Текст книги "Империя Тигвердов. Счастливый рыжий закат"

Глава седьмая

Визит ненаследной принцессы Тигверд, невестки императора, к нам в госпиталь, случившийся через три дня, мне запомнился надолго. Если не навсегда.

Я как раз шла по коридору второго этажа. От тяжелых детей – их отдали на мое попечение – к пятерке принца Тигверда.

За прошедшие трое суток не было ни одной смерти! Я не уставала благодарить Стихии. Все дети уже очнулись, некоторые порывались встать. Зла и терпения на маленьких пациентов не хватало – целители младших курсов, присматривающие за ними, стенали и жаловались. Я распорядилась закупить детскую литературу и читать вслух.

Что касается пятерки принца Тигверда, в сознание еще не пришел никто. Анализы крови были лучше час от часа. Но в реальность пострадавшие возвращаться не стремились…

Меня это сильно беспокоило.

На лестнице послышались громкие голоса. Я перегнулась посмотреть, кто шумит.

– Мам, вот что ты завелась?! – говорил молодой человек лет шестнадцати заплаканной принцессе Тигверд, перегораживая ей путь. – Вот с чего ты взяла, что отец здесь?!

– Отойди… Прекратите делать из меня непонятно кого! – Голос женщины был тихим и немного хриплым.

Другой молодой человек молчал и с укоризной поглядывал на первого.

– Я сказала – пропусти… те… меня… – Женщина согнулась, прикрывая руками живот.

– Ваше высочество! – подбежала я. – Пойдемте, я осмотрю вас.

– Рене… Хоть…ты мне не ври… Пожалуйста, Ричард… – прошептала она.

– Все потом, – решительно сказала я. – Вам надо успокоиться.

И повела миледи Веронику в свободный кабинет. Положила на кушетку, вымыла руки. Накапала настойку, которую специально разрабатывала для беременных. Обычное успокоительное слишком сильное для женщин в положении. Чуть разбавила водой.

– Какая гадость! Еще хуже, чем у Ирвина.

– Расслабьтесь, – я расположила руки над ее животом. – Замечательно, с плодом все хорошо. Это просто спазм. Вы перенервничали, и вот результат.

– Он… жив? – глухо проговорила женщина.

– Конечно! Я же сказала, все хорошо.

– Мой муж. Ричард. Рене… Он жив?

– Жив, – кивнула я.

– Что от меня скрывают?

– Ваше высочество, – начала я…

Дверь хлопнула так, что мы обе вздрогнули.

– Ника, прости, – начал император. – Ричард пострадал, и мы с Ирвином решили тебя не беспокоить. Я приказал всем…

Женщина поднялась.

– Значит, все эти дни, когда я умоляла сказать правду, когда я чувствовала, что с Ричардом совсем плохо… Вы мне врали, – тихо сказала она.

И император и его главный целитель склонили головы.

– И вы приказали врать моим детям… Феликс, – тут она совсем побелела, – его все время не было дома. Значит… он вытаскивал Ричарда.

– Пойдемте со мной, – попыталась я вмешаться.

– Видеть вас больше не хочу, – процедила невестка императора сквозь зубы, проходя мимо мужчин.

Мы вышли. Ее сыновья осторожно посматривали на нее.

– Мам, – начал тот, который ее не пускал.

– Я пока не желаю с тобой разговаривать, – отвечала она.

Коридор, несколько дверей. Я открыла нужную и услышала:

– Ника…

Этот стон – лучшее, что случилось со мной за последние пять дней. Хотя… Нет, не так. Это в принципе лучшее, что когда-либо случалось!

* * *

Дом, милый дом… На самом деле – университетская квартирка, но я успела соскучиться.

Вот уже десять дней, как я не заходила домой. С той самой ночи, когда ректор университета увел под домашний арест к себе. Потом эпидемия…

Но сегодня вечером поняла – все. Не могу больше. Хочу в свою ванную, а не в общий душ. Ароматная пена, свечи, отвары – чтобы все, как я люблю. В конце концов, заслужила!

