Текст книги "Это не сон"

Глава 8

В недалеком прошлом

– И что ты обо всём этом думаешь? Все-таки хочешь сделать это сегодня? – По запинающемуся голосу Натана, звучавшему в трубке, Эмма поняла, что он хочет сказать что-то еще. Она смотрела, как Тео достает из зеленой коробки машины и тракторы.

– Послушай, Эмма, это насчет пятницы…

– Да всё в порядке, Натан. Ты же меня знаешь. Я не нищенствую. Так что не считай себя обязанным…

– Да нет, я о полиции, Эмма. Мне пришлось всё рассказать полиции о вечере пятницы. И мне очень жаль. Я хочу сказать, что это – частное дело и к ним оно не имеет никакого отношения. Но они загнали меня в угол, и я не знал, что делать.

– Понятно. Но не волнуйся, Натан. Правда. – В этот момент раздался дверной звонок. – Послушай, кто-то звонит в дверь. Это может быть Софи. Давай я тебе перезвоню?

– Ладно. Но ты сообщишь мне до ланча? Я имею в виду малиновку Тео. И я искренне надеюсь, что тебе не навредит то, что я им сказал.

– Да, да. Конечно. Прошу тебя, не дергайся по поводу этого своего разговора с полицией. Ты ни в чем не виноват.

Эмме было необходимо срочно обсудить случившееся с Софи, чтобы понять, какие все дают показания, поэтому она была совершенно не готова увидеть женщину в гражданском платье, сунувшую ей под нос свой жетон, еще не начав с ней говорить. Вскоре эта женщина уже шарилась по ее кухне и откровенно читала надписи на доске, как будто наличие жетона давало ей право на подобное бесцеремонное поведение. Грубое. Назойливое. Агрессивное. Эта женщина, эта детектив-инспектор Мелани Сандерс, всюду совала свой нос без всякого на то оправдания. Она задавала вопрос за вопросом не только о прошедшей пятнице, но и о Натане, который остался на ночь после обеда – как будто это имело отношение к чему-либо, – и заставила Эмму еще раз подробно описать всё, что происходило на этой дурацкой ярмарке. И повторять это снова и снова. Описывая каждого человека, которого она видела и с которым общалась в тот день. И всё то, что происходило в палатке.

«Боже, и почему я позволила Софи втянуть меня во всё это?»

– Послушайте, я не помню всего, что говорила в тот день в палатке. Как я уже вчера рассказывала, мы просто веселились. Все посетители были умиротворенные и подыгрывали мне. Большинство уже пропустили по паре стаканчиков, и все мы много смеялись. Они знали, что мои предсказания несерьезны. Что я всё выдумываю. Знаете, как это бывает: счастливые номера, счастливые цвета, высокие таинственные незнакомцы… Я вчера всё это уже объяснила полицейскому, который заходил ко мне. И вообще, это была услуга, которую я оказала подруге. Для того чтобы собрать немного денег.

– И вы не помните, что сказали Джил Хартли?

– Смутно.

– На ваш взгляд, с ней всё было в порядке?

– В одном из киосков она, как и все, выпила парочку «Пиммсов»[26]26
  «Пиммс» – марка британского спиртного напитка, изготавливаемого на основе слабоалкогольного летнего пунша (его еще называют «фруктовой чашей»), в состав которого также входит содовая (лимонад), имбирный эль, фруктовый сок, кусочки фруктов, огурцы и пр.


[Закрыть]. В остальном же с ней всё было в порядке. Она наслаждалась происходящим.

– Просто всё складывается так, что вы, вероятно, были последней, кто ее видел.

– Что вы сказали?

Всё вокруг замерло.

– Понимаете, после того как мы свели воедино все показания, получается, что после разговора с вами она направилась прямо домой.

Несколько мгновений Эмма молчала, глядя то в пол, то на инспектора.

«Черт».

– Но когда я видела Джил, с ней всё было в порядке. В полном.

– Это вы так говорите.

– А вы уже знаете, что произошло? Кто-то вломился в дом?

