Текст книги "Мое сокровище"

Глава 5. В которой возникает необходимость в более ярком тюрбане

В холле на несколько секунд воцарилось молчание. После чего леди Ирвинг пробормотала:

– Значит, пустая?.. Вот видите, Резерфорд?

– Вероятно, она показалась пустой вашей невестке, – предположил Ричард. – Но если ее обследовать… разумеется, с позволения вашей невестки… Возможно, Джилсу удастся ее открыть.

Виконтесса пожала плечами.

– Думаю, Софи не будет возражать. Она всегда на все согласна и возражает только против присутствия собак. – Леди Дадли запустила руку в карман платья, извлекла оттуда горсть ломаного печенья и стала закладывать угощение в пасти возрадовавшихся псов. – Но что вы надеетесь там найти?

Джилс вопросительно взглянул на отца.

– И действительно, что мы надеемся найти в пустой шкатулке?

Ричард с улыбкой похлопал сына по плечу.

– Человек никогда не знает, что ждет его в будущем. В этом-то и состоит прелесть приключений.

Приключения… Именно ради приключений Эстелла Ирвинг и отправилась в Йоркшир вместе с мужем своей давней подруги. Отправилась ради приключений и желания знать то, что неизвестно другим. Вдовствуя уже много лет, Эстелла имела множество племянников и племянниц (как обычных, так и внучатых), однако почти все свое время она отдавала не им, а любимому занятию – коллекционированию добытых ею фактов и сведений. И, как любой уважающий себя коллекционер, она прекрасно знала: удовольствие заключается в приобретении и хранении, а вовсе не в том, чтобы делиться с кем-либо своими «секретами». И если уже быть откровенной с самой собой – что, впрочем, не являлось ее устоявшейся привычкой, – то для нее было куда предпочтительнее провести предрождественские дни на мерзлой дороге, путешествуя по незнакомым местам, чем в теплом семейном кругу.

– Приключение?.. – промолвила графиня. – Какое звучное слово…

– Любимое у моего папочки, – усмехнулся Джилс.

В уголках глаз Ричарда обозначились морщинки – как узор, созданный за многие годы солнечными лучами и привычкой часто улыбаться.

– Да, это замечательное слово, – подтвердил Резерфорд-старший.

– Что скажете о таком слове, как «обед»? – поинтересовалась леди Дадли.

– Сначала надо позвать Софи, – сказал ее супруг. – К тому же наши гости, возможно, захотят освежиться, то есть умыться с дороги. Ты ведь не умрешь от голода, если потерпишь еще полчасика? – Виконт улыбнулся и подмигнул жене.

– Вот уж не знаю… Вряд ли у меня осталось много печенья в карманах? – Леди Дадли откинула за спину свои длинные седые волосы и повернулась к Ричарду Резерфорду. – Мой муж сказал, что ваша жена была знакома с Софи много лет назад. Она случайно не упоминала, что у моего сына Джека было…

– Да, я была бы рада возможности привести себя перед обедом в порядок, – громко заявила графиня. – Мы могли бы осмотреть наши комнаты?

Все с осуждением уставились на нее – словно она грубо выругалась. «Ну и ладно… – подумала Эстелла. – Пусть пялятся. Главное, что леди Дадли не договорила до конца…» Да-да, ничего страшного. Ведь всем известно, что леди Ирвинг часто бывает грубой, бестактной и бесцеремонной. Как вот сейчас… Что же касается леди Дадли, то она, судя по всему, уже понемногу выживала из ума. У нее какие-то странные речи… и отсутствующий вид. Лишь задавая вопросы, она вроде бы немного оживлялась.

– Да, конечно, разумеется, – произнес хозяин дома. – Вам сейчас все покажут. А мы с вами, леди Ди, – он повернулся к жене, – пока отведем наших собачек в их покои.

Лицо виконтессы прояснилось, и она, щелкнув пальцами, крикнула:

– К ноге!

Почти бесшумно, если не считать цоканья когтей по мраморному полу, собачий табун отправился восвояси, прыгая вокруг престарелой супружеской четы. «Или же правильнее сказать стадо?.. – подумала Эстелла. – А может, стая?..» Она никогда не вникала в тонкости терминологии и совершенно не представляла, как следовало называть ту или иную группу животных.

