Текст книги "Боги & Боты"

Супер-стар

Во сне мой оазис рос и расцветал. Некоторые из путников, что пришли ко мне, стали задавать вопросы, просить совета, и я отвечал, как мог.

– Скажи, Уважаемый, что нас ждёт? – с каким-то узбекским акцентом и всеми этими ближневосточными интонациями.

– Смерть.

– А после смерти?

– Ничего.

– Но в чём тогда смысл нашей жизни?

– Смысл нашей жизни один – мы небольшая часть бесконечного процесса. Мы как крупинка песка, которая вносит свой вклад в то, чтобы появилась большая дюна, защищающая этот оазис от разрушительных ветров пустыни.

– Но где же здесь справедливость?

– Её нет нигде. Ни здесь, ни где бы то ни было. Кроме разве что мира детства, надзор за которым осуществляют наши могущественные и добрые родители. Вырастая, мы тоскуем по этому миру. Но рано или поздно мы должны понять, что реальность управляется силами, которым человек безразличен. Мы все должны стать взрослыми.

Люди почему-то слушали меня и не обижались, не уходили прочь. Это было странно. Когда их собралось десятка два-три, в оазис пришёл высокий путник с длинными волосами и редкой мягкой бородкой. Скорее всего, это был Иисус – собственно я его и ждал. Он также попросил разрешения отдохнуть и заодно присел послушать мои речи. Я волновался и готовился к возражениям с его стороны. Он был опытным и умелым оратором.

– Скажи мне, мудрый человек, – начал он, – что произойдёт с ребёнком, почти с младенцем, если у него забрать родителей и предложить ему жить в реальном мире жестоких сил природы и равнодушных к нему людей?

– Он погибнет или вырастет недоразвитым.

– А если взять подростка и забрать у него воспитателей, учителей. И сказать ему, чтобы он сам учился выживать?

– Он станет попрошайкой или воришкой, попадёт в тюрьму.

– А если взять обычного человека средних лет и забрать у него правителей со всеми их законами, полицией и армией. Что с ним станет?

– Его обворуют, заберут в рабство или убьют.

– А если, скажем, мы придём к пожилому человеку и лишим его заботы близких, помощи врачей…

– Он будет в отчаянии и умрёт раньше срока.

– Ты действительно мудр. Может быть, тебе хватит мудрости не лишать людей всего этого.

И он обвёл рукой всех сидящих и слушающих нашу беседу… Среди них были и дети, и подростки, и зрелые люди, и даже старики. Они смотрели на нас, и в их глазах я прочёл жажду утешения. «Им не нужны знания», – подумал я.

– Им нужна любовь, – добавил Иисус.

– Тогда мне не о чем говорить с ними… Я не хочу никого утешать. Мне нужны сильные люди, чтобы помочь им стать ещё сильнее.

– Мы не выбираем тех, кто обращается к нам за помощью, – его логика казалась безупречной.

– Да… согласен… это они выбирают нас, но… если позиция учителя уже озвучена, если он уже начал проповедовать, то его будут выбирать те, кому это учение по каким-то причинам близко.

Я пытался по ходу дискуссии нащупать логику, обосновывающую мою позицию, но правда была явно на его стороне.

– И ты уверен, что количество выбравших тебя будет достаточно, чтобы сделать то, что ты задумал? Иными словами, ты уверен, что сильных людей, которые при этом ищут помощи, хватит с лихвой?

– Нет, Иисус… не уверен. Я что-то в этом сомневаюсь.

– Слабых людей легко объединить – они нуждаются в единстве как в силе. Они вообще нуждаются в могуществе, которое им можно посулить в будущем. А как объединить сильных, каждый из которых готов погибнуть в гордом одиночестве, лишь бы не просить никого о помощи?

Я открыл рот, чтобы ответить… но не нашёл слов… хотел что-то спросить у него, но он присел на корточки, расправил полы своей мешковатой одежды, обратился в птицу и улетел. Люди проводили его взглядами и снова обратились ко мне всё с той же надеждой в глазах… Но я не знал, что им сказать… Подул ветер… с моего дерева стали опадать листья… Трава в оазисе пожелтела… страждущие стали потихоньку расходиться… и я снова остался сидеть один посреди пустыни с палочкой в руках…

…

Посреди ночи бот разбудил меня и сказал, что нам надо ехать в студию. С одной стороны, я был не против, так как выспался. С другой стороны, посчитал это бесцеремонным и высказался в том плане, что ему следует предупреждать меня заранее. «А, вам следует купить себе персонального бота и адаптировать все его настройки под себя». Крутой он, этот юрист-бот, в обиду себя не даст.

