Текст книги "Естественное время"

2. Эксперименты автора над собой

Экспериментировать над собой я начал много лет назад. Деревенским парнем тринадцати лет я поступил во второй класс гимназии, через несколько месяцев был переведен в третий, а спустя полгода – в четвертый, и до восьмого класса оставался лучшим учеником, занимаясь ночи напролет и невольно подрывая собственное здоровье. К 18 годам запас телесных и духовных сил был исчерпан, наступило состояние полного физического и нервного истощения. Положение казалось безнадежным. Мне, посвятившему себя под влиянием отца науке, вскоре стало ясно, что надо мной дамокловым мечом нависла опасность: либо я получу аттестат зрелости позже других, либо не получу его вовсе.

Лучше не жить, думалось мне, чем остаться без аттестата. Обращение к медицине оказалось бесполезным, и оставалось только одно – пытаться справиться с проблемой самостоятельно. Чтобы успокоить возбужденные нервы и восстановить расшатанное здоровье, я решил спать как можно дольше, пропуская все больше занятий в школе. Но чем дольше я спал, тем менее работоспособным, бодрым и сильным, менее здоровым и жизнелюбивым становился. У меня часто возникали мучительные приливы крови к голове, мешавшие ясно думать, кололо в груди, руки и ноги были постоянно потными, а пищеварение расстроилось настолько, что никакие лекарства и диеты уже не могли привести его в норму. Это плачевное состояние явилось очевидной расплатой за пагубное одностороннее развитие духа[11]11
  Несмотря на то что латинская пословица «Mens sana in согроге sano» («В здоровом теле – здоровый дух») в значительной степени справедлива, необходимо все же подчеркнуть, что часто и в слабом, даже по-настоящему больном теле происходило истинное торжество духа. Свидетельство тому не только известные личности, как например: Спиноза, Кант и Шиллер, но и многие «безымянные герои» нашей современной жизни. – Прим. А. Тинеса.


[Закрыть]. Что толку говорить восторженно на уроках об искусном воспитании в единении с природой, чем так славились древние греки, и тут же на практике делать в точности наоборот?

Однако нужда всему научит, и у меня возникла идея сократить чрезмерную продолжительность сна, идущую явно только во вред. И чем смелее я это делал, чем раньше засыпал, тем заметнее улучшалось мое состояние. Но кардинального улучшения, которое позволило бы мне соответствовать гимназическим требованиям (не столь уж и завышенным), так и не наступало.

Тут, к счастью, мне пришла в голову мысль: а что если время сна, как и всё в космосе, тоже строго определено естественными законами природы, подчинение которым оказывает живительное, а следовательно, и лечебное воздействие. Это «идеальное время для сна», мою последнюю надежду, мне и нужно было теперь найти. В ходе длительного эксперимента, неукоснительно проводимого даже зимой в неотапливаемой ночью комнате, я постепенно сдвигал время сна ближе к полуночи, вставал, чаще просыпаясь сам, в 5, 4, 3, в час ночи, ровно в полночь или в промежутках между этими полными часами и давал объективную оценку действию того или иного времени сна.

Однажды вечером, испробовав уже и более раннее время отхода ко сну, я заснул перед 19 часами и проспал до 23–20. Проснувшись самостоятельно и поднявшись с кровати, я вдруг ощутил то, чего давно и с таким мучительным нетерпением ожидал, что воодушевило и подвигло меня к дальнейшим исследованиям. Жизнь буквально в одночасье вернулась в измученное тело: заметно улучшилось пищеварение, перевозбужденные нервы успокоились, голова прояснилась, я вновь ощутил присутствие духа, ко мне вернулась надежда. Я ощутил полное воссоединение с космосом и вдруг понял, что выиграл нечеловеческую, трудную битву. И хотя в период учебы мне по разным причинам не всегда удавалось точно соблюдать новый распорядок дня, мое состояние благодаря предполуночному сну улучшилось, причем настолько, что я смог вовремя сдать экзамены на аттестат зрелости.

