Текст книги "Король былого и грядущего"

10

Варт сознавал, что, если он расскажет Кэю о разговоре с Мерлином, Кэй не соизволит участвовать в приключении и никуда с ним не пойдет. А потому он ничего ему не сказал. Странно, но драка вновь подружила их, и каждый заглядывал другому в глаза со своего рода стеснительной преданностью. Не испытывая какой бы то ни было враждебности, а один только легкий стыд, и ничего друг другу не объясняя, они вместе вышли после мессы и вскоре оказались в конце принадлежащей Хобу полоски ячменя. Варту не пришлось ничего придумывать. Здесь уже все было просто.

– Пошли, – сказал он. – Мерлин велел тебе передать, что там дальше кое-что припасено специально для тебя.

– А что именно? – спросил Кэй.

– Приключение.

– И как мы туда доберемся?

– Надо идти в направлении, которое указывает эта полоска, я думаю, в итоге мы окажемся в лесу. Нужно, чтобы солнце так и держалось слева, хотя, конечно, придется учитывать, что оно движется.

– Ладно, – сказал Кэй. – А что за приключение?

– Не знаю.

И они прошли вдоль полоски и пошли, придерживаясь воображаемого направления, через парк и ловчее поле, озираясь по сторонам, чтобы не упустить мгновения, когда случится какое-нибудь волшебство. Нет ли чего-либо чудесного в потревоженной ими полудюжине молодых фазанов? Кэй готов был поклясться, что один из них – белый. Если бы он был белый и если бы с небес на него вдруг пал черный орел, они бы точно знали, что начинаются чудеса и что им остается только последовать за фазаном – или орлом, – пока они не доберутся до девицы в заколдованном замке. Впрочем, фазан белым не был. На опушке леса Варт сказал:

– Похоже, придется войти в лес.

– Мерлин говорил: идти в направлении полоски.

– Ну ладно, – сказал Кэй. – Я не боюсь. Раз это приключение предназначено для меня, в нем ничего дурного не будет.

Они вошли в лес и с удивлением обнаружили, что идти по нему – одно удовольствие. Лес был примерно таков, каковы и ныне большие леса, хотя, вообще-то, в те времена рядовой лес походил скорее на амазонские джунгли. Лесами тогда еще не владели любители фазаньей охоты, и позаботиться о том, чтобы подлесок вовремя прореживался, было некому; не существовало в те времена и тысячной доли теперешних лесоторговцев, производящих благоразумные вырубки в немногих уцелевших лесах. По большей части Дикий Лес был почти непроходим – исполинский барьер вечных деревьев, где павшие припадали к живым, держась за них с помощью плюща, а живые, борясь друг с другом, тянулись к солнцу, дававшему им жизнь, где топкая из-за отсутствия стоков почва перемежалась с высохшей и горючей, заваленной сушняком, и можно было вдруг провалиться сквозь трухлявый древесный ствол прямиком в муравейник либо так завязнуть в плетях ежевики, вьюнков, в зарослях жимолости, ворсянки и того, что зовут в деревне дерябкой, что приходилось потом собирать себя по кусочкам, развешанным на три ярда вокруг.

Итак, пока все шло хорошо. Линия Хоба вела их вдоль чего-то вроде череды прогалин, тенистых и ропщущих, где дикий тимьян дрожал от гудения пчел. Пора насекомых миновала свою вершину, наступило время ос и плодов, но здесь еще цвели фритиллярии, и ванессы и красные адмиралы порхали над цветущею мятой. Варт сорвал листок и жевал его на ходу, словно резинку.

– Странно, – сказал он, – здесь, оказывается, люди бывают. – Гляди-ка, след от копыта, да еще и подкованного.

– Не много же ты увидел, – сказал Кэй, – вон там человек сидит.