– Нет. Именно поэтому мы и пытаемся точно выяснить, что же случилось.

– А Джил… она всё еще в коме?

– Послушайте, боюсь, что я не смогу обсудить с вами состояние миссис Хартли. – С этими словами женщина-полицейский встала и положила свою карточку на стол. – Ладно. Не буду больше надоедать вам. Но если вы что-то вспомните… Любую мелочь…

– Да, конечно.

* * *

Спустя два часа Эмма, кутаясь в пальто, чтобы защититься от ветра, еще раз проигрывала эту беседу у себя в голове.

– Натан, мне кажется, полиция думает, что я была последним человеком, который видел Джил. Перед тем как она пошла домой. – Эмма понизила голос, хотя, осмотревшись, поняла, что в этом нет никакой необходимости, потому что Тео был уже далеко впереди: шел вприпрыжку, толкая перед собой ногами большой камень, и в подошвах его кроссовок ярко поблескивали огоньки.

Натан продолжал идти, неловко вывернув руку, для того чтобы клетка с малиновкой не слишком раскачивалась.

– Ага. Конечно. Боже… – Он замолчал на какое-то время, нахмурился и прикусил губу. – Это объясняет, почему полиция повсюду сует свой нос. Но ты не волнуйся. То есть я хочу сказать – тебе не о чем беспокоиться. Ты же сказала, что, когда ее видела, с ней всё было в порядке.

– Да. Она ничем не отличалась от всех других. Немного под мухой от этих «Пиммсов», но это – всё.

– Ну, вот видишь. И ничего больше ты сказать не можешь. Само по себе все это ужасно, но они говорят, что в дом никто не вламывался, так что это, должно быть, домашние разборки. Думаю, что, если Джил придет в себя, им придется решать, предъявлять ей обвинение или нет. Вот в чем всё дело.

– Так что, ради всего святого, там, по-твоему, произошло?

Натан приподнял бровь.

– Ну, говори уже…

Он уставился в землю.

– Если ты что-то знаешь, Натан, то обязательно должен рассказать мне. У меня от всего этого ум за разум зашел.

– Ну, по-моему, всё очень тривиально, ты не находишь?

– Тривиально? Ах, ну да, нанесение увечий и убийство – вещи для Тэдбери абсолютно «тривиальные», не так ли?

– Да ладно тебе, Эм. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мне и в голову ни за что не пришло бы, что Джил способна на нечто подобное, но это вовсе не бином Ньютона. Совершенно очевидно, что он ходил на сторону. Думаю, что Джил об этом узнала и взбесилась.

– Ты что, разыгрываешь меня? Неужели ты думаешь, что…

– Быстрее, черепахи! – Тео хмурился, и в его тоне слышалось нетерпение; он повернулся и стал взбираться по склону холма.

– Давай лучше сосредоточимся на малиновке, – понизив голос, предложил Натан и удивил Эмму тем, что взял ее под руку.

Они все трое согласились, что малиновку надо выпустить точно в том месте, где ее нашли. Какое-то время бедная птаха находилась на грани жизни и смерти. Несмотря на то что ее кормили из рук и окружили нежностью, заботой и любовью в птичнике Тома, сперва всё шло не очень хорошо. А потом неожиданно произошло то, что Том назвал воскрешением святого Лазаря. Однажды утром он вышел на улицу и увидел малиновку скачущей по дну клетки. Ела и пила она уже вполне самостоятельно и поглядывала на Тома, словно хотела спросить: «Какого черта я здесь делаю?» После этого восстановление пошло очень быстро – вскоре малиновка уже проверяла свои крылья, летая между жердочками в клетке. По мнению Тома, у них было не так много времени – у птахи было больше шансов выжить в том случае, если ее отпустят на свободу до того, как она привыкнет к неволе, и до того, как их забота станет для нее обузой.

Как ни странно, Тео ни разу не предложил оставить птичку у себя, что было удивительно для Натана, но не для Эммы. Как и бабушка Эппл, она была апологетом свободы. Ее привлекали великолепие открытых пространств и дикая природа. Возможно, Тео когда-то услышал ее рассуждения на эту тему.

