Текст книги "Она так долго снилась мне…"

Лиор

Через две недели после знакомства с Лучиани я уже входила в их дом с намерением приступить к работе.

Клод, ожидавший меня у двери, приветливо улыбнулся.

– Очень рад вас видеть! – воскликнул он.

Затем он наклонился к моему уху и доверительно прошептал:

– Мсье Лучиани тоже очень рад.

– Спасибо.

– Вы пришли чуть раньше, – заметил он, взглянув на стенные часы возле входной двери.

– Я часто прихожу пораньше.

– Тем лучше, – с воодушевлением откликнулся он. – У нас будет возможность немного поболтать. Серена сейчас с отцом. Мне рекомендовано проводить вас к ней ровно в девять. Не желаете выпить чего‐нибудь горячего? И у меня есть замечательные свежие булочки.

Я уже позавтракала дома, но не хотела обижать его отказом.

Кухня была как в лучшем ресторане. Просторная, оборудованная по последнему слову техники, сияющая чистотой, она казалась совершенно новой, будто ее никогда не использовали.

– Когда‐то у мсье Лучиани постоянно бывали гости, – со вздохом поведал мне Клод. – А сейчас мы используем только малую часть помещения.

Он предложил мне сесть за стол.

– Чай? Кофе? Горячий шоколад?

– Чай, пожалуйста, – ответила я.

– С мятой? – спросил он, явно надеясь, что я не откажусь.

– Да, прекрасно, благодарю.

– Это мой любимый чай. Я прожил несколько лет в Марокко и научился искусству заваривать чай с мятой.

Он сорвал несколько веточек с кустика мяты в горшке на окне, промыл их, снял с полки изящный серебряный чайник в восточном стиле.

– Вы давно работаете на мсье Лучиани?

– Пришел за год до того, как родилась Серена.

– Вы оставались верны ему столько лет? – удивилась я.

– Мсье Лучиани хороший человек. И дом мне нравится.

– Вы здесь живете?

– Да, у меня неплохая квартирка в правом крыле дома.

– Вы женаты?

– Да. Но у меня нет детей. Мы с женой слишком долго выжидали, и, когда наконец решились, было уже поздно.

– А кто здесь еще живет?

– Джеральдина, кухарка. Я вас познакомлю.

Он бросил горсть чая в чайник, положил туда же листики мяты, две столовые ложки сахарной пудры и залил кипятком.

– Одно время нас много работало на мсье Лучиани, – продолжил он. – Где‐то человек пятнадцать.

– А что, действительно нужно столько народу, чтобы следить за домом?

– Нет. Вполне достаточно пяти человек. Кухарка, экономка, горничная, сторож и я. Но у мсье Лучиани доброе сердце, и он нанимал кузенов, дядюшек и племянников тех людей, которые у него работали. Надо сказать, в доме вечно было полно гостей. Родственники, друзья, клиенты, деловые партнеры, которые, приезжая в Париж, останавливались у мсье Лучиани. А бывали очень и очень шикарные гости! Если я вам перечислю всех звезд, которые здесь появлялись…

– Все это было до ухода его жены?

– Да. Когда она бросила его, он перестал устраивать приемы. Его мужское самолюбие (он ведь к тому же итальянец!) было глубоко уязвлено. Потом, когда Серена заболела, дом стал совсем безжизненным. Слуги один за другим уходили. Остались только Джеральдина, помощница мсье Лучиани Анжела и я. Потом Анжела умерла, рак. Я знаю, что вы были с ней знакомы. Удивительная женщина, какое величие души!

Мы замолчали, в тишине ощутив незримое присутствие мадам Дютур.

Клод поставил два стакана на стол. Наполнил один кипятком и вылил в чайник.

– А Серена, получается, росла на ваших глазах.

Он опять на мгновение замолк, словно перебирая в памяти светлые образы прошлого, и горестно вздохнул.

– Ох, какая же это была чудная девочка! Надо было видеть, как смотрел на нее отец, когда она влетала к нему в кабинет во время каких‐нибудь важных переговоров, ускользнув из‐под надзора гувернантки. Он расцветал улыбкой. Забывал про протокол, про напускную важность и профессиональные обязанности. Вмиг превращался в бедного итальянского иммигранта, склонялся над девочкой, целовал, шептал ей ласковые слова на родном языке. Малышка любила всех нас, всех, кто работал в доме у ее отца. Мы были ее дядюшками и тетушками и одновременно товарищами ее детских игр. Поскольку она росла в закрытом пространстве, в тепличной атмосфере, созданной отцом, она стала скромной, мечтательной и достаточно замкнутой.