И вправду, в конце следующей прогалины сидел, привалясь бочком к стволу сваленного дерева, человек с топором лесоруба. Странный такой человечек, махонький, горбатый, с лицом словно бы из красного дерева, в одежде из множества старых кожаных лохмотьев, стянутых на мускулистых руках и ногах обрывками веревки. Он уплетал ломоть хлеба с овечьим сыром, помогая себе ножом, превращенным многими годами заточки в узенькую полоску, и подпирая спиной одно из самых высоких деревьев, какие они когда-либо видели. Вокруг него все усыпала белая древесная щепа. И пенек казался новехоньким. Глаза у человечка были яркие, как у лисицы.

– Вот это, наверное, и есть приключение, – прошептал Варт.

– Да ну уж, – сказал Кэй, – для приключения нужны рыцари в доспехах, или драконы, или еще что-нибудь похожее, а не старые чумазые дровосеки.

– Пускай, но я все же хочу расспросить его, что тут к чему.

Они подошли к жующему лесовичку, который, похоже, их не заметил, и спросили, куда ведут эти прогалины. Раза два или три они повторили вопрос и наконец убедились, что бедняга либо глух, либо не в своем уме, либо и то и другое. Он не ответил и даже не шевельнулся.

– Да ладно, пошли, – сказал Кэй. – Он, скорее всего, с придурью, вроде как Вот, и даже не понимает толком, на что глядит. Пойдем, оставь старого дурня в покое.

Они прошли еще около мили, и путь был по-прежнему легок. Тропинок здесь, в сущности, не было, и прогалины не переходили одна в другую. Всякий случайно забредший сюда решил бы, что тут лишь одна поляна – та, на которой он находится, – длиной в пару сотен ярдов, да так бы и думал, пока не дошел до конца ее и не обнаружил другую, заслоненную несколькими деревьями. Время от времени им попадался пень со следами топора, но в большинстве эти пни были тщательно упрятаны в ежевике, а то и вовсе выкорчеваны. Варту подумалось, что и сами прогалины – дело человеческих рук.

На краю одной из полян Кэй ухватил Варта за локоть и молча указал на другую ее сторону. Там мягко всходил к исполинскому явору, вытянувшемуся футов на девяносто, травянистый пригорок. На пригорке привольно разлегся столь же исполинский мужчина, а рядом с ним пес. Мужчину, как и явор, проглядеть было трудно, ибо росту в нем без башмаков было семь футов, а из одежды на нем имелось лишь подобие килта из зеленой линкольнской шерсти. Кожаная наручь покрывала левую руку от запястья до локтя. На огромной загорелой груди покоилась голова пса, – пес навострил уши и следил за мальчиками, но никаких движений не делал, – голова чуть покачивалась вверх-вниз, когда поднимались и опадали грудные мышцы. Мужчина, видимо, спал. Близ него лежал семифутовый лук и несколько стрел в портновскую мерку длиной. Как и у лесовика, кожа его отливала красным деревом, и курчавые волосы на груди золотились, прохваченные солнцем.

– Вот оно, – возбужденно шепнул Кэй.

К мужчине они подходили с осторожностью, опасаясь пса. Но пес лишь проводил их глазами, голова его так и осталась лежать на хозяйской груди, а хвост чуть приметно дрогнул в знак приветствия – не поднимаясь, на пару дюймов проехался по траве туда-сюда. Мужчина открыл глаза – он, как видно, совсем и не спал, – улыбнулся мальчикам и ткнул большим пальцем в направлении дальше по прогалине. Затем улыбка пропала, и он снова закрыл глаза.

– Прошу прощения, – сказал Кэй, – что это у вас тут происходит?

Мужчина ничего не ответил, и глаз не раскрыл, но снова поднял руку и указал большим пальцем в сторону.

– Он хочет, чтобы мы шли дальше, – сказал Кэй.

– Вот уж это наверняка приключение, – сказал Варт. – Интересно, не влез ли тот глухой лесовик на дерево, которое подпирал, и не передал ли сообщения на это дерево? Он явно нас ожидал.

При этих словах голый гигант открыл один глаз и с некоторым удивлением воззрился на Варта. Затем открыл оба, рассмеялся, отчего все его большое лицо покрыли морщинки, сел, потрепал пса, подобрал лук и поднялся на ноги.

