Текст книги "Темная сторона Солнца"

Глава 3

Понимание – первый шаг к контролю. Теперь мы понимаем вероятность.

Умей мы ее контролировать, каждый человек был бы волшебником. Давайте надеяться, что такого не случится. Ибо наша вселенная – хрупкое здание, состоящее из атомов, скрепленных слабым раствором причины и следствия. Даже одного волшебника в нем было бы слишком много.

Чарльз Подлунный. «Плачь, о Континуум»

 
Рыба плывет – вссс!
Птица летит – вжссс!
Грибоедка бежит – фрсс!
Колесо поворачивается, и
Все едино.
 
 
Я должен кричать, но у меня рта нет.
Я должен бежать, но у меня ног нет.
Я должен умереть, но жизни у меня нет.
Колесо поворачивается, и
Все едино.
 

Погребальная песнь региона

Глубоко-Скалистые горы,

Пять островов, Фнобис

Шум моря. Дышать? Но он не мог дышать.

Оно накатывало и отходило, как приливная волна. Это был только звук, но он таил в себе странные гармонии – тепло и мягкость.

Дом плавал в дышащем море.

Появился мужчина, одетый в старое коричневое одеяние адепта жалостливой йоги, облаченного для церемонии Страшдества. Лицо было знакомым. Его собственное.

– Раскрой глаза, черт побери! Я твой отец.

– Привет, пап. Это правда ты?

Джон II Сабалос сердито отмахнулся.

– Нет, я лишь проекция твоего подсознания. Неужели Хрш-Хгн ничему тебя не научил? Крас! Да хоть бы все звезды упали, ты, дружок, должен был быть мертв. А следовательно, какой теперь прок от вероятностной математики!

– Что со мной происходит, папа?

Знакомое лицо поблекло и растворилось.

– Не знаю. Это ведь твой сон. – Осталась одна улыбка[7]7
  Аллюзия на сцену из «Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэррола.


[Закрыть].

Появился Хрш-Хгн – возник перед привычной классной доской-проектором.

– В бесконечной Вселенной возможно все, включая и возможность того, что эта Вселенная не существует, – прокурлыкал он. – Если развить эту теорию, то на графиках…

Дом услышал собственный голос:

– Это не теория. Это всего лишь гипотеза.

– Э-э, опасайся парадокса! – Фноб погрозил ему пальцем. – Ибо как только ты выпустишь во Вселенную парадокс, у тебя окажется пойит.

– Пойит?

Появился Исаак – выступил из тумана, шаркая мягкими тапочками.

– Силы небесные! Неужто и роботов в этот сон пускают?! Или им приходится сидеть на заднем ряду в снах второго класса? Так вот, интрига тут, босс, такая: ты на самом деле наследственный Председатель самой Земли, но в результате дворцового переворота тебя загнали сюда…

– Нет, – твердо возразил Дом. Это было неправдой.

– Да нет же, у тебя неконтролируемый талант, который на самом деле результат многих поколений продуманной селекции, только скажи слово, и орды…

– Не выйдет. Это из Совокупности…

– Ну ладно, на самом деле никакой Вселенной не существует – мы не в силах от тебя это скрывать, – она существует только в твоем воображении, и поэтому одна тайная организация под названием «Рыцари Бесконечности»…

– Попробуй в какой-нибудь другой Вселенной, робот.

– Ну ладно. Если хочешь начистоту, ничего особо важного в тебе самом нет, но к тебе случайно попал волшебный браслет, откованный Повелителем Вселенной, и он хочет его вернуть, поэтому тебе нужно собрать несколько доверенных друзей, таких, как, скажем, я, и совершить путешествие на многие томительные световые годы к обжигающим огням Ригеля в созвездии Ориона, а там…

– Ага. Конечно.

– Я только старался тебя развеселить, шеф. – Робот пролил ртутную слезу. – Мы, фрейдистские проекции личности, тоже, знаешь ли, не колоды бесчувственные.

– Дом.

– Кто ты?

– Ты меня слышишь, Дом?

– Я тебя слышу. Кто ты?

– Если ты меня слышишь, Дом, то что ты видишь?

– Вижу?

Он ощутил льющийся сверху подкрашенный зеленым свет.

– Хорошо, Дом, ты находишься в псевдосмерти. Ты не знаешь, что это значит. Нам нужна твоя сознательная и всецелая помощь. Нам нужен доступ к твоей памяти о самом себе. Ты согласен выполнять упражнения? Хорошо. Пожалуйста, воссоздай мысленно изображение себя самого. Мы покажем тебе, как это делается…

Долгое время спустя.

