Текст книги "Друид Шаннары"

ГЛАВА 8

Вот уже восемь дней Колл Омсворд был узником Южного Стража. Его камера помещалась почти на самом верху гранитной башни. Днем сквозь щели в ставнях пробивались тонкие лучики света. Колл видел синие воды Радужного озера и изумрудную зелень деревьев, слышал голоса птиц. Ночью тишину нарушали завывание ветра да протяжная перекличка воинов в горах Ранн, где протекала река Мермидон.

Постелью ему служили циновки. В камере помещались лишь деревянная скамья и стул. Тяжелую металлическую дверь никогда не открывали.

Порой он улавливал запахи пищи, но они не имели никакого отношения к еде, которой его кормили. Поднос просовывали, откинув доску, укрепленную на шарнирах у основания двери. То, что ему давали, он съедал, а подносы складывал в кучу у двери – там они и оставались. Откуда-то из глубины доносился гул, как будто под основанием замка работали гигантские механизмы или начиналось землетрясение. Когда Колл прикладывал ладони к стене, он чувствовал, как камень вибрирует. Днем становилось жарко, даже стены, пол и двери нагревались. По ночам он дрожал от холода. Иногда, когда царившее вокруг безмолвие нарушало лишь далекое гудение насекомых в кронах деревьев, Коллу казалось, что он слышит за дверью шаги. Они то приближались, то удалялись.

Колл чувствовал, что за ним наблюдают. Он ощущал на себе чей-то пристальный взгляд – его изучали, за ним следили. Порой он слышал чье-то дыхание, но как только начинал прислушиваться, улавливал только свое.

Днем он ходил по камере, смотрел на мир сквозь узенькую полоску в ставнях, прислушивался к звукам, вдыхал запахи. Почти все время он проводил в размышлениях. Одиночество, на которое его обрекли, не должно сломить его волю. По крайней мере, его мысли оставались на свободе. Колл очень тревожился за Пара, и, когда вспоминал о брате, слезы наворачивались на глаза.

Ему казалось, что все позабыли о нем. Жизнь продолжалась, и, может быть, все давно изменилось. Время тянулось медленно, бесконечно, чередою секунд, минут, часов, дней… Он затерялся среди теней, в полумраке, почти в полном безмолвии, существование его утратило всякий смысл.

Но он старался не падать духом. Колл постоянно думал о побеге, однако дверь и окно крепко заперты, стены и пол – прочны и непроницаемы. К тому же у него не было никаких инструментов. Он прислушивался к шагам охранников, дежуривших снаружи, хотел разглядеть тех, кто приносил еду, но они никогда не показывались. Побег казался невозможным.

Размышлял он и над тем, как послать весточку о том, что он здесь. Он мог бы нацарапать свое имя на клочке тряпки, но зачем? Ветер скорее всего отнесет послание к озеру или забросит в горы, и никто его не найдет. А если когда-нибудь и найдут, то, вероятно, будет уже поздно. Может быть, закричать что есть сил? Но отсюда его никто не услышит. Рядом с башней не было никаких селений, да и камера его находилась слишком высоко.

Когда отчаяние овладевало им, он призывал на помощь воображение. Представлял, как выглядят его тюремщики. Перед глазами проплывали картины из жизни замка: заговоры, интриги. Он становился участником самых невероятных событий. Пар и Морган, Падишар Крил и Дамсон Ри, дворфы, эльфы и южане – все они являлись в черную башню, чтобы освободить его. К ним присоединялись отряды отважных спасателей. Но все их усилия были тщетны – никто не мог до него добраться. И тогда все отказались от дальнейших попыток. За стенами Южного Стража продолжалась жизнь, а Колл по-прежнему оставался узником.

Проведя неделю в неволе, Колл Омсворд впал в отчаяние.

И тогда, на восьмой день его заключения, появился Риммер Дэлл.

День выдался дождливый и пасмурный, низкие, тяжелые грозовые тучи застилали небо, вспыхивали молнии, гром грохотал во мраке долгими глухими раскатами. В воздухе висел запах сырости, в камере Колла царил леденящий холод. Он стоял у окна, глядя сквозь щели в ставнях, прислушиваясь к реву реки Мермидон, которая бурлила где-то внизу, в каньоне.

