзя ли вернуть в казну участки государственной земли, находившиеся в давнем пользовании у богатых людей, и раздать эти участки нуждающимся, по затем отказался от мысли поднять этот вопрос, поняв, что он взволнует все страсти, и опасаясь, что такое лечение окажется, пожалуй, опаснее всякой болезни.

Сципион был центром целого кружка выдающихся людей, в числе которых особенно замечательны Аппий Клавдий, консул и цензор, человек смелый и с умом ясным; Публий Красс Муциан, великий понтифик, известный своею широкою образованностью; брат его, Публий Муций Сцевола, ученейший юрист своего времени; наконец, Метелл, победитель Греции и Македонии. Эти люди не разделяли всех опасений Сципиона и досадовали, что он отказался от попытки осуществить задуманную реформу. Особенно увлекся ее идеями двоюродный брат Сципиона, тоже внук победителя при Заме, Тиберий Гракх (163–133). Это был кроткий, ясной души мечтатель, он болезненно чувствовал весь политический, экономический и нравственный упадок гражданства, страстно желал помочь родине и совершенно уверовал в то средство, опасность которого понимал Сципион. Готовность Тиберия Гракха поднять вопрос о земле стала скоро известна, и на 133 г. он был избран в народные трибуны. Тогда он немедленно внес закон, чтобы все казенные Земли, занятые частными лицами – фактически они все были заняты аристократами, – были отобраны в казну и розданы не имевшим земли гражданам участками по 7,5 десятины. Эти участки должны были оставаться неотчуждаемыми в потомстве того, кто их получал, за пользование же ими их владельцы должны были вносить умеренную арендную плату, прежним владельцам предоставлялось сохранить за каждым семейством не более 500 десятин (приблизительно). Для проведения в жизнь закона предлагалось избрать постоянную комиссию из трех лиц.

Когда Гракх внес свой закон, один из его товарищей по трибунату, Марк Октавий, лично находившийся в дружеских отношениях к Гракху, но убежденный в непригодности предложенной меры, воспользовался правом трибуна и своим «veto» не допустил обсуждения нового закона. Тогда Гракх, в свою очередь, остановил все течение дел и запечатал государственную казну. Когда попытка прийти к соглашению не удалась, Гракх внес неслыханное требование – чтобы Октавий как человек, действующий пробив интересов народа, был лишен звания трибуна. Сходка дала свое согласие на такое вопиющее нарушение закона. Октавий был силою удален со скамьи трибунов, полевой закон Гракха после этого был принят, и в комиссию избраны он сам, его брат, двадцатилетний Гай Гракх, и их родственник Аппий Клавдий. Так как консул заявил, что предаст Гракха суду, как только окончится срок его трибунства, то Гракх, вопреки прямому запрещению закона, стал добиваться звания трибуна и на следующий год. Народное собрание, выбиравшее трибунов, не могло закончиться в порядке, а превратилось в свалку между сторонниками и врагами Гракха.

На другой день происходило бурное заседание сената, поведение Гракха страстно обсуждалось, как дерзкое нарушение законов. Гракх в это время обращался на площади к народу, и, когда он показал на свою голову, говоря, что голова его в опасности, в сенат принесена была весть, что Гракх требует себе царского венца… Раздались голоса, что консул должен немедленно приказать убить его, как государственного изменника, а когда консул Сцевола отказался сделать такое распоряжение, консуляр Назика воскликнул, что остается спасать отечество тому, в ком есть мужество, и бросился во главе других сенаторов на площадь с отломанными ножками и ручками сенаторских кресел вместо оружия. Сторонники Тиберия Гракха не решились сопротивляться сенаторам и рассеялись. Бежал и Гракх, но по дороге был настигнут и убит ударом дубины в висок, с ним перебито было до 300 его сообщников. Такого конца гражданской распри Рим еще не видал… Сторонники Гракха подверглись судебным преследованиям, официально было признано, что Гракх погиб за то, что претендовал на царскую власть.