Перед мысленным взором Дома парил он сам, его точная копия. Копия плясала и пела, а еще играла просто постыдно рельефными мускулами. Потом голос заставил его проделать все заново. И еще раз.

В его разум допустили понимание. Голос принадлежал оператору при резервуаре с «соплями». Или, точнее, целой их серии.

Он видел людей, которых привозили на больничных плотах после тяжелой ночи с дагонами: несколько смущенно улыбаясь в цистернах с беловатым физраствором, они разминали мускулы новых, зеленых конечностей. «Сопли» были единственным изобретением, с которым Противусолонь не собиралась расставаться. Хирурги говорили, что, даже если от тела осталось не более крохотного осколка мозга, который они называли момметой, новое тело можно…

Нет!

Дом подумал эту мысль снова и почувствовал, как запаниковал медик. Дом начал мысленно задавать вопросы. Стремительно упала тьма, которая затем сменилась зеленым светом и полным отсутствием желания думать вообще. Новый голос произнес:

– Думай связно. Ты должен дышать. Нам еще кое-что нужно построить. Теперь думай о чем-нибудь, мысленно это произноси.

Непрошено в сознание Дома проник «Зеленый Отче наш», последние слова, которые он произносил ребенком, прежде чем забраться в постель, закончив вечерние молитвы «Господи, благослови домашних роботов».

Он проскочил «Отче наш» аллюром. Столетия исказили слова, так что теперь они стали бессмысленной тарабарщиной, но все же сохранили некую силу.

В повисшей тишине медик произнес:

– Теперь, Дом, у тебя есть голосовые связки. Ты дышишь. Ты построил себе рот. Наверное, тебе хотелось бы кое-что сделать.

Дом закричал.

Он рассматривал себя в огромном, от пола до потолка зеркале. Все было на месте, все в рабочем порядке. Опираясь на память его тела, резервуар дублировал ногти, зубы, рисунок ДНК и даже заживил шрам у него на груди. Дом с горечью потер это место, вспомнив свое бегство от башни.

Скрипя шарнирами, подошел Исаак и протянул его одежду. Дом медленно оделся.

Налицо было только одно изменение. Прежде он был угольно-черным и пристойно безволосым – результат полезного для здоровья ультрафиолета в свете Видишь-Почему и инъекций танина. А теперь у него были волосы до пояса с зеленым – как и у всего тела – оттенком.

Возглавляющий отделение регенеративных резервуаров задорный доктор-креап объяснил ему это подробно, с редким пониманием разговорного галанглийского. Впрочем, креапы всегда легко перенимали манеру других рас.

– В просторечье это называется «сопли». Разумеется, уж вам-то этого не надо объяснять. Когда-то я ходил в море на больничных плотах, но мы уже далеко ушли от тех примитивных баков для выращивания конечностей.

Как бы то ни было, господин Председатель, «сопли» сами по себе живые. По сути, это очень сложный организм, который можно контролировать. Я гарантирую, что он дублирует ваше тело почти на атомарном уровне. Разумеется, у него есть некие преимущества, например повышенная способность переносить высокие температуры… Э-э-э, да, в вашем возрасте я такому вопросу не удивляюсь. Да, ваши дети будут во всех отношениях гуманоидными… – Тут доктор отпустил на удивление уместную грязную шутку. – Но чтобы избежать недоразумений, уясните раз и навсегда: это действительно вы, а не какая-то чужеродная слизь. Цвет? Боюсь, таково на данный момент положение дел в технологии… Приходите к нам лет через десять, и гарантирую, тогда мы сделаем вам тело без тени зелени. Что до волос… Ну, их отсутствие пока не стало генетической характеристикой уроженца Противусолони. Прошу прощения, но на данный момент это процесс «писать со всеми бородавками»[8]8
  Намек на приказ Кромвеля своему портретисту изобразить его без прикрас.


[Закрыть].

Прежде, чем вы нас покинете, господин Председатель, мне бы хотелось показать вам больницу. Уверен, персонал будет очень счастлив познакомиться с вами э… в неформальной обстановке. Что до меня, я буду горд пожать вам руку управляемым приспособлением.

Застегнув высокий галстук-удавку, Дом повернулся вокруг себя.