Он поднял чайник и неторопливыми уверенными движениями начал наливать заварку в стакан.

Он еще помолчал, глядя на меня, и добавил:

– А вы с ней похожи.

Я молча пила чай, а Клод рассказывал мне о доме. Но я слушала вполуха, думая о семье Лучиани и всех домочадцах, о странных событиях, которые мне поведали, и о своей роли во всей этой истории. Я явилась сюда не для того, чтобы спасти Серену, это не удалось бы никому из людей, но моей задачей было принести в ее жизнь немного радости и нежности. Я одновременно и гордилась такой миссией, и смущалась – эти люди проявляли ко мне такое необычное уважение, возлагали на меня такие надежды…

В назначенный час Клод проводил меня до дверей Серены.

– Здравствуй, Серена, это Лиор, – сказала я с порога.

На мгновение ее бледное лицо озарилось радостью.

Она и правда была на меня похожа.

-6-
Любовь – это тайна

Иона

Меня постепенно засасывало в воронку финансового краха, но тут стало происходить нечто странное.

В тот день я встал, проглотил чашечку кофе и растянулся на диване, чтобы в очередной раз обдумать теорию мсье Гилеля о сватовстве людей и книг. Действительно ли каждому из нас предназначена некая книга? Роман, который способен примирить нас с жизнью, но при этом придать ей смысл, приоткрыть истину о предназначении человека?

Если это так, то, соответственно определению мудрого книготорговца, я еще не нашел ее. Эта мысль одновременно и пугала меня, и пьянила. С самого детства книги меня зачаровывали, опутывали волшебными сетями и уносили в параллельные миры, где я мог жить легко и бездумно, не тяготясь гнетом праздности и безделья. Многие повлияли на меня, многие порадовали и увлекли. Иногда персонажи книг жили в моей душе еще долгие дни и недели после того, как я закрывал последнюю страницу. Многие оставляли в ней след своей красоты и силы. Но ни одна книга не была для меня тем откровением, о котором говорил мсье Гилель. Ни одна не была адресована непосредственно моей душе, ни одна не прояснила мне смысл моей жизни.

Да, было совершенно очевидно, свой роман‐светоч мне еще предстоит найти.

Эта мысль мне как читателю очень нравилась. Она сулила удивительную встречу, которая в один прекрасный день перевернет мою жизнь и наполнит ее новым содержанием. Но, когда я представлял себя в качестве писателя, эта мысль, наоборот, начинала меня тревожить. Я вспоминал об ответственности перед читателями и боялся пойти на поводу у собственного тщеславия.

Эти доводы говорили в пользу решения никогда больше не писать книг.

Когда я наконец решил встать с дивана и пойти пройтись, в дверь постучали. Не успел я спросить, кто там, как удары участились.

– Открывайте, мсье Ланкри! Я знаю, что вы дома!

Я узнал хриплый голос домовладельца и сразу приуныл: разговор явно предстоял неприятный. Этот тип славился тяжелым и вспыльчивым нравом.

– Вы что, прячетесь от меня, мсье Ланкри? – взревел он, когда я наконец открыл дверь.

– Нет, я просто… был в ванной.

– Ну ладно, поглядим. Вам известно, почему я здесь?

– Конечно! Не беспокойтесь, я не какой‐нибудь жулик, я заплачу вам всю просроченную квартплату.

– Когда? – спросил он, воинственно вздернув подбородок.

– Ну как… Я не знаю… Как смогу, сразу заплачу.

– Это не ответ, мсье Ланкри! Вы должны мне за пять месяцев! Я вынужден обратиться к судебному приставу. Он заберет все, что сможет, и вышвырнет вас отсюда!

– Я нашел работу. Но только на полставки.

– И что из того? Думаете, вы сможете отдать мне долг, работая на полставки в забегаловке или на автостоянке?

