Текст книги "Исповедь волка с Уолл-стрит. История легендарного трейдера"

Глава 8

Спустя несколько недель я сижу в офисе, и день тянется очень медленно. Гэри где-то на благотворительном матче по гольфу, Радж на встрече за пределами офиса, а Слейн разговаривает по телефону в конференц-зале. Я работаю над электронной таблицей, списком гостей на вечеринку, которую готовит «Галеон». Я начинаю обзванивать наших трейдеров по продажам, чтобы узнать, собираются ли они прийти сами и приведут ли гостей. Мне разрешили самому добавить пять имен в список, но при условии, что эти люди снабжают нас ценной информацией. И, похоже, мои соседи под это условие не подходят. И именно в тот момент я замечаю, что загорается одна из лампочек на телефонном аппарате, сообщающая о входящем звонке извне. «Галеон», – отвечаю я после одного звонка. Голос на другом конце провода приглушен, как будто кто-то что-то шепчет. Я повторяю: «Галеон», и в этот раз мне кое-как удается разобрать вопрос: «Гэри в офисе?»

«Нет, – отвечаю я. – Он не в офисе». Несколько секунд мой собеседник молчит.

Я только собрался положить трубку, как снова слышу шепот на другом конце провода: «А Радж?»

«Извините, – отвечаю я. – Его сейчас тоже нет, я могу вам чем-нибудь помочь?» Я слышу, как мой собеседник дышит. Мое воображение рисует длинный плащ и телефонную будку. Все это очень загадочно.

Наконец слова господина Шептуна становятся чуть более разборчивыми. «Джефферис» собираются играть на повышение акций «Амазон» через 6 минут», – говорит он. А потом я слышу, как он кладет трубку; на этом наш разговор обрывается. Я не знаю ни имени, ни номера телефона этого человека, и я не знаю, можно ли доверять этой информации. Я смотрю на часы на мониторе компьютера. Время 12:59. Не знаю, кому мне об этом рассказать и должен ли я кому-то рассказывать. Мой собеседник вполне может оказаться просто психом, или это Гэри в очередной раз глупо пошутил. Каким бы сумасшедшим это ни казалось, Розенбах способен выкинуть трюк, из-за которого фирма потеряет деньги, просто для того, чтобы посмеяться надо мной. Я снова смотрю на часы. Ровно час. Мысли начинают крутиться в моей голове с бешеной скоростью. Может, я просто куплю несколько акций AMZN и посмотрю, вырастут ли они в цене. Но потом, так же быстро, я принимаю решение этого не делать. Просто бессмыслица какая-то. Кто будет звонить посреди дня и разговаривать так, будто он в каком-то русском шпионском фильме? Минуты летят, как секунды, вот на часах уже 13:02. Но если я не куплю ни одной акции AMZN, а незнакомец окажется прав, не позвонит ли он потом Раджу или Гэри, ожидая поощрения? Блин. Время уже 13:03. У меня осталось две минуты, чтобы принять решение. Я ловлю взгляд Керин и вкратце описываю ситуацию. «Кто это был?» – спрашивает она. Я отвечаю, что понятия не имею. Она пожимает плечами и возвращается к своей работе. Уже 13:04. Да фиг с ним, говорю я себе. И, купив сто тысяч акций «Амазон», откидываюсь в кресле. Надеюсь, господин Шептун знает, что делает.

Ровно в 13:05 цена акций «Амазон» начинает ползти вверх. Сначала цена поднимается на 50 центов, а спустя пару секунд – уже на два доллара. На телефоне загорается кнопка «Джефферис», и я беру трубку. Парень на другом конце провода говорит мне, что они играют на повышение цены AMZN. Я подавляю в себе порыв ответить ему, что уже знаю об этом, поэтому просто благодарю его и вешаю трубку. Я продолжаю наблюдать за тем, как цена акций ползет вверх, и мысль о том, что, возможно, я совершил что-то противозаконное, приходит ко мне в голову, правда, буквально на несколько секунд. Так оно и делается, успокаиваю я себя. Каждый день Гэри и Радж вбивают мне в голову, что мне нужно «приобрести навык». Именно это они и имеют в виду. Каждый раз, как поступает звонок извне, я буду поднимать трубку. Я хочу снова поговорить с господином Шептуном.