– Как я выгляжу?

– Бледно-зеленым, – хладнокровно ответил Исаак и указал на небольшой пластмассовый чемоданчик. – Тут кое-какая косметика для тела, босс. Ее прислала твоя мать.

Еще раз повернувшись вокруг себя, Дом провел бледно-зелеными пальцами по лицу. «Сопли», насколько сумели, попытались восстановить пигментацию тела, и все равно он выглядел так, будто год сидел на насыщенной медью диете. В период реабилитации он следил за рассказами о себе в новостях. Ловцы уже гордились совершенно зеленым Председателем и как будто ничуть не возражали против того, что эта зелень – результат отнюдь не удали на морской охоте. Но, согласно невысказанному замечанию матери, эта самая зелень оскорбит инопланетных сановников.

– А пошли они к Бенгу! – сказал Дом вслух. – Невелика важность. И вообще зеленый – святой цвет.

У дверей шесть офицеров службы безопасности вытянулись по стойке смирно, стоило Дому выйти из больницы в сопровождении Исаака и нескольких врачей и санитаров, тактично следовавших за ними на некотором расстоянии.

Рядом с охраной ждал Хрш-Хгн. В руках он держал высокоскоростной молекулярный дезинтегратор, и вид у него был сконфуженный.

– Тебе идет, – сказал Дом.

– Я пацифист, как и пристало философу, а это – варварство.

Они поднялись на председательскую баржу, которую, стоило ей подняться в воздух, окружили пять флайеров.

Дом невидящим взглядом смотрел вдаль.

– Кто заменил Кородора? – спросил он некоторое время спустя.

– Некий Самхеди Суббота с Лаота. Э… надежный человек.

Но для того, чтобы быть агентом службы безопасности на Противусолони, требовалось гораздо большее, чем просто профессионализм.

– Фнобы его примут?

– Поговаривают, он позволяет себе обликошовинистические высказывания. Поживем, увидим. – Хрш-Хгн поглядел на Дома. – Ты был привязан к Кородору.

– Нет. Он дружбы не поощрял, но… ну, он ведь всегда был рядом, правда?

– Что да, то да.

Повернувшись на сиденье, Дом поглядел на Исаака.

– И если ты хоть слово скажешь, робот…

– Нет, шеф. Мне приходило на ум, что лорд Кородор питал несколько чрезмерную любовь к миниатюрным камерам, но такова его работа. Он был правильный мужик. Я скорблю.

«Четыре месяца назад, – подумал Дом, – кто-то убил его и пытался убить меня.

Я обязательно выясню почему».

Ветер гнал косой дождичек, когда эскадрилья приземлилась у второго жилища Сабалосов, небольшого, окруженного стеной купола недалеко от административного центра Тау-сити. Встретить Сожа вышла даже леди Виан, закутанная в тяжелую накидку и выглядевшая чуть счастливее оттого, что остановилась в городе. Космополитичностью Тау никогда не поражал, хотя и был чуть ближе к галактическому уровню, чем жилые купола.

– Цвет тебе не идет, – были ее первые слова.

Обедали в малом зале. За нижним концом стола Суббота и старшие управители уважительно подслушивали. Вежливо осведомившись о больнице, Джоан умолкла и за весь обед не проронила больше ни слова.

Сидевшая через стол Виан поглядела на сына.

– Почему бы тебе не попробовать косметику для тела?

Дом поймал взгляд прислонившегося к стене офицера службы безопасности. Одна рука у него была зеленая, и по щеке тянулась зеленая полоса, на подбородке и шее сливаясь с зеленой формой. Охранник подмигнул.

– Я предпочитаю такой.

– Извращенное тщеславие, – сказала Джоан. – Тем не менее я согласна. Пятнистого внука я бы не перенесла, а сейчас он хотя бы равномерного цвета. – И, отодвинув тарелку, добавила: – Кроме того, зеленый цвет святой…

– На Земле зеленый, разумеется, цвет хлорофилла, – возразила Виан, – но здесь растительность голубая.

Джоан бросила быстрый взгляд на высеченный в потолке символ жалостливой йоги, потом, прищурясь, пристально поглядела на невестку. Дом наблюдал за ними с интересом, пожалуй, даже слишком явным, потому что Джоан это почувствовала и, опустив глаза, нарочито медленно сложила салфетку. Потом встала.

– Время для вечерней молитвы, – сказала она. – Дом, через час жду тебя у себя в кабинете. Нам нужно поговорить.