Это особенное чувство, когда подходишь к своему дому. Вот начинается величественная габровая аллея, а за ней уже и…

– Миледи Агриппа! – раздался за спиной возмущенный голос ректора университета.

Шипохвостая мумамба! Чем их начальственная милость недовольна на этот раз? И что за манера меня – дочь простого солдата – именовать миледи?

Вслух я возмущаться не стала, вместо этого поставила сумку и саквояж на землю и обернулась:

– Что-то случилось, милорд Швангау?

– Почему надо было уходить, никому ничего не сказав? И потом… У вас тяжелые сумки.

Синие глаза. Сверкают! И голос такой… Грозный. Однажды мне пришлось лечить одного государственного обвинителя – воспаление внутреннего уха – так вот он вел себя приблизительно так же.

Я пошевелила плечами – все-таки сумка и саквояж были тяжелыми – и вопросительно посмотрела на милорда Швангау. Дескать, я прониклась, справедливый гнев начальства осознала, чувством собственного несовершенства преисполнилась, – можно говорить, в чем дело.

– Не стоило самой тащить такую тяжесть. И потом – я думал, что… – Он замолчал.

– Да, милорд?

– До разбирательства вы живете у меня.

– Простите. Забыла совсем. Так устала, что захотелось побыть одной. В привычной обстановке.

– Вас подождать?

– Мне неловко вас беспокоить.

– Ничего, – улыбнулся он.

Вот как ему объяснить, что принимать ванну и переодеваться, когда он будет сидеть и ждать меня в кабинете – гостиная в моей квартире не предусмотрена – мне будет…

Щеки заполыхали.

– Я отнесу ваши сумки и зайду за вами через пару часов, – принял решение милорд Швангау. – Что вы хотите на ужин?

– Знаете… Очень хочется мороженого, – улыбнулась я.

– Договорились. И что-нибудь из баклажанов.

– Вы запомнили…

– Мясо?

– Все равно.

– Договорились.

Милорд Швангау подхватил мои пожитки, и мы с ним чинно отправились по дубовой аллее к жилым корпусам преподавателей.

– Вы заметили, как у нас на территории тихо и спокойно? – спросил у меня ректор.

– Кстати, а почему так?

– Еще на днях издал приказ по университету: все студенты, участвовавшие в борьбе с эпидемией, получают зачеты и экзамены без сдачи их преподавателям. Сразу высшие баллы, между прочим. И отправляются на каникулы.

– А те, кто не участвовал?

– Таких, на самом деле, немного. И они прибудут сдавать сессию за две недели до начала учебного года. Все равно преподаватели уже на местах – из отпусков вернутся.

– Мудрое решение. Все вымотались…

Тут я вспомнила, что меня отстранили от преподавания, и замолчала.

Мы уже подошли к дому и поднимались по лестнице на второй этаж. Я достала из саквояжа ключи, повернула ключ в замке и потянула на себя дверь.

– Прошу вас, – обернулась к ректору.

Пропустила его вперед. Зашла в квартирку сама, блаженно прищурилась.

Поняла, что милорд Швангау стоит замерев. На лице застыла маска тревоги.

– Что слу…

Мужчина прыгнул на меня, выталкивая в коридор и падая сверху. Я упала навзничь. Боль в спине. Грохот. Я перестала слышать, перед глазами поплыли черные круги.

Милорд Швангау откатился в сторону, я поняла по шевелению его губ, что он что-то спрашивает. Смогла лишь отрицательно покачать головой.

Он подхватил меня на руки и понес вниз. Поставил на ноги. Что-то опять спросил. Погладил по щеке. Я опустилась на траву – стоять сил не было.

Его синие глаза стали совсем безумными. В них был пожар – тот, что иной год проносится диким вихрем над лесами северных границ, поднимая пламя до небес и сметая все на своем пути.

Вокруг собирались перепуганные и недоумевающие преподаватели. Все открывали рты. И все это без звука. Было о-о-очень забавно.

