Текст книги "История Рима"

Глава III
Первая реставрация. Начало борьбы римлян с северными народами

Управление сената после гибели Гракхов. Война с Югуртою. Полный распад властвующей знати. Появление на политической арене Мария и Суллы. Завоевания римлян за Альпами. Нашествие кимвров и тевтонов и отражение их Марием

После смерти Гая Гракха сенат восстановил утраченные права как бы само собой: официально ведь он не был отменен и в данную минуту только сенат и мог взять дела в свои руки. Наступила реставрация прежнего порядка вещей, насколько, впрочем, это было возможно без опасения вновь вызвать резкое противодействие. Ближайшие сторонники Гракхов, в числе их даже и те, которые обнаруживали полную готовность примириться с отказом от их политики, были осуждены и погибли или удалились. Но вообще правительство обнаруживало большую склонность быть угодным черни, тем более что жертвовать приходилось только интересами государства, а выгоды своей партии оказывалось возможным сохранить.

Устройство сборов в Азии и хлебная раздача остались так же, как были при Гракхе. Не коснулся сенат и розданных земельных участков, мысль об уравнении прав латинов и союзников с римлянами была оставлена: реставрация упрямо держалась устарелого принципа, что Италия должна остаться господствующей землей, а Рим – господствующим городом Италии; отказались и от основания колоний за морем; вместо обещанных двенадцати колоний в Италии была основана лишь одна, но розданные участки земли остались свободными от всяких уплат в казну и отчуждаемыми: последнее условие могло ведь быть снова обращено к выгоде знати; вместе с тем все оккупированные земли были признаны полною собственностью своих владельцев, так что новое отобрание земель делалось уже невозможным, но постановлено было, что впредь казенные земли могут быть отдаваемы лишь в аренду или должны оставаться общественным выгоном. Всаднических судов аристократия не посмела коснуться, – хотя и с большим неудовольствием, но она несла эти цепи, наложенные на нее Гракхом. Вообще, в угоду городской черни реставрация отвергла именно то, что было действительно полезного в начинаниях Гракха, и подчинилась тому, что было тяжело аристократии, но чем дорожила толпа. Революция, произведенная Гракхом, осветила, как молния среди ночи, ту пропасть, к которой аристократия привела государство, и теперь сенатское правительство с трепетом перед опасностью, с ненавистью к своим врагам стояло у этой пропасти, судорожно цепляясь за отживший, негодный порядок. Трудно представить себе собрание людей более ничтожных, мелких и бесцветных, чем те, кто заседал теперь в сенате, бездарность была словно обязательна для того, чтобы занять видное положение. Правительство этого периода представляет собою идеал дурного правительства. Социальные и экономические явления обнаружили скоро, к чему должна прийти страна при таком порядке.

Отчуждаемость розданных участков земли имела следствием, что они стали исчезать с поразительною быстротою, переходя в руки богачей, обеднение распространилось повсюду, повсюду снова усилился рабский труд, а за этим тотчас снова начались и восстания рабов. Предводителем одного восстания в Италии в 104 г. был разорившийся всадник Тит Веттий, принявший титул царя. В то же время в Сицилии вспыхнуло почти поголовное восстание рабов, восставшие провозгласили среди себя двух царей и до известной степени организовали свое государство, власть Рима на острове была восстановлена только после упорной пятилетней войны (100). Еще ужаснее было положение в отдаленных провинциях на востоке, где административные лица из страха пред всадническими судами прикрывали все самые вопиющие злоупотребления сборщиков податей и сами принимали в них участие. Снова со страшною силою развились морские разбои, и в 102 г. пришлось вести с пиратами настоящую морскую войну.

Но ни в чем не выразилось яснее все падение римской администрации, как в сношениях и войне с нумидийским владетелем Югуртою. Царство Нумидия, значительнейшее из всех римских вассальных государств, узкою полосою охватывало с запада, юга и востока римскую провинцию Африку. Преемник Массиниссы, слабый царь Миципса, усыновил побочного сына одного из своих умерших братьев, Югурту, чрезвычайно талантливого юношу, и, умирая (около 121 г.), поделил свое царство между двумя своими сыновьями, Гиемпсалом и Адгербалом, и Югуртою. Между тремя новыми царями скоро возникли несогласия, а затем и междоусобия, во время которых Гиемпсал был убит, а Адгербал должен был бежать и обратился с жалобою в Рим. Югурта не пожалел золота – сенат постановил поделить наследство Миципсы между Адгербалом и Югуртой и произвел раздел явно в пользу Югурты. Через несколько лет Югурта опять затеял войну, и Адгербал, осажденный в своей столице и доведенный до крайности, умолял сенат о защите. Одна вслед за другой явились в лагерь Югурты две сенатские комиссии, но Югурта, не обращая на них никакого внимания, овладел столицею Адгербала и предал казни и его, и множество италийцев, оказавшихся при нем в качестве наемников и даже просто живших в столице по торговым делам.