Услышав, как поворачивается ключ в замке, Колл не сразу обернулся, он подумал, что это ему показалось. Потом открылась дверь, и перед ним предстала закутанная в плащ фигура: высокая, темная и грозная, безликая, с расплывчатыми очертаниями – настоящий призрак ночи. Коллу тотчас же пришла в голову мысль о порождениях Тьмы, и он пригнулся, готовясь защищаться, в отчаянии оглядывая камеру в поисках хоть какого-нибудь оружия.

– Не бойся, житель долины, – тихо проговорил призрак. Голос его показался Коллу знакомым. – Здесь ты в безопасности. – Призрак закрыл за собой дверь. Колл увидел сначала черное одеяние с эмблемой белого волка, затем левую руку, по локоть затянутую в перчатку, и, наконец, худое узкое лицо с рыжеватой бородой.

Да, это был Риммер Дэлл, и Колл не удивился – ведь Федерация считала его, Колла, опасным преступником. Вместе с Паром, Дамсон и Кротом он проник через туннели под Тирзисом в покинутый Дворец королей древнего города, а оттуда братья Омсворды отправились в Преисподнюю на поиски утраченного Меча Шаннары. Колл остался охранять вход в склеп, в котором, как предполагалось, находится меч, а брат вошел внутрь. С тех пор он не видел Пара. Колла кто-то схватил сзади, он потерял сознание и больше ничего не помнил.

Теперь он, по крайней мере, знал, что его тюремщик сам Риммер Дэлл, который несколько недель назад явился в Варфлит за братьями и с тех пор охотился за ними.

Первый Ищейка внимательно смотрел на Колла:

– Ты отдохнул?

– Глупый вопрос, – не раздумывая выпалил Колл. – Где мой брат?

Риммер Дэлл пожал плечами:

– Не знаю. В последний раз я видел, как он выходил из склепа с Мечом Шаннары.

Колл удивленно посмотрел на него:

– Ты был там, внутри?

– Был.

– И позволил Пару забрать Меч Шаннары и уйти?

– А почему бы нет? Меч принадлежит ему.

– Ты хочешь, чтобы я поверил, – тихо сказал Колл, – будто тебе нет дела до того, что Меч Шаннары находится в его руках? Что тебе это совершенно безразлично?

– Не совсем так.

Колл помолчал немного и сказал:

– Поэтому ты отпустил Пара и держишь меня в плену.

– Да.

Колл недоверчиво покачал головой:

– Зачем?

– Чтобы защитить тебя.

– От кого? – рассмеялся Колл.

– От твоего брата.

– От Пара? Да ты, верно, считаешь меня полным идиотом!

Первый Ищейка скрестил на груди руки.

– У меня есть и другая причина держать тебя здесь. Рано или поздно твой брат начнет искать тебя и придет сюда. Я хочу побеседовать с ним.

– Значит, Пару удалось спастись! – В голосе Колла звучала ненависть. – Он отыскал Меч Шаннары и каким-то непостижимым образом ускользнул от тебя, а теперь ты используешь меня как приманку, чтобы поймать его. Ну, это тебе не удастся! Пар не так глуп.

– Если я сумел захватить тебя, неужели ты полагаешь, что твоему брату удалось бежать? – усмехнулся Риммер Дэлл и сел на стул. – Я расскажу тебе все, Колл Омсворд, если ты захочешь выслушать меня. Ну как, ты готов?

Некоторое время Колл молча изучал лицо своего собеседника. «А что мне терять?» – подумал он.

Риммер Дэлл откинулся на спинку стула.