В шкафу я нашёл кучу свежего белья и купленные накануне шмотки. Из них я решил надеть простые джинсы и рубашку. Сам для себя я разделил мой неприхотливый гардероб на что-то демократичное, – именно так я и оделся, и на нечто официальное, как раз для этих целей и служили несколько классических костюмов, которые я убрал в шкаф. Одеваться приходилось так – накидываешь на себя сзади раскроенные брюки и сводишь их края спереди. Края сращиваются, и брюки сидят на тебе как влитые. Так же и обувь – всё тот же механизм сращивающихся половинок верха. Технически это и не было настоящей джинсовой тканью – нано-имитация. Дваноля сказал, что настоящая джинсовая ткань обойдётся мне раз в 10 дороже.

Ночная Москва была ещё красивее – те же самые дома, поразившие меня днём своими проекциями, выглядели ещё более роскошно и маняще. Мы ехали по улице, которую фактически освещали все эти картинки, изображавшие фантастические пейзажи других планет, красоту морских глубин, эротические сцены… По дороге Дваноля объяснил мне, что Посев состоялся вечером. За первые полчаса контент скачало несколько миллионов ботов. Учитывая, что некоторые боты принадлежали целому домохозяйству, увидеть меня и мои приключения с Сиреной могло около 10 миллионов человек. Но, повторил бот, это только за первые полчаса. Контент, оказывается, миксуется и монтируется в самых разных форматах, стилях и переводится на разные языки. В том числе и теми, кто покупает права на перепосев. Их зовут блогерами. Я не смог ничего посмотреть своими глазами, так как бот предупредил о реально высокой плате первого посева, и напомнил, что мы и так потом сможем скачать все варианты прямо в студии.

Перед входом в студию висело объявление «Боты и гаджеты запрещены», а также иллюстрация, на которой был перечёркнут открывающий дверь скелетоподобный робот. И мы расстались. В фойе помимо него ожидали своих хозяев другие механизмы. Часть из них была такой же человекоподобной, в основном, в деловых костюмах, как и мой юрист. А часть была, видимо, сделана по уникальным заказам, так как не повторяли друг друга ни на сантиметр.

Например, на полу возился с солдатиками бот в виде малыша в подгузниках. А рядом с ним, видимо для охраны, сидела немецкая овчарка, тупо уставившись вдаль. Поодаль толпились человекоподобные боты. Их взгляды также были остекленевшими, а позы застывшими. Лишь один занимался чисткой своего костюма.

…

В гримёрке я поздоровался с Минхом. Больше знакомых лиц там не было… хоть я и зашёл туда с повышенным пульсом в надежде увидеть ЕЁ. На диване сидел старичок в винтажном вельветовом костюме, в глубине гримировалась роскошная женщина, рядом с ней суетилась ещё одна, вероятно, из съёмочной группы. Минх много улыбался и шутил: «Всё-такии решили ат меня уйти в другую кампаанию, даа? Не вызываал, значт, доверия? Ай-я-яай»… и на мой смущённый вид тут же добавлял: «Да ладнаа! Не переживайтее! Мне за ета и плаатят, чтоп я вызываал паранойю – етаа Архетип Тении…[42]42
  Термин из теории Архетипов К.Г. Юнга. Тень – архетип вытесненных в бессознательное асоциальных и неприемлемых для нашего самовосприятия импульсов. В мифологии и массовой культуре персонажи, символизирующие Тень, часто подлые и опасные соперники, иногда способные стать помощниками, но чаще – вредны.


[Закрыть] что-то типаа Дьявла в человечскаам абличии». Я ничего не понял, но кивнул понимающе.

Вместо грима на лица и одежду всех действующих лиц ботами-гримёрами наносились крохотные точки. Как мне объяснили, эти точки нужны для сканирования и последующей компьютерной обработки изображения. Многие подписчики подобного контента не смотрят его на плоском экране. С помощью персональных настроек они помещают героев шоу в антураж своей гостиной. Кто-то будет сидеть на диване, кто-то – в кресле. Гости будут выходить не из гримёрки в студии, а из коридора каждого конкретного зрителя. И тот может смотреть на всех участников с любой стороны, приближаясь и удаляясь, любуясь гладкой, красивой, молодой кожей, какой бы она на самом деле ни была. Сказали также, что вся эта система начала разрабатываться и совершенствоваться где-то лет десять спустя после моего ухода в мир иной.