– В книжном магазине, – уточнил я. – Нет, конечно, но я ищу другую работу и…

– Я не стану ждать, мсье Ланкри! Сейчас же начну процедуру взимания долгов и выселения из квартиры. Вы, понимаешь, богема, думаете, вам все можно! А мне ваши книжки до лампочки! Тем более две книги за пять лет! Не больно‐то утруждаетесь!

Он злобно вперился в меня своими глазками, презрительно хмыкнул и вышел, повернувшись на каблуках.

Я бессильно рухнул на диван, постыдная сцена отняла у меня все силы.

Зазвонил телефон, но я не сдвинулся с места, памятуя о неумолимом и неотвратимом правиле: беда никогда не приходит одна.

Потом, когда до меня дошла вся странность ситуации, я все же соскочил с дивана и устремился к телефону, чтобы удостовериться в реальности этого звонка. Но он уже смолк, а я так и стоял в недоумении возле аппарата.

Дело в том, что линия была две недели назад отключена за неуплату.

Солнечный свет, ворвавшийся через окна в мою комнату, все‐таки вынудил меня решиться на небольшую прогулку. Я зашел в булочную, купил свежий багет, а на обратной дороге проверил почтовый ящик. Обнаружил там письмо с печатью банка на конверте. Поднимаясь по лестнице, открыл его, готовый к самому худшему, и тут на лестничной площадке услышал, как открывается дверь Жоша.

– Привет, Жош, – поздоровался я.

– Привет, дружище.

– Ты не на работе?

– Сегодня у меня выходной.

– Позавтракаем вместе? – предложил я.

Мы вошли в мою квартиру. Я положил письмо на стол в гостиной и отправился варить кофе.

Вернувшись в гостиную и протянув Жошу чашку, я заметил, что он смотрит на меня с нескрываемым любопытством и как‐то таинственно улыбается.

– Что это ты на меня так смотришь?

Вместо ответа он пожал плечами.

– Нет, правда, что за кретинская улыбочка? – с нажимом поинтересовался я. – Такое впечатление, что ты от меня что‐то скрываешь.

– Скорее ты.

– Что я?

– Ты что‐то скрываешь.

– Что еще я там скрываю? Черт, Жош, говори яснее! Я не понимаю, о чем ты.

Вместо ответа он показал мне рукой на выписку из банка.

– Я подсмотрел, – смущенно сказал он. – Нечаянно. Прости, пожалуйста.

Я схватил бумагу, и у меня вырвалось:

– Ни хрена себе! Что за ерунда?

Выписка сообщала, что я вполне кредитоспособен. На моем счете лежало больше семи тысяч евро.

Увидев такую мою реакцию, Жош удивленно поднял брови.

Поскольку мой счет был заблокирован, выписка была достаточно лаконичной, и поэтому я сразу смог вычленить строчку о поступлении суммы в десять тысяч евро – для меня это были огромные деньги.

– Ты правда не знаешь, откуда эти деньги? – спросил Жош.

– Понятия не имею. Это перевод. Кто же мог мне отправить такую сумму?

– Ты серьезно?

– Абсолютно серьезно. Я ничего не понимаю. Мне никто не должен денег.

– Какая‐то ошибка?

– Я бы так и подумал, что ошибка, если бы был только перевод. Но это уже вторая ошибка!

– Как так вторая ошибка?

И тогда я рассказал ему, как волшебным образом мне включили телефон:

– Я тогда сразу позвонил оператору. Счет был пополнен с помощью почтового перевода. И невозможно установить личность человека, сделавшего перевод.

– Попробуй спросить в банке.

Я живо вскочил, набрал номер банковского агентства и попросил к телефону сотрудника, контролирующего мой счет. Молодой человек, обычно холодный и высокомерный, был на удивление приветлив.

– Мсье Ланкри! Как я погляжу, ваша ситуация существенно улучшилась, меня это безмерно радует.

– Мне необходима информация, – перебил я. Его двуличие меня просто бесило.

– К вашим услугам.

– Кто‐то перевел деньги на мой счет. Десять тысяч евро. Я хотел бы узнать, откуда пришли эти деньги.

Его мой вопрос явно удивил.

– Узнать… А вы что, не знаете? – спросил он, явно озадаченный.

– Нет, раз я вас спрашиваю.

– Ну да, конечно. Признаться, ваша просьба несколько… необычна. Но я попытаюсь установить.