С точки зрения права предложения Гракха не заключали в себе ничего противоконституционного: они по существу своему повторяли Лициниевы законы 367 г. и вполне законно могли быть внесены и обсуждаемы. Раздача казенных земель в принципе была не нарушением государственного права, а его применением. Юридически ничего не значила и давность владения, так как по римским законам давность против государства не имела силы. Но с точки зрения политики дело представлялось не столь простым. Было, во всяком случае, слишком крупным фактом, если бы государство вдруг решило осуществить некоторое свое право полностью, после того как сотни лет совершенно им не пользовалось; а так как очень многие занятые участки были приобретены настоящими их владельцами за деньги, то отобрание их представлялось – да по существу таково оно и было – ограблением богатых в пользу бедных.

Как государственный человек, Гракх допустил огромную ошибку: он совершенно упустил из виду одно обстоятельство, не имеющее большого значения, если рассматривать вопрос принципиально, но чрезвычайно важное, раз принималось практическое решение: он не понимал, что, когда Рим стал уже мировою державою, нельзя было вводить многое из того, что мог применять в своем внутреннем устройстве Рим, когда был еще небольшою общиною. Гракх упустил из виду, что одно значение, один характер имели решение народного собрания в Риме, когда оно состояло из граждан, которые сами почти непрерывно несли тягость борьбы, необходимой для укрепления государства, – и что другое дело было в его время, когда вопросы решала толпа, в которой люди достаточно развитые и образованные бесследно были затеряны, толпа, доступная самым низменным побуждениям, так как в ней под именем гражданства действовали люди, случайно нахватанные с городских площадей. И когда этим людям он вздумал предоставить возможность решать труднейшие вопросы, да еще обращать в свою личную пользу результаты трудов и бережливости многих поколений, тогда, сам того не сознавая, он вступил на тот путь, который мог вести никак не к развитию народной свободы, а к деспотизму или, в лучшем случае, к монархии. Всего этого Тиберий Гракх совершенно не понимал: он думал, что ведет народ к свободе, когда дело шло уже явно к монархии, и если он, как это, по-видимому, и было, вовсе и не мечтал о царской власти, то это не заслуга его, а, скорее, вина, так как это свидетельствует, что во всей глубине того вопроса, который он ставил, он не понимал. Впрочем, против попытки провести даже и такой закон у римского правительства были и способы, и привычка бороться законным путем, и Гракх навлек против себя ненависть и погиб не потому, что внес опасное для аристократии предложение, а потому, что, проводя его, он не остановился пред насилием над трибуном, т. е. пред явно революционными средствами, пред явным попранием других законов.

С гибелью Тиберия Гракха дело его не погибло. Группа аристократов, сочувствовавших его планам, энергично продолжала работу комиссии: в течение 4 или 5 лет не менее 75 000 человек получили вновь участки земли и внесены были в списки граждан. Комиссия действовала не только беспощадно, но, можно сказать, агитаторски: все споры разрешались всегда против крупных владельцев. Наконец, когда комиссия добралась до земель, находившихся в пользовании не римлян, а латинов, и стала их раздавать только римским гражданам, это вызвало столь сильное раздражение среди союзников, и без того тяготившихся своим неполноправным положением, что Сципион Эмилиан счел долгом вмешаться в дело: когда к нему обратились некоторые латинские общины с просьбою о защите, под его влиянием народное собрание в 129 г. приостановило действия комиссии. Сципион должен был сделать в сенате доклад по земельному вопросу – и утром того дня Сципион был найден задушенным в своей постели. Несомненно, это была месть партии Гракхов, но кто именно убил первого государственного человека своего времени, одного из лучших сынов Рима, – осталось навсегда неизвестным. Всю свою жизнь, на поле брани и в сенате, Сципион бескорыстно и самоотверженно служил Риму, и в своей скромной спальне этот благороднейший гражданин так же умер за родину, как если бы он пал под стенами Карфагена…

Со смертью Сципиона возобновились смуты и борьба. Один из первых городов Италии по своей торговле, Фрегеллы, поднял в 124 г. даже открытое восстание, оно, впрочем, было быстро подавлено и город разрушен.