– Вы жили в прекрасное время, молодой человек, – произнёс интеллигентный старичок, сидящий на диване с чашкой чая. – Не понимаю, как вас угораздило добровольно покинуть его. Зачем? Вот ведь какая ирония. Кто-то через века может вот так запросто называть прекрасной какую-нибудь эпоху, где страдали и гибли люди. И даже тосковать, что он не в то время родился. Ему ведь невдомёк, этому выросшему в рафинированной комфортной среде, что такое, когда твои родственники пропадают без вести. Машину моего дяди нашли на подмосковной трассе, а его самого – нет. У него был небольшой продуктовый магазин. Возможно, кому-то ещё этот магазин понравился. «Поиграл, теперь дай мне поиграть». Отец мой, в конце концов, бросил заниматься бизнесом, устав от бесконечных разборок с партнёрами, от киданий и невозврата долгов, от вымогателей-чиновников и рэкетиров. Возможно, тем самым он избежал для себя печальной участи. Друг, у которого была своя фирма, умер с непонятным диагнозом. Кто его знает, от чего? Фирма, по крайней мере, после его смерти оказалась у других людей. Моих знакомых брали в заложники, ещё совсем юных. А одну девушку, однокурсницу-отличницу посадили в СИЗО после облавы в ночном клубе – стали шить распространение. Что уж говорить о простых смертных, когда даже знаменитостей стреляли как воробьёв и вымогали из них все деньги и иную собственность. Может быть, большая часть людей в наше время просто не знала, с кем нужно дружбу водить? А может, все мы участвовали в каком-то эксперименте на выживание? Может, нет смысла жаловаться на судьбу, ведь выжили, в конце концов, сильнейшие… или хитрейшие.

– Вы жили в прекрасное время, молодой человек. Не понимаю, как вас угораздило добровольно покинуть его. Зачем?

– А вам не приходит в голову, что вы, возможно, несколько идеализируете это моё время… с такого расстояния не понять, что значит жить в 90-е годы 20-го века.

– Может, вы и правы… Возможно, это было и не очень счастливое время. Но ведь, насколько я знаю, вы умудрились застать и советскую эпоху, и ельцинские реформы, и приход Путина, – кого-кого?[43]43
  Комментарий к эпизоду: В.В. Путин стал премьер-министром 1999 году, когда главный герой уже не мог следить за политической ситуацией в стране.


[Закрыть]… этот мужик, видимо, историк какой-то, – это же начало начал нашей новейшей истории. Мы сейчас практически отсчёт ведём с тех времён. Получается, что вы жили в одну из самых ярких и последних революционных эпох. С тех пор уже больше ничего значительного не происходило. Революции и диктатуры закончились… – он вздохнул.

– Революции закончились, говорите… понятно… интересно, это только у вас такая ностальгия по революциям или у других тоже?

– А вас это почему интересует? Неужели хотите поднять наш рафинированный и пресыщенный народ на смену режима?

Все в гримёрке посмеялись, а я промолчал… подождём… ещё не время.

Бот – помощник режиссёра подошёл ко мне и попросил пройти за ним. Гримёрка оказалась просто отгороженной зоной в большом пространстве студии. Пройдя через все загородки, я оказался посреди сплошь окрашенной в зелёный цвет сцены, на которой и столы, и стулья, и стены – всё было зелёным. Микрофоны и камеры, – или лучше сказать сканеры, в огромном количестве свисали с потолка, стояли по всей площадке, окружая мебель и предполагаемых участников, в расчёте зафиксировать любое движение самой мелкой мышцы.

Мне показали на кресло, стоящее посреди сцены, где неподалёку присел Рикки и лучезарно улыбался мне. Половина его одежды была мужским костюмом, половина – женским платьем, с обнажённой женской же грудью и рукой.

– Daami i goospada, praashu-vstrechayte – naasha novaya zvezda, roodom iz proshlogo.[44]44
  Даамы и гооспода, проошу-встречайте – нааша новая звезда, роодом из прошлого.


[Закрыть]

Примерно также он мог представлять выход акробатов в цирке.