Цена акций выросла уже почти на пять долларов, когда Радж зашел через переднюю дверь. Я жду, пока он зайдет в свой кабинет. Там я говорю ему о звонке от господина Шептуна и о том, что я купил сто тысяч акций. В нашем отчете о прибылях и убытках появилась прибыль в пятьсот тысяч баксов. Он смотрит на свой монитор и начинает хихикать. Радж любит похихикать, особенно когда дела идут так, как хочет он. Я говорю ему, что нужно решать, как поступить с акциями: продать или пока оставить. «Понял тебя», – говорит он, улыбаясь. Впервые за все время работы в «Галеон» я чувствую себя не клерком, а скорее трейдером. После этой сделки с акциями «Амазон» я понял, что в мире хедж-фондов ничего не происходит просто так. Самое важное тут – быстрее всех получать информацию любым доступным способом. Если я хочу зарабатывать серьезные деньги, настоящие доходы на покупающей стороне, мне нужно найти способ выработать свой собственный «навык».

За несколько недель до вечеринки в офисе царит оживление, и те, кто хочет получить приглашение, работают на пределе возможностей. Одно можно сказать наверняка: это не будет обычная вечеринка на Уолл-стрит. То, что покупающая сторона будет развлекать продающую сторону, уже само по себе необычно. Обычно происходит все с точностью до наоборот. Но Радж хочет не просто развлечь их; он хочет, чтобы вечеринка им запомнилась. Фирма сняла в Мидтауне огромную танцевальную площадку – там умещается тысяча человек – под названием «Саппер Клаб». И хотя эта вечеринка – самое крутое событие на Уолл-стрит, список гостей не так уж ограничен. Если вы «покрываете» нас, поддерживаете нас или можете нам хоть как-то помочь, вы получаете приглашение.

Однажды в офис заходит человек, которого Радж нанял, чтобы спланировать вечеринку и нанять артистов, хедлайнером среди которых должна стать Дайана Росс. Это хиппово выглядящий высокий парень с лохматыми светлыми волосами; в нем есть что-то, что сразу же мне приглянулось. Возможно, мне понравилась его манера поведения – такая очень предпринимательская – или же то, что его фирма просто мега-креативная – помимо планирования вечеринки Радж также нанял его, чтобы он написал рэп-композицию для «Галеон»; а может, дело в том, что он напоминает о той части меня, которая не связана с Уолл-стрит и которую я почти забыл. Он представляется Джесси Ицлером, и тут я понимаю, что он также выступает как рэпер Джесси Джеймс.

«Привет, Джесси, – кричит один из моих коллег по столу. – У нас тут есть свой рэпер – Терни». На щеках у меня появляется легкий румянец. «Ага, – говорит Джесси, кивая в знак одобрения. – Какой у тебя сценический псевдоним?»

Я качаюсь на стуле, чтобы не отвечать. Помню, как вернулся с пляжа в 1991 году и смотрел выпуски передачи, посвященной рэперам, под названием «Йо!» на MTV,[55]55
  MTV – американский музыкальный телеканал.


[Закрыть] где он пел «Крути ей, как белая девчонка» и «С девчонками из колледжа договориться можно». Я знал, что он получит «Эмми»[56]56
  «Эмми» (англ. Emmy Award) – американская телевизионная премия. «Эмми» считается телевизионным эквивалентом «Оскара» (для кино), премии «Грэмми» (для музыки) и премии «Тони» (для театра).


[Закрыть] за песню «Я люблю эту игру», написанную для Национальной баскетбольной ассоциации, а еще он создал гимн команды «Нью-Йорк Никс» под названием «Вперед, Нью-Йорк, вперед».

«Кливленд Ди», – отвечаю я наконец.

«Неплохо», – говорит он.

Ну, назвать меня рэпером можно, конечно, с большой натяжкой. Я и правда люблю хип-хоп. И правда, что в 1988 году я основал рэп-группу под названием «Максимум усилий» со своим лучшим другом Натаниелем, который сам себя называл Лайв Ти. Большинство наших друзей ненавидели рэп. Но мы ходили в школу в Кеннебунке, одном из наиболее не хип-хоповых мест, и, как правило, выступали мы в сарае у Натаниеля вообще без зрителей.

Спустя пару дней у нас в отделе звонит телефон, это Джесси. Он хочет знать, смогу ли я помочь ему с песней для «Галеон». «Реально, что ли?! – выкрикиваю я, до неприличия пискляво. Но сразу же, понизив голос, вежливо отвечаю: «Безусловно, с большим удовольствием». Во всяком случае, это крутой шаг вперед по сравнению с концертами в сарае, да и когда еще у меня может появиться такая возможность?