Глава 4

Дом вошел. Подняв взгляд, бабушка кивком предложила ему сесть. Воздух в комнате казался спертым от благовоний. Большая, выкрашенная белым комната была совершенно пуста, если не считать небольшого стола, двух стульев и примостившихся в углу маленького стандартного кадила и алтаря, впрочем Джоан умела заполнять пустые пространства своим присутствием.

Футовыми буквами с длинной стены на них сияла вездесущая Единственная Заповедь.

Закрыв гроссбух, Джоан поиграла ножом с белой рукоятью.

– Через несколько дней наступит Пятница пирога душ[9]9
  Шотландский праздник, описанный в XIХ в. этнографом А. Кармайклом, в который пекут по пирогу для каждого из членов семьи и особые пирожки для отсутствующих.


[Закрыть], а также Канун Малых богов, – сказала она. – Ты уже подумал о том, чтобы вступить в «говорильню»?

– Ну… – начал Дом, который вообще не думал о своем религиозном будущем.

– Что, страшно?

– Честно говоря, да, – сказал Дом. – После такого шага обратно пути нет. Понимаешь, иногда я сомневаюсь, а знает ли жалостливая йога все ответы.

– Разумеется, ты прав. Но она задает правильные вопросы. – Джоан мгновение помолчала, точно прислушивалась к голосу, которого Дому не дано воспринять.

– Это необходимо? – прервал молчание Дом.

– «Говорильня»? Нет. Но толика ритуалов еще никому не вредила, и, разумеется, это от тебя ожидается.

– Мне хотелось бы кое-что прояснить, – сказал Дом.

– Говори.

– Почему ты так нервничаешь, бабушка?

Она со вздохом положила нож.

– Бывают времена, Дом, когда ты вызываешь у меня непреодолимое желание дать тебе по физиономии. Ну конечно, я нервничаю. А чего ты ожидал? – Она откинулась на спинку стула. – Что ж, мне объяснить или ты будешь задавать вопросы?

– Я хотел бы знать всю правду. Думаю, у меня есть на это право. В последнее время со мной многое происходит, и у меня сложилось впечатление, будто все, кроме меня, знают, что именно.

Встав, Джоан подошла к алтарю. Подтянувшись, она села на край пьедестала и на удивление по-девчоночьи заболтала ногами.

– Твой отец, мой сын, был одним из двух лучших вероятностных математиков, которых когда-либо знала наша Галактика. Полагаю, про вероятностную математику ты уже узнал. Она существует около пятисот лет. Джон ее усовершенствовал. Он постулировал Эффект Рытвины, и, когда его существование было доказано, из игрушки В-математика превратилась в орудие. Мы могли взять мельчайший участок континуума – гуманоидное существо, например, – и предсказать его будущее в нашей Вселенной.

Джон проделал такое для тебя. Ты был первым, кого исчислили подобным образом. У него ушло на это семь месяцев, и мы по сей день жалеем, что не знаем, как ему это удалось, потому что даже Банк не может хотя бы с какой-то долей точности исчислить личность менее, чем за год. Твой отец был гением – во всяком случае, в том, что касалось вероятностной математики. Он… В отношениях с людьми, однако, он был не настолько талантлив.

Она бросила на Дома вопросительный взгляд, но Дом на приманку не поддался.

– Как тебе известно, – продолжала она, – он был убит в топях.

– Я знаю.

Джон Сабалос смотрел за сверкающие на солнце топи. Стоял отличный день. Аналитически изучив свои эмоции, он пришел к выводу, что испытывает удовлетворение. Улыбнувшись про себя, он достал новый куб памяти и вставил его в прорезь записывающего устройства.

– И по этой причине, – начал диктовать он, – я сделаю последнее предсказание относительно моего будущего сына. Он умрет в день своего полугодолетия по противусолоньскому летоисчислению, и это будет тот самый день, когда он вступит в должность Планетарного Председателя. Орудие убийства: выброс энергии в той или иной форме.

Он на несколько секунд выключил диктофон, собираясь с мыслями, потом начал снова:

– Наемный убийца: ничего сказать не могу. Не думай, что я не пытался это выяснить. Я вижу только лакуну в уравнениях, дыру, быть может имеющую силуэт мужчины. Если это так, то это человек, которого континуум обтекает, как вода валун. Я знаю, что после покушения он сбежит. Я могу чувствовать его контуры в ваших поступках, где он представляется… черт, еще одно сравнение… вакуумом, созданным из тени. Думаю, он работает на Шутниковский Институт, а Институт предпримет отчаянную попытку убить моего сына.