Будучи студентом и живя в теснейшей связи с природой, я стал предприимчивым и полным сил человеком – абсолютной противоположностью тому слабому и робкому юноше, каким был еще совсем недавно. Свой первый семестр – это было время пробуждающейся весны – я провел в небольшом университетском городке, весьма подходящем для учебы. К тому же – и это было для меня особенно важно – здесь я мог продолжить свое лечение, чтобы поскорее поставить себя на ноги. У одного часовщика для меня нашлась маленькая, дешевая, довольно тихая комнатка с окнами, выходящими во двор. Часовщика занимало время, которое отсчитывали его часы, меня же – время, которое отсчитывала природа. Я довольно быстро приучил себя, если позволяла погода, уже в час ночи выходить на прогулку. Местный ночной сторож, с которым у меня иногда завязывались беседы, удивлялся тому, что я во втором часу ночи был совершенно трезв, тогда как другие студенты, возвращаясь в это же время из пивных, шли по домам, шумя и качаясь из стороны в сторону. Скоро ночные сторожа, да и иные люди, стали считать меня чудаком. Как только на небе загоралась утренняя заря, я отправлялся за город, чтобы пройтись босиком навстречу солнцу. Каждое утро было для меня «богослужением» в многокрасочном, пронизанном жизнью и живительной энергией храме Природы, под влиянием которой мои тело, душа и дух быстро обретали прежнее здоровье.

После этого райского летнего семестра я вернулся в свою маленькую родную деревню совсем другим, обновленным человеком, вызвав у многих удивление своим видом. Дома во время длительных каникул, регулярно прерывавших мое обучение весной и поздним летом, я усердно работал на ферме родителей, занимавшихся, помимо прочего, еще и сельским хозяйством. Трудясь в саду, в поле и на риге[12]12
  Рига – постройка с печью для сушки снопов и обмолота зерна, полученного после молотьбы.


[Закрыть], я скоро стал энергичным, выносливым молодым человеком, уверенным в собственных силах и чувствующим себя вполне здоровым.

Именно тогда я пришел к твердому убеждению, что для достижения наивысших результатов в работе, требующей больших физических усилий, мне был необходим сон с 19 до 23 часов 20 минут с последующим незамедлительным вставанием. Стоило только отклониться от этого времени, как мои силы и работоспособность уменьшались пропорционально величине такого отклонения. То же происходило и с моими духовными силами.

Тот первый опыт оказался для меня очень важным, поскольку отчетливо поставил передо мной, первым испытуемым, проблему времени естественного сна и вдохнул в меня уверенность, что она будет непременно решена во благо моего физического здоровья. Одновременно он обозначил метод планомерного смещения времени сна на более ранние часы, которое при этом естественным образом сокращалось и охватывало период с 19 до 23–20. Ни о каком самовнушении тут не было и речи, поскольку мне этот период до его открытия был неизвестен. Когда исследователь хочет решить реальную проблему и пользуется достоверным методом, то результат – положительный или отрицательный – не заставит себя ждать. Первый удачный эксперимент задает тон всему исследованию. Мой первый опыт был положительным, и посему, продолжая исследования вплоть до достижения окончательного, объективного результата, я решил экспериментировать именно с этим временем – с 19 до 23–20. Будь первый опыт отрицательным, исследования следовало бы прекратить, не придя ни к какому выводу.

Вскоре после достижения «зрелости» я, подгоняемый небывалым юношеским восторгом, попытался пробудить интерес к моим экспериментам и раздобыть деньги на их проведение. Мне захотелось также изучать медицину, но на это у меня не было средств. Сердца и кассы оставались для меня наглухо закрытыми. К кому бы я со своей идеей ни приходил, меня высмеивали, считая ее бредовой, а то и вовсе избегали, показывая пренебрежение. Но мне ведь нужно было как-то зарабатывать на жизнь, и чтобы не лишиться возможности прочно встать на ноги, я решил на благо себе и своей идее на время как бы забыть о ней, ибо никто не захочет взять на службу человека, одержимого подобными убеждениями. Но она, подпитываемая воспоминаниями о той творческой удаче, которую я испытал, продолжала во мне жить, хотя никаких надежд на ее реализацию у меня не было.