Покидая холл, леди Дадли взглянула на нее не очень-то дружелюбно. Что ж, ну и пусть… Ей не следовало обсуждать своего сына в присутствии гостей. Потому что результатом будет… либо ложь, либо боль. Иногда Эстелла сожалела о своем пристрастии к коллекционированию информации.

Один из таких моментов имел место около десяти лет назад, когда через сеть своих осведомителей среди прислуги она узнала, что Джон Парр умер не дома, а в борделе. После травмы головы этот бойкий и очаровательный наследник титула и поместья стал грубым и вспыльчивым, о чем знали практически все. Но вот что касается приступов ярости и рукоприкладства… Это должно было оставаться семейной тайной. Хотя на самом деле такого понятия, как семейная тайна, не существовало.

Эстелла подозревала, что леди Дадли обзавелась собаками только ради того, чтобы иметь какую-то защиту от буйного сына. Впрочем, возможно, она собрала их вокруг себя от одиночества.

– Итак… – нарушила графиня затянувшееся молчание. – Где прячется наша прислуга? Их карета должна бы уже подъехать. Им пора приступить к выполнению своих обязанностей.

Упоминание о слугах вызвало в холле некоторое движение, и через несколько минут все путешественники были препровождены в отведенные для них покои. Одрине и Эстелле достались смежные комнаты, и свою графиня сочла «совершенно невразумительной» – так она выразилась. Здесь, кроме кровати и шкафа, имелись туалетный столик с зеркалом, письменный стол со стулом, кресло, несколько ламп, какой-то сундук, а также великое множество всевозможных безделушек, которых было бы вполне достаточно для открытия магазина всякой всячины.

Обоих Резерфордов разместили в дальнем конце коридора в гораздо более скромных апартаментах. Вряд ли где-то еще можно было бы отыскать столь же непоколебимых приверженцев табели о рангах, как английские дворецкие, для которых даже огромное состояние гостя никоим образом не компенсировало отсутствие у него титула.

Эстелла когда-то познала все это на себе. И потому она настоятельно советовала своим племянницам выходить замуж за титулованных особ, хотя и не утверждала, что следовало совершенно игнорировать веление сердца, – хотя сама поступила именно так.

Сняв с головы свой шелковый тюрбан, Эстелла положила его на туалетный столик. Ее волосы были коротко острижены. Года два назад седина окончательно одолела прежний каштановый цвет, и графиня обрела довольно-таки блеклый вид, вернее – просто постарела. Впрочем, молодость, в сущности, и так прошла мимо нее; лорд Ирвинг был значительно старше, чем она, и, отличаясь ужасным характером, имел, однако же, достаточные средства для того, чтобы приобрести Эстеллу в качестве жены вскоре после ее дебютного выхода в свет. И за годы их брака ей пришлось мириться со многим – с его почти откровенной неверностью, склонностью к расточительству, грубостью и бестактностью в постели и практически полным безразличием к ней за пределами спальни. Но зато потом она, слава богу, стала весьма состоятельной дамой и потому могла жить так, как ей хотелось, полагаясь исключительно на себя.

На себя и на служанку.

Когда же на нее накатывала хандра, Эстелла обычно надевала что-нибудь яркое, и это отчасти помогало. Вот и сейчас случилось то же самое… Перед выходом к обеду ей явно требовалась какая-то перемена в облике. Этот древний замок был вполне по-современному оборудован колокольчиками со шнурками, и потому для нее не составило труда вызвать к себе Лиззи. После чего графиня опустилась в кресло, скинула обувь и прикрыла глаза. А служанка тем временем принялась порхать по комнате, раскладывая по местам вещи своей госпожи.

– Лиззи, приготовь-ка для меня другой тюрбан, – сказала Эстелла. – Мы ведь захватили тот, аквамариновый?

– Да, миледи, конечно.

По-прежнему сидя с закрытыми глазами, Эстелла услышала легкий перестук шляпных коробок, а затем – тихое шуршание шелка. После чего раздался голос служанки:

– Ой, миледи!.. Один из камушков вот-вот оторвется. Закрепить его прямо сейчас?