Я хихикнула. Потом еще и еще. А потом поняла, что в квартирке осталось все, что мне было дорого. Акварели. Игрушка-лиса. Бабушка вязала на мой день рождения… А Чуфи? Чуфи…

Поднялась и тяжело побрела в подъезд – может, хоть что-то удастся спасти?

Меня перехватили.

– Держите ее, она ничего не соображает! – сквозь пелену прорвался голос учителя Ирвина.

– …Контузило? – это говорил ректор университета. – Или я ее головой приложил?

– Главное – жива, – жестко ответил Ирвин Лидс. – Вы сами как?

– Нормально. И щит прикрыл, и падаю я лучше, и пугаюсь меньше, – невесело усмехнулся милорд Швангау.

Я мотала головой, все пытаясь им объяснить, что мне нужно туда, в свою квартиру… но они меня не слушали и не давали пройти.

Тут вспомнила, что милорд Швангау успел занести мой саквояж с драгоценнейшими склянками… Там даже противоядие от токсина, выделяемого кружевными медузами, было…

И тихонько завыла, опустившись на газон. Милорд Швангау уселся рядом и крепко обнял. Через какое-то время спросил у учителя:

– Может, отнести ее в больничную палату?

– Всех все равно вывели на улицу. Территорию университета обследуют армейские розыскники – принц Тигверд вызвал, – ответили ему.

– Хорошо, что все у нас уже могут ходить. Если бы такое случилось неделю назад, было бы совсем интересно.

– Вы правы, – кивнул милорд Швангау.

К нам подошли люди, одетые в черную форму имперских вооруженных сил.

– Все чисто, – сказал один из них, обращаясь к моему начальству. – На всей территории университета. Тот магический заряд, что был в квартире у миледи, был установлен давно – дней восемь-девять назад. Срабатывал на закрытие двери изнутри. Секунд десять – чтобы ваша сотрудница вглубь квартиры зашла. С гарантией, так сказать.

Милорд Швангау вздрогнул всем телом.

– Посмотрите потом сами – магия какая-то странная, – добавил один из военных, и они удалились.

– В палату? – спросил ректор.

– Не хочу, – вырвалось у меня.

– Тогда ко мне.

Мужчина легко поднял меня на руки и распорядился, обращаясь к коменданту:

– В дом, где был взрыв, не входить!

И милорд Швангау удалился, унося меня с собой.

Я поймала взгляды нашего дружного преподавательского коллектива. От крайнего одобрения в глазах одних, до полного негодования в других. Оценила степень зависти во взорах молодых коллег женского пола. Ненависть, исходящую от Генри, моего бывшего жениха.

– Мамба шипохвостая! – выругалась я, оценивая ситуацию.

– Что? – не понял милорд Швангау.

– Вы представляете, что о нас подумали?

– Похоже, вы пришли в себя, – хмыкнул он.

– Отпустите.

– Нет, – улыбнулся он.

* * *

Все-таки не зря ректором столичного университета был назначен милорд Швангау. Организовать, причем в кратчайшие сроки, мгновенно подметив все детали, – этим удивительным даром он обладал в полной мере.

Пока я страдала в кресле, куда меня аккуратно сгрузили, милорд Швангау развернул кипучую деятельность.

Я этого и не заметила – до тех пор, пока не поднялась по лестнице на второй этаж. Решила для себя, что взрыв взрывом, окончательное уничтожение репутации… но вымыться надо. В результате обнаружила не только набранную ванну приятной температуры, но и разнообразные пузырьки с запахом грейпфрута, выстроившиеся на полочках. Пенка для умывания, гель для душа, шампунь и прочее, и прочее. Все, как я любила. Только парфюмерия была… подороже.

На вешалке висел уютный халат вкусного шоколадного цвета.

А когда я вышла из ванной, то обнаружила в гардеробной (в квартире у милорда Швангау было и такое) служанку. Она развешивала одежду.

– Добрый вечер, миледи, – поклонилась мне Жаннин.

– Добрый, – проворчала я.

– Какое платье вы наденете к ужину?

– А откуда они тут вообще взялись?