– Так-так, молодые хозяева, – сказал он, еще смеясь. – Значит, мы все-таки объявились. Верно говорят, новенький котел лучше варит.

Кэй посмотрел на него в полном изумлении.

– Вы кто? – спросил он.

– Нейлор, – сказал гигант, – Джон Нейлор – так меня звали в большом мире, покамест я не ушел в лес. Потом ненадолго стал прозываться Джон Малыш, это уж в лесу, но наши ребята предпочитают звать меня навыворот – Маленьким Джоном.

– О! – в восторге воскликнул Варт. – Так я про вас слышал, и часто, когда по вечерам рассказывали саксонские сказки, – про вас и про Робин Гуда.

– Только не Гуда, – неодобрительно молвил Маленький Джон. – Это негожее прозвание для человека, мастер, особливо в лесу.

– Но в сказках его зовут Робин Гуд, – сказал Кэй.

– А, это все книгочеи. Вечно все путают. Ну, как бы там ни было, а нам пора двигаться.

Они пристроились по сторонам от огромного мужчины, и, чтобы держаться с ним вровень, им приходилось на один его шаг делать три своих – и делать быстро, ибо хоть говорил он очень медленно, но босые ноги его шагали очень быстро. Пес трусил следом.

– А скажите, – спросил Варт, – куда вы нас ведете?

– Так получается, что к Робин ‘уду, куда же еще? Как это вы не догадались с вашим умом, мастер Арт?

При этом гигант лукаво подмигнул краешком глаза, ибо понимал, что вдвойне озадачил мальчиков – во-первых, для них так и осталось неясным настоящее прозвание Робина, а во-вторых – откуда Маленькому Джону знать Варта?

Варт для начала выбрал второй вопрос.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Да уж мы знаем, – сказал Маленький Джон.

– А Робин ‘уд знает, что мы придем?

– Ну нет, утеночек мой, ученый мальчуган вроде тебя должен и имя его произносить по-ученому.

– Да как же его зовут? – воскликнул мальчик, отчаявшись и задыхаясь оттого, что приходилось все время бежать. – Вы-то сказали «уд»!

– Так ведь ‘уд и есть, утеночек, так же, как зовется по-нашему лес, которым вы бежите. Это очень хорошее имя.

– Робин Вуд!

– Вестимо, Робин ‘уд. Как же еще его называть, когда он-то и правит лесом? Они ведь места привольные, леса-то, добрые места. Хочешь, спи в них, что зимою, что летом, хочешь, бей дичь для общества, если проголодался, хочешь, дыши их запахом, когда деревья выпускают хорошенькие яркие листья, одно за другим, все по порядку, или теряют старые – по тому же порядку, но только наоборот; можешь стоять, и тебя не увидят, можешь ходить, тебя не услышат, а уляжешься спать, лес согреет тебя, – да, доброе место лес, настоящее, для вольного человека с руками и с сердцем.

Кэй сказал:

– А я-то думал, что все люди Робина Вуда носят штаны и дублеты из зеленой линкольнской шерсти.

– Так это мы зимой, когда есть в том нужда, а то еще кожаные поножи надеваем, но то на лесных работах, а летом такая одежка нужна разве что на заставах – для тех, кому нечем заняться, кроме как сторожить.

– Так, значит, вы на посту стояли?

– Ну да, как и старый Мач, с которым вы говорили у сваленного дерева.

– А большое дерево, к которому мы подходим, – воскликнул торжествующий Кэй, – это, я думаю, крепость Робина Вуда!

Они приближались к царице леса.

Это была липа, огромная, как та, что растет в «Парке Мур» в Хартфордшире, – не менее сотни футов в высоту и футов семнадцать в обхвате, если обхватывать в ярде от земли. Подножие ствола ее, схожего с буковым, украшало кружево молодой поросли, а кора в тех местах, где от ствола отходили большие ветви, треснула и обесцветилась от дождевой воды и древесного сока. Пчелы жужжали среди ее липких и ярких листьев, уходящих в небо все выше и выше, и веревочная лестница терялась в кроне. Без лестницы никто бы на нее не взобрался, даже в железных крючьях.