– Да, конечно…

Лиззи была вполне смышленой и сноровистой девушкой, однако Эстелле порой не хватало компетентного мнения ее французской служанки Симоны. В присутствии Симоны было гораздо труднее впасть в хандру, поскольку та просто не умела долго молчать и комментировала всё и вся.

– Ну вот, миледи… Теперь камешек держится крепко, – сообщила Лиззи спустя несколько минут.

– Спасибо, моя девочка. Загляни еще к леди Одрине, а потом можешь отдыхать.

– Да, миледи. Уже иду.

Эстелла позволила себе еще минутку-другую погреть ноги у огня, после чего обулась и встала. Ее суставы при этом хрустнули. Но это вряд ли было признаком возраста, просто она очень замерзла. Маловероятно, что сейчас, в декабре, кому-то в Англии хватало тепла.

А аквамариновый тюрбан пребывал в полном порядке. Лиззи знала свое дело, но нахваливать ее не следовало, иначе она могла бы попросить прибавки к жалованью. Этот головной убор был у Эстеллы самым любимым – цвета летнего моря, с плюмажем оттенка вечерней зари и стеклянными «бриллиантами», которые блестели не хуже, чем алмазы в королевской короне. Водрузив тюрбан на голову, она улыбнулась своему отражению – и в тот же миг словно помолодела на несколько лет.

Войдя вместе с Одриной в обеденный зал, Эстелла обнаружила, что оба Резерфорда и хозяева Касл-Парра были уже здесь. Ни американцы, ни виконт с виконтессой не стали переодеваться. Эти счастливчики предпочли остаться в своем прежнем блеклом облачении и были этим вполне довольны.

В обеденном зале пахло лимоном и еще какой-то затхлостью – характерный дух помещения, в котором часто прибираются, но которое редко используют. Потолки здесь были очень высокие; окна вытянулись на добрых два этажа, а карнизы даже слегка прогибались под тяжестью плотных, расшитых серебром гардин. Стены же здесь обтянуты кремовым муаром, дабы придать помещению праздничный вид, однако даже два пылавших камина не могли избавить от «зябкого» ощущения при взгляде на унылый зимний пейзаж за окнами.

Чтобы хоть немного взбодриться, Эстелла подумала об аквамариновом тюрбане у нее на голове. Заставив себя улыбнуться, сказала:

– О, вы приготовили роскошное угощение. – Она окинула взглядом буфетную стойку, где были выставлены блюда с холодным мясом, сырами и сушеными фруктами. – Будем дожидаться появления мифической Софи или начнем без нее?

– Мифической?.. Хм… забавное определение.

Эти слова были произнесены несколько жестковатым, но, в общем-то, вполне доброжелательным тоном. И все присутствующие тотчас обратили взгляды в сторону двери.

– А вот и Софи! – скрипучим голосом объявил лорд Дадли. – На сегодня ты уже закончила свои записи? Все ночи напролет Софи смотрит в телескоп на звезды, а днем пишет о своих наблюдениях.

– Если бы все было так, как вы говорите, папа, то я бы тогда действительно была мифическим существом. Вы не представите меня нашим гостям? – Таинственная Софи оказалась вовсе не хрупкой тепличной особой, какой ее представляла леди Ирвинг. Это была женщина лет сорока, среднего роста и такого же телосложения, к тому же, судя по всему – весьма энергичная.

Когда лорд Дадли приступил к церемонии знакомства, Софи сняла с переносицы пенсне и положила его в кармашек своего черного домашнего платья. Ее серые глаза, оставшиеся без прикрытия, казались весьма смышлеными.

– Приятно познакомиться, леди Ирвинг, – сказала Софи. – Полагаю, миледи уже сообщила вам, что я не люблю собак. Собаки – ее излюбленная тема, когда она рассказывает кому-нибудь обо мне. Однако информация не совсем верна. Я люблю собак, – но только на расстоянии. При их приближении я начинаю чихать.

– Сейчас, Софи, они у себя в стойле, – со смехом проговорил лорд Дадли, увенчанный короной своих седых волос. – И если тебе захочется чихать даже сейчас, то я заподозрю у тебя наличие сверхъестественных способностей.