Будучи молодым служащим, я взял в долг изрядную сумму, а затем, уволившись, вновь поступил в университет, чтобы продолжить исследования. Единственным положительным результатом, которого я добился после долгих стараний, были газетные публикации коротких заметок о моих экспериментах. Отрицательным же последствием моей авантюры стало то, что я остался без места и погряз в долгах. По человеческим меркам на судьбе этой идеи и исследований отныне можно было окончательно поставить крест. Проходили десятилетия, грозящие гибелью мне и вместе со мной моей идее, и лишь в 1925 г. у меня появилась возможность на свой страх и риск продолжить нить экспериментов, прядя ее осторожно и незаметно, поначалу втайне от всех.

3. Эксперименты и опыт других людей

Найти добровольцев, которые бы хотели и были способны провести на себе опыт с естественным сном, доведя его до однозначного, будь то позитивного или негативного, результата, оказалось неимоверно сложно. Иногда приходилось привлекать к экспериментам безработных, которые удивлялись и несказанно радовались возможности заработать на сне деньги. Ничего подобного с ними еще не случалось. Денежные вознаграждения, как я убедился, на объективности их заключений никак не отражались. На поиски и работу с первыми шестью испытуемыми ушло 4 года. Лишь получив обнадеживающие данные, не противоречащие моим опытам над собой, я открыто сообщил о них в специальной брошюре и отважился выступить с докладом перед преподавателями и студентами ряда высших учебных заведений. Мне даже удалось рассказать о них по кёльнскому радио. Число желающих участвовать в эксперименте, несмотря на препятствия и помехи, чинимые мне повсюду, и вопреки негативным суждениям критиков и зубоскалов неуклонно росло и к июню 1934 г. достигло в общей сложности 25 человек. Вскоре появились результаты, которые меня окрылили. Сколько людей участвуют в опытах сегодня, я судить не берусь. Обнаружился ряд достойных внимания и доверия лиц, которые до меня ненамеренно, инстинктивно пришли почти к тем же выводам и уже в течение нескольких лет успешно практиковали естественный сон. Еще за несколько лет до этого о моих исследованиях стало известно благодаря лондонскому «Рейтеру», а в начале 1935 г. в немецкую прессу попало сообщение, что некий университетский профессор в США пропагандирует теорию, будто сон с 19 до 24 часов не просто достаточен для человека, но даже предпочтительнее сна в другое время суток. Также говорилось, что этот профессор и бургомистр одного небольшого городка призвали жителей подвергнуться в течение 14 дней такому опыту – ложиться спать в 19 часов и приступать к работе в час ночи. Что же в итоге из этого слишком короткого эксперимента вышло, узнать мне, к сожалению, не довелось. Любое исследование удается по большому счету лишь тогда, когда все испытуемые о нем хорошо проинформированы и сами хотят выявить истину. Если массовый эксперимент не подготовить как следует, то он, скорее всего, кончится полной неудачей. Начиная с 1930 г. я принялся методично пропагандировать в США свое учение о естественном времени сна, так что все достигнутое американцами в этом вопросе имеет, так сказать, немецкое происхождение.