– Здесь. Кажется, это было здесь. – Мальчик топнул ножкой возле живой изгороди, и Эмма оглянулась вокруг. Да. Изгородь, из-за которой появились собака и Натан, была совсем рядом.

– Отлично, юноша. Что ж, полагаю, право выпустить ее на свободу принадлежит тебе. Ты готов? – Натан поставил клетку на землю.

– Птичка может немного нервничать, Тео. – С этими словами Эмма нагнулась к сыну, чувствуя, как Натан наблюдает за ней.

Тео открыл дверцу клетки, и они стали ждать. Сначала их сбило с толку то, что малиновка ничего не делала. Все трое обменялись взглядами. Подождали еще немного. Эмма уже стала переступать с ноги на ногу от нетерпения, когда птичка совершенно неожиданно перескочила на проволочное основание открытой дверцы, а оттуда – на землю. И вновь повисла напряженная пауза; казалось, что малиновка не собиралась двигаться дальше.

– Все замрите, – прошептал Тео. – Я думаю, она прощается.

В мгновение ока птичка взлетела – сначала, на секунду, на ближайший куст, а потом – на телеграфный столб.

– Вы думаете, она будет к нам прилетать? – Тео поднял лицо к небу, рукой прикрыв глаза от солнечных лучей.

Но Эмма его не слушала – она чувствовала на себе взгляд Натана и видела озабоченное выражение его лица.

– Они едут в Корнуолл.

– Не понял?

– Софи и Марк. Они едут в Корнуолл. И это хорошо, не согласен? Я имею в виду, после всего того, что ей пришлось пережить. После всего этого потрясения, когда она их нашла.

Теперь Натан был в замешательстве.

– А это значит, что нам надо закончить проект кулинарии. Сделать для Софи сюрприз. – Эмма говорила ровным голосом, но Натан нахмурился.

– Ты это серьезно? А мне казалось, что ты все поставишь на паузу… То есть, я хочу сказать, ни у кого в Тэдбери, и у Софи в первую очередь, не будет желания…

– Нет, нет. Мы должны продолжать, Натан. Поверь мне. Это самое лучшее, что мы можем сделать для Софи. Ей это необходимо именно сейчас.

Сегодня, 18.00

Я отказываюсь смотреть в окно, потому что этот отрезок пути слишком прекрасен, – его я когда-то любила больше всего. Он проходит по морской дамбе в Долише[27]27
  Железная дорога, идущая вдоль Атлантического океана в городке Долиш (графство Девон, Великобритания). Во время непогоды проходящие по ней поезда накрывают штормовые волны.


[Закрыть], где в какой-то момент ты чувствуешь, что летишь, как будто поезд едва касается колесами поверхности воды.

Этот путь восхитителен, но сегодня он еще и синоним опасности. Произнесите «Долиш», и у всех перед глазами встают телевизионные кадры – полотно железной дороги, смытое тем жутким штормом[28]28
  Это действительно произошло 4 февраля 2014 г.


[Закрыть]. Поэтому я размышляю: «Всё ли будет в порядке? Или ветер усилится и нас снова задержат?»

В конце концов, мы потеряли между станциями тридцать минут – и всё из-за какой-то жалкой проблемы с сигналами. Они так и не объяснили нам, что стало ее причиной. Но сейчас я веду себя, как настоящая паинька. Стараюсь держать себя в руках и даже извинилась перед проводником за то, что слезла с поезда. В какой-то момент я испугалась, что он будет настаивать на том, чтобы на следующей станции меня высадили и отправили в больницу на обследование. Боюсь, что все окружающие считают меня не совсем нормальной, но, кажется, проводник списал это всё на стрессовое состояние, в котором я нахожусь, и теперь, узнав о Бене, выделил мне тихое местечко в самом начале вагона первого класса.