– Это было бы напрасной тратой таких способностей, если использовать их лишь для того, чтобы почихать, – заметил Джилс Резерфорд.

Стоявшая рядом с ним леди Дадли ничего не сказала, однако выражение ее лица было весьма красноречивым. Что же касается Софи – именно так эта дама просила ее называть, – то она, по всей видимости, давно уже привыкла ко всевозможным замечаниям в ее адрес. Эстелла полагала, что подобная привычка появилась у нее благодаря не слишком удачному браку.

– А где тот слуга, что приехал вместе с нами? – поинтересовался Джилс Резерфорд.

Эстелла кашлянула и нахмурилась. Ох уж эти американцы!.. Как будто хозяева Касл-Парра были обязаны знать, где находились чужие слуги.

– Он отдыхает, – сообщила Одрина. – Мне об этом сказала Лиззи, служанка леди Ирвинг. После многодневных разъездов он чувствует себя не очень хорошо.

– Печально это слышать, – пробормотал Джилс. – Он еще вчера едва держался на ногах.

– Примите его в стаю своих питомцев, – предложила Эстелла леди Дадли. – Будете кормить его печеньем и учить разным командам.

– Это был бы неплохой метод обучения слуг, – Лорд Дадли снова засмеялся.

– Печенье достается не всем нашим собакам. Хотя надо бы давать всем. – Леди Дадли склонила голову, и волосы упали ей на лицо. – Но вы, дочь Аллингема, если заметите каких-нибудь неприкаянных существ, отправляйте их ко мне.

– Пожалуйста, называйте меня леди Одрина. – Эти слова девушка произнесла с улыбкой, и Эстелла с удовлетворением отметила, что девочка по-прежнему сохраняет чувство собственного достоинства.

– Какое у вас необычное имя… – заметила Софи. – Никогда такого не слышала.

– Это отчасти женский вариант имени моего отца, – Одрина все так же улыбалась. – Его зовут Адрианом. Я самая младшая из сестер, и с моим появлением на свет он понял, что уже не дождется сына, который унаследовал бы его имя. Поэтому он слегка переиначил женское имя Одри, и получилось что-то похожее на имя Адриан.

– Так вы все-таки дочь Аллингема! – возликовала леди Дадли.

Девушка пожала плечами.

– Да, разумеется. Надеюсь, это никогда не подвергалось сомнению. И я также надеюсь, что вы не станете попрекать меня за темный цвет волос… или какие-нибудь другие особенности внешности.

– Я не думаю, моя девочка, что кто-то намерен критиковать твою внешность, – заявила Эстелла.

Ненадолго воцарилось молчание, после чего лорд Дадли проговорил:

– Здесь несколько холодновато, не так ли? Тяга в каминах оставляет желать лучшего. Но если кто-то озябнет, только намекните, – виконт подмигнул, – и мы плеснем в вечерний чай кое-что разогревающее.

Застольные разговоры продолжались, но Ричард Резерфорд в основном помалкивал и, тщательно пережевывая пищу, то и дело поглядывал на Софи. Скорее всего, он думал лишь о вожделенной шкатулке с секретом, хотя… Эстелла не могла не осознавать значительную разницу между еще свежим сорокалетием Софи и своими пятьюдесятью восемью годами. Джилса, похоже, тоже что-то заботило – ему было явно не до того, чтобы отпускать свои шуточки, которыми он развлекал ее в карете. Говорили по большей части Одрина, Софи и виконт с виконтессой, главным образом – об этом замке. Но поскольку никто не называл его «нагромождением продуваемых всеми ветрами камней посреди забытых богом вересковых пустошей», то к их словам не стоило и прислушиваться.

– Леди Ирвинг, могу ли я предложить вам сыра?

Она слегка вздрогнула от неожиданности, осознав, что с этими словами к ней обратился Ричард Резерфорд. Тот стоял сейчас около буфета с ножом в руке, занесенным над огромным клином «чеддера».