Свое открытие я сделал в 1890 г., и только начиная с 1930 г. оно стало освещаться мировой прессой. Так, одна швейцарская газета написала о некоем известном господине, более 30 лет страдавшем бессонницей и, наконец, излечившемся от нее после применения моей системы. Теперь благодаря моим многочисленным публикациям, а также выступлениям в печати ряда авторитетных людей, таких как Цеппенфельд, Варх, д-р Зембах, д-р медицины и философии Тинес, д-р медицины Тигель, д-р медицины Зигфрид Меллер, Ганс Флоссбек и многих других результаты проводимых мной исследований стали все чаще использоваться в медицинской и педагогической практике. Статьи д-ра Зембаха в газетах Naturzeitung (№ 12, 1934), Wiener Neuste Nachrichten (28.12.1935), Weiße Fahne (№ 2, 1935) знаменуют собой поворотный момент в борьбе за естественный сон. Важную роль сыграли также доклады и статьи д-ра медицины и философии Г. А. Тинеса в еженедельнике Münchener Medizinische Wochenschrift (№ 36, 49, 1935).

Все первые 25 испытуемых, о которых упоминалось выше, как мужчины, так и женщины были в начале эксперимента старше 17 лет и набирались из разных слоев общества. Состояние их здоровья было неодинаковым, различались они и по своему душевному и духовному складу. Среди них были неврастеники, люди с тяжелыми хроническими заболеваниями и вполне здоровые, любители поспать, работники умственного и физического труда. Одни долго участвовали в исследованиях, другие лишь короткое время. К примеру, некий г-н И. Б., подробности о котором я узнал позже, интуитивно экспериментировал над собой более 30 лет, другой – более пяти.

1. Участник эксперимента, 18 лет, страдал хроническим заболеванием в фазе ремиссии, сильными приливами крови к голове, сопровождаемыми различными побочными явлениями, в том числе потливостью рук и стоп, постоянным ощущением холода в конечностях. Цвет кожи желтоватый, грудная клетка узкая, в остальном нормального телосложения. Врач диагностировал катар верхних частей легких. Пульс слегка учащенный, нервная система возбуждена, мышление, вследствие приливов крови и нервного возбуждения, заторможенное, пищеварение крайне вялое, стул скудный раз в несколько дней. Медикаментозное лечение оказалось безрезультатным. Вид жалкий, измученный. Некоторое временное облегчение приносили водные процедуры, но в целом состояние оставалось прежним. Как показали наблюдения, чем дольше он спал, тем больше давала о себе знать болезнь. Поэтому было рекомендовано сократить сон, что принесло некоторое улучшение, отчего возникла мысль использовать его в качестве лечебного средства, варьируя время сна и его продолжительность. Чем раньше испытуемый ложился спать и чем меньше спал, постепенно и методично перестраивая свой распорядок дня, одновременно наблюдая за течением заболевания и его симптомами, тем очевиднее было улучшение состояния мужчины, однако полного выздоровления не наступало. Поскольку все прежнее лечение результатов не принесло, не оставалось ничего иного, как продолжать следовать намеченным путем, уповая на целительную силу естественного сна. Однажды больной попробовал спать с 19–00 до 23–20 по местному времени, и эксперимент увенчался успехом: пищеварение активизировалось, голова стала ясной. Испытуемый почувствовал себя здоровым и вернулся к своим делам. Космос помог микрокосмосу, не оставив его в беде. Но стоило только отступить от естественного сна, как прежние недомогания вновь давали о себе знать, с его же возобновлением хорошее самочувствие восстанавливалось. Этот мужчина был первым участником эксперимента, ощутившим на себе лечебную силу естественного сна, отрицать которую было невозможно.

Со временем нужда в нем отпала, поскольку на смену болезненному состоянию пришло железное здоровье, позволившее выдержать самые суровые испытания. Относиться к описанному можно как угодно, но факт остается фактом, и игнорировать его нельзя. Данный эксперимент всего лишь логическое продолжение опыта, накопленного человечеством за несколько тысячелетий. И если 2 часа предполуночного сна, по утверждению д-ра Хуфеланда, ценнее 4 часов дневного, то получается 4 часов 20 минут с 19–00 до 23–20 для человека вполне достаточно, ибо они полноценнее 8 часов 40 минут дневного сна.