За неделю до вечеринки я встречаюсь с Джесси в студии. Она находится на Верхнем Вест-Сайде на цокольном этаже одного из зданий. Я не уверен, в правильном ли месте нахожусь, пока не вижу звонок, на котором написано «Милроуз Мьюзик». Я спускаюсь по расшатанной лестнице вниз. На полу – темный ковер, стены выцвели и в целом в помещении пахнет плесенью, но студия выглядит профессиональной. Там есть пара кабин звукозаписи, микшерный пульт[57]57
  Микшерный пульт – электронное устройство, предназначенное для сведения звуковых сигналов: суммирования нескольких источников в один или более выходов; используют при звукозаписи, сведении и концертном звукоусилении.


[Закрыть] посередине и диван с креслами в задней части. Инженер видит меня и спрашивает: «Че надо?»

Учитывая, что у нас есть только неделя для того, чтобы написать, записать и спродюсировать песню, я не понимаю, как он, Джесси, собирается все это успеть. Я целую неделю готовился к нашей встрече – или скорее я беспокоился о ней целую неделю. Я хотел подготовиться, но не знал, с чего начать. У меня появилась одна идея для музыкального «хука», но сейчас она мне кажется глупой. Я сижу на диване, а Джесси садится в кресло напротив меня и начинает задавать вопросы о «Галеон»: каково мне там работать, как нас воспринимают на Уолл-стрит. Я говорю ему, что на Уолл-стрит нашу фирму называют «Надежный корабль». И именно тогда моя единственная идея и слетает с языка. «Почему бы нам не использовать песню «Наш корабль «Леденец»,[58]58
  Речь идет о песне Ширли Темпл под названием «Наш корабль «Леденец» (англ. On the good ship Lollipop).


[Закрыть] но поменять слова на «Наш корабль «Галеон»? – спрашиваю я.

На его лице появляется улыбка. «Кливленд Ди!» – говорит он, покачивая головой вверх-вниз. Я выдыхаю с облегчением.

Я расслабился, и слова сами полились: Наш корабль «Галеон»… Оживляет Уолл-стрит он… За торговлю трейдера… Платят все немедленно… Ширли Темпл была бы горда. Джесси сказал, чтобы припев пропела девушка-вокалистка. И потом с моими записями и предложениями он заходит в кабинку и начинает начитывать рэп. Я просто трепещу. Он управился меньше чем за двадцать минут. «Твоя очередь», – говорит он. Джесси предлагает, чтобы я сам записал читку нескольких строк или, как выразился он, восемь тактов. Сначала я обрадовался, но вот теперь я нервничаю. Я думаю о Натаниеле и о всех тех днях и вечерах, которые мы провели, репетируя, напевая последние хиты или сочиняя свои собственные ритмы. Я должен это сделать.

Звукоинженер включает последнюю строчку, которую зачитал Джесси, чтобы я знал, где мне начинать. Мне нужно закончить его строку и зарифмовать это с «СиЭнБиСи». И вот что я делаю. «И я, Кливленд Ди… – начинаю я. – Очевидность, дальновидность… Нет, мне нужна ликвидность… Рынок может взлететь или упасть… Меня уже ничем не напугать! Ведь в «Галеон» я торгую всем, даже биотехнологиями и здравоохранением…» Когда я заканчиваю, продюсер смотрит на меня с выражением лица в духе: «Ты что, шутишь?» Он проигрывает то, что мы только что записали, и звучу я ужасно, как робот, который не слышит тонов. Я читаю эти же строки во второй раз, уже чуть лучше. А потом еще и еще, девять попыток. И все девять раз продюсер отрицательно качает головой. Наконец, на одиннадцатый раз, он кивает с одобрением, и моя первая (и до сих пор единственная) настоящая рэп-песня появляется на свет. Да, пусть я не звучу как Чак Ди, Айс Кьюб или даже Ванилла Айс,[59]59
  Chuck D, Ice Cube, Vanilla Ice – известные американские рэперы.


[Закрыть] но все равно у меня есть свой CD-диск, который я могу отправить домой Натаниелю, а тот может его поставить и слушать на такой громкости, на какой захочет, заглушая всех ненавистников в штате Мэн.