Мне, Марку и доктору, которому, как я подозреваю, поручено негласно следить за мной, так как он бросает на свою жену извиняющийся взгляд всякий раз, когда отрывается от своей книги.

– С вами всё в порядке, Софи? – спрашивает он.

– Да. Благодарю. Прошу вас, не думайте, что вы должны сидеть рядом и заботиться обо мне. Со мной все хорошо.

– Нет проблем. У меня есть книжка. Дайте знать, если почувствуете себя хуже.

Так что мне приходится выдавить из себя улыбку, после чего я смотрю на Марка, притворяясь, что это просто наше очередное путешествие – та-там, та-там – и что я – простая пассажирка, пытающаяся убить время, в то время как в реальности у меня в голове постоянно звучит мантра, и в ней я умоляю Господа, в которого мало верю, чтобы этот поезд продолжал двигаться.

«Ну, пожалуйста».

Марку только что звонил Натан. Он был по делу в Сомерсете, а сейчас направляется в больницу, где попытается разрулить эту глупость с идентификацией мальчиков. Я хочу сказать, видит Бог, они не настолько похожи. Если положить рядом два их фото, то всё сразу же станет ясно. Я начинаю терять терпение, но такое впечатление, что в больнице не хватает персонала, а имеющемуся приходится следовать своим правилам. Они не могли отложить операцию до того момента, как станет понятно, кто есть кто, потому что она была слишком срочной. Но им хотелось бы, чтобы рядом оказался кто-то, знающий мальчиков, для того чтобы идентифицировать их сразу же после операции. В клинике всё еще царит жуткая путаница. Из обрывков информации, которые медицинская сестра успела сообщить мне до того, как все воды в рот набрали, я поняла, что у одного из мальчиков – коллапс легкого[29]29
  Коллапс легкого (или пневмоторакс) – скопление воздуха или отдельно взятых газов в плевральной полости между легким и грудиной в результате повреждения.


[Закрыть], а у второго серьезно повреждена селезенка. Но теперь сотрудники больницы жестко следуют правилам и не собираются делиться с нами информацией до тех пор, пока не будут выяснены имена мальчиков.

Мое состояние напоминает агонию. Хочу ли я, чтобы у моего ребенка был коллапс легкого? Или поражение селезенки? И то, и другое кажется мне ужасным, но поражение селезенки почему-то звучит более угрожающе, и я чувствую себя каким-то монстром, который желает более опасной травмы кому-то другому. Я просто не могу думать, что им может оказаться Бен. Селезенка… Я не хочу, чтобы это был Бен.

Итак… Ах да, нам надо ждать. Натан сейчас едет в Дарндейл, и он обещал позвонить, если появятся какие-то новости, когда мальчиков вывезут из операционной.

Марк протягивает мне телефон, и я пытаюсь поблагодарить Натана, но слова застревают в горле, и мне приходится вернуть трубку. Все выглядит так, будто любой жест доброй воли – уже слишком. И эта часть побережья кажется мне сейчас чересчур красивой. Именно поэтому я сижу, опустив глаза, и стараюсь не обращать внимания ни на взгляды, которые бросает на меня доктор, ни на пролетающие за окном слишком прекрасные виды. На чаек у нас над головами и шапки пены на набегающих волнах. Вместо этого разглядываю какое-то пятно на полу – от кофе? – и мысленно клянусь себе, что с этого самого момента моя жизнь изменится, что я сама изменюсь и стану лучше, как человек и как мать.

«Если только ты даруешь мне это».

Глава 9

В недалеком прошлом

Детектив-инспектор Мелани Сандерс наполнила две ярко-розовые кружки из большого кофейника и уставилась на свою соседку.

– Ты опять на всю ночь уходила в мир иной[30]30
  В английском тексте – игра слов: Мелани сравнивает состояние художника, погруженного в творчество, со смертью.


[Закрыть]? – Было видно, что она довольна своей ранней шуткой, в отличие от Синтии, которая застонала, а потом вытянула вперед обе ладони, своим цветом напоминавшие кружки.

– Мне к пятнице надо закончить шесть циновок. Это просто невозможно.