– Его милость приказал принести ему ваше, как только вы разденетесь, и отправился в магазин. Он сказал, что я осталась без вещей.

Кивнула. Умом понимала, что могла погибнуть, что кто-то заложил магическую бомбу мне в квартиру. Но поверить в то, что все происходящее не дурной сон – не могла.

– Миледи… – Оказывается, служанка ко мне обращалась, а я ее и не слышала.

– Да.

– Может, вот это? – Служанка показывала мне вешалку с потрясающей красоты бледно-бирюзовым платьем.

– Не слишком ли… торжественно?

– Так ужин все-таки. И его милости будет приятно, можете мне поверить.

Кивнула – мне было все равно.

– Только давайте волосы подсушим и уложим.

– Я сама, – поморщилась. Не люблю, когда посторонний к волосам притрагивается.

Высушила волосы расческой – опять же новой и дорогой. Привычно закрутила простой узел на затылке – служанка подала мне шпильки. Пришла очередь платья.

– Вы – красавица! – восхищенно выдохнула девушка. – Как солнышко!

Я только грустно улыбнулась своему отражению в зеркале. Рыжеволосая девушка в богатом наряде, подчеркивающем все достоинства худощавой фигуры (надо же – даже грудь нашли), выглядела… симпатично. Только зеленые глаза… грустили. Бабушке бы точно понравилось – она всегда ворчала на меня за то, что я мало уделяю внимания своей внешности.

– Девочка должна быть де-воч-кой, – отчитывала она меня за синяки и ссадины, щедро смазывая их заживляющей мазью.

Бабушка вечно ворчала из-за того, что мы иногда дрались с Филом. Фил… Главный забияка нашей улицы. Мы и правда дрались, но… с ним было весело. Интересно, как он там сейчас?

Потом, когда я училась в университете, бабушка отчитывала уже за то, что не ухаживаю должным образом за своими волосами и руками, что мотаюсь в компании не только девочек, но и парней, по всей империи. При этом она подкладывала мне лучшие кусочки, когда я приезжала к ней на каникулы, раз в неделю передавала мне корзинку с домашним вареньем, а еще зачитывала мои письма всей нашей улице вечерами.

– Я никогда не встречал человека, который бы так гордился своим ребенком, – сказал мне на похоронах бабушки Фил. Тот самый, драки с которым были неотъемлемой частью моего детства.

Вспомнила, как в тот момент меня обнял Генри. Любимый. Жених… Как прижалась к нему – и смогла наконец заплакать.

Было это полгода назад.

* * *

Я спустилась вниз.

Милорд Швангау – а он уже был в столовой – поднялся при моем появлении.

– Добрый вечер, – как-то странно произнес он. – Вы прекрасны.

Я смутилась.

– Я признательна вам за все, что вы сделали, – пробормотала. – Только, наверное, не стоило…

– Признательны, – грустно повторил он. – Давайте ужинать?

Кивнула.

Глава восьмая

Открытое императорское разбирательство было назначено спустя три дня после взрыва в моей квартире. Его величество решил, что откладывать не стоит.

Огромный парадный зал нашего университета. Народу… Тьма! И… что они все хотят услышать? Обычно тут происходило зачисление абитуриентов, два официальных бала университета (зимний и весенний) и празднование выдачи дипломов. Ну и прочие торжественные мероприятия.

А сегодня… Я вспомнила рассказы учителя о его родном мире, Ваду. До недавних событий там магов сжигали на кострах. Мне вдруг показалось, что меня сожгут…

Глубоко вдохнула, постаралась выкинуть все мысли из головы.

Стол, накрытый зеленой скатертью. За ним – ректор и все заведующие кафедрами. Ну просто государственный экзамен на получение диплома! Лучше бы экзамен…

Слева – стол, за которым сижу я и милорд Ирвин Лидс. Главный целитель являлся официальным лицом, представляющим поддержку обвиняемого.

Обвиняемый, обвиняемая… Слова-то какое. Мерзкие.

Справа расположились Гилморы – барон, и его сын. Юный баронет сидит насупившись. Его отец – спокойный и уверенный в себе.