В день вечеринки я сижу в баре через улицу от «Саппер Клаб». Крошка-Здоровяк попросил меня встретиться с ним перед вечеринкой. Он сказал, что у него есть для меня подарок. Он входит в бар после того, как официант принес мой первый бокал пива. Я шокирован тем, что на Крошке-Здоровяке спортивная куртка, темная, дорогая, может, даже «Армани». Но когда он поворачивается ко мне спиной, я вижу, что на спине куртки вышита какая-то эмблема, похоже на эмблему боевых искусств. «Терни бляха-муха Дафф», – говорит он. Он хватает меня за плечи и принуждает обнять его. Он или не замечает, или ему пофиг, что я пролил на него пиво. Крошка-Здоровяк заказывает «Хайнекен» и несколько шотов и затем говорит мне, чтобы я протянул руку. Он кладет что-то в мою ладонь. Я смотрю на нее и вижу малюсенький пакетик с застежкой-змейкой, который набит каким-то белым веществом. «Оторвись», – говорит Крошка-Здоровяк. Я не совсем понимаю, что мне делать. Кладу пакетик себе в карман и спрашиваю Крошку-Здоровяка, как у него прошел день. После того как мы поболтали о том о сем, он спрашивает: «Собираешься нюхнуть это в туалете или как?» Я улыбаюсь и ставлю свое пиво на стол. Захожу в кабинку, закрываю дверь и тянусь в карман. Я никогда раньше не видел кокс. Все, что я о нем знаю, – это то, что, когда я учился в университете, Лен Байас, наша местная звезда баскетбола, увлекался им, и его сердце остановилось, и еще если у тебя есть чемодан кокса, то на сто процентов твою дверь вышибет ногой Дон Джонсон и пробьет несколько дырок в твоей башке. Я, вообще-то, не знаю, как его использовать. Должен ли я высыпать его? Попросит ли Крошка-Здоровяк его назад? Поймет ли он, как много я нюхнул? Я что-то должен сделать. Нужно ли мне использовать весь пакетик? Я засовываю палец внутрь, слегка касаюсь порошка и кладу это небольшое количество себе на язык. Весь рот немеет. Закрываю пакетик и засовываю его обратно в карман. Я направляюсь обратно к бару. Немного погодя Крошка-Здоровяк просит отдать пакетик. «Пойдем взорвем тусовку», – говорит он. Мы оставляем свои ополовиненные кружки на барной стойке. Я надеюсь, он не понял, что я вообще не употребил кокаин.

Вечеринка была улетной. Спустя семь часов я стою снаружи и жду машину. Я вижу, как Крошка-Здоровяк садится в свою. Он останавливается, когда видит меня, и подходит. «Еще хочешь?» – спрашивает он, показывая на карман.

«Нет, спасибо», – говорю я.

«Крутая была туса, чувак, – говорит он. – Охеренная просто». Он поднимает вверх свою копию диска с песней и трясет ее, как будто она горячая. «Наш корабль «Галеон» – это хит. Каждый получил по диску, и я слышу, как люди напевают запоминающийся припев «Неси деньги в «Галеон».

Крошка-Здоровяк сидит на заднем сиденье своей машины, но дверь не закрывает.

«Хедж-фонд, у которого есть своя рэп-песня, – это может значить только одно», – говорит он.

«И что же?»

«Что его песенка спета».

Какой бы прекрасной ни была ночь, какими бы безграничными ни казались возможности Уолл-стрит, есть что-то прозорливое в словах Крошки-Здоровяка. Но все, о чем я могу думать, – это то, что моя песенка еще не спета. Для меня все только начинается. Пока представители продающей стороны устремляются на улицу, я слышу, как некоторые из них называют мое имя. «Крутой трек, Терни», – говорят они. И неожиданно я начинаю чувствовать, как мой «навык» начинает вырабатываться.

Глава 9

На Уолл-стрит есть поговорка: опаздывать – значит ошибаться. Технологические акции похожи на девятилетнего мальчика, жующего жвачку. Шар, который он надувает, настолько непропорционален и тонок, что наверняка взорвется. И, когда он взрывается, все лицо оказывается покрыто липкой и клейкой массой. Делать ставку на технологические акции – фишка Раджа, именно поэтому он и стал одним из тех, кто зарабатывает в хедж-фонде больше всех. Иметь негативный взгляд на рынок – против самой его природы. И опаздывать – тоже против его природы.