Италия вознегодовала. Сенат тщетно пытался замять дело, под угрозами одного из трибунов ему пришлось объявить Югурте войну. Сильное войско переправлено было в Африку – но вдруг его главнокомандующий заключил с Югуртою мир на условиях, прямо почетных для непокорного вассала. Было совершенно ясно, что мир был продан за деньги. Это вызвало такой взрыв негодования, что пришлось начать судебное расследование дела. Сам Югурта был приглашен в Рим, чтобы дать необходимые разъяснения. Он явился, народ встретил его с едва сдерживаемою яростью, но едва к Югурте был обращен первый вопрос о сношениях его с римскими полководцами, как один из подкупленных им трибунов своим «veto» запретил ему отвечать… В скором времени один из приближенных Югурты в самом Риме убил внука Массиниссы, возможного претендента на престол Нумидии, и затем, с помощью Югурты и его золота, бежал из Рима. Такого наглого поведения не могли снести даже тогдашние римляне. Югурта был выслан из города, и против него снова начата война. Но первого главнокомандующего Югурта подкупил, так что он долго бездействовал, а новый неосмотрительно предпринял отдаленную экспедицию и, потерпев полное поражение, принял мир на условии, что Нумидия будет очищена римлянами, Югурта признан царем и что римская армия пройдет под виселицей.

Это вызвало новый, еще более острый взрыв общественного негодования. Целый ряд деятелей, причастных к сношениям с Югуртой, был предан суду и изгнан из города. Главные заправилы, впрочем, все-таки избежали суда, но на этот раз сенат должен был приняться за войну серьезно. Главнокомандующим был назначен Квинт Метелл, представитель одной из знатнейших фамилий, недурной воин и администратор и – главное – человек неподкупный. Помощниками себе он взял не родовитых, а талантливых офицеров, Рутилия Руфа и Гая Мария, особенно выдавался последний, начавший службу простым легионером и достигший высших отличий только своими заслугами.

Прибыв в Африку в 109 г., новые начальники прежде всего реорганизовали армию, распущенность которой достигла невероятной степени. Попытки действовать подкупом теперь не удались Югурте, а в следующем году римляне одержали большую победу над нумидийцами при реке Муфуле, причем особенно отличился храбростью и распорядительностью Марий. Югурта, впрочем, сохранил свое обаяние над африканцами, которые видели в нем возможного восстановителя своей независимости, он избегал теперь крупных сражений, и римляне не могли достигнуть никакого сколько-нибудь решительного успеха. В союз с Югуртой вступил его родственник, могущественный царь Мавритании Бокх, – впрочем, он играл двусмысленную роль и поддерживал сношения и с Метеллом, который склонял его к выдаче Югурты.

В это время Марий вздумал выступить кандидатом в консулы. Ничего несогласного с конституцией в желании его не было, заслуги его были неоспоримы, он не был и врагом аристократии. Но правящая олигархия, и в числе ее представителей и Метелл, встретила намерение Мария с нескрываемым презрением. Олигархи положительно оплевали его как выскочку и вселили в сердце этого храброго, но и грубоватого человека чувство глубокой и едкой обиды. Когда он, с трудом добившись от Метелла отпуска, прибыл в Рим, чтобы поддерживать свою кандидатуру, он отплатил своему начальнику резкою критикою его действий и внушил толпе уверенность, что он, Марий, давно бы захватил Югурту и покончил бы несчастную войну, которая уже очень наскучила в Риме и вызывала, как обыкновенно бывает при продолжительной войне, всегда равно нелепые толки, будто командиры умышленно затягивают дело. Марий был избран в консулы огромным большинством голосов, и, вопреки постановлению сената, что главнокомандующим в Африке остается Метелл, народное собрание поручило ведение войны Марию.