– Верно надумали, мастер Кэй, – сказал Маленький Джон. – А вон и мастер Робин, между ее корнями.

Мальчики, внимание которых приковал дозорный, забравшийся в воронье гнездо на вершине этого качающегося и шепчущего украшения земли, сразу опустили глаза вниз и впились ими в прославленного разбойника.

Вопреки их ожиданиям, вид у него был вовсе не романтический, – во всяком случае, на первый взгляд, – хоть ростом он лишь немного уступал Маленькому Джону. Эти двое были, безусловно, единственными на свете людьми, которым когда-либо удавалось послать стрелу из большого английского лука на целую милю. Жилистый человек с телом, лишенным жира, не полуголый, как Джон, но в простом выцветшем зеленом платье и с серебряным охотничьим рогом на боку. Чисто выбритый, загорелый, мускулистый и узловатый, как древесные корни, но причиной его зрелости и узловатости были вольный воздух и поэзия, а не возраст, ибо лет ему было едва за тридцать. (Он доживет до восьмидесяти семи и будет считать причиной своего долголетия смолистый воздух сосновых лесов.) В эту минуту он лежал на спине и глядел вверх, хотя и не в небо.

Голова Робина Вуда счастливо покоилась на коленях у Мэриан. Она сидела между корнями липы в цельнокроеном зеленом камзоле с полным стрел колчаном на опояске, голорукая и голоногая. Блестящие каштановые волосы, обыкновенно заплетаемые для удобства в косы на время стряпни и охоты, привольно лились с ее головы, и волны их обрамляли его лицо. Они негромко пели на два голоса, и Мэриан щекотала Робину кончик носа прядью мягких волос.

 
Под свежею листвою, –
 

пела девица Мэриан,

 
Кто рад лежать со мною,
Кто с птичьим хором в лад
Слить звонко песни рад,
К нам просим, к нам просим, к нам просим, –
 

негромко подпел Робин.

 
В лесной тени враги одни –
Зима, ненастье, осень.
 

Они счастливо рассмеялись и начали заново, поочередно выпевая строки:

 
В ком честолюбья нет,
Кто любит солнца свет,
Сам ищет, что поесть,
Доволен всем, что есть, –
 

затем оба вместе:

 
К нам просим, к нам просим, к нам просим.
В лесной тени
Враги одни –
Зима, ненастье, осень[3]3
  Перевод Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть].
 

Пенье закончилось смехом. Робин, который накручивал на загорелые пальцы тонкие шелковистые пряди, падавшие ему на лицо, резко дернул за них и вскочил на ноги.

– Привет, Джон, – сказал он, сразу заметив пришедших.

– Привет, Хозяин, – сказал Маленький Джон.

– Так, значит, привел молодых сквайров?

– Они меня привели.

– Так или этак, добро пожаловать, – сказал Робин. – Я не слышал о сэре Экторе ни одного дурного слова и не знаю причин, по которым стоило бы травить его щенят. Как поживаете, Кэй и Варт, и кто указал вам путь через лес по моим прогалинам именно в этот день?

– Робин, – перебила его женщина, – ты их не можешь принять!

– Почему же, голубка моя?

– Они же дети.

– Именно дети нам и нужны.

– Это не по-людски, – сердито сказала она и принялась собирать волосы.

Разбойник, видимо, полагал, что разумнее с нею не спорить. Вместо этого он оборотился к мальчикам и спросил:

– Стрелять умеете?

– Будьте уверены, – сказал Варт.

– Мог бы попробовать, – сказал более сдержанный Кэй под общий смех, вызванный заверением Варта.

– Иди-ка сюда, Мэриан, дай им один из твоих луков.

Она подала ему лук и с полдюжины коротких стрел.

– А ну-ка, в чучело, – сказал Робин, передавая их Варту.

Варт огляделся и обнаружил чучело примерно в сотне шагов от себя. Он понял, что свалял дурака, и весело сказал:

– Прости, Робин Вуд, но, боюсь, для меня это далековато.