2. Участник эксперимента, 23 года, хрупкого телосложения, выглядит переутомленным, бледным, истощенным. Явно выраженной болезни не отмечено, но в семье есть страдающие туберкулезом. Вот отрывки (с небольшими редакционными изменениями) из его дневника наблюдений.

«11 ноября. Естественный сон – и в этом у меня теперь нет сомнения – вещь уникальная. Если мне кто-нибудь рассказал бы о нем, я бы не поверил, что такое возможно. Теперь я просыпаюсь бодрым и свежим и на протяжении всего долгого дня не ощущаю ни малейшей усталости».

«28 ноября. Эксперименты со сном дали мне многое. Поначалу было как-то непривычно, отчего возникали сомнения, только мешающие опыту, но теперь я с ними справился. Мой сон, начинавшийся в 20–00, длился обычно до 1 или 2 часов ночи. Если же я ложился в 19–00, то просыпался в 23–40, что нисколько не отражалось на моей работоспособности».

«1 апреля. Минувшая зима подвергла меня серьезным испытаниям, однако я чувствую себя очень хорошо, чему безмерно рад».

«5 мая. Мои успехи, по оценкам компетентных лиц, превзошли все ожидания».

«9 июля. Они восхищались моими достижениями и расспрашивали, как мне такое удалось. Я ложился спать около 18–30 и вставал примерно в 22–20, и бодрее всего был, когда строго придерживался именно этого времени. Мне никогда не приходилось чувствовать себя таким свежим и здоровым, сохраняя высокую работоспособность в течение всего дня, не испытывая ни малейшей потребности прилечь и отдохнуть».

Из его ответа на вопрос, какое время имеется в виду – местное или среднеевропейское, – он отвечал, что обычно отходил ко сну в 18–17 по местному времени, чтобы иметь возможность «полностью успокоиться». Тогда пробуждение наступало в 23–07, также по местному времени. Резюмируя, он пишет: «У меня был хороший аппетит, совершенно нормальные пищеварение и температура тела, в том числе и ступней. Я ощущал необыкновенный прилив сил как физических, так и духовных, и это не было обусловлено нервным возбуждением. Меня не покидало чувство радости. Уверяю Вас, я изложил все как есть, не отступив от правды ни на шаг».

Практически он спал примерно с 18–45 точно до 23–07.

3. Участник эксперимента, 23 года, хрупкого телосложения, незадолго до исследования перенес затяжную болезнь легких туберкулезного характера, от которой, по отзывам врачей, в значительной степени излечился. В течение нескольких месяцев строго следовал методике автора настоящей книги, о чем пишет в первом письме следующее (приводится с небольшими редакционными изменениями): «Стоило мне хоть немного отступить от рекомендованного времени сна, например лечь спать в 20–15 или в 20–30, как самостоятельного пробуждения уже не наступало. Просыпаясь под будильник в 24, в 1 или 2 часа ночи, я чувствовал себя невыспавшимся, и чтобы проснуться бодрым и свежим, приходилось продлевать сон до 4 часов. Если я все же принуждал себя встать раньше, то потом, как ни упорствовал, засыпал за работой. Об одном эксперименте, когда время сна было выбрано наиболее удачно, расскажу Вам особо. Я лег спать в 18–30 и быстро заснул. На всякий случай завел будильник на 23–30, поскольку у меня было запланировано много дел. Проснувшись, вообразил, будто уже утро, и жутко испугался, что проспал, не услышав будильника. Однако чувствовал себя отдохнувшим. Посмотрел на будильник – было ровно 23–20. Весь день я без устали работал, оставаясь бодрым как духовно, так и физически, не ощущая на протяжении стольких часов никакой усталости».