На политическую арену теперь выступил младший брат Тиберия Гракха, Гай (153–121). Это был человек высокоодаренный, с умом истинно государственным, с энергичным, страстным темпераментом – и всю свою душу вложил он в борьбу, преследуя две одинаково поглощавшие его цели: отомстить ненавистному правительству, сгубившему его брата, и возродить отечество новою конституциею.

Гай выступал с обдуманным планом реформ и прежде всего обеспечил себе большинство в народном собрании: выбранный в трибуны, он провел закон, в силу которого каждый гражданин, проживающий в Риме, имел право получать на каждого члена своей семьи по 2 приблизительно пуда хлеба в месяц по совершенно ничтожной цене. Это привлекло в Рим на постоянное жительство большое число бедных граждан, и вся их масса усилила партию Гракха. Раздача участков земли была, конечно, возобновлена, но, собственно говоря, это было сделано лишь из принципа, так как свободных участков в Италии уже не оставалось и раздавать было нечего. Зато Гай Гракх первый решил выводить колонии граждан за море и обдумывал план основания большой колонии на месте Карфагена. Затем Гракх провел ряд мер, облегчавших все еще суровую военную службу, и ввел смягчения в уголовное право. Эти меры были удобны для толпы и привлекали к Гракху столько же сторонников, как и его хлебные законы. Наконец, Гракх чувствительно ослабил властвующую знать. Знать эта распалась на два круга: круг аристократических фамилий, из которых выходили сенаторы и все высшие должностные лица республики, и круг богатых фамилий, всадников, которые вели огромные предприятия на всем пространстве римской гегемонии. Эти два круга довольно часто сталкивались между собою, особенно в провинциях, где властвующая аристократия все-таки оказывала защиту провинциалам против денежной аристократии, безжалостно притеснявшей их. Гракх нашел средство разъединить эти два круга: он провел закон, в силу которого в царстве Пергамском, только что присоединенном к Риму, сбор всех податей был предоставлен только всадникам, с исключением всех провинциалов, при этом крупные денежные предприятия были поставлены под менее строгий контроль сената, чем это было прежде, – это обеспечило Гракху поддержку всадников. Затем он провел новый закон, по которому присяжные во все суды, уголовные и гражданские, выбирались исключительно из сословия всадников. Благодаря этому высшие правительственные лица, а главным образом отбывшие свой срок в провинциях, подлежали суду уже не своих сочленов, а людей, ревниво относившихся к правящим кругам. Аристократия была, таким образом, разъединена, и приняты были меры, чтобы раздоры в ее среде постоянно поддерживались.

После всего этого Гай Гракх начал ограничивать власть сената и в делах управления. Согласно постановлениям народного собрания за сенатом сохранено было право распределять дела между консулами, но постановлено, что распределение должно быть сделано до выбора консулов. В отношении судебном значение сената, уже очень ослабленное учреждением всаднических судов, было еще понижено законодательным запрещением для каких-либо дел назначать специальные судные комиссии.

Затем мало-помалу, то отдельными постановлениями, то просто благодаря своей неутомимой деятельности, Гракх сосредоточил в своих руках раздачу хлеба, раздачу земель, наблюдение за выбором присяжных и даже консулов, наблюдение за путями сообщений и общественными постройками, наконец, даже руководство прениями в сенате, – вообще, Гракх постепенно приучал народ видеть во главе управления одни лицо, а не коллегию.

Гракх, несомненно, проводил определенный план реформ, план, клонившийся к уничтожению владычества аристократии, и, поскольку он успевал в своем намерении, он приближался к установлению монархии. Иной формы правления невозможно было применить, если низвергнуть аристократическое правительство, потому что Рим далеко перерос уже возможность управляться первичными сходками граждан, а представительных учреждений древность не знала. Только политические мечтатели древности и нового времени могут говорить о республиканских тенденциях Гракха: он явно шел к захвату монархической власти, и, зная положение дел в тогдашнем Риме, его нельзя за это и винить.