В 107 г. Марий вступил в командование армиею. Он совершил несколько замечательных в военном отношении походов, но конечная цель – захват Югурты – оставалась недостигнутою в течение двух лет. Мало того, Бокх готовился заключить с Югуртою новый и более тесный союз. В переговорах с Бокхом принимал участие молодой, знатный офицер, Люций Корнелий Сулла, многократно отличавшийся и в боях. Бокх возымел к нему особенное доверие и намекнул, что Югурта может быть выдан, если в лагерь царей явится Сулла один, без свиты, как бы для тайных переговоров. Марию очень не хотелось поручать такое дело аристократу, который своими дарованиями выдвигался решительно на первое место. Опасно было и для Суллы довериться вероломным африканцам, но после некоторого колебания Марий, чтобы покончить наконец войну, предложил Сулле эту миссию, и тот немедленно ее принял. Смело явился он во вражеский стан и произвел такое впечатление на Бокха, что тот решил Югурту с детьми выдать Сулле и в цепях вступил в Рим в 104 г., в день триумфа Мария. Заключенный в подземную темницу Югурта скоро умер, – весьма возможно, что насильственною смертью. Римляне не обратили Нумидию в провинцию, потому что очень нелегко было ею управлять; часть Нумидии отдана была Бокху, в другой поставлен царем слабый и бездарный нумидийский князек, Гауда.

Так окончилась эта бесславная семилетняя борьба против возмутившегося вассала, борьба, обнаружившая и всю гнусность правительства, и всю ничтожность оппозиции, которая была не лучше правительства. Не умиротворение, а новые смуты сулил теперь Риму мир. Озлобленный Марий кипел гневом, когда говорили о заслугах Метелла – во всяком случае неоспоримых; аристократия желала унизить Мария и усиленно выдвигала заслуги Суллы, действительно большие, и приписывала ему всю честь победы, что было несправедливо; политика здесь перемешивалась с вопросами войны, и чувствовалось, что недалеко время, когда вопросы политики будут разрешаться прямо военной силой.

Мы должны теперь обратиться на несколько лет назад и рассмотреть политические и военные события за Альпами, тесно связанные с внутреннею борьбою в Риме: проекты Гая Гракха основать колонии вне Италии заставили римлян искать земель за Альпами. Здесь вечно были в движении великие массы народов, временами напоминавшие Риму, что он не один хозяин земли. Оверни были главным племенем могущественной, но раздробленной нации кельтов. Двинувшись к северу, римляне напали сначала на несколько слабых племен, мало-помалу в борьбу против римлян вступали и другие племена, но не могли остановить их успехов, а в 121 г. консул Агенобарб разбил соединенные силы двух главнейших племен, аллоброгов и арвернов. Область между Западными Альпами и Пиренеями была завоевана и обращена в римскую провинцию, под именем Нарбонны. Сюда потекло римское население, здесь начиналась оживленная торговля. С падением Гракха, однако, дальнейшие завоевания в этих странах остановились.

В области Восточных Альп римляне утвердились еще в 183 г., с основанием Аквилеи. Но владычество их здесь не простиралось в глубь страны. В 156 г. сухопутные и морские разбои дельматов (в Далмации) заставили римлян послать войско, чтобы установить здесь свою власть прочнее: с подчинением Македонии на римлян перешла естественным путем обязанность охранять от диких племен всю северную границу Македонии и Элладу. И в этих областях жили разные кельтские племена. Некоторые из них, более слабые и пограничные с римлянами, давно были усмирены, но гельветы, бойи, тауринги, карны – в нынешних Швейцарии, Тироле и Каринтии – оставались независимы и отдельными толпами нередко производили дерзкие и разорительные набеги на селения Северной Италии. Восточнее, в нынешней Кроации, Боснии и Сербии, жили япиды, скордиски, трибаллы, часто нападавшие на Македонию и Фракию.

В слабое правление реставрации римляне ограничивались также набегами, которые являлись более местью, чем планомерною обороною границ. В 143–110 гг. было совершено в эти области несколько походов, которые доставили много триумфов консулам, но мало пользы делу. Продолжительною борьбою с римлянами кельты были, однако, так ослаблены, что не могли уже оказать достаточного сопротивления кимврам – германскому племени, которое двинулось со своих прежних жилищ на берегу Балтийского моря; темное, но не невероятное предание говорит, будто побудило их к этому страшное морское наводнение. Кимвры отличались дикою, неукротимою храбростью, смерть в бою почиталась у них единственною достойною свободного человека. Они долго бродили с женами, детьми и со всем домашним скарбом по пространствам нынешней Германии и Австрии и в 113 г. впервые столкнулись с римлянами у Аквилеи.