Вообще-то Эстелла в последнее время старалась есть поменьше, поскольку служанкам становилось все труднее затягивать на ней корсет. И поэтому…

Покачав головой, графиня решительно заявила:

– Нет, Резерфорд, я не ем сыр. Подобная пища вульгарна.

Вопреки желанию ответ прозвучал несколько резковато, однако Резерфорд отреагировал так, словно она сказала что-то очень приятное. Он улыбнулся и спросил:

– Вы так считаете?.. Тем не менее могли бы попробовать, если еще не наелись. Вульгарная пища бывает иногда довольно вкусной.

Заставив себя нахмуриться, графиня проворчала:

– Резерфорд, вы что, флиртуете со мной? В нашем-то возрасте?.. – И мысленно добавила: «Потому что мы с вами примерно одного возраста…»

Снова улыбнувшись, Ричард Резерфорд склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на собеседницу.

– Нет-нет, миледи. Я всего лишь предлагаю вам сыра.

– Если и так… Не надо этого делать, – пробурчала Эстелла. – Ни флиртовать, ни предлагать мне сыр. – И она еще раз напомнила себе: «Аквамарин… На мне – аквамариновый тюрбан».

Глава 6. В которой неподатливая шкатулка никак не хочет раскрыть свой секрет

– Думаю, мне удастся ее открыть, – произнес Джилс.

Едва увидев Софи, он сразу же понял, что та, как и его отец, имела своего излюбленного конька. Эта ее увлеченность астрономическими наблюдениями… Да еще не сходивший след от дужек пенсне на переносице… Как только трапеза закончилась, она встала из-за стола и сказала, что должна вернуться к работе. Но тут отец упомянул о шкатулке, на которую они хотели бы взглянуть, и Софи тотчас же поспешила за ней в свою комнату.

А вся компания между тем перешла в гостиную. Сюда сквозь стекла высоких окон, кое-как пробивая густой туман, проникали лучи бледного послеполуденного солнца. Лепной причудливо расписанный потолок лишний раз напоминал о том, что они находятся в старинном замке. Впрочем, стены здесь были обтянуты тканью – как и в лучших домах Филадельфии. А вокруг большого мраморного камина стояла весьма удобная мебель. Глубокие кресла и толстый ковер на полу имели кое-какие повреждения, нанесенные, по всей видимости, собачьими когтями и клыками.

Ради лучшей освещенности Джилс передвинул почти к самому окну небольшой столик. А вскоре к ним вновь присоединилась Софи, которая принесла некий завернутый в полотно предмет и несколько раз чихнула, едва войдя в комнату.

– Мама, сегодня здесь опять были собаки? – проворчала она. – И вы, наверное, угощали их чаем и печеньем?

– Да нет, конечно же!.. – воскликнула леди Дадли. – Поить собак чаем? Какая глупость! Что ж, давай же взглянем на эту вещицу.

Софи положила на стол принесенный ею предмет и сдернула с него ткань.

– Прошу прощения, – сказала она тотчас же и, прикрыв этой тканью лицо, снова принялась чихать.

– Так это и есть та самая шкатулка с секретом? – Леди Ирвинг низко склонилась над столиком, заслонив всем обзор своим ярким тюрбаном. – Сколько суеты из-за какого-то маленького ящичка. Что же в нем может находиться?.. А, Резерфорд?

– Пока – понятия не имею, – ответил Ричард. – В том-то и суть приключения.

Джилс усмехнулся и взглянул на леди Одрину. А та, перехватив его взгляд, растянула в улыбке свои очаровательные губки – словно давала понять, что у них с молодым американцем имелся какой-то общий секрет.

Тот, кто прежде никогда не видел японских шкатулок-головоломок, при реальном знакомстве с ними мог бы разочароваться. Коробочка была слишком уж мала для хранения несметных сокровищ – она с легкостью уместилась в ладонях Джилса, когда тот взял ее со стола. Однако эта вещица являла собой подлинное произведение искусства. Поверхность золотистого цвета была покрыта замысловатыми резными узорами, переходившими один в другой, и глаза ничуть не уставали от созерцания всех этих пересечений, завихрений и завитков – напротив, хотелось смотреть еще и еще; и чем дольше Джилс смотрел на шкатулку, тем больше поражался искусству мастера, создавшего ее.