– Ааа… takje avtor dream-content’a, porvavshego ves’ mir last night. Vashi plodismenti![45]45
  Аaa также автор дримконтента, порвавшего весь мир накануне вечером. Ваши аплодисменты!


[Закрыть]

Всю речь сопровождала нагнетающая интригу музыка, которая под конец разорвалась фанфарами. В полумраке зала сидели и аплодировали люди: всё как в старые добрые времена, – или боты, что гораздо прагматичнее, – в новые. Проходя к своему креслу, я пытался их разглядеть повнимательнее. Свет направили на одну зону зрительской секции, и там я увидел группу девиц в чёрно-белых париках, прямо как в моём сне, и с транспарантами, на которых было написано: «Я вазму тваи гени». Они всячески демонстрировали свою страсть, снимали майки, обнажая грудь, слали воздушные поцелуи, визжали… видимо, так было задумано.

Наконец, я подошёл к креслу и сел.

Музыка и аплодисменты затихли.

– Рикки, скажите, – я прервал на полуслове, только он воздуха в лёгкие набрал.

– Даа? – удивлённый и настороженный, но всё такой же жеманный голос.

– В ваше время мужчина без женской груди уже не может привлечь аудиторию к экранам?

Смех в зале.

– Ат он какои! Сразу в атаку! Ета клинч…

Аплодисменты, которые, видимо, крайне нужны сейчас ему и его редакторам, чтобы собраться с мыслями.

– Не будте фрикам – а то ришим, шта ви пришли к нам в сваем нафталине, марали читат. Признаитес, вам нравится, аааа? – он слегка выпятил обнажённую грудь и подмигнул, а зал снова засмеялся. – Глаз атарват ни можите!

– Если я сейчас подниму средний палец, вы тоже какое-то время не сможете на него не смотреть. Что же касается процессов возбуждения… влечёт то, что скрыто, а не выставлено напоказ.

– Атлична. Гаварим а воз-буж-дении. Внимание – екран!

Свет слегка приглушили и первое, что я услышал, был ЕЁ голос: «Иии… С чего стартуем?» Потом я увидел свой первый, – и единственный, если не считать сна, половой акт с Сиреной. Со стороны это выглядело омерзительно, хотя технологии впечатляли. Проекция всей сцены выходила настолько глубоко со стены к нам в студию, что создавалась иллюзия реального присутствия. Далее шёл наш диалог по поводу лесбиянства и её последняя фраза «Ни на каво не нападат. Гуд? Я – бистра». Все сцены были сняты с разных углов и, как я понял, стены в палате были прозрачными – за нами со всех сторон наблюдали и фиксировали на камеры. Зал немного поаплодировал, и свет снова вернулся в студию.

Рикки обернулся ко мне.

– Ну, шта кажите? В ВАШЕ ВРЕМИА диву в пастел без насилиа не клали?

Пока звучали бурные аплодисменты, я думал: «о, как они всё повернули – молодцы, он бы один не сообразил, это явно целая команда сидит за пультом и дирижирует всем спектаклем».

– Ну, вот, чё пристали? Она же сама сказала: «Работа у меня такая»… Ну, да ладно…

Я вздохнул и начал читать им лекцию по истории. Рассказал, что родился и вырос в СССР, про тогдашних дикторов, про систему воспитания в школах и семье, про фильмы советские и статью за изнасилование, которую даже зэки презирали.

Рикки приставил к подбородку кулачок и кивал, демонстрируя внимательнейшее слушание. Я рассказал немного про 90-е, про то, как всё резко изменилось. Система ценностей поменялось почти моментально во всём обществе. Как изменилось телевидение и кино-продукция в том числе. Но, при этом изнасилование женщины по-прежнему оставалось табу. И также по-прежнему на его фоне правильные герои могли показать свою удаль и спасти жертву от преступника.

– Оочен интересно. Но всио же – как нащёт маиво вопроса?! – они, наверное, думают, что сейчас оправдываться начну.

– По моему поведению и даже по моему сну СЛОЖНО судить о том времени, в котором я жил. Время само по себе. Я – сам по себе. Общество не возносило меня на вершину популярности, и потому моё публичное поведение и мой имидж нельзя считать зеркалом людских ожиданий и предпочтений. Боюсь, мой поступок в любом цивилизованном времени вызвал бы отторжение, негодование. Он – плохой, что уж скрывать. А вот по вашему поведению и по вашему имиджу об обществе судить можно. Вы то – на вершине.