– Я расскажу тебе о порождениях Тьмы. Они совсем не такие, как тебе внушили. Они – не чудовища, не призраки, одним своим присутствием отравляющие Четыре Земли, только и мечтающие о том, как бы уничтожить народы. В большинстве своем они – жертвы обстоятельств. Это мужчины, женщины и дети, обладающие некоторой долей магии в результате эволюции человека на протяжении многих поколений. Федерация преследует их, как диких зверей. Ты видел бедняг, запертых в Преисподней. Знаешь, кто они? Это порождения Тьмы, которых Федерация лишила свободы, голодом довела до безумия, и они стали хуже животных. Ты видел лесную женщину и великана на пути в Кальхавен. Они не виноваты в том, что с ними стало. – Едва Колл попытался перебить его, Риммер Дэлл резко поднял руку. – Дослушай меня, житель долины. Ты удивляешься, почему я так много знаю о тебе. Объясню, только наберись терпения. Я стал Первым Ищейкой и охочусь за порождениями Тьмы вовсе не для того, чтобы причинить им вред или лишить свободы. Моя цель – уберечь их, оградить от опасности. И в Варфлит я пришел помочь тебе и твоему брату. Но мои возможности не безграничны. Я начал разыскивать вас, полагая, что вы вернетесь в Дол, и потому взял ваших родителей под свое покровительство в надежде, что, если найду вас раньше, чем Федерация, вы будете в безопасности.

– Не верю ни одному слову, – холодно перебил его Колл.

– Житель долины, тебя все время обманывали. Старик, что называет себя Коглином, сказал тебе, будто порождения Тьмы – враги. Тень Алланона в Сланцевой долине у Хейдисхорна велела тебе их уничтожать. «Возродите утраченную магию древнего мира, – говорили вам, – отыщите Меч Шаннары, эльфийские камни, найдите утраченный Паранор и верните друидов». Но разве вам сказали, что вы получите взамен? Конечно нет. Потому что правду вам знать не положено. Иначе вы немедленно отказались бы участвовать в этом деле. Друиды озабочены одним – как снова захватить власть, утраченную со смертью Алланона. Верните друидов, возродите их магию, и они снова станут вершить судьбы народов. Вот чего они добиваются, Колл Омсворд. Федерация, по своему невежеству, бездумно помогает им. Порождения Тьмы представляют для тех и других прекрасную добычу: есть на кого охотиться. Твой дядя понимал истинное положение вещей. Он видел, что Алланон пытается управлять им, старается навязать ему миссию, от которой никому не будет пользы. Он предупредил вас всех и сам отказался участвовать в безумных затеях друидов. Как он был прав! Опасность гораздо серьезнее, чем тебе кажется. – Риммер Дэлл подался вперед. – Я рассказал все это твоему брату, когда он явился в склеп за Мечом Шаннары. Я ждал его там – ждал несколько дней. Я знал, что он вернется за мечом, он не мог поступить иначе. Вот что делает с вами магия. Мне это знакомо – я тоже наделен магической силой.

Он внезапно встал, и Колл испуганно отшатнулся. Закутанная в черное фигура во мраке словно раздвоилась, и Колл услышал, как стучит его сердце. Над телом Риммера Дэлла медленно поднялась фигура порождения Тьмы с горящими красными глазами, некоторое время она парила в воздухе, а потом медленно растворилась.

Первый Ищейка холодно улыбнулся:

– Как видишь, я – порождение Тьмы. Федераты об этом не знают. Они считают нас самыми обыкновенными людьми, полагают, что мы служим их интересам, стремимся, так же как и они, избавить землю от магии. Глупцы! Магия не враждебна людям. А вот они враждебны. И друиды тоже. И все, кто заставляет мужчин и женщин изменять собственной сути, данной им от рождения. Все это я рассказал твоему брату. Я поведал ему, что и он – порождение Тьмы. Ты по-прежнему мне не веришь? Так слушай. Хотите вы признавать это или нет, но Пар Омсворд, Уолкер Бо и любой, кто обладает подлинной магической силой, принадлежат к порождениям Тьмы. Мы – самые обыкновенные люди, но лишь до тех пор, пока идиоты, вроде прислужников Федерации, не объявляют на нас охоту, не запирают нас в тюрьмы, не доводят до безумия. Тогда магия берет над нами верх и мы теряем человеческий облик, как лесная женщина и те твари в Преисподней.

Колл упрямо покачал головой:

– Все это ложь.