Спустя 7 недель он писал: «В существовании естественного сна я убедился на собственном опыте и теперь твердо знаю: если лягу спать в 18–30, предварительно успокоившись и расслабившись, то проснусь ровно в 23–20 с новыми силами и желанием переделать как можно больше дел, оставаясь весь последующий день бодрым и энергичным. Главное – точно придерживаться этого времени, иначе все пойдет насмарку». В последующем письме, в частности, говорилось: «Какое необыкновенное чувство рождается в душе, когда рано ложишься спать (в 18–30), – будто именно в это время особенно интенсивно накапливаешь в себе силы. И никаких неприятных последствий! Приобретенный навык оказался стойким и сохранился надолго. Все, что я прежде узнал о естественном сне, оказалось сущей правдой. Неслучайно народная мудрость возносит хвалу дополуночному сну».

По местному времени естественный сон длится примерно с 18–45 ровно до 23–07.

4. Некий господин, по профессии каллиграф, вынужден был неделями, а то и месяцами, а зимой к тому же при искусственном освещении трудиться по 17–18 часов в сутки, выполняя сложную, филигранную работу. Засиживаясь до глубокой ночи и подвергая себя непосильной нагрузке, он вскоре истощил свои силы. Однажды ему в голову пришла счастливая мысль – а что если сделать наоборот: первую половину ночи спать, а вторую – работать. Результаты перестройки настолько благотворно сказались на его здоровье, что отныне он – убежденный сторонник такого распорядка дня. Глазам явно стало легче, здоровье и настроение значительно улучшились. Несмотря на насмешки окружающих, он неукоснительно отходит ко сну около 19–00 и встает примерно в 23–20. Когда работы нет или очень мало, то ради экономии электричества каллиграф соблюдает прежний режим дня. Как только требуется собраться с силами, этот господин тотчас же возвращается к их источнику – естественному сну. О своем опыте он рассказал в берлинском журнале Medizinische Welt (№ 32 от 12 августа 1933 г.).

5. В том же номере напечатана заметка тогдашнего ученика выпускного класса Ганса Зимана из Дуйсбург-Мейдериха, включившегося в эксперимент в январе 1932 г. под влиянием своего товарища Д. К нему присоединился другой его товарищ – Ганс Цеппенфельд, ученик седьмого класса гимназии. Состояние здоровья Зимана было скверным. Несмотря на хорошее лечение, он страдал гастритом, сопровождавшимся болями, жаловался на отсутствие аппетита, постоянно слезящиеся глаза, сильную потливость ладоней и стоп, повышенную нервозность. Цеппенфельд же был здоров. В чудодейственность естественного сна тот и другой поначалу не верили, но впоследствии оба стали его свидетелями, заслуживающими доверия, которые не только испытали на себе его благотворное действие, но и также мужественно и стойко пропагандировали естественный сон вопреки издевательствам и насмешкам людей. После 6 месяцев с начала эксперимента болезненность Зимана без какого-либо дополнительного лечения уступила место цветущему здоровью, и он уже мог с успехом заниматься физическим или умственным трудом по 17–18 часов в сутки[13]13
  Г. Цеппенфельд написал на эту тему убедительную статью, опубликованную в газетах Koblenzer Generalanzeiger от 8 мая 1932 г. (воскресный номер) и Rheinund Ruhrzeitung, Duisburg от 16 июня 1932 г.


[Закрыть]. Его успеваемость в старших классах гимназии, как раз тогда, когда у многих начинаются серьезные проблемы с учебой, повысилась, и он не только вовремя и благополучно сдал выпускные экзамены, но и получил официальный допуск к обучению в университете, который давался только самым лучшим гимназистам. Зиман твердо убежден, что столь успешным развитием своих интеллектуальных и физических способностей он обязан исключительно точному соблюдению режима естественного сна. Такая уверенность не оставляет сомнения в истинности его слов.

6. Об эксперименте Д. я узнал лишь после его успешного завершения, когда Д. своим «сумасшедшим» образом жизни уже привлек к себе внимание окружающих, став мишенью для их насмешек. Значительные успехи в старших классах, быстро достигнутые Д. благодаря перестройке распорядка дня, подвигли Зимана и Цеппенфельда к испытанию естественного сна на себе. После 6-месячной практики нового режима Д. был обследован школьным врачом во время диспансеризации класса, и состояние его здоровья было оценено как отличное. Цеппенфельд и Зиман по моей инициативе тоже подверглись тщательному осмотру одним доктором, скептически относившимся к идее естественного сна. Результаты превзошли все ожидания.