Я услышал в трубке, как он стучит пальцами по клавишам компьютера.

– Непонятная история! – наконец сказал он. – Я не могу ответить на ваш вопрос. Перевод поступил со счета, который находится за границей. И никакое имя там не фигурирует, только номер.

– А вы можете по номеру определить имя владельца счета?

– Нет. Банки этой страны не предоставляют доступ к такой информации.

– Так что ж получается: кто угодно может положить мне деньги на счет? – возмущенно воскликнул я.

Он солидно кашлянул и начал:

– Следует понимать, что ситуация с жульническими поступлениями на чей‐то счет как‐то… нехарактерна. Тяжбы обычно касаются скорее жульнического снятия средств. Хотя в любом случае возможна ошибка… Мы проведем более подробное расследование. Предварительно мы могли бы блокировать эти деньги, чтобы начать процедуру… Но это платная услуга.

– Ну давайте так и сделаем.

– Не сочтите мое замечание за насмешку, но… если я заблокирую эту сумму, у вас не останется средств, чтобы оплатить операцию. По крайней мере на счете в нашем банке.

Он вновь обрел свой самодовольный язвительный тон.

Я сообщил, что приду в банк и урегулирую вопрос через кассу, положил трубку и пересказал наш разговор Жошу.

– Ты правильно решил к ним не прикасаться. Мало ли что… Иногда случаются ошибки. Тогда тебе в любом случае пришлось бы возместить эти деньги.

Телефон, банковский счет… У меня возникло предчувствие, что эти странные события таят неясную угрозу.

Мы сидели в «Итальянском кафе» за бутылкой сухого вина.

– Клянусь, это не я оплатила твой телефон, а уж тем более не я перевела на твой счет десять тысяч евро! – воскликнула Хлоя. – Я неплохо зарабатываю, но все же мое благородство имеет пределы.

– Банк должен провести расследование, но за результат они не ручаются. И потом, это долгая история, несколько недель как минимум, – объяснил я.

– Если это не ошибка, то, может, кто‐то хочет тебе помочь, – высказалась Хлоя. – Давайте рассмотрим все возможные варианты. – Она задумалась на мгновение. – Друзья? Нет, других таких кретинов, как мы, готовых поощрять твою лень, больше не сыскать.

– Может, твой издатель? – предположил Жош.

– Вряд ли. Он мне полностью заплатил и не рассчитывает, что я снова начну писать.

– Кто‐нибудь из твоей семьи? Может, какой‐нибудь кузен или кузина, которые привязаны к тебе и, узнав, в какой ты ситуации, решили помочь.

– Невозможно. Всем моим немногочисленным родственникам на меня наплевать, они не интересуются моими делами.

– А твой шеф? – воскликнула Хлоя. Ее ноздри раздулись, как у гончей собаки, взявшей след.

Я мысленно взвесил все «за» и «против».

– С одной стороны, он очень даже способен на благородные поступки. Но он ничего конкретно не знает про мою финансовую ситуацию.

– Может, кто‐то из твоих знакомых ему рассказал?

– Это маловероятно. У нас нет никаких общих знакомых.

– А ты уже спрашивал у него про аванс?

– Да вроде бы… Что‐то такое было.

– Ну и вот, – заключила Хлоя. – Он мог догадаться, что у тебя проблемы с деньгами. В конце концов, полставки недостаточно для нормальной жизни, он должен это понимать.

Мы на мгновение замолчали, обдумывая новую версию.

***

Мсье Гилель со старомодной, преувеличенной учтивостью проводил до двери последнюю клиентку. Сперва идея о том, что он виновник невероятных происшествий со счетом и телефоном, показалась мне невероятной, но теперь я утвердился в противоположном мнении: старик был очень непрост, его окружала какая‐то тайна, и поэтому глупо было исключать его из числа подозреваемых.

Когда мы остались одни, я подошел к его рабочему столику. Он, как обычно, поднял ко мне улыбающееся лицо. Казалось, каждый раз он радовался мысли, что я работаю в его магазине.

– Можно задать вам вопрос?

Он положил книги, которые держал в руке, снял очки и сосредоточенно сдвинул брови, всем своим видом показывая, что готов разрешить любую проблему в классификации или оценке произведения.

– Несколько необычный вопрос, – уточнил я, внезапно смутившись.