Мелани улыбнулась. Синтия, как и многие другие художники, жила, казалось, в круглогодичном состоянии искусственно создаваемого ею биполярного хаоса. То вверх, то вниз. То нищий, то платишь за всех. То безработный, то от работы не продохнуть. И ничего никогда в меру. Несмотря на все ее жалобы, которые Мелани научилась игнорировать, именно такую жизнь Синтия обожала. В ней, художнице, была необходима трагедия, что отражалось в ее своеобразной манере одеваться – сегодня она была в желтовато-зеленом комбинезоне и черных ботинках «Доктор Мартинс»[31]31
  Обувная серия фирмы «AirWair Ltd». Со времени появления на рынке достигла интернационального культового статуса.


[Закрыть].

В самом начале их дружбы Мелани сделала большую ошибку и попыталась сыграть на амбициях подруги:

– Почему бы тебе не найти работу, Синтия? Знаешь – правда, для тебя оно будет новостью, – это когда ты каждый день приходишь в офис, а в конце месяца тебе за это платят.

Но выражение лица Синтии было настолько болезненно высокомерное, что Мелани сразу поняла: ей лучше молчать. Сегодня она заглянула в мастерскую и увидела там три рамы для сушки белья с длинными полосками хлопчатобумажной ткани, выкрашенной в различные оттенки розового. По всей видимости, Синтия проработала всю ночь. В настоящий момент «фирменным продуктом» были циновки, которые она плела в традиционном стиле: вручную выкрашивала полоски ткани, а потом сплетала их в яркие современные узоры. Эффект был потрясающим, и текущий заказ, который она получила от бутик-отеля, где их собирались вешать в качестве украшения на стены, впечатлял. Проблема заключалась в площади стен. Заказ был на две дюжины циновок, а если учесть, что обычно Синтия делала за раз две-три штуки, его выполнение было под угрозой.

– Может быть, ты мне поможешь, Мел? – Синтия наклонила голову и говорила тоненьким детским голоском.

– О-о-о-о, не-е-ет. Мы это уже с тобой обсуждали. Ты говоришь, что тебе нужна помощь. Может быть, ты в это искренне веришь, но я на своем горьком опыте убедилась, что ты просто не переносишь, когда кто-то приближается к твоей работе. Да и в любом случае у меня новое дело в Тэдбери. В ближайшее время я буду занята.

Мелани постаралась, чтобы это прозвучало значительно. Она не была готова признаться даже Синтии, что это ее первое дело после столь долго ожидаемого повышения оказалось предметом постоянных насмешек в отделе. Несчастная домашняя разборка.

– А мне казалось, что тебе уже известно, кто это все сделал…

– Ну, в общем, да. Но мы не можем заявить, что все так просто. – То, что Мелани пыталась защищаться, выдавало ее с головой. – Я все еще жду результаты вскрытия. И записи телефонных разговоров. Кроме того, у нас нет убедительного мотива.

– Э-э-э, прости меня, но я видела его физиономию.

– Люди говорят, что они любили друг друга.

– Ага, конечно.

– А я думала, что цинизм – это часть моей работы.

– А она-то как, выживет? Жена? Иначе все расследование теряет смысл.

– Не знаю. Кстати, я прямо сейчас еду в больницу. Купить что-нибудь в городе?

– Хомити-пай[32]32
  Традиционный английский пирог с начинкой из картофеля, лука и сыра. Его еще называют «Девон-пай», так как считают, что рецепт происходит из Девона.


[Закрыть].

– Не поняла?

– Хомити-пай.

– А что, ради всего святого, это за хомити такой?

– Ты и вправду безнадежна, Мелани. Это все из-за того, что ты питаешься в столовках.

– Прости.

– Нет, не прощу. К твоему сведению, хомити-пай – это утонченная смесь картофеля, лука и чеснока в легком песочном тесте.

– То есть это просто пирожок с начинкой.