Римское имя пользовалось таким уважением, что кимвры не напали на легионы, а согласились удалиться из римских пределов по указаниям данных им проводников. По тайному приказу консула проводники эти завели варваров в засаду, где на них и напал консул Карбон. Он был, однако, отбит с большим уроном. После этого кимвры двинулись на запад, перешли Рейн и в 109 г. встретили около области аллоброгов другую римскую армию. Они просили у консула, чтобы Рим дал им место для поселения. Такую просьбу в тогдашних римских областях почти невозможно было удовлетворить, и консул предпочел перебить пришельцев. Он неожиданно атаковал их – и снова римляне потерпели поражение, и снова кимвры не двинулись на Италию, а повернули бродить по Галлии. Было ясно, что надо ждать новых встреч с врагом, и римляне имели время приготовиться, но никто из консулов не хотел принимать на себя этих серьезных вопросов, а всякий предпочитал заниматься грабежом в союзных областях.

В 105 г. кимвры сошлись с римскою армиею на берегах Роны у Аравзиона (ныне Оранж). Вследствие неумелости римских вождей и взаимного их зложелательства римляне понесли в новой битве такое страшное поражение, которое можно сравнивать только с поражением при Каннах: римская армия была истреблена вся, число убитых и утонувших в Роне превышало 100 000 человек. После целого ряда поражений Италия была беззащитна, и от страшных бедствий она спаслась совершенно случайно, благодаря тому, что кимвры опять двинулись на запад и ушли за Пиренеи.

Римское общество было напугано и потрясено. Для обороны решены были те же экстренные меры, как после битвы при Каннах, но не с прежнею твердостью, не с прежнею выдержкою становились теперь римляне на защиту родины, и едва выяснилось, что непосредственно нашествие не грозит, как в столице занялись не военными приготовлениями, а местью истинным или предполагаемым виновникам поражений. С нарушением законного порядка были возбуждены уголовные процессы против консула Цепиона и других. Под давлением разнузданной толпы, которая разгоняла трибунов и камнями швыряла в сенаторов, были постановлены против обвиняемых суровые приговоры.

Однако этого было мало, необходимо было серьезно заняться устройством военных сил ввиду неизбежной необходимости отразить кимвров. Теперь во главе армии был поставлен Марий, и пять лет подряд избираем был он в консулы. Как ни бесспорны его заслуги в Югуртинской войне, они все-таки не могут объяснить такого беспримерного, небывалого отличия, такого нарушения конституции: оно объясняется тем, что Марий был враждебен аристократии, и его выбирали потому, что избрание это рассматривалось как щелчок, даваемый правительственной партии. Впрочем, в новой своей должности Марий оказался вполне на высоте задачи. Он реорганизовал армию, обучил солдат, восстановил дисциплину, восстановил даже воинский дух. Многим племенам на севере Италии, начавшим уже колебаться в верности Риму, он нанес сильные удары и привел их в полную покорность.

Кимвры между тем из Испании прошли по берегу океана на север, все побеждая на своем пути, затем соединились с германским же племенем тевтонов и решили, наконец, вторгнуться в Италию, причем решено было, что кимвры пойдут через Восточные Альпы, а тевтоны – через Западные.

У впадения Изеры в Рону тевтоны нашли Мария в укрепленном лагере. С бешеною отвагою они три дня штурмовали окопы римлян, но были отбиты. Тогда они потянулись к югу, в Италию. Шесть дней проходили они в виду лагеря, Марий не решался выступить из окопов, пока силы врагов были сосредоточены, но, когда они растянулись, он пошел следом за ними, на полях у Акв Секстийских настиг варваров и нанес им полное поражение в 102 г. Здесь перебиты были все мужчины, женщины и дети, все племя тевтонов было истреблено, можно сказать, до последнего человека.