– Не беда, – ответил разбойник. – Выстрели. Мне достаточно посмотреть, как ты это делаешь.

Варт наложил стрелу как только мог быстро и аккуратно, широко расставил ноги в линию с направлением, по которому хотел отправить стрелу, расправил плечи, оттянул тетиву к подбородку, смерил взглядом мишень, направил стрелу вверх примерно на двадцать градусов, прицелился на двадцать ярдов правее, потому что всегда немного отдергивал влево, и пустил стрелу. Он промахнулся, но не сильно.

– Теперь Кэй, – сказал Робин.

Кэй произвел те же движения и тоже выстрелил хорошо. Каждый держал лук верно, быстро отыскивал старшее перо и соответственно ставил стрелу, каждый натягивал лук за тетиву, – большинство мальчиков, которых этому не учили, тянут за кончик стрелы около выемки, сжимая его большим и указательным пальцами, но настоящий лучник оттягивает тетиву двумя или тремя пальцами, позволяя стреле лишь следовать за ними, – ни тот ни другой не позволяли острию стрелы отклоняться влево, пока натягивался лук, и не цепляли тетивой за левое предплечье, – две ошибки, общие для незнающих людей, – и каждый пускал стрелу без рывка.

– Хорошо, – сказал разбойник. – Эти не только на арфах играют.

– Робин, – резко произнесла Мэриан, – нельзя подвергать детей опасности. Отправь их домой, к отцу.

– Я не сделаю этого, – сказал он, – если они сами не захотят. Это их драка, в той же мере, что и моя.

– Какая драка? – спросил Кэй.

Разбойник отбросил лук, уселся, скрестив ноги, на землю и, потянув девицу Мэриан, заставил и ее присесть рядом. Судя по его лицу, он испытывал затруднения.

– Дело касается Морганы ле Фэй, – сказал он. – А ее поступки объяснить трудновато.

– Я бы и не пыталась.

Робин сердито обернулся к возлюбленной.

– Мэриан, – сказал он, – либо нам придется прибегнуть к их помощи, либо придется оставить без помощи тех троих. Я не хотел просить мальчиков, чтобы они пришли к нам, но либо так, либо Тук достанется ей.

Варт решил, что самое время задать тактичный вопрос, а потому он вежливо кашлянул и сказал:

– Простите, а кто такая Моргана ле Фэй?

Все трое ответили сразу.

– Плохой человек, – сказал Маленький Джон.

– Королева эльфов, – сказал Робин.

– Нет, – сказала Мэриан. – Она чародейка.

– Суть в том, – сказал Робин, – что толком никому не известно, кто она. По моему мнению, она из эльфов. И этого мнения, – сказал он, взглянув на жену, – я продолжаю держаться.

Кэй спросил:

– Вы хотите сказать, что она из тех существ в шляпах из колокольчиков, что целыми днями сидят на поганках?

Ему ответил взрыв смеха.

– Безусловно, нет. Таких созданий и вовсе не существует. А эта – настоящая Королева, да еще и из самых худших средь них.

– Если мальчикам придется в этом участвовать, – сказала Мэриан, – ты лучше объясни им все с самого начала.

Разбойник глубоко вздохнул, распрямил скрещенные ноги, и на лицо его снова вернулось затрудненное выражение.

– Ладно, – сказал он. – Будем исходить из того, что Моргана все же Королева эльфов или, во всяком случае, имеет к ним отношение и что эльфы – вовсе не те создания, про которых вам рассказывала нянька. Кое-кто говорит, что они – Древнейший Народ, живший в Англии еще до того, как сюда заявились римляне, до нас, саксов, и даже до самого Древнего Люда, и что их загнали под землю. Кое-кто говорит, что они немного похожи на людей или гномов, другие говорят, что вид у них самый обычный, а третьи – что у них вообще нет никакого вида, а просто они принимают любые обличья, какие им в голову забредут. Как бы они ни выглядели, они владеют знанием древних гаэлов. Они в своих норах ведают такие вещи, о которых человеческий род давно позабыл, и о большей части этих вещей лучше бы и не слышать.