– Нет, я так больше не могу…

Теперь наступила очередь Мелани улыбаться. Она нашла свою соседку по объявлению в газете, когда перебралась в Плимут. И не ожидала, что та задержится надолго, особенно после того, как Синтия сообщила ей, что владеет домом, относящимся к Викторианской эпохе, с окнами, выходящими на Певерелл-парк[33]33
  Место проведения матчей по крикету в Плимуте, Девоншир. Первый матч состоялся в 1858 г.


[Закрыть], хотя у нее явно не хватало средств на его модернизацию. В спальнях отсутствовало центральное отопление, не было нормального душа. Но Мелани очень быстро влюбилась в этот контраст между привычкой к изысканной кулинарии и буйством красок выкрашенных полос из хлопка и собственной работой, со всеми ее алкоголиками, проститутками, насилием и убогими, мерзкими – если говорить о нынешнем периоде, – мелкими преступлениями. По правде говоря, реальные убийства случались довольно редко, и именно поэтому она была обижена тем, что ее подключили к расследованию дела в Тэдбери. Синтия права. Это совсем не похоже на настоящее расследование убийства. И если Джил умрет, даже предъявлять обвинения будет некому.

– Тогда встретимся вечером.

– И, скорее всего, ты найдешь меня в чане со свекольной краской.

* * *

Больница города Дарндейл, как и большинство ее многоэтажных современниц, выглядела настолько же мрачно, насколько были мрачны страдания, в изобилии присутствовавшие в ее палатах. Совсем рядом с главным входом пациенты с лишним весом, одетые в дешевые вещи, прятались от обслуживающего персонала, затягиваясь сигаретами. При этом Мелани не заметила, чтобы кто-то из них осознавал всю иронию этой ситуации. Внутри было немногим лучше. Инспектор на мгновение остановилась перед буфетом и взглянула на прилавок. Уже давно шли разговоры, что этот буфет должны заменить на салатный бар, но она вновь столкнулась со смотревшими на нее из витрины с издевкой пирожными с кремом, пончиками и сосисками в тесте.

– У вас есть хомити-пай?

Необъятных размеров женщина средних лет, стоявшая за прилавком, вся порозовевшая от близости гриля, безучастно пожала плечами. Мелани осмотрела кондитерские изделия и пирожки и ретировалась.

Джил Хартли все еще была в реанимации на четвертом этаже. Честно говоря, в этом посещении не было никакого смысла, но Мелани хотела еще раз взглянуть на женщину, находящуюся в центре расследования – первого, которое ей поручили возглавить после повышения и перевода в Девон. А кроме того, ей пообещали, что будет возможность поговорить с врачом, ведущим Джил, который скоро должен был пойти на обход. Мелани было необходимо, чтобы эта женщина пришла в себя, иначе Синтия окажется абсолютно права. Предварительное вскрытие не указывало на наличие кого-то третьего.

Кома Джил, как удалось выяснить Мелани, не имела никакого отношения к ножевой ране и явилась результатом повального увлечения мраморными столешницами: Джил здорово раскроила себе голову, когда падала на пол. Часть мозга вышла наружу, и именно поэтому ее ввели в медикаментозную кому – чтобы дать время отеку опасть. Одному Богу известно, каков реальный масштаб ущерба. Рана в животе вызвала большую кровопотерю, но жизненно важные органы не пострадали. В этом смысле женщине повезло.

«Или не повезло…» – подумала Мелани, глядя на плотные шторы в палате и представляя себе, что ждет несчастную, когда она придет в себя. Повреждение мозга? Или – почти наверняка – тюрьма? Из коридора не доносилось никаких звуков, но инспектор могла представить себе шум вентилятора и гудение других приборов. Возле кровати находилась седовласая женщина в черной кофте. Круги под ее глазами были настолько темными, что их цвет совпадал с цветом кофты.

Мелани увидела, как изменилось лицо женщины, когда она подошла и предъявила свой жетон. Бывали моменты, когда работа и миссия делали ее действия очень важными и оправдывали любое вмешательство…

– Мы всё еще не можем в это поверить.