Кимвры в это время уже проникли в Италию, римские отряды бежали пред ними в паническом страхе. Пришельцы заняли левый берег По и расположились на зимние квартиры. Марий поспешил сюда и летом 101 г. во главе 50 000 армии встретил врагов у Верцелл, на том самом месте, где впервые сразились римляне с Ганнибалом. Кимвры предложили не начинать битву врасплох, а назначить для нее день, Марий согласился. Битва произошла 18 июля 101 г. Она была упорна и окончилась полнейшим поражением варваров. Племя кимвров все погибло в этом сражении, последние из них доживали свой век рабами в цепях, за плугом.

Искусством Мария и мужеством войска, в рядах которого в дни последних сражений одинаково храбро бились и рядовые пахари, и знатнейшие аристократы, нашествие варваров было остановлено. Новая эпоха всемирной истории начиналась этою борьбою: на всемирную сцену выступило новое племя. Но современники этого не сознавали. Для них все заслонялось тем фактом, что явился победоносный вождь, человек, вышедший из народа, враг правящей партии, и часть общества со страхом, часть, и большая, с надеждой задавали себе вопрос: не Марий ли наконец тот человек, который сломит правительство и организует государство на новых началах?

Глава IV
Новая попытка произвести революцию. Попытка произвести реформу

Марий, его характер, его положение среди партий. Союз Мария с демократами. Марий и его сторонники у власти. Разлад между ними. Гибель крайних демократов. Усиление партии сената. Попытка Друза и его смерть

Гай Марий родился в 155 г. Он был сыном бедного поденщика, вырос за плугом и не получил решительно никакого образования. Едва достигнув возраста, дававшего доступ на военную службу, он, по склонности к ремеслу солдата, поступил в рядовые и выдвинулся в Нумантинской войне под начальством Сципиона. Затем ревностною службой он постепенно повышался в чинах, в войне с Югуртой занимал уже одно из первых мест в армии и окончил эту войну как главнокомандующий. Когда он победил кимвров и тевтонов, он действительно, можно сказать, спас Рим.

Блестящим военным талантом Марий не был: он был способным, опытным военачальником, прекрасным организатором, обладал большою личною храбростью, был справедлив и совершенно неподкупен. По своим вкусам он всегда оставался человеком грубоватым, с привычками и потребностями, пожалуй, даже чрезмерно простыми. В Риме после отражения северных варваров он занял совершенно исключительное положение: никто ранее не пользовался такою популярностью, какова была популярность Мария, и почти помимо своей воли, незаметно для себя он оказался во главе партии, стремившейся к реформам.

Желательный путь реформ Марий если и представлял себе, то лишь очень смутно. Возможность занять высшее положение, стать если не народным вождем, то главою государства, отуманивала и увлекала этого простого, но не лишенного честолюбия человека, хотя он о высших почестях мечтал как простолюдин, которому лестно пользоваться всем почетом, какой доступен господам, а не как государственный муж, который стремится к высшей власти потому, что чувствует себя способным управлять людьми, но обстоятельства сложились так, что могли увлечь человека и более рассудительного, чем Марий. В сущности, все значение Мария объясняется тем, что в его распоряжении оказалась новая огромная сила – армия, им совершенно реформированная и слепо ему преданная.

К тому времени, о котором мы теперь говорим, прежнее устройство войска, основанное на обязательной службе всех граждан, имевших известный имущественный ценз, стало непригодным: с одной стороны, многие из обеспеченных граждан стремились уклоняться от службы, с другой – создались целые группы людей, положение которых было так плохо и не обеспечено, что для них выход в солдаты был не тягостною повинностью, а представлялся желательным. Кроме того, выяснилось, что важна и лучшая специально воинская выучка отдельных солдат. Марий понял, что армия Рима нуждается в коренной реформе, и провел эту реформу. Сущность ее – скажем, не вдаваясь в подробности, – заключалась в замене системы призыва системою вербовки, в уничтожении на службе разных устарелых подразделений и в уравнении всех солдат как по их обязанностям, так и по возможности повышаться лишь своими заслугами. Эта реформа, по виду чисто военная, имела глубокое политическое значение: раньше солдатом был гражданин, который имел дома свои интересы и к ним возвращался, отбыв срок службы, – теперь возникло особое военное сословие, у членов которого главным интересом была служба, которые были связаны всего более с личностью командующего и почти неизбежно должны были получить склонность более сохранять верность своему начальнику, чем законам. Создавалась сила, которая легко могла приобрести значение, какого прежде легионы во внутренней истории Рима не имели. Эту новую силу в руках Мария все если не понимали, то чувствовали, и при глубоком и всеобщем недовольстве положением дел в государстве, когда все общество ждало, чтобы явился человек, способный завершить начатое Гракхами обновление государства, все, и в числе их и сам Марий, стали думать, что к этой великой задаче призван именно Марий, человек из народа, победоносный вождь и неподкупный администратор. Самому же Марию дело ниспровержения государственного строя, существовавшего уже 400 лет, органически сросшегося со всем укладом римской жизни, представлялось гораздо легче, чем оказываются все подобные предприятия в действительности.