И все мы ждем его величество. Император Фредерик Тигверд задерживается.

Краем глаза замечаю в первых рядах принца Тигверда, который что-то недовольно выговаривает супруге. Должно быть, протестует против ее присутствия. Наверное, как большинство любящих до беспамятства мужчин, он пытается убедить жену, что надо сидеть дома и на улицу выбираться по очень большой необходимости.

Я улыбнулась. Принцесса Тигверд уговорила меня вести ее беременность. На самом деле, я согласилась, потому что меня попросил учитель Ирвин. После того как принцесса обнаружила мужа у нас, в госпитале, она так и не разговаривала с теми, кто ее обманывал. Ни с императором, ни с Ирвином, ни с мастером Паулем – сыном.

– А вам она доверяет, – объяснил мне учитель.

– Но я никогда… – попыталась все же возразить я.

– Хоть малейшее отклонение, подозрение или беспокойство – мгновенно подключаюсь я. И девочки из клиники. Зря я им, что ли, императорскую протекцию выбивал. Но я надеюсь, до этого не дойдет.

И вот сегодня Вероника Тигверд была здесь. Наши взгляды встретились… Мне сразу стало легче. Все же она удивительная женщина…

Рядом с принцем Тигвердом находился наследник – принц Брэндон. Поработав рядом с ним во время эпидемии, я с удивлением обнаружила, насколько с его высочеством удобно сотрудничать – даже в тех экстремальных условиях, что сложились. До этого я считала наследника императора милым молодым человеком, эдаким принцем-очарованием. Таким он выглядел на фоне могущественного отца и мрачного старшего брата. Но то, как они в паре с милордом Швангау организовали работу, вызывало восхищение и уважение.

Наследник Брэндон тоже был не один. Он пришел с девушкой. Каштановые волосы. Тонкие черты лица. Красивая…

Она сразу стала что-то строчить в своем блокноте, время от времени окидывая присутствующих острым проницательным взглядом зеленых глаз.

Тут я поняла, что гул в парадном зале затих. Это могло означать лишь одно.

– Его императорское величество Фредерик Максимилиан Тигверд, – торжественно объявил милорд Швангау.

Все поднялись. Низкие поклоны – император стремительно проходит к своему месту. Он хмур, недоволен. И такая мощь исходит от него, что хочется упасть на колени.

– Мне не доставляет удовольствия все это действо, – император Тигверд начинает говорить, еще не усевшись. Останавливается, укоризненно смотрит на милорда Гилмора. – Я вообще не понимаю, с чего подняли такой шум и вытащили эту историю на люди. Но раз уже она приобрела публичность и такой размах, то и решать, кто прав, а кто виноват тоже будем прилюдно. Итак. Миледи Агриппа, подойдите ко мне.

Я поднялась.

– Барон Гилмор, – посмотрел император на аристократа, – на миледи есть артефакты, которые могут помешать установить, правду она говорит или нет?

– Очень сильный артефакт на шее. В основном – функции охраны.

– Миледи, – перевел император взгляд на меня, – вы не откажетесь?..

В ответ я завела руки назад и расстегнула цепочку. Надо же – я так сроднилась за это время с перстнем милорда Швангау, что перестала замечать его на себе.

С поклоном положила выданный мне для защиты перстень перед императором.

Фредерик Тигверд чему-то улыбнулся, потом серьезно посмотрел на меня и строго проговорил:

– Миледи Агриппа, вы будете отвечать вашему повелителю честно?

– Да, ваше величество.

– Кто вы и почему имеете право на мое разбирательство?

– Я – Рене Элия Агриппа. Целитель. Мои родители погибли за нашу страну. И в случае угрозы моей жизни или чести я имею право обратиться к императору за справедливостью.

– Имеете, – проворчал тот. – У вас была связь с вашим студентом, баронетом Гилмором?

– Нет, ваше величество.

– И это правда, – кивнул император.

– Но, ваше величество, – подскочил барон Гилмор. – Мой сын утверждает, что все это… было. И он тоже говорит правду!