– И как судите?

– Ваш внешний вид кажется мне несколько комичным, хотя… чувствую я и некую печаль – думаю, это свидетельство УПАДКА… вкусов. Я оглядываюсь вокруг и понимаю – вкусы деградируют, деградирует человечество. Это не может не печалить.

– И шта не устраиваит? Мала брутална на ваш вкус?

– Мой вкус тут не причём. Я же мужчинами не интересуюсь. Хочется понять современных женщин – неужели им… такое… нравится?

– Так даваите у них и спросим!

– Iitak, u nas v gastiaah, Sirena! I eyo girl-friend – Kristina. Vstrechayte![46]46
  Иитак, у нас в гостяях, Сирена! И её подруга – Кристина. Встречайте!


[Закрыть]

Зал буквально взорвался аплодисментами. Люди повставали со своих мест. Засвистели и даже стали выкрикивать «Sirena! Mi love you![47]47
  Сирена! Мы тебя любим!


[Закрыть]» и тому подобное. На сцену вышли моя медсестра и её обворожительная спутница в открытых вечерних платьях. Спутница была похожа на неё как сестра-близнец, но только с рельефными мышцами. Они красиво прошлись под руку, а Рикки вскочил их поприветствовать. Это выглядело примерно так – приблизившись к Сирене, он, кончиками пальцев придерживая её за запястье, повернул голову сперва влево, а потом вправо, слегка вытягивая губки. Она при этом сделала то же самое синхронно с ним и присела на место, куда он показал. Потом те же процедуры были проделаны с её спутницей.

В конечном итоге они обе уселись на соседнем диванчике по другую сторону от Рикки. Мне почему-то всё это напоминало американское шоу Джерри Спрингера![48]48
  «Шоу Джери Спрингера» появилось в начале 90-х в США.


[Закрыть] По идее мы сейчас должны выяснять отношения. Может, даже подраться. Рейтинг бы у них тогда взлетел до небес.

– Паздроваитес? – Рикки посмотрел на меня и на неё по очереди.

– Кх… – предательский комок в горле заставил откашляться. – Здравствуй, Сирена.

– Прива! – она так умела это произносить, что я тут же поплыл, а зал умилённо вздохнул.

– Rikki, a mona ya skazhu etamu percu?[49]49
  Рикки, а можно я кое-что скажу этому перцу?


[Закрыть]

– Даразумеется. Валаите, – кажется, он хотел сказать «Валяйте» – похоже, его это всё только веселило.

– Пaслушаи, ти! – я уже и так смотрел на неё, и она могла не привлекать к себе внимание каким-то специальным образом, но, видимо, завелась лесбиянка, долго держала в себе этот гнев.

– Kris, ti abischala!

– Shut up!

Вот кто тут настоящий мужик! Это вам не Рикки. Эта тётка настоящий, реальный пацан! Щас она мне покажет!

– Da. Ya abischala, paka ne videla eti kadri, a patom slushala, cho on tut plel!.. I teper imu vse kazhu[50]50
  Да. Я обещала, пока не видела эти кадры, а потом слушала, что он тут плёл… Я теперь ему всё скажу.


[Закрыть].

Зал замер в напряжённом ожидании. Я сам был уверен, что меня сейчас сравняют с землёй, выльют на меня помои, оттаскают за волосы и так далее. А сколько ещё сидящих перед своими мониторами людей увидят это ток-шоу после посева!? Наверное, они так же застынут, перестав на минуту пихать себе в рот очередной бутерброд.

– Думаиш, ти асобенн? Думаиш, тибе всео мона..?

И тут я как будто отключился… я просто перестал слышать всё, что она говорила, брызгая слюной и выставляя в мою сторону свой указательный палец… как будто звук выключили… я больше ничего не слышал, только одно повторял в своей голове «…думаиш, ты асобенн…»

Потом я очнулся, когда понял, что она больше не кричит, а все, в том числе и Сирена, смотрят на меня с недоумением, как будто ждут какой-то реакции. Может мне вопрос задали… не знаю. Но я не стал молчать. Сказал, что думал, в наступившей тишине медленно и спокойно:

– Странное дело. Задай мне кто-то этот вопрос сто лет назад, я бы не сомневался в ответе… Но теперь задумался… Странно это всё…

– ШТА? – Рикки нетерпеливо заёрзал.