Около Мария скоро сгруппировались все оппозиционные элементы, и он, под влиянием нескольких горячих голов и беззастенчивых краснобаев, вообразил, что сможет провести реформу даже без участия войска, просто с демократическою партиею. Партия давала ему идеи, он давал свое имя, свою популярность, свое влияние.

Двадцать пять лет уже существовала в Риме демократическая партия и выставляла себя хранительницею заветов Гая Гракха, но это было с ее стороны самообольщение. Демократия не имела нового гениального вождя, который был бы способен на основах, указанных Гракхом, самостоятельно выработать план реформ, удовлетворявших потребностям государства в том виде, как они определились в данное время. Римская демократия все повторяла старое и сама стала почти столь же безжизненною, мертвенною, как и та правительственная партия, на которую демократия так нападала. Было очевидно, что и демократы были настолько же ниже задач, связанных с управлением государства, как и партия сената. Оппозиция сенату стала совершенно обычным явлением, чуть не требованием хорошего тона. Молодые люди горячо проповедовали реформы и громили сенатское правительство, а затем, достигнув зрелого возраста, те же бывшие пылкие поборники прав народа пристраивались к какому-нибудь выгодному месту и спокойно действовали в полном согласии с тою правительственною машиною, которую так пышно и громко порицали.

Как всегда бывает при отсутствии истинных дарований, вождями партии делались люди, решительно ничего не имевшие терять ни в смысле положения, ни в смысле чести. В описываемое время наиболее влиятельными между демократами были Главция и Сатурнин, горячие ораторы, увлекавшие толпу, но люди совершенно беспринципные и вовсе не способные даже уяснить себе важнейшие потребности времени, не говоря уже о том, что они совсем не были склонны вырабатывать и строго обдумывать меры, какими можно было бы исцелить государство. В союзе с Марием они решились провести реформы, которые давно и чуть не обязательно почитались за необходимые и спасительные. На 100 г. Марий выступил кандидатом на должность консула, Сатурнин – трибуна, и Главция – претора. Выборы прошли бурно, сопровождались схватками на улицах и даже убийствами, но союзники достигли намеченных мест. Они немедленно внесли законы: об уменьшении цены на хлеб, раздававшийся в Риме (она и прежде была значительно ниже рыночной стоимости хлеба, теперь же предполагалось понизить ее впятеро), об устройстве колоний, в которых солдаты, отслужившие срок, получали бы участки втрое большие, чем предполагалось раздавать при Гракхе, и об уравнении людей латинского права с римскими гражданами. Предложения эти вызвали страстный отпор, на улицах происходили чуть не битвы, но в конце концов проект получил силу закона.

Однако этот успех демократической партии был началом ее падения. Прежде всего в ней самой произошел раскол: Марий увидал, что его союзники более навязывали, чем проводили, свои решения, что они воспользовались только его именем, а ту руководящую роль какую он хотел сам играть, захватили в свои руки, кроме того, он искренно возмущался неблаговидными приемами их в борьбе. Главция и Сатурнин, со своей стороны, были недовольны Марием за его нерешительность, колебания и испытывали досаду, видя, что только сторонники Мария доставили им успех, и поняв из этого, что их значение должно будет пасть, как только они разойдутся с Марием. Противники же демократии в ее торжестве почерпнули новые силы Идеям демократии многие сочувствовали искренно. Не видя, как их осуществить, эти люди верили, что в программе демократии все было исполнимо и полезно. В своем увлечении Марием они верили и в то, что он разрешит все наболевшие вопросы, теперь, увидав, что руководящая роль в руках не Мария, а Главции и Сатурнина, все эти люди совершенно отшатнулись от партии. Демократию, между прочим, сильно поддерживали всадники, принципиально боровшиеся против сената, но они вовсе не были склонны вести дело так далеко, и теперь, когда почти даровая раздача хлеба грозила казначейству банкротством, они, чтобы охранить свои материальные интересы, примкнули и партии сената.