– И в этой неприятной истории есть что-то интересное, – задумчиво отметил император. – Я знаю, что с молодым человеком беседовали, в том числе ненаследный принц Тигверд, мой старший сын.

Фредерик кинул взгляд на старшего сына и его жену. Затем вновь обратился ко мне:

– Вы свободны, миледи. А вы, молодой человек, – обратился он к баронету Гилмору, – прошу сюда.

Баронет поднялся, поклонился и подошел к столу, за которым сидели император и университетское начальство.

– Что у него с артефактами? – посмотрел Фредерик на сына.

– Ничего, – уверенно кивнул принц Тигверд.

– Милорд Швангау? – обратился повелитель к придворному магу.

– Не пойму. – Глаза у ректора были прикрыты, словно он о чем-то размышлял. – Что-то странное. От левой руки…

– Молодой человек? – обратился император к баронету.

– У меня ничего… – решительно начал студент.

– Прежде чем вы начнете что-то говорить, – негромко сказал седовласый мужчина, – осознайте, перед кем вы находитесь. Я – император Тигверд. И ложь мне – это преступление. Государственная измена. У вас же был начальный курс юриспруденции… Что грозит вам в случае доказанной государственной измены, баронет Гилмор?

– Рудники на срок, угодный вам. Поражение в правах для всей семьи.

– Я рад, что вы это осознаете, – кивнул Фредерик. – Итак, вернемся к вопросу об артефактах. Вы утверждаете, что никаких артефактов, мешающих нам выяснить, правду вы говорите или нет, на вас нет. Это правда?

– Да…

– Он говорит правду. – Принц Тигверд посмотрел на императора.

– Опять! – Швангау сжал подлокотник кресла. – Ваше величество, вы позволите?

– Вы настаиваете, что чувствуете блокирующую магию? Вы понимаете, что это серьезное обвинение относительно баронета Гилмора?

– Я должен это выяснить. Никаких обвинений. Пока…

– Действуйте, – кивнул император.

Милорд Швангау подошел к студенту, взял его левую руку, задрал рукав. На запястье баронета была… С первого взгляда и не заметишь. Ниточка? Несколько обычных узелков. Студенты повязывают такие друг другу – на удачу. Особенно во время сессии. Ничего примечательного, однако мальчишка тут же стал белым, словно первый снег!

Ректор жестом подозвал целителя Ирвина. Они о чем-то пошептались, а потом… Потом все происходило очень быстро. Милорд Швангау что-то забормотал на незнакомом, певучем языке, одновременно развязывая узелок за узелком. Когда остался один, самый последний, маг обратился к принцу Тигверду:

– Ричард, подойди.

– Что происходит, Шва… Шга?..

– Швангау, ваше величество.

– Стихии… Пусть так, я спрашиваю, что происходит?! – нахмурился император.

– Одну секунду, ваше величество.

Ричард подошел к отцу. В зале послышался гул недовольных голосов. Принц Тигверд о чем-то шептался с императором, никто не понимал, что происходит.

– Я бы хотел понимать, в чем, собственно, дело? Ваше величество! – Барон Гилмор привстал.

– Я призываю всех успокоиться! Разбирательство веду я. Лично! Всем присутствующим ждать официальной информации! О согласовании некоторых деталей между особо приближенными лицами никто отчитываться не обязан. Это понятно?!

В зале мгновенно повисла тишина.

Принц Тигверд и милорд Швангау склонились над запястьем баронета. Вспыхнуло пламя, крик мальчика разорвал тишину.

– Агриппа! – крикнул целитель.

– Что с ним? – Барон Гилмор вскочил и бросился к сыну, не обращая ни на кого внимания.

– Шва… Шба… Стихии! Потрудитесь объяснить наконец, что происходит! Барон Гилмор, сядьте на место! Я приказываю!

Спустя какое-то время баронет пришел в себя. Он был бледен. Руку ему перевязали, и я вернулась на свое место. Ожог. Упадок сил. Все это время мальчик кормил своей энергией очень мощный артефакт. Зачем? Неужели такие жертвы ради того, чтобы навредить мне? В голове не укладывалось… Однако появилась надежда. Надежда узнать наконец правду.