«А что, если там и в самом деле драгоценности?» – спрашивал он себя. И действительно, возможно, последние слова матери следовало понимать буквально, возможно, они вовсе не были опийным бредом умирающего человека.

А впрочем… Нет, коробочка для этого слишком мала. И ее внутренние части сделаны, конечно, не из золота – уж в этом-то Джилс нисколько не сомневался, так как обладал кое-какими познаниями в этой области (его отец даже полагал, что он со временем станет ювелиром).

Подержав шкатулку минуту-другую, Джилс положил ее обратно на стол, и все остальные тотчас же уставились на нее так, как будто она могла измениться, побывав у него в руках.

– Позолоченное дерево какого-то восточного вида, – изрек Джилс. – Я видел не так уж много химицу-бако, но все те, которые я имел возможность рассмотреть, были сделаны именно из дерева. – Кое-что припомнив, Джилс склонился к шкатулке и, прикрыв глаза, понюхал ее.

– У нее есть какой-то запах? – поинтересовалась Софи. – Никогда не замечала… Впрочем, я ведь большую часть времени чихаю.

– Нет, она ничем не пахнет. Как я и ожидал. Но когда я делал подобную шкатулку для своей матери, она попросила использовать красное дерево, потому что ей нравился присущий тому запах. А эта… Даже не знаю, из чего она сделана.

– На вид она – как будто золотая… Что еще может иметь значение? – подала голос леди Ирвинг. – И вообще, главное – ее открыть.

Все тотчас же с этим согласились, и каждый из присутствовавших, брав в руки шкатулку, пытался ее открыть – даже и Софи, которая, владея ею в течение тридцати пяти лет, могла бы вдоволь с ней повозиться.

– Софи, а как вы стали подругой леди Беатрис? – спросила Одрина. – Вы ведь были значительно моложе нее, не так ли?

– Да уж, конечно… – пробормотала леди Ирвинг. – Резерфорду она далеко не ровесница.

Софи бросила в ее сторону довольно своеобразный взгляд – примерно так же и сам Джилс предпочел бы взирать на графиню.

– Моя старшая сестра когда-то дружила с леди Беатрис. Ну а я, обожая свою сестру, обожала также и ее подруг. Я была очень любопытным ребенком, а моя сестра – довольно снисходительной, так что она терпела мое присутствие, когда общалась со своими подругами. – Софи потерла переносицу, и, помолчав, продолжала: – Правда, некоторые из ее подруг не желали, чтобы я находилась в гостиной во время их визитов. Но леди Беатрис никогда не возражала. Она говорила, что я напоминаю ее собственную сестру.

– Вполне вероятно, – заметил Резерфорд-старший.

– Скорее – маловероятно, – возразил Джилс. – Ты ведь имеешь в виду леди Фонтейн? – Он познакомился с младшей сестрой своей матери в первый же месяц их пребывания в Англии, и ему было трудно представить более немощную и иссохшую женщину, чем леди Фонтейн. Артрит поразил обеих сестер в довольно раннем возрасте, и похоже, что у его тетушки он развивался даже быстрее, чем у матери. Болезнь хоть и не убила ее пока что, но вынудила передвигаться либо в кресле-каталке, либо на руках у слуг.

– Но тогда она была еще молодой и здоровой, – продолжала Софи. – Вам, вероятно, это трудно представить, поскольку вы увидели своих английских родственников лишь недавно.

– Ну ладно… Давайте, наконец, займемся шкатулкой, – предложил Джилс. – Возможно, я сумею ее открыть. – И он энергично размял пальцы и кисти руки, стараясь изгнать из них болезненные ощущения. Проклятье, ведь никто же не знает, каким образом возникает этот самый артрит и как прогрессирует…

Софи молча протянула ему шкатулку, и он, едва заметно кивнув, сказал:

– Благодарю вас. И спасибо за то, что так долго ее хранили.

Женщина отвела взгляд… и вроде бы смутилась.

– Не стоит меня благодарить. Я рада, что хоть как-то оказалась полезна для леди Беатрис, – ответила она.