– Необычный? – с интересом переспросил он.

– Он не имеет отношения к магазину. Это личный вопрос.

Он помрачнел, он вновь надел очки, взял в руку книги и сделал вид, что собирается вновь погрузиться в работу.

– Я знал, что рано или поздно ты меня об этом спросишь, – произнес он упавшим голосом.

Я решил, что нашел наконец разгадку своей тайны.

– Я рассказал тебе то ли слишком много, то ли недостаточно, – вздохнув, начал он. – Мое одиночество, жизнь без жены и семьи, маленькие странности, темное прошлое… и этот номер, вытатуированный на руке… Каждый человек в конце концов задает мне этот вопрос. Но я не люблю об этом рассказывать, видишь ли, и вот…

– Но я собирался поговорить вовсе не об этом! – перебил я его. Признаться, меня удивила его тирада.

Он встал, вновь снял очки и уставился на меня.

– Правда?

– Правда.

– Понимаешь, я, конечно, ворчу, как не ворчать, но с тобой я готов об этом поговорить, – смущенно признался он. – У писателя хватит такта и ума выслушать все с пониманием. Не то чтобы понять, это никому не удастся. Но хотя бы выслушать.

– Спасибо, мне очень приятно, но речь сейчас вовсе не о вашем прошлом.

Он нахмурился:

– Что, мое прошлое тебя не интересует?

– Ну что вы! – ответил я, удивляясь странному обороту нашего разговора. – Конечно же, интересует, но я никогда в жизни не решился бы расспрашивать вас об этом.

– М‐м‐м… ну хорошо. Так о чем ты хотел спросить?

Я объяснил ему ситуацию. Он с интересом выслушал меня, вертя головой, как недоверчивый воробышек.

– И теперь ты задаешься вопросом: не я ли послал тебе эти деньги? – спросил он.

– Я рассматриваю разные варианты.

– Должен ли я подумать, что ты считаешь меня сумасшедшим, или твои подозрения – знак определенного уважения?

– То есть это не вы.

– Я никогда ничего не делаю анонимно, молодой человек! – воскликнул он. – Анонимность, как правило, имеет нехорошую подоплеку: преступление, замаскированное тщеславие или глупость.

– Я просто на мгновение предположил, что вы хотели мне помочь… так, чтобы не обидеть.

– Если мне надо тебе помочь, я сделаю это открыто и сумею проявить достаточно такта и искренности, чтобы не смутить тебя!

– Я понял, простите.

Он на мгновение задумался:

– По‐моему, тут какая‐то ошибка. И тогда эти деньги нельзя трогать.

С этими словами он развернулся и исчез в недрах магазина, оставив меня в полном недоумении. Появился он, впрочем, тотчас же. В руках у него был конверт. Он решительно протянул его мне:

– Вот деньги. Не благодари, я вычту их из твоего жалованья… потом. Таким образом ты убережешься от искушения снять деньги с того счета.

Я хотел отказаться, но его тон был непререкаем. Кроме того, что греха таить, деньги были мне нужны, и вообще это был не более чем аванс.

– Не думайте, что я рассказал вам эту историю, чтобы выманить у вас аванс, – не удержался я.

– Я знаю. Ты достаточно тонкая и цельная личность, не в твоем духе прибегать к таким выкрутасам.

– Но я возьму, потому что они мне и правда нужны.

– В добрый час! – обрадовался он.

– Спасибо, мсье Гилель, вы такой…

– Ладно, ладно, давай, тебе еще сегодня поработать надо, – перебил он меня, взмахнув руками.

– Мсье Гилель?

– Что еще?

– А что вы хотели мне рассказать о себе?

– Ну уж не сегодня! Не следует давать одновременно дружбу и деньги одному и тому же человеку, говаривала моя мама, а уж она пустого не сказала бы. Дружеские отношения – вопрос чувств, денежные отношения – вопрос власти. Это уже я придумал. Может, это и не так верно, но тоже красиво звучит. Все, давай уже, иди, поговорили, и довольно.

– Значит, тайна так и не раскрыта, – сказала Хлоя.

– Вот именно.

– Ну ладно, на данный момент ты сделал все что мог и правильно решил поступить с этими деньгами. Значит, забудем на время об этой истории и посмотрим в корень проблемы, – предложила Хлоя. – Ты обязательно должен найти способ заплатить долги, Иона.