– Ощущать, что ты – ОСОБЕННЫЙ.

– Ета всо? Ви болше ништа не хатите…?

– А что ещё..? Эмм… Сирена, – зал снова замер, – мне действительно жаль…, хотя, вроде жалеть не о чем, – все шумно выдохнули. – Жаль, что тот второй раз был только в моём сне… тебе бы понравилось…

По залу пробежал какой-то вздох недоумения. Сирена глупо хлопала ресницами, а Кристина сорвалась с места и побежала ко мне с явно агрессивными намерениями. Меня никто, видимо, не собирался защищать, поэтому я сделал то, что подсказало мне моё тело – кинулся навстречу, чтобы не встретить её в сидящем положении, при этом, не сообразив сразу, что с её скоростью не успею разогнуться. Так я и остался в согнутом положении, словно игрок в американский футбол или в регби. В результате моё плечо встретило её живот на суммарной скорости движения наших двух тел. Женщина согнулась пополам и захрипела. Я отошёл, она упала на спину и стала с хриплыми звуками хватать ртом воздух. Сирена бросилась её спасать, а я отошёл ещё дальше и даже сел на своё место, не совсем контролируя свои действия из-за выброса адреналина.

В этот момент на сцену вбежала два бота, которые встали между нами, не понимая своей функции в этот постконфликтный момент. Зрители свистели и выкрикивали кто что: «Tak eyo!», «Day yey ischo!», или «Padlec!», «Fucking sheet!»… Рикки азартно обсуждал что-то с невидимым существом в своём ухе. Сирена рыдала, гладя подругу по лицу.

Через секунду на сцену выбежали боты в медицинских халатах и с носилками – они уложили Кристину на них и унесли за пределы студии. Сирена бежала вслед за носилками, не прекращая плакать. Зал проводил её благодарными аплодисментами и затих в ожидании продолжения действа. Силовые боты тоже испарились.

– Ух! – наконец сказал постепенно приходящий в себя Рикки. – А у нас сиодна сплашнои клинч… Шо кажите?

– А ничо, – в этот момент я отчётливо услышал одинокий девичий крик из зала, – «иа вазму тваи гены», – его поддержали жидкие аплодисменты.

– Ну, следуим некст. Внимание – екран!

На Екране появилась подпись «дримконтент» и зрители увидели отрывок из моего сна, к сожалению, плоский. Там где я высказывал Сирене свою «концепцию» всех тягот размножения генетических лесбиянок в ситуации конца света. Учитывая характер сна, не было видно ни меня, ни всей обстановки со стороны. Ракурс был один-единственный – из моих глаз. Зато все увидели ЕЁ… то есть не реальную Сирену, а Сирену глазами моего невротичного бессознательного. Она была ещё прекраснее. Даже с какой-то подсветкой и дымкой вокруг лица, чем-то вроде ореола.

– А с каметой ви ни ашиплис! – зал слегка похлопал.

– Не понял.

– Забеити. Абетам позжи. Калитес, ви – гамафоп. В ваше времиа ето било норм, и ваши корни там, в двацатам веки…

– Не буду колоться. Хватит принуждать меня к согласию с вашими клишированными оценками.

– Ну, тк аткротес мне, Сим-Сим. Зачем диве мазги пудрили пра ката-строфу? – опять зал замер… а я тщательно подбирал слова, чтобы не ляпнуть что-то невпопад.

– Я просто хотел её… а, возможно, и был влюблён в тот момент…

Зал выдохнул и заволновался, какие-то недовольные выкрики, шептания… Рикки тоже был недоволен. По крайней мере, нахмурился.

– Ви риал синк – ета ок, как причина?

Все опять замерли… и я понял почему… они замерли в надежде. Все люди в глубине души хорошо ко мне относились и, негодуя, всё же надеялись, что я не такой. И что я рано или поздно скажу что-то хорошее и доброе, может, повинюсь, и они успокоятся.

– Да, – у меня не было никаких сомнений, что именно так и нужно ему отвечать.

– Мне, признаться без разницы, что будет с этими бедолагами, когда медицины не станет. Меня волновало тогда только то, что мне была нужна эта женщина – что в этом неестественного? А для этой цели все средства хороши, так было всегда…

– Ета истественна, да, но… не слишкам ли прима? Ми не зоо, ми – лиуди! – и, не дав мне ответить, тут же продолжил. – Встричаите иксперта – пиэчди, прафесар истарической психолоджи, Виктор Ваинштеин! – в зал вошёл давешний старичок и сел там же, где сидели Сирена с подругой.