Я сижу за своим столом, и рынок беспрерывно растет. На моем экране совсем нет красных символов, все показатели только зеленые. «Готовьте пластиковые мешки, – кричит кто-то через весь стол. – Тех, кто сделал ставку на «короткие» позиции,[60]60
  «Короткие» позиции – если клиент берет у брокера бумаги в долг и продает их на рынке («продажа без покрытия»), то в этом случае клиент открывает так называемую «короткую» позицию. Если игрок уверен в падении цен на бумаги – он берет данные бумаги взаймы у брокера, продает их по текущей цене и старается позже откупить (то есть закрыть «короткую» позицию) по более низкой цене. Положительная разница цен продажи и покупки в этом случае обусловливает прибыль.


[Закрыть] будем выносить по одному». И потом в кабинете Раджа звонит телефон.

«Радж занят», – выкрикивает один из его ассистентов. Радж проходит мимо нашего отдела и заходит в небольшую конференц-комнату вместе с одним из аналитиков. Он закрывает деревянную дверь, но мы можем все видеть через стеклянную стену. Он почти никогда не закрывает дверь. Как у стада оленей, которое услышало выстрел где-то вдалеке, у каждого из нас навострены уши. Трейдеры обмениваются взглядами, вопрошая, понимает ли кто-нибудь, что происходит. Радж и аналитик говорят с кем-то по телефону. Все выглядит серьезно.

Спустя двадцать минут Радж зовет Гэри и Дейва к себе в кабинет. Остальные сидят и ждут. Спустя пару минут Дейв быстро выходит из кабинета и кидает мне на стол пачку заказов на продажу. Все заказы – технологические акции. Мне регулярно даются заказы на исполнение, чаще всего – это медицинские акции. Но обычно – один или два за раз. А сегодня пачка заказов реально огромна. «Продавай эти, не тупи, – говорит он. – Сделайте это, и ПРЯМО СЕЙЧАС!» У каждого трейдера в отделе по сорок заказов. Мы проводим гаражную распродажу – продано должно быть все. Мы или знаем что-то, или покидаем бизнес. Радж выходит из своего кабинета. Он прикладывает левую руку ко рту, как будто собирается что-то шептать, но вместо этого кричит аналитику: «Направь мне электронное письмо с серьезным обоснованием продавать акции «Нортел». Не забудь включить туда информацию о том, что они отказались от участия в конференции «Робертсон Стефенс». «Робертсон Стефенс» – это специализированный инвестиционный банк, базирующийся в Сан-Франциско. Раз в год он проводит технологическую конференцию, где собираются все серьезные игроки рынка и инвесторы, чтобы лично встретиться и поговорить об индустрии и будущем. То, что «Нортел», один из крупнейших игроков, отказывается от участия в последний момент, не обязательно значит, что у него плохие новости. Но это определенно можно истолковать именно так.

Тем временем мы налегаем на телефоны. Я раздаю четыре или пять приказов одновременно.

«Идите на рынок, – говорим мы брокерам. – Просто выполните эти заказы».

Кнопки на наших телефонах загораются, как на пульте управления «КьюВиСи»[61]61
  «КьюВиСи» (англ. QVC) – крупнейшая американская телевизионная сеть, специализирующаяся на продаже товаров посредством «магазина на диване».


[Закрыть] во время распродажи ювелирных изделий с камнями. Я ввожу отчет за отчетом, стараясь не делать никаких ошибок. И я все еще не раздал все свои заказы. Пачка на моем столе остается внушительной. Все кричат друг на друга. Я не понимаю, кто что говорит. Слейн, займись «Морган»! Гэри, ты продал двести пятьдеят тысяч акций CSCO. Руби, не трогай, блин, телефоны. Гэри, позвони в отдел опционов «Меррил». Керин, займись «Голдман». Поднимите трубку, поднимите трубку. Терни, «Пайпер» продал только сто тысяч акций CTRX, что будешь делать?! Слейн, «Морган» занят! Терни, у «Джи Пи Морган» есть отчеты. Поднимите трубку! Черт! Поднимите же трубку.

Это настоящий хаос. Я пытаюсь раздать все свои заказы, лежащие на столе, взять отчеты для каждого в отделе и внести их в нашу систему. В нормальный занятой день в «Галеон» бывает по сто заказов, но это за целый день. А у нас – больше в два раза уже сейчас, за один час. Я молюсь, чтобы не сделать ошибок. Спустя час полного бедлама комната наконец успокаивается. Мы сделали это. Мы продали около двухсот позиций. А теперь мы «флэт», у нас нет никаких акций. Невероятно!