– Я понимаю.

– И что ты намерен делать?

– Искать другую работу.

– Свершилось чудо! Он становится разумным! Ты прав, тебе нужна другая работа, более серьезная, лучше оплачиваемая и на полный день.

– Нет, я хотел сказать, вторую работу на полставки… Я не хочу уходить из книжного.

– Ну что это за работа! Какие перспективы? У тебя что, нет честолюбия?

– Слово «честолюбие» придумали люди, у которых нет воображения, чтобы чувствовать себя выше тех, у кого оно есть.

– Это кто сказал? – удивленно спросила она.

– Это я сказал.

– Ну, в конце концов… может, это и неплохо, что ты перестал писать книжки, – усмехнулась она.

– Честолюбие – пустышка, обман зрения, – взвился я. – Нам внушают, что счастье неразрывно связано с обладанием все более и более модными вещами. Нас хотят отдалить от нашей настоящей человеческой природы, чтобы отучить нас думать, чтобы помешать нам бунтовать против всех несправедливостей, которые вершит общество. Вот из нас и делают всего‐навсего потребителей, способных только гнаться за мечтами о вещах.

– Ишь ты как он завелся, – заметил Жош, обращаясь к Хлое.

Она притихла, потрясенная моим красноречием.

– Честолюбие погубит мир, – вещал я.

– Ну, ты уже закончил? – наконец поинтересовалась Хлоя. – Словно на выступление какого‐нибудь политика‐левака сходила.

– Я хорошо чувствую себя в том магазине, – сказал я уже более спокойно. – Мой начальник – замечательный старик. Мне близка его система ценностей, мне нравятся его безумные идеи, его идеалистические представления о мире, та тайна, которой он окутывает свое трудное и горестное прошлое. Ему наплевать на деньги, на правила, на логику. Он нашел смысл жизни. И он как раз честолюбив, представь себе! Он старается, чтобы каждый его читатель в один прекрасный день нашел книгу, которая сделает его счастливым. Вот это, я понимаю, честолюбие. Он не станет от этого богаче, не получит ни славы, ни власти. Но зато он становится счастливым… И я тоже однажды стану счастливым.

В глубине души я понимал, что Хлоя права: по логике мне стоило бы подыскать более высокооплачиваемую работу на полный рабочий день. Магазин сыграл роль своеобразной декомпрессионной камеры между зыбким миром фантазий, в котором я парил так долго, и объективной реальностью. Я был теперь готов на любые усилия, чтобы выбраться из тупика, в который сам себя загнал, согласен на любую, самую неприятную деятельность, лишь бы успокоить воющих под моей дверью гиен.

Однако я не мог заставить себя оставить мсье Гилеля, магазин и его чудаковатых клиентов для стоящей работы на полный рабочий день. Моя жизнь теперь была неразрывно связана с духом этого места. Когда я просыпался, одна только перспектива нескольких часов работы в магазине развеивала все черные мысли. Мне нравилось жить среди книг, следить за их фабулой и историями их авторов, нравилось разговаривать с посетителями. К тому же между мной и мсье Гилелем установились особенные отношения, сотканные из привязанности и уважения, с налетом некоего тайного сообщничества. Мне нравился его ласковый теплый взгляд, которым он встречал меня, его литературные рассуждения, его бредни по поводу соперничества с книжным гипермаркетом, его интерес к книгам и к людям, которые к нам приходят. Наш магазинчик, казалось мне, составлял некое пространство вне окружающего мира, вне превратностей судьбы, бед и обид – и всех таящихся в нем богатств вполне хватало, чтобы придать смысл моей жизни.

Но помимо профессиональных интересов и личной симпатии к мсье Гилелю, было еще нечто, привлекающее меня в «Книжный дом». Какое‐то необъяснимое чувство, смутное ощущение, что нечто очень важное в моей жизни свершится именно там. Место это обладало для меня неизъяснимой прелестью, здесь, я чувствовал, присутствует тайная магия, которая в один прекрасный день приведет меня к истине.

Я, как оказалось, не ошибался: этот день настал буквально на следующей неделе. С момента моего появления в магазине прошло три месяца. И день этот наделил смыслом все предыдущие дни.