– Прива, Виктор, кажити, – шта причина такова?

– Добрый день, Рикки, а можно я буду говорить на диалекте нашего гостя?

– Мона. Тока астарона! Наш «гост» не лиубит промахов, – в зале жиденько посмеялись.

– Я постараюсь. Итак, ваш вопрос, если можно так сказать, – классический. Что первично: внутренняя мораль мужчины, его культурный уровень и уважение к чувствам других людей, с одной стороны, или отсутствие в его жизни реальных побед на личном и карьерном фронте, высокая конкуренция со стороны других мужчин, менее деликатных, чем он?

– Очен интерест…

– Если раньше, до появления точных методов исследования в психологии ещё существовали споры на эту тему, а в быту люди скорее полагали, что на первом месте внутренние факторы – мол, мужчины либо изначально плохие, либо хорошие. То теперь наука даёт однозначный ответ. На первом месте – именно ВНЕШНИЕ ограничения, которые появляются как в результате жёсткого воспитания, так и в ситуации слабой конкурентоспособности данного мужчины, – Рикки стал показывать ему жестами, чтобы тот двигался ближе к теме. – Ощущение постоянных побед запускает выработку тестостерона, который в свою очередь толкает самца на всё новые и новые завоевания[51]51
  В этом и других местах автор подражает аргументации этологов и социо-биологов, которые выводят многие мотивационные и поведенческие особенности полов из инстинктивных программ и гормональных процессов.


[Закрыть]. Отсутствие побед, ощущение себя неудачником снижает уровень тестостерона. Природа как бы сообщает данному индивиду, что его гены не самые лучшие и ему не стоит много спариваться, строить карьеру, заниматься предпринимательством или политикой. Лучше уединиться, жениться, возможно, заняться культурными вопросами, не связанными с соревнованием; философией, где много размытых недоказуемых спекуляций. А может и вообще перейти в мир иной, усыпить себя…

– Ага!

– Да. Помните, эксперимент, который провели в 2071-м году? Когда только появилось первое оборудование для считывания человеческих фантазий. Взяли нескольких добровольцев и предоставляли им в течение пары недель всё, что только у них ни появлялось в качестве желаний или мечтаний. Параллельно замеряли их религиозность, совестливость и прочие моральные свойства, как в интервью, так и с помощью всевозможных тестов, подстав, разыгранных актёрами… Помните..? Под конец эксперимента они растеряли чуть ли не все морально-этические качества, какие у них были.[52]52
  Вариация по мотивам известных социально-психологических экспериментов 20-го века в Америке. В первую очередь намёк на знаменитый Стэнфордский эксперимент Ф. Зимбардо, в котором обычные люди были разделены на заключённых и охранников. Многие «охранники» расстроились, когда эксперимент был прерван раньше времени, так как, получив безмерную власть, они постепенно превращались в садистов.


[Закрыть]

– Стоите, ви микаите, что наш герои бил лузом и фрикам?

– Есть у меня такая гипотеза, – ишь, какой умник. – Помните, как неуверенно автор контента говорил о возможности использовать свои накопления?

– Точна! Некст, вспомним кое-чта исшо. Внимание – екран.

Дримконтент.

Заплаканное лицо Сирены в маске и мои слова «У меня не было никого до тебя, поверь…». Снова свет в зале и снова этот Рикки:

– А шо, и, правда, ни било? Итс оочень сириоз сказано, а не патаму, что «все сред-ства хара-ши»… – это уже было обращено ко мне.

– Может, было, а может, и не было. Не хочу комментировать.

– Ну, и хак виз ю. Кажите тагда ви, пра-фессор, шта с теста-стеронам етим? Аткуда взиалсиа за ста лет?

– А вот этого я не знаю. Наблюдая за его, извините, за вашим поведением, – он посмотрел на меня, давая понять, что старается соблюсти старомодные приличия, – я вижу такой настоящий брутальный мужской характер, что говорит о высоком уровень гормона. Но я не могу себе представить, что такой человек мог почувствовать себя лишним в конце 20-го века. Мы с вами прекрасно осведомлены о том, какие тогда были времена… времена для настоящих мужчин, времена новых возможностей и перспектив, – ну вот, опять он свою песню запел.