– Ваше величество, – поднял мальчишка глаза.

На лбу юного Гилмора выступили капельки пота, голос дрожал, но баронет все же продолжил:

– А как быть с дворянской честью? С клятвой… друзьям?

– Дворянская честь не предполагает лжи ни своему отцу, ни тем более своему императору, баронет. Не допускает ложных обвинений в адрес другого человека. Если именно этого требуют ваши друзья, на мой взгляд, стоит серьезно задуматься о том, совпадает ли их понятие дворянской чести с вашими собственными представлениями на этот счет.

– Первоначально это была шутка… – начал говорить баронет.

– Предатель! – раздался крик.

Его величество чуть кивнул – и его охрана вытащила из зала студентов первого курса факультета международных отношений. За ними сорвались родители студентов.

– Продолжайте, – произнес император, обращаясь к баронету.

– Мы… не получили зачет. Посчитали, что… несправедливо… И решили отомстить. Она родителям хотела нас сдать! Сама – никто, безродная, а туда же!

– Осторожнее, баронет! Вы не в том положении, – предупредил принц Тигверд, в черных глазах которого плясало пламя.

– Вы были в трезвом состоянии в момент, когда решили отомстить преподавателю таким образом? – спросил милорд Швангау, не открывая глаз и сжимая что-то в руке.

– После не сданного зачета мы напились, – прошептал студент, низко опустив голову.

– Кто предложил? – проскрежетал император.

– Кто предложил? Не… не помню.

– Почему именно вы пошли на это?

– Тянули соломинки. Выбор пал на меня.

– Как сумели ввести в заблуждение?

– Мы шатались по городу и наткнулись на лавочку, торгующую артефактами.

– Все это более чем странно, – пробормотал повелитель.

– Адрес, – это был уже принц Тигверд. – Быстро!

Баронет Гилмор назвал.

Хлопок – принц Тигверд и милорд Милфорд исчезли.

– Продолжаем, – приказал император. – Рассказывайте, молодой человек.

– Я надел браслет и отправился к отцу.

– Почему он так болезненно отнесся ко всей этой истории? – спросил император.

– Сказал, что она меня унижает… И требует, чтобы я…

– А потом повторили эту историю перед приглашенными друзьями отца.

Баронет поклонился.

– Идите на место, – приказал его величество. – Миледи Агриппа и барон Гилмор, подойдите ко мне.

Мы с отцом студента встали перед повелителем.

– Ну что ж… Думаю, что императорское разбирательство закончено, – объявил император Тигверд. – Результаты тоже ясны – невиновной стороной признается миледи Агриппа. Виновной, в свою очередь…

Я услышала частоту биения сердца стоящего рядом барона Гилмора, почувствовала его ритм и поняла, что как только император скажет о виновности баронета, оно просто разорвется, и никто ничего не успеет сделать.

Сделала жест императору, на всякий случай показала татуировку на ладони, прижалась к барону Гилмору. Одну руку – на его сердце спереди, другую – сзади.

Зал ахнул – только целители поняли, что происходит.

Отсылаю импульсы целительской магии, чувствую поддержку – целитель Ирвин уже рядом. Это хорошо…

Тяжело – барон не хочет оставаться, сопротивляется. Пытается даже оттолкнуть меня. Но его уже валят на пол – милорд Швангау и сам император.

– Ну уже нет! – шиплю я, как самая ядовитая змея этого мира – шипохвостая мумамба. – Не выйдет. Вы будете жить!

– Зачем? – складываются его губы. – Чтобы… извиниться перед вами?

– Не только! – кричу я, выкладываясь полностью, заставляя его сердце биться в нормальном режиме. Пусть ускоренном, но стабильном.

– Извините, – шепчет он. – Я виноват.

– Молчите. Дышите. Ровно. Вот так…

– Я извинился, отпустите меня.

– Нет.

– Почему?

– Потому что я ненавижу смерть!