План был замечателен во многих отношениях, но Гракху не удалось в своей деятельности избегнуть противоречий, настолько крупных, что они лишили его дело необходимой прочности. Гракх боролся с распространением среди граждан бедности – а раздачею хлеба способствовал развитию в столице тунеядства бессмысленной и продажной толпы; он преследовал злоупотребления и продажность чиновников – а суды сознательно организовал так, что было очень мало гарантий их справедливости, и для привлечения всадников ввел в Азии самую бессовестную систему собирания податей; он восставал против произвола властей – а сам сосредоточивал в своих руках власть совершенно противозаконными путями. Тяжелые последствия ошибок Гая Гракха отзывались на всей последующей истории Рима, но нельзя не признать и того, что он вступил на все те пути, которыми впоследствии шел и Цезарь, когда воссоздавал Римское государство: от Гракха идет идея, что все земли подвластных общин составляют собственность государства; Гракх первый применил ту тактику, какую применяли впоследствии все основатели монархии: разбивать властвующий слой, опираясь на материальные интересы масс, и затем, установив строгую и целесообразную администрацию взамен царствовавшей прежде неурядицы и слабости, узаконить в глазах общества совершившуюся революцию; от Гракха, наконец, ведет свое начало чрезвычайно важная идея о необходимости примирительного сближения граждан и покоренных.

В конце второго года своего трибуната Гракх предложил даровать всем латинам римское гражданство, а всем италийцам право латинского гражданства. Один из трибунов задержал обсуждение его своим «veto», и Гракх не решился настаивать на своем предложении. Это была первая неудача смелого новатора. Когда народное собрание не поддержало вопроса о гражданстве для союзников, враги Гракха поняли, что городская чернь голосовала с Гракхом не вследствие сочувствия его идеям вообще, а потому, что он вносил законы, непосредственно выгодные этой черни. Тогда явился план на этом же пути погубить опасного противника.

Во время отсутствия Гракха в Риме был составлен ряд законопроектов, которые сулили гражданству далеко большие выгоды, чем все меры, проведенные Гракхом: предложено было все мелкие, недавно розданные участки освободить от всяких податей в пользу государства, сделать их полною, отчуждаемою собственностью их владельцев и вместо вывода колоний за море основать 12 новых колоний, по 3000 человек каждая, в самой Италии, наконец, раздать гражданам и все земли латинов. Несмотря на всю несообразность этих законов, так как во всей Италии не было уже столько нерозданной еще земли, сколько требовалось бы на 12 колоний, законы эти были на сходке приняты, а затем противникам Гракха удалось устроить так, что на третий год он в трибуны уже не был избран.

Немедленно же был поднят вопрос о самой полезной и самой непопулярной мере Гракха – об основании колонии в Африке, на месте Карфагена. Настроение обеих партий было столь напряженное, что во время жертвоприношения перед голосованием вспыхнула по совершенно ничтожному поводу ссора и один из сторонников Гракха убил ликтора. Весь город немедленно вооружился. На следующий день сторонники Гракха укрепились на Авентине, сенат собрал войска. На второй день начались переговоры: аристократия требовала безусловной покорности, сторонники Гракха желали предварительно некоторых обещаний. Тогда войска были двинуты на приступ. Ряды приверженцев Гракха быстро поредели, когда было объявлено, что все, кто оставит бунтовщиков до начала действий силою, получат полное прощение. Авентин без особого труда был взят штурмом, причем перебито было до 250 человек. Гай Гракх хотел заколоться, но друзья потребовали, чтобы он попытался спастись, и двое из них прямо пожертвовали жизнью, чтобы дать ему время бежать. Гракх скрылся в роще за Тибром, но во время бегства он повредил себе ногу, и на следующий день пребывание его было открыто. Тогда сопровождавший его раб, грек, по его приказанию убил его, а затем покончил и с собою.

Так погибли в революции три великих римлянина, последние потомки победителя карфагенян, – Сципион Эмилиан и братья Гракхи. Память Гракхов официально была осуждена, народ же чтил ее благоговейно и поклонялся местам, где они были убиты. Историку трудно произнести окончательный приговор об их деле, но никто не откажет в признании величия характеров этих деятелей и чистоты побуждений и в самых их ошибках.