– Откуда же, по-твоему, я так много о тебе знаю? – настаивал Риммер Дэлл, голос его был удивительно спокоен. – Я знаю все о вашем бегстве на юг вниз по Мермидону, о встрече с лесной женщиной и стариком, о том, как ты узнал горца и убедил его присоединиться к вам, как вы отправились в Кальхавен, затем в Каменный Очаг и, наконец, в Хейдисхорн. Я знаю все об Уолкере Бо, о твоей кузине Рен Омсворд, о мятежниках и Падишаре Криле и обо всех остальных. Ты спускался в Преисподнюю, и я попытался задержать тебя. Откуда это всеведение? Ну, отвечай же!

– Возможно, – неуверенно предположил Колл, – в лагере Падишара кто-то шпионил.

– Кто же?

– Не знаю.

– Тогда я скажу тебе: твой брат.

Колл недоуменно уставился на него.

– Да, твой брат, хотя он и не сознавал этого. Пар – порождение Тьмы, а я почти всегда знаю, о чем они думают. Стоит им прибегнуть к магической силе, как моя магия немедленно откликается и открывает мне их мысли. Когда твой брат воспользовался песнью желаний, она позволила мне прочесть его мысли. Так я отыскал вас. Но, призвав на помощь магию, Пар дал знать о себе и вашим врагам. Вот почему Потрошитель выследил вас в Вольфстааге, а гномы-пауки – в Каменном Очаге. Подумай, житель долины! Ты сам виноват в том, что случилось. Я не мешал тебе в Тирзисе. Это решение Пара спуститься в Преисподнюю обернулось для тебя несчастьем. Я не присваивал Меча Шаннары. Да, я спрятал его, но только в надежде вынудить Пара прийти ко мне, чтобы я мог спасти его.

Колл оцепенел:

– Что ты имеешь в виду?

Риммер Дэлл пристально посмотрел на Колла:

– Я уже сказал, что привел тебя сюда, чтобы защитить от твоего же брата. Это правда. У магии две стороны. Ты, наверно, тоже задумывался об этом. Она может принести спасение, а может обернуться проклятием. Способна и помочь, и навредить. Все не так просто. Когда порождениям Тьмы что-то угрожает или их преследуют, магия может вырваться на свободу. Помнишь тварей из Преисподней? Помнишь тех, кого встречал на пути? Что случилось с ними, как ты думаешь? Твой брат обладает магией песни желаний, и ее сила гораздо более могущественна, чем вы себе представляете. Она растет помимо воли твоего брата, и, если я вовремя не доберусь до него, если он по-прежнему не будет обращать внимания на мои предупреждения, магия поглотит его.

Колл вспомнил: Пар говорил ему, что магия его песни желаний способна не только порождать образы; он чувствовал, как колдовская сила рвется на волю. Когда они спустились в Преисподнюю – магия зажгла свет во мгле, озарила волшебные руны в склепе. Он подумал о заточенных там существах, превратившихся в монстров и демонов.

На миг промелькнула мысль: что если Риммер Дэлл говорит правду?

Первый Ищейка встал.

– Поразмысли об этом, Колл Омсворд, – посоветовал он. Его огромная темная фигура наводила ужас, но голос звучал спокойно. – Обдумай все. У тебя для этого будет достаточно времени. Я хочу, чтобы ты оставался здесь до тех пор, пока твой брат не явится или пока не прибегнет к своей магии. Так или иначе, но я должен найти его и предупредить, чтобы защитить вас обоих и тех, с кем вас в будущем столкнет судьба. Помоги мне. Мы обязаны найти способ связаться с твоим братом. Я знаю: сейчас ты мне не веришь, но постепенно все поймешь.

Колл покачал головой:

– Сомневаюсь.

Издалека доносились приглушенные раскаты грома и шум дождя.

– Тебе слишком много лгали, – проговорил Риммер Дэлл. – Но ты поймешь.

Он направился к двери камеры и остановился.

– Днем ты можешь выходить. Просто постучи в дверь, когда захочешь прогуляться. Спустись на плац и поупражняйся с оружием. Занятия пойдут тебе на пользу. Ты должен научиться как следует защищать себя. Однако не делай поспешных выводов. Уйти ты не можешь.