…Но только не сегодня. С матерями всегда было сложнее всего.

– Понятно. Для вас это, должно быть, жуткий удар, миссис?..

– Бэйнз.

– Миссис Бэйнз.

– Они были так счастливы друг с другом…

Мелани промолчала.

– По крайней мере, они казались счастливыми. – Мать Джил пошевелилась в кресле.

– Послушайте, это необязательно делать сейчас, но, может быть, если у вас есть силы, вы ответите на несколько вопросов?

– Простите?.. Ах да, конечно. – Внезапно она возбудилась, посмотрев на дочь. – Только давайте не здесь. Говорят, что Джил может всё слышать.

Какое-то время они неловко стояли в коридоре; мимо них проходили посетители, многие из которых ничего не видели вокруг.

«Простите, не подскажете, как пройти в кафетерий?»

– Так, значит, миссис Бэйнз, вы не знаете ни о каких проблемах, которые беспокоили вашу дочь в последнее время?

«Простите, а рентгеновский кабинет на этом этаже?»

«Послушайте, у нас конфиденциальная беседа…»

В конце концов, им пришлось перейти в небольшой альков возле лифтов.

– Вы, наверное, думаете, что кто-то из них изменял, да? Или занимался чем-то незаконным, вроде наркотиков или азартных игр? Ведь именно об этом все сейчас шепчутся в Тэдбери, не так ли?

– Боюсь, что досужие домыслы нам ничем не помогут, миссис Бэйнз. Мы просто пытаемся выяснить, что произошло.

Женщина промолчала, и Мелани решила потихоньку исчезнуть, дав ей возможность вернуться к кровати дочери и взять книжку с прикроватной тумбочки.

Перед глазами у нее возникла знакомая и успокаивающая картина матери, читающей своему ребенку, и Мелани вспомнила, как ее собственная мама обычно забиралась к ней в постель, когда читала ей книжку, – и в ушах раздалось множество забытых голосов. От этого Мелани почувствовала себя не в своей тарелке. Ведь она вмешивается в чужую жизнь… Увидев, как миссис Бэйнз перевернула страницу, детектив отвернулась, благодарная шуму, донесшемуся из коридора. По нему шел нужный ей врач, окруженный студентами.

Мелани уже было приготовилась подойти к нему и рылась в сумке в поисках записной книжки (она пользовалась книжками большого формата, потому что всё никак не могла подобрать себе очки), когда в конце коридора что-то промелькнуло. Красное пальто. Распущенные длинные темные волосы. Этого было достаточно. Женщина, прижимавшая к себе ребенка, повернулась на 180 градусов и исчезла за углом, но что-то в животе Мелани – что-то, чего она не могла описать словами, но чему в процессе работы привыкла доверять, – заставило ее броситься по коридору.

– Прошу прощения!

Женщина повернулась и притворилась удивленной. Малыш склонил головку, очевидно, засмущавшись.

– Мисс Картер, не так ли?

Эмма стояла, вся напрягшись, сжимая свободной рукой коробку с нарезанными фруктами.

– Инспектор. А я просто… – Тут она осмотрелась вокруг, разглядывая указатели в различные палаты и пытаясь, по-видимому, почерпнуть в них вдохновение, а потом вновь перевела глаза на Мелани, которая опять обратила внимание на ее странные глаза.

«Эти непонятные разноцветные точки».

– Как раз несла кое-что Джил. Хотела посмотреть, как у нее дела.

– Это очень мило с вашей стороны. Сейчас с ней ее мать. А я не знала, что вы так близки… Раньше вы мне об этом не говорили.

После этого лицо Мелани приняло официальное выражение, и она замолчала – прием, который выручал ее, еще когда она носила форму. Помог он ей и сейчас, когда инспектор была в гражданском. Она ждала с абсолютно нейтральным лицом. Ждала, когда Эмма Картер вновь заговорит.

И не скажет что-то, что сможет объяснить то непонятное выражение, которое Мелани сейчас видела на лице этой странной и необыкновенной женщины.