Эксперимент Зимана продлился добрых 2 года, Цеппенфельда – 1 год, а Д. – полгода. Стоило им только прекратить опыт, как их самочувствие ухудшалось, ощущение бодрости слабело, а работоспособность снижалась. Когда же они возобновляли практику естественного сна, необычайная активность, которую никаким другим режимом достичь не удавалось, быстро восстанавливалась. Родители трех «подопытных», главным образом их матери, относились сначала к естественному сну, как и все остальные, крайне скептически, придирчиво и внимательно наблюдая за своими сыновьями во время эксперимента. Однако, видя его благотворное влияние, они довольно скоро изменили свое мнение и стали поддерживать своих детей в дальнейшем продолжении начатого ими опыта, несмотря на насмешки окружающих, отговаривающих их от этой затеи.

7. Ф. В., рабочий, 36 лет, страдал хроническим желудочно-кишечным заболеванием, и болезнь была настолько тяжелой, что он нередко буквально падал от сильных болей. Мне удалось вовлечь его на 6 недель в исследование, и уже через 6 дней он научился спать с 19–00 до 23–15, просыпаясь самостоятельно без помощи будильника. Когда он точно соблюдал это время, боли отступали, если же, пробудившись, залеживался в постели или спал дольше 23–15, то боли в желудке и во всем теле возрастали. Уже к 23–30 боли становились нестерпимыми, и он вскакивал с кровати, после чего они быстро шли на убыль. Примечательно, каким важным оказалось для него время с 19–00 до 23–15. Тем не менее различные жизненные обстоятельства не позволяли испытуемому соблюдать этот режим регулярно.

8. Г-н Хф., 40 лет, в своем письме от 04.06.1934 сообщает следующее: «С величайшей радостью прочитал Ваше интервью в газете Süddeutsche Sonntagspost. Я, собственно, уже почти 10 лет живу так, как Вы описали в том интервью. Вечером, начиная примерно с 19 часов, меня одолевает такая усталость, что ничего не хочется делать. Стоит мне только прикоснуться к подушке, как уже сплю и через 4,5 часа чувствую себя совершенно выспавшимся. Затем я отправляюсь в кабинет, занимаюсь своими делами (умственного характера), строю планы и философствую. Такой образ жизни для меня самый подходящий, лучше и не придумаешь».

Поскольку этот случай вызвал у меня живейший интерес, я навел справки и выяснил, что г-н Хф. действительно страдает сильнейшей неврастенией. Она-то и вынудила его воспользоваться самым эффективным средством против нее – естественным сном, время которого для себя он определил непроизвольно, по «подсказке» самой болезни. Насколько порой относительно легко с его помощью исцеляются подобные болезни, можно заключить из других примеров, приведенных в данной монографии.

Но г-н Хф. вряд ли выздоровеет, поскольку его окружение всеми возможными способами старается помешать ему регулярно спать с 19–00 до 23–30, хотя важность этого для него более чем очевидна. Все, кто настроен против идеи природного сна, делают это лишь по причине собственного невежества и предрассудков.

9. Бывший заместитель директора средней школы доктор Э. Зембах в своем письме от 12.07.1933 рассказал мне следующее: «Ваша книжечка о естественном сне подвигла меня в ноябре прошлого года на собственный эксперимент, который я продолжал без перерывов в течение 5 месяцев. Результат оказался в целом удовлетворительным. Мне удалось выйти из состояния, которое нельзя было считать ни здоровым, ни больным. Я ложился спать между 18–30 и 19 часами, быстро засыпал и пробуждался поначалу около 2 часов ночи, а затем между полночью и часом ночи, чувствуя себя очень свежим и работоспособным. Прежде я отходил ко сну в 21–30, проснувшись, был вынужден завтракать в постели и лишь к 9 часам утра приходил в более или менее сносное состояние, позволявшее мне наконец-то подняться с постели, причем никакого желания и способности работать у меня не было и в помине. Уже то, чего я достиг к сему моменту, обязывает меня высказать Вам свою сердечную благодарность за открытие феномена естественного сна».