Ночью тебя снова запрут. Мне бы очень хотелось, чтобы все было по-другому, но пока нельзя. Слишком многое поставлено на карту. Я ненадолго уеду, путешествие займет несколько дней – надо позаботиться и о других. Мы еще поговорим, когда я вернусь. – Он долго смотрел на Колла, словно оценивая его силы, затем повернулся и вышел так же стремительно, как вошел.

Колл поглядел ему вслед, затем снова подошел к закрытому ставнями окну и замер, вглядываясь в темноту.

В эту ночь Колл плохо спал, во сне его преследовали темные твари с лицом его брата; он просыпался, и в голове снова и снова звучали слова Риммера Дэлла. «Вздор, – было его первой мыслью. – Ложь». Но внутренний голос нашептывал узнику, что в речах Первого Ищейки содержалась доля правды, а это, в свою очередь, наталкивало на малоприятную мысль, что, возможно, правдой было и все остальное. Пар – порождение Тьмы. Магия – оружие, способное уничтожить его. Обоим братьям угрожают темные силы, недоступные пониманию, не поддающиеся контролю.

Колл уже не знал, чему верить.

Проснувшись, он постучал в дверь. Ищейка открыл ему и провел вниз, на плац. Угрюмый бритоголовый парень, весь в прыщах и шрамах, предложил посостязаться с ним. Все утро они упражнялись на обмотанных войлоком дубинках. Колл вспотел и устал. Как приятно снова поразмяться!

Вечером, когда небо прояснилось, облака растаяли и стало светло, Колл, снова запертый в камере, оценил свое новое положение. Он по-прежнему оставался пленником, но уже не был приговорен постоянно сидеть в своей камере-одиночке. Ему дали возможность сохранить бодрость, здоровье и силу. Страх и отчаяние исчезли.

Безусловно, предстояло еще понять, не играет ли с ним Риммер Дэлл. В любом случае Первый Ищейка совершил ошибку. Он позволил Коллу Омсворду осмотреть Южный Страж.

А стало быть, побег теперь не казался ему таким невозможным, как прежде.

ГЛАВА 9

Уолкер Бо томился в Каменном Очаге в тюрьме пострашней той, в которую заточили Моргана Ли.

Уолкер вернулся из Сторлока полный решимости исцелиться от терзающего его недуга, обезвредить яд асфинкса – самому сделать то, что оказалось не под силу сторам. Через неделю он понял, что все попытки его тщетны и он тоже бессилен. Дни тянулись медленно. Под палящим зноем, озлобленный и измученный, в отчаянии бродил он по долине, пытаясь придумать какое-нибудь колдовство, способное остановить распространение яда. Ночи проходили в бесплодных раздумьях, не принося ни сна, ни отдыха. Он давал себе мысленные установки, направлял силу своей магии внутрь, пытаясь остановить, обратить вспять или хотя бы замедлить действие яда. Все оказалось напрасным. Тогда он попробовал направить магию в определенное русло (как когда-то он призывал огонь, чтобы защитить себя). Но направленный поток рассеивался и терял силу. Уолкер испробовал все заклятия и заклинания, накопленные за долгие годы. Все тщетно. Он принимал различные снадобья и порошки, на которые полагался Коглин. Уолкер пытался выжечь окаменевший обрубок руки, втирал целительные зелья. Ничего не помогало. Яд оказался слишком сильным. Он продолжал свою разрушительную работу, медленно убивая Уолкера.

Кот Шепоточек не покидал Уолкера, безмолвно следуя за ним во время дневных прогулок. Ночью, когда Уолкер тщетно пытался пустить в ход свою магию, он лежал в его комнате. Огромный зверь, казалось, понимал, что происходит с Уолкером, пытался уберечь его от невидимой угрозы, следил за ним, точно опасаясь, что тот может исчезнуть в любую минуту. Желтые глаза горели в темноте. И Уолкер смотрел с надеждой на эти огоньки, пытаясь отыскать путь к спасению.

Коглин делал все, чтобы поддержать Уолкера. Он неотлучно стоял на страже, правда, старался держаться на расстоянии, боясь его разозлить. Они по-прежнему были враждебно настроены и не могли долго выдерживать присутствие друг друга. Коглин время от времени давал Уолкеру советы, смешивал по его просьбе порошки и зелья, изготовлял по собственным рецептам мази и целебные снадобья, подсказывал формы магии, которые могли бы помочь. Он подбадривал и утешал, заверяя, что противоядие будет найдено.