– Шепотом, – со странным выражением сказала золотоволосая дама, и мальчики увидели, что маленький кружок сдвинулся потеснее.

– Так вот, – понизив голос, промолвил Робин, – главное в этих созданиях, о которых я говорю, и если позволите, я не стану снова их называть, главное то, что они лишены сердец. И не то чтобы они питали склонность ко злу, а просто если поймаешь кого-то из них и разрежешь, то сердца внутри не найдешь. И кровь у них холодная, как у рыб.

– И они повсюду, там, где беседуют люди.

Мальчики оглянулись.

– Успокойтесь, – сказал Робин. – Больше рассказывать вам о них никакой нужды нет. Суть в том, что я уверен: эта Моргана – Королева, ну, скажем так, Доброго Народца, и я знаю, что она иногда поселяется в замке к северу от нашего леса, называемом Замком Чэриот. Мэриан говорит, что сама-то Королева не принадлежит к эльфам, что она – всего лишь волшебница, которая дружит с ними. Есть люди, которые уверяют, будто она дочь герцога Кернуолла. Не это важно. Важно, что нынче утром благодаря ее чарам Древнейший из Всех Народ захватил одного из моих слуг и одного из ваших.

– Неужели Тука? – воскликнул Маленький Джон, ничего не знавший о событиях, поскольку он был в дозоре.

Робин кивнул:

– Весть пришла с северных деревьев еще до того, как поступило твое сообщение о мальчиках.

– Бедный, бедный монах!

– Расскажи, как это случилось, – сказала Мэриан. – И может быть, стоит сначала объяснить насчет имен.

– О Благословенном Народе, – сказал Робин, – мы знаем мало, но знаем, что люди его принимают названия животных. Например, они могут называться Коровами, или Козлами, или Свиньями и так далее. Поэтому, если ты кличешь одну из своих коров, всегда нужно указывать – какую именно. Иначе можешь накликать эльфа – мне следовало сказать Малого Человечка, – носящего то же имя, и если ты вызвал его, он придет и может забрать тебя с собой.

– Похоже, случилось так, – сказала Мэриан, перенимая рассказ, – что Собачий Мальчишка из вашего замка повел собак на опушку леса, где они обыкновенно опрастываются, да приметил там отца Тука, который болтал с живущим поблизости стариком по имени Вот…

– Простите нас, – вскричали оба мальчика, – но не тот ли это старик, что жил в нашей деревне перед тем, как спятить? Тот, что откусил Собачьему Мальчику нос, а теперь превратился в людоеда и обитает в лесу?

– Он самый, – ответил Робин, – только… бедняга, он вовсе не людоед. Кормится травой, корешками, желудями и даже мухе вреда причинить не способен. Боюсь, в ваших рассказах что-то напутано.

– Вот питается желудями, эх, ничего себе!

– А дальше, – терпеливо произнесла Мэриан, – случилось так. Они сошлись втроем, чтобы скоротать денек, и один из псов (по-моему, тот, которого звали Каваль) стал прыгать на бедного Вота, пытаясь лизнуть его в лицо. Старик испугался, а ваш Собачий Мальчишка крикнул: «Пес, ко мне!», желая остановить его. Но не указал на него пальцем. Понимаете, он должен был пальцем на него указать.

– И что было дальше?

– А то, что один из моих людей – Скателок, или Скарлетт, как его именуют в балладах, рубил неподалеку деревья, и он говорит, что они исчезли, просто исчезли вместе с собакой.

– Бедный Каваль!

– Так, значит, их эльфы забрали.

– Ты хочешь сказать – Мирный Народец.

– Да, извиняюсь.

– Дело все в том, что, если Моргана действительно Королева этих созданий и если мы желаем спасти их прежде, чем она их зачарует – а одна из древних их Королев по прозванью Цирцея превращала тех, кого ловила, в свиней, – придется искать их у нее в замке.

– Стало быть, нужно идти туда.