Этот, прежде не очень жизнерадостный, человек встал впоследствии в первые ряды борцов за новую систему оздоровления. Позитивный лечебный эффект, наблюдавшийся у него, превзошел все ожидания.

10. Одним из первых, кто обратился ко мне, заинтересовавшись моими незадолго до того опубликованными исследованиями, был католический священник отец Ко. Он экспериментировал над собой в течение 2 лет. Из его отчета от 08.12.1935 я приведу такие строки: «Десять лет назад я чувствовал себя разбитым и больным. Чем только я ни страдал: больные почки, диабет, увеличенная печень, больные легкие, сильнейшая потливость по ночам, непрекращающиеся головные боли, геморрой, ишиас, да такой, что я иногда не мог встать со стула, начинающееся воспаление лобных пазух, стремительное облысение.

Сырая растительная пища, хлеб из муки грубого помола, лечебное голодание и полный отказ от мясной пищи очистили мой организм, и я стал другим человеком, способным отныне работать и радоваться жизни. Однако мое хрупкое телосложение, равно как и слабые почки и печень, остались при мне, и с этим приходилось мириться, продолжая жить. Узнав о Ваших исследованиях, посвященных здоровому сну, я принялся постепенно изменять свой распорядок дня в рекомендованном Вами направлении. В течение длительного экспериментирования над собой мне стало совершенно ясно, что при моей слабой, уязвимой конституции самым ценным является сон с 19–30 до 23–30. Теперь я уже в 23–30 немедленно приступаю к работе и без особого напряжения выполняю свои обязанности. В течение столь рано начинающегося рабочего дня позволяю себе три коротких перерыва, чтобы немного вздремнуть. Такой ритм жизни оказался мне на пользу, и, по отзывам окружающих, я выгляжу вполне здоровым. Выражаю свою признательность Вам и с позволительной настойчивостью прошу Вас – ради многих страждущих – не опускать руки и продолжать начатое дело. Наш Господь вознаградит Вас за это».

Данный эксперимент убедительно свидетельствует о тесной взаимосвязи между естественным сном и натуральной пищей. На примере этого человека со слабой конституцией отчетливо видно, что естественный сон нисколько не подрывает наше здоровье, а напротив, даже укрепляет его.

11. Из письма г-жи К., датированного 14.09.1940, приведу (для краткости) лишь отдельные места: «Мои первые опыты с естественным сном потерпели неудачу. Причина тому, скорее всего, мое переутомление и слабое представление о методах перестройки распорядка дня. То, что мне приходилось ночами не смыкая глаз сидеть в бомбоубежищах, более, чем что-либо, способствовало скорейшему переходу на естественный сон. Из-за чрезмерной потери крови при последних родах я страдала тогда от таких сильных головных болей, что все прописываемые мне средства оказывались бесполезными.

Попрактиковав его всего 5 дней, я избавилась от этих болей, грозивших свести меня с ума.

Стоит мне только перейти на трехразовое питание, как состояние моего здоровья тотчас же ухудшается. Поэтому в 4 часа утра, почувствовав голод, я позволяю себе лишь какое-либо блюдо из льняных семян и тогда обычно весь день чувствую себя настолько бодрой и способной на любую, даже самую тяжелую физическую работу, что могу трудиться без перерыва. Вопреки увещеваниям врачей как можно больше отдыхать недавно отважилась принять участие в 10-дневном походе по Зауэрландским горам. Я никак не ожидала от себя, что справлюсь с этим, и даже, несмотря на все прежние недуги, неизменно оказывалась первой и в ходьбе, и в лазании по горам.