А Джилс, сосредоточившись, принялся исследовать старинную золоченую вещицу; он то нажимал на край с одной стороны, то постукивал по углу с другой, а временами, прищурившись, внимательно рассматривал шкатулку, выискивая среди резных узоров места соединения отдельных частей. Но замысловатые линии то и дело уводили взгляд в сторону – изделие неведомого японского мастера явно не собиралось сразу же выдавать свой секрет.

– В этой коробке ничего нет, – сказала леди Дадли, скрестив руки на груди.

– Внутри могут находиться какие-нибудь важные бумаги, – возразил Ричард Резерфорд.

– Какие еще бумаги?.. – проворчала виконтесса. – Если бы у леди Беатрис действительно имелись таковые, то она держала бы их при себе.

– Она не могла взять с собой ничего ценного, – пояснил Ричард. – Все ее вещи подверглись тщательному осмотру. Маркиз с маркизой были совсем не рады тому, что их дочь собралась замуж за скромного ювелира из Америки. Хотя у меня, между прочим, были неплохие перспективы… В общем, как бы то ни было, нам с Беатрис пришлось сначала направиться к шотландской границе, а уж затем пересечь Атлантику.

Джилс уже неоднократно слышал эту трогательную историю и относился к ней с некоторой иронией. Однако сейчас, с появлением новых слушателей, седое предание обретало обновленное звучание, и он не мог не подумать об Одрине, которую – правда, вопреки ее воле – тоже прокатили чуть ли не до самой шотландской границы. То было бы славным приключением – господи, теперь и к нему привязалось это словечко! – если бы такой вояж состоялся с обоюдного согласия и по любви.

Джилс в очередной раз перехватил взгляд Одрины; она была немного бледна и, как казалось, чем-то озабочена. Отложив шкатулку, он протянул руку через столик и, чуть приподняв ее подбородок, проговорил:

– И ваш папочка еще полагает, что ваши старшие сестры неудачно вышли замуж?.. Да вы только представьте, принцесса, что какой-нибудь американский ремесленник вознамерился бы увезти их на другой конец света.

Отстранив его руку, Одрина пробурчала:

– Он, скорее всего, предпочел бы именно такой вариант… Только бы мы не оставались в Англии и не марали его доброе имя.

– Он бы так и сказал – «марали»? Неужели в вашей среде используют подобные выражения?

– Леди Ирвинг, вы не могли бы нечаянно наступить на ногу мистеру Резерфорду? – проворчала Одрина.

Графиня с удовольствием исполнила ее просьбу и проговорила:

– Ну вот, юный мистер Резерфорд… А теперь открывайте побыстрее эту чертову вещицу. Нам всем уже надоело ждать. А если мне захочется послушать трагическую семейную историю о болезнях и тому подобном, то я нанесу визит нашему разряженному принцу-регенту и поинтересуюсь, как здоровье его сумасшедшего папаши.

Джилс некоторое время взирал на графиню, как бы давая понять, что он не собирается немедленно подчиняться ее командам. После чего продолжил исследовать поверхность шкатулки.

– В том, что я рассказал, нет ничего трагического, – заметил Ричард. – А использование таких шкатулок-головоломок – очень милая традиция.

– Трагизма здесь предостаточно, – возразила леди Ирвинг. – Даже в том, что вы говорите о леди Беатрис, как о своей жене, хотя ее уже три года как нет в живых.

– Но она – единственная жена, которая у меня была. Почему же я не могу ее так называть?

– Настанет день, Резерфорд, – проговорила леди Ирвинг, – когда я все-таки выведу вас из себя.

– А зачем?

Графиня не ответила, однако передернула плечами весьма красноречиво.

Внезапно шкатулка под давлением пальцев Джилса тихонько скрипнула.

– Одна сторона, кажется, поддалась… – пробормотал он. – А впрочем…

Одрина присела на корточки, чтобы посмотреть на шкатулку с уровня столешницы. Взглянув на нее сверху вниз, Джилс увидел белую линию пробора в ее заколотых волосах. И от нее замечательно пахло после вчерашней ванны…

– Какие-то проблемы? – Подняв глаза, Одрина внимательно посмотрела на него. И улыбнулась так, будто прочитала его мысли.