Хотя Уолкер и не подавал виду, он был благодарен старику за поддержку. Впервые за многие годы Темный Родич не хотел оставаться один. Он никогда раньше не задумывался о смерти. Смерть маячила где-то далеко, и, когда она приблизится, он, конечно же, будет готов встретиться с ней. Теперь он понял, что заблуждался, и был напуган и взволнован – его обуревали самые разные чувства, сталкивающиеся, точно камни, брошенные на дно телеги. Он старался остаться уравновешенным, сохранить веру в себя, хоть какую-то надежду, но без успокаивающего присутствия Коглина он бы погиб. Лицо и голос старика, его движения, его причуды, такие знакомые и родные, были необходимы Уолкеру, удерживали его от падения в пропасть. Уолкер знал Коглина с давних пор, и в отсутствие Пара и Колла старик был единственным звеном, связывающим его с прошлым, которое он сначала презирал, затем проклинал, наконец полностью отверг – и вот теперь отчаянно пытался вернуть, ибо прошлое было связано с обладанием спасительной магией. Если бы Уолкер не относился к нему с таким пренебрежением, не поспешил избавиться от его влияния, постарался бы понять его, постичь, овладеть его тайнами и заставить служить себе, возможно, теперь ему было бы легче бороться со смертельной угрозой.

Но прошлого не вернуть. Видимо, поэтому Коглин, который некогда передал ему свои магические знания, был сейчас так нужен Уолкеру. Теперь, когда будущее казалось неопределенным, он обнаружил в себе потребность прикоснуться к тому, что связывало его с теми далекими временами.

Коглин явился к нему на второй год его отшельнической жизни в Каменном Очаге. Со дня смерти Риссе прошло уже пятнадцать лет, со дня смерти Кеннера – пять. Уолкер жил один, несмотря на попытки Джаралана и Мирианны Омсворд ввести его в свою семью. Он считал себя отверженным: магия не позволяла ему стать полноправным членом общества. У всех Омсвордов со времен Брин по достижении совершеннолетия магическая сила исчезала, но с Темным Родичем этого не произошло. Напротив, магия окрепла, стала более заметной, менее управляемой. Уолкеру было трудно справляться с ней и в Тенистом Доле, но в Каменном Очаге это стало почти невозможно. Его магия теперь проявлялась по-новому: появились ненужные прозрения, странные предвидения, болезненно-резкая чувствительность, пугающие вспышки грубой силы, грозившие разрушить его самого. Он был не в силах справиться с ними, не понимал их источника и потому не мог рассчитать их действие. Тогда он решил, что ему лучше жить в одиночестве, не подвергая опасности других. И почувствовал, что медленно теряет рассудок.

Коглин изменил его жизнь.

Стояла поздняя осень. Однажды вечером из-за деревьев вышел невысокий старик. Он появился внезапно, словно туман принес его с Вольфстаага. Ветер разметал его одежды и спутал седые волосы. При нем был Шепоточек, огромный черный кот, чье появление – как показалось Темному Родичу – предвещало перемену в его жизни. Коглин поведал Уолкеру историю своей жизни со времен Бремана и Великого Круга друидов до настоящего момента, историю, охватывающую целое столетие. Уолкер ему поверил. Он почувствовал, что в его невероятном повествовании нет ни капли вымысла. Он слышал истории о Коглине, связанные с Брин Омсворд, и то, что говорил старик, полностью соответствовало тем рассказам.

– Я спал сном друидов, – объяснял Коглин, – иначе пришел бы раньше. Я не думал, что уже пора, но твоя магия позвала меня. Час пробил. Именно таков был замысел Алланона, когда он передавал Брин родовую ответственность: наступит время, когда магия понадобится вновь, и одному из Омсвордов суждено будет владеть ею. Я знаю, что эта роль отведена тебе, Уолкер. И если так, тебе понадобится моя помощь, чтобы постичь действие волшебной силы.

У Уолкера возникли дурные предчувствия, но он понимал, что старик научит его управлять магией, а он так нуждался в этом.