В то время как все остальные на Уолл-стрит покупали, «Галеон» продавал. В начале дня было похоже, что рынок сильно вырастет, но сейчас, учитывая все наши заказы на продажу, он просто старается остаться в плюсе. Я отъезжаю от стола и наконец могу выдохнуть спокойно. Я просто рад, что все это закончилось. Но именно в этот момент Радж зовет Гэри и Дейва снова к себе. Что опять?

Это просто день сурка. Дейв возвращается и швыряет сорок новых заказов на мой стол, но теперь мы переводим все акции, которыми владели, в «короткие» позиции. Такой перевод – то же самое, что продажа, но без обладания акциями. Ты сначала продаешь, а потом надеешься выкупить это назад дешевле. Мы не только продали наши акции, теперь мы играем против них. Снова хаос, но в этот раз еще хуже, потому что мы пытаемся успеть до звонка о закрытии, который прозвенит через 30 минут. Трейдеры орут, телефоны разрываются, Радж спрашивает, закончили ли мы. А я не могу разобраться со своими мыслями. У меня нет времени думать. Я все время одним ухом на телефоне, другим – слушаю коллег по отделу и пытаюсь внести информацию о сделках. Когда звонок к закрытию наконец прозвенел, «Галеон» перевел 100 процентов своих акций в «короткие» позиции. Два часа назад мы имели пакеты почти всех технологических компаний, а сейчас все они – в «короткой» позиции. Это совершенно неизведанная для нас территория, такое уязвимое положение, в каком наш хедж-фонд не оказывался еще никогда.

В комнате – мертвая тишина. Радж стоит за столом Гэри; они смотрят, как новости ползут по ленте. Спустя две минуты после звонка к закрытию у «Нортел Нетворкс» ужасные показатели, прогнозы по их будущим доходам еще хуже. На вершине технологического пузыря компания росла быстрее, чем ее профессионализм. Теперь рост их акций остановлен. Это плохо не только для компании. Это плохо для всего рынка. Фьючерсы на вторичном рынке «убиваются», их цена резко упала. Пузырь вот-вот лопнет, и завтра мы заработаем тонны денег. Твою мать, шепчу я.

Затем Гэри инструктирует меня занести информацию о 10 тысячах опционов «пут»[62]62
  Опцион «пут» – опцион на продажу, в соответствии с которым покупатель опциона приобрел право (но не обязательство) продать определенное количество активов продавцу опциона по фиксированной цене в течение срока действия опциона.


[Закрыть] компании «Нортел» (1 миллион акций) при комиссии брокеру в 25 центов – в десять раз больше обычного. У меня такое ощущение, как будто я участвую в ограблении и Гэри только что вручил мне маску. Если мы не получили информацию раньше, почему мы платим дополнительные комиссии? Это, должно быть, деньги за молчание. Я заношу информацию о сделке, потому что мне так говорят. Но я не могу прекратить думать о том, насколько несущественным будет этот аргумент в качестве защиты в суде. Когда я показываю Дейву заказ, он говорит Раджу, что мы все сядем в тюрьму. Радж сразу же пытается сделать вид, что он тут ни при чем, отвечая, что это не его сделка. Вот блин.

Следующие несколько недель атмосфера в офисе напряженная и подозрительная. Пара моих коллег разговаривают об адвокатах. Дейв сказал мне, что Раджу звонили из Комиссии по ценным бумагам и биржам[63]63
  Комиссия по ценным бумагам и биржам (США) – агентство правительства США; является главным органом, осуществляющим функции надзора и регулирования американского рынка ценных бумаг.


[Закрыть] и спрашивали, почему он продал все свои технологические акции. Радж ответил им, что это произошло из-за отказа «Нортел» от участия в конференции «Робертсон Стефенс». В тот момент я вспоминаю, как Радж кричал аналитику, чтобы тот включил в свое электронное письмо информацию о том, что фирма не будет участвовать в конференции, и понимаю, что Радж тем самым создал письменное подтверждение своего алиби. И оно сработало. Его трюку поверили в КЦББ. Возможно, они ему даже пожелали хорошего дня, прежде чем повесить трубку.

В офисе проходят внутренние встречи с партнерами. Все хотят договориться о том, какую версию озвучивать в случае допроса. Я понимаю, что у Раджа есть алиби, электронное письмо от аналитика с перечислением причин, чтобы продать наш пакет акций. А мне сказано держать язык за зубами. Но слишком много людей на Уолл-стрит знают об этой сделке. «Та самая сделка «Нортел», как они называют ее. Реакция варьируется от зависти до благоговения. «Галеон» только что провернул дельце на миллиард долларов.