«Интересно, какое у меня сейчас выражение лица?.. – подумал Джилс. – И можно ли по этому выражению догадаться, что я представлял ее обнаженной?»

– Где-нибудь у кого-нибудь проблемы, конечно, имеются, – ответил Джилс. – Но если вы имеете в виду данную шкатулку, то, поверьте, все идет своим чередом. Видите ли, чтобы открыть ту шкатулку, которую я когда-то сделал сам, требовалось всего лишь шесть движений. Однако даже с ней кому-нибудь пришлось бы повозиться, и поэтому… В общем, поверьте мне, эта шкатулка – куда более сложная.

– В таком случае просто разломайте ее, – предложила леди Ирвинг. – Не можем же мы стоять вокруг этого столика до скончания веков. По виду эта коробка довольно хрупкая. Дайте я швырну ее на пол.

– Ни в коем случае! – Джилс машинально вскинул руку, чтобы не позволить графине даже прикоснуться к шкатулке. То же самое сделали его отец, Софи и уже успевшая подняться Одрина. – Кроме того… – Джилс придвинул шкатулку поближе к себе. – Знаете, иногда вместе с важными документами внутрь закладывают пузырек с кислотой, и если шкатулка получит сильное сотрясение, то пузырек может разбиться и уничтожить содержимое.

Леди Ирвинг покачала головой, отчего перья на ее тюрбане заколыхались.

– Вы что, действительно полагаете, что ваша мать могла передать Софи, когда та была еще ребенком, коробку с документами и кислотой? Какой в этом смысл?.. Представляю себе такой вот разговор: «Софи, девочка моя, однажды к тебе явится мой сын, которого пока нет на свете, и я хочу, чтобы он помучил свои руки. Так что береги эту коробку более трех десятков лет, а потом передай ее ему с моими наилучшими пожеланиями и постарайся сделать так, чтобы он облился кислотой, когда будет ее вскрывать».

Джилс слегка опешил от такой тирады.

– Миледи, ничего подобного не произойдет. Да и не факт, что внутри вообще что-то есть.

– Да ладно вам… – усмехнулась леди Ирвинг. – Не обижайтесь, пожалуйста.

– Что же касается этой шкатулки… – пробормотал Джилс. – В общем… дайте мне еще несколько минут, и я ее открою.

– Наверное, не минут, а часов, – заметила Одрина.

– Ну, пусть часов…

– А может, дней или недель?

«Возможно, и так… – подумал Джилс. – Быть может, понадобится даже целая вечность».

– Да нет, так долго это не продлится, – заявил он решительно.

– Пока молодой человек будет заниматься шкатулкой, – подал голос лорд Дадли, – может, приступим к праздничному украшению помещений? Наши слуги уже нарезали веток остролиста и сделали гирлянды. Мистер Резерфорд, вы ведь наверняка сумеете развесить их должным образом. Видите ли, мы с леди Ди уже недостаточно молоды для этого.

– Охотно вам помогу, милорд, – с энтузиазмом отозвался Ричард. – Где гирлянды? Одну можно повесить вот здесь, над камином. – Уже отойдя от столика, он обернулся и сказал: – Сынок, если откроешь шкатулку, сразу же позови.

– Вряд ли он когда-либо ее откроет. – Объятая голубыми и алыми шелковыми переливами, леди Ирвинг последовала за Ричардом.

Софи чихнула и пробормотала:

– Рано или поздно она откроется, мистер Резерфорд. Но, наверное, имеет смысл записывать все свои действия, чтобы не повторять неудачных попыток.

Предложение было вполне резонным, и Джилс, утвердительно кивнув, сказал:

– Да, вы правы. К этому делу следует подойти системно.

Софи опять чихнула и пробормотала:

– Думаю, мне лучше вернуться в библиотеку, пока у меня не отвалился нос. Когда решите эту головоломку, дайте мне знать.

«Вообще-то могла бы и сама приложить усилия и открыть шкатулку уже много лет назад», – подумал Джилс. Но он, конечно же, понимал: Софи посвящала свое время лишь тому, что ее по-настоящему интересовало, а именно – астрономическим наблюдениям.