Коглин пробыл с ним почти три года. Как наставник ученику открывал он Уолкеру знания друидов, давал ключи к их пониманию. Старик передавал ему мудрость Бремана и Алланона, учил погружаться в себя, чтобы обуздать первозданную магическую силу, мысленно направлять магию в единое русло, не позволять ей рассеиваться. Уолкер познал кое-что и на собственном опыте – ведь он прожил уже немало лет и пришел к самоотречению, необходимому, чтобы выстоять перед натиском этой деспотической силы. Коглин расширил его знания, углубляясь в такие области, куда сам Уолкер никогда бы не проник, обучая юношу приемам, которые тот даже не мог себе представить. Медленно, постепенно Уолкер стал замечать, что магия больше не управляет его жизнью – непредсказуемость уступила место контролю. Уолкер учился владеть собой.

В придачу Коглин обучал его наукам древнего мира: приготовлению снадобий и зелий, порошков, прожигающих металл, растворов, изменяющих форму твердых тел. Для Уолкера приподнялась завеса – он узнал о совершенно новой форме могущества. Любознательность привела его к попытке соединить знания древнего и нового мира, слить воедино магию и науку, что прежде никому не удавалось. Медленно и осторожно продвигался Уолкер по этому пути, опасаясь, как бы не стать жертвой собственных амбиций, которые подогревало ощущение своего могущества. Таких жертв было много: в древнем мире они развязали Большие Войны, в новом – мятежный друид Брона, и его носители знака Черепа, и черные странники Морды затеяли Битву Народов.

Затем настроение Уолкера резко изменилось, – возможно, причиной тому стала экзальтация, неизменно сопровождавшая эти магические сеансы. А может быть, его чрезмерная любознательность. Как бы то ни было, но он убедился, что полностью овладеть и управлять магией невозможно: сколько ни старайся оградить себя от ее неблагоприятных последствий, магическая сила в конце концов заявит о своих правах. Его отношение к магии изменилось буквально за одну ночь. Он попытался уйти от нее, отогнать ее от себя. Но, увы, из этого ничего не вышло, так как она стала его неотъемлемой частью. Коглин понимал, что происходит с Уолкером, пробовал его успокоить, но тот начал сомневаться в искренности Коглина: с какой это стати старик явился к нему? Вряд ли только из желания помочь! Скорее всего его просто решили прибрать к рукам! Нити заговора друидов уходили в далекое прошлое, во времена Шиа из рода Омсвордов. Уолкер не желал иметь с этим ничего общего. Он поссорился с Коглином, дело дошло до потасовки, и в конце концов Коглин ушел.

Правда, позже, по прошествии нескольких лет, он вернулся, но Уолкер больше ничему не хотел учиться – он боялся, что магия грозит ему порабощением. Лучше ограничиться уже постигнутыми знаниями, пусть неполными, зато вполне управляемыми, и держаться подальше от людей, как он и хотел с самого начала. Коглин волен приходить и уходить, они могут поддерживать свой хрупкий союз, но для него, Уолкера, устои друидов или бывших друидов, да и вообще кого бы то ни было – не закон. Он останется самим собой.

И вот его конец приближался, и теперь Уолкер уже не был так уверен в своей правоте. Не отгородись он тогда от магии, возможно, сумел бы оттянуть приход смерти. Признать это означало нанести удар по собственной гордости. Обидно было говорить о себе, что задним умом крепок, но ведь так оно и оказалось, и Уолкер Бо, всегда превыше всего ставивший истину, вынужден был это признать.

Однажды вечером – спустя неделю после возвращения из Сторлока – Уолкер, измученный болью, сидел у очага. Коглин постоянно держался рядом. Вот и сейчас он расположился в глубине комнаты и что-то читал.

– Ты бы посидел со мною, старик, – неожиданно обратился к нему Уолкер.

Коглин молча подошел и сел рядом. Они вместе смотрели на яркие языки пламени.

– Я умираю, – проговорил Уолкер, немного помолчав. – Я испробовал все, чтобы изгнать яд, и ничего не помогло. Моя магия оказалась бессильной. И твоя наука тоже. Придется нам примириться с этим. Попытаюсь сделать все возможное, чтобы справиться с ядом, но, похоже, мне не выжить.