Сатурнин и Главция решились теперь на отчаянную попытку: они попробовали во что бы то ни стало удержать власть в своих руках, надеясь упрочить свое дело. Они выставили на следующий год свою кандидатуру на высшие должности и не останавливались пред средствами, чтобы достигнуть успеха. Дошло до того, что их сторонники открыто убили кандидата противной партии. Тогда сенат потребовал от Мария, чтобы он, как консул, восстановил порядок и законность. Требование было так основательно, что отклонить его было невозможно, – и Марию пришлось употребить силу против своих же союзников. После настоящей битвы популяры были оттеснены на Капитолий и голодом принуждены к сдаче. Они не стеснялись громко обвинять Мария в измене своим прежним друзьям, Сатурнин и Главция, еще один трибун и один квестор вскоре были убиты. Из прежних главарей демократии уцелел один Марий – но он, недавно еще первый человек в Риме, утратил не только влияние, но и уважение, теперь к нему с прежнею ненавистью относились аристократы и с новою, быть может сильнейшею, демократы.

Давно уже римское правительство не видало такого успеха. Важнее, чем смерть Сатурнина и чем падение Мария, было отрезвление общества. Когда оно увидело, к каким безумным решениям и безобразным насилиям ведет господство черни, оно поняло, что и очень плохое правительство все же неизмеримо лучше той анархии, какая немедленно создалась, едва власть перешла в руки партии, которая называла себя демократическою и сулила, что наступит чуть ли не золотой век, лишь только дана будет ей власть. Отрезвление было так сильно, что не только были отменены законы, проведенные в шестое консульство Мария, но в течение целого ряда лет проходили новые законы, внесенные только консулами, а не трибунами, и проходили вообще постановления, далекие по духу от того направления, в каком развивалось законодательство за последнее время. Так, например, запрещено было соединять в один законопроект разные меры; установлено, что никакой закон не может обсуждаться ранее чем через 9 дней поте того, как он внесен; всаднические суды стали теперь беспощадно преследовать всякого, кто обнаруживал какие-либо демократические тенденции. Партия сената почувствовала cебя даже настолько сильною, что решилась вступить в борьбу с всадническими судами, которые, поддерживая сенат против демагогов, в отношении к провинциальной администрации по-прежнему действовали пристрастно и всегда обвиняли тех, кто препятствовал откупщикам наживаться в провинциях уже слишком бесцеремонно. Когда постановлены были явно пристрастные приговоры против трех наиболее влиятельных и действительно почтенных представителей аристократии, трибун Ливий Друз выступил против всаднических судов.

Ливий Друз происходил из очень знатного рода. Толпа его не любила, но все без различия партий уважали этою cyрового, твердого и вместе умного и безусловно благородного человека. Друз гордился древностью и славою своего рода, но он и проповедовал и на деле осуществлял тот взгляд, что знатность дает человеку право на почет, но и налагает на него обязанность быть достойным своих предков и больше других служить родине. Друз понял, что необходимо и сенат вывести из подчинения партии капиталистов, и улучшить положение неимущих классов. Он находил, что полезнее самой аристократии провести меры, направленные в пользу нуждающихся, чем ожидать, чтобы они рано или поздно были предложены и проведены каким-нибудь демагогом. Друз решился потребовать уничтожения всаднических судов и вместе с тем осуществить, с некоторыми ограничениями, все главные реформы Гая Гракха, а чтобы вознаградить союзников, земли которых приходилось обратить и раздел, он думал предоставить им римское гражданство. Опасаясь, что эти меры, предложенные отдельно, могут и не пройти полностью, Друз с формальным нарушением недавно изданного закона соединил все свои предложения в одно и притом вопрос о римском гражданстве для союзников изложил в выражениях общих, не вполне ясных, а чтобы вообще привлечь к своему предложению симпатии масс, он включил в него и почти даровую раздачу хлеба, придумав несколько удачных мер в подкрепление казначейству. В таком виде предложения Друза встретили восторженное одобрение одних и упорную оппозицию других. В народном собрании они прошли, но вскоре были отменены сенатом по формальному нарушению, о котором мы говорили.