Он неловко подтянул искалеченную руку, превозмогая боль и тяжесть.

– Но, прежде чем умру, я должен кое-что сказать тебе.

Коглин повернулся к нему и попытался заговорить, но Уолкер жестом остановил его.

– Я ожесточился против тебя без всякой причины. За твое добро платил злом. Теперь я раскаиваюсь. – Он посмотрел на старика. – Я боялся того, что может сделать со мной магия, если я подчинюсь ей, и по-прежнему боюсь. Это не значит, что я полностью пересмотрел свои взгляды. Я уверен, что друиды используют Омсвордов в своих целях, делают с нами что хотят, направляют нас. Мне трудно примириться с тем, что меня могут превратить в послушное орудие. Но я был не прав, причислив тебя к друидам. Твои намерения никак не были связаны с их планами. Ты действовал по своей воле.

– Это так, Уолкер. Но я действовал по воле судьбы, – отозвался Коглин, лицо его было печально. – Сколько мы тратим слов, чтобы описать, что с нами происходит, а все в итоге сводится к одному: мы живем так, как предназначено судьбой, – иногда это зависит от чьего-то выбора, иногда от случайных обстоятельств, но прежде всего от нас самих. – Он покачал головой. – И можно ли, например, утверждать, что я свободней, чем ты? Алланон явился ко мне точно так же, как и к тебе, как к юным Пару и Рен, и потребовал исполнить его волю. Я не могу отрицать этого.

Уолкер кивнул:

– Однако же я был с тобою резок и сожалею об этом. Я считал тебя врагом, поскольку ты был существом из плоти и крови, а не усопшим друидом или магическим созданием, и я мог выместить на тебе свою злобу. Я находил в тебе источник терзающего меня страха. Когда я наделял тебя этими свойствами, мне становилось легче.

Коглин пожал плечами:

– Не извиняйся. Магия – тяжелое бремя для любого, а для тебя – особенно. – Он помолчал. – И не надейся, что когда-нибудь освободишься от него.

– Смерть освободит, – откликнулся Уолкер.

– Если придет. – Старик сощурился. – Только вряд ли стал бы Алланон возлагать ответственность на того, кого так легко уничтожить. Вряд ли захотел бы подвергать угрозе плоды трудов своих.

Уолкер покачал головой:

– И друиды могут ошибаться.

– В таком-то серьезном деле?

– Возможно, он неверно рассчитал и кому-то другому суждено было сохранить магический дар по достижении совершеннолетия. А мне этот дар вверили по ошибке. Скажи, Коглин, что может спасти меня сейчас? Что мне еще сделать?

– Не знаю, Уолкер. Но чувствую: выход должен быть.

Они замолчали. Шепоточек, удобно вытянувшись у огня, поднял голову, взглянул, здесь ли Уолкер, и снова положил ее на лапы. Громко потрескивали поленья в очаге, струйка дыма растворилась в воздухе.

– Так ты полагаешь, что еще не все кончено? – проговорил наконец Уолкер. – Думаешь, они не позволят мне так просто расстаться с жизнью?

Коглин ответил не сразу. Помолчав немного, он сказал:

– Думаю, ты сам решишь, что тебе делать со своей жизнью, Уолкер. Чего тебе недостает, так это веры в свое предназначение.

Уолкер похолодел. Речь старика, точно эхом, повторила слова Алланона.

Значит, необходимо признать, что ответственность, некогда возложенная на Брин Омсворд, завещана ему, и он должен облечься в броню магии и выйти на битву, подобно непобедимому воину, явившемуся из тьмы веков. Ему предназначено уничтожить порождения Тьмы.

Но ведь он умирает, как же быть?

Снова воцарилась тишина, и на этот раз он ее не нарушил.

Спустя три дня состояние Уолкера резко ухудшилось. Снадобья сторов и заботы Коглина оказались бессильны перед разрушительным действием яда. Уолкер проснулся в жару, голова кружилась, он с трудом смог подняться. Позавтракав, он вышел на крыльцо, чтобы насладиться солнечным теплом, и рухнул на землю. Что происходило дальше, Уолкер почти не помнил.