Помолчав, он поглядел на свое уравнение. Оно было отточенным, совершенным, словно полированный срез агата. Оно обладало внутренней красотой.

Далекий блеск башни притянул взгляд Джона. Он поднял глаза. Нет, время еще не подходящее, еще рано. Через час…

– И теперь, Дом, когда ты разрываешься между шоком и изумлением, что ты видишь? У твоей бабушки сейчас так же поджаты губы, такой же решительный взгляд, какие бывают в минуты стресса? Кстати, а как прошло празднование?

Ты – мой сын, Дом, но, как ты, вероятно, узнаешь, у меня много сыновей – бесчисленные миллионы. Я говорю в настоящем времени, хотя следовало бы говорить в прошедшем. Ибо в тех миллиардах вселенных, которые теснят нас со всех сторон, они, как я и предсказал, мертвы. Ты, человек из плоти и крови, одновременно единственный шанс, лежащий на долгом пути после запятой. Единственный шанс, что я ошибся. Но любой, изучающий вероятность, вскоре осознает, что по своей природе один шанс на миллион выпадает девять раз из десяти и что самые большие шансы сводятся к двучастной формулировке: оно случится или оно не случится.

Я изучал тебя и одну на миллиард Вселенную, в которой ты теперь находишься. От основного континуума она отделилась в точке твоей не-смерти. Вселенные сродни звездам, присутствующим в некоторых из них. Большинство идет проторенной тропой. Но некоторые, в силу перекоса фотона, движутся в рамках странной последовательности событий, которая приводит их к суперновой звезде или к невозможным дырам в космосе. Отбившиеся от рук Вселенные рушатся под давлением парадокса или… чего-то другого?

Я попытаюсь оказать тебе помощь, потому что она тебе понадобится. Твой убийца происходит из твоей нынешней Вселенной, это-то ты понимаешь? Он хотел помешать тебе открыть нечто, что сделает твою одну на миллиард Вселенную самой великой среди всех альтернативных. Но у меня есть слабое подозрение, а именно: то, что тебя спасло, также пришло из твоей Вселенной. Я многое видел в твоей Вселенной, вот только так и не нашел способа, как тебе об этом поведать, ведь, поверь мне, Дом, расскажи я то, что мне известно, давление парадокса разорвало бы твою Вселенную по швам.

Отложив диктофон, он рассеянно вышел во внешний офис. Щелкнув, ожил робот-секретарь.

– Если мне кто-то позвонит, я пошел к башне. Я… эээ… скоро вернусь.

– Да, господин Председатель.

– У меня на столе ты найдешь куб. Пожалуйста, пошли его госпоже Джоан.

– Непременно.

Закрыв дверь, Джон Сабалос вернулся к столу. Он все еще был одет в черное с коричневым одеяние для празднования Страшдества прошлой ночью. Он еще не ложился, но испытывал упоение. Разумеется, это ложное чувство. Знать будущее еще не значит его контролировать. Просто тебе кажется, будто ты его контролируешь. Он снова взял диктофон.

– Но кое-что я все же могу сказать. Во-первых, если будешь искать в правильном месте, ты откроешь планету Шутников. Во-вторых, твоей жизни будет грозить опасность. И в-третьих… погляди в угол комнаты! Беги, спасай свою жизнь!!!

Выключив диктофон, он положил устройство на стол.

Где-то за стенами, на восточном газоне кто-то неумело играл на фнобском цитречлонге. Джон вышел из кабинета. Из кухонных куполов доносился лязг старого электрического компьютера Джоан, а значит, она проверяет домашние отчеты за одну восьмую года.

Он сделал глубокий вдох. Что-то искажало его восприятие третьего измерения, и все вокруг проступало слишком рельефно. Навыки адепта вероятности позволили ему установить причину. Мир подобен вину, потому что это его последний день здесь. Последние капли вина. И его убьют до того, как он откроет мир Шутников. Будем надеяться, Дому повезет больше.

У длинной пристани подпрыгивал в морской зыби его личный флайер.

Скользнув, закрылась дверь. Легким шагом Джон двинулся к пристани, подавляя поющую в нем бурную радость, потому что смерть – дело серьезное.

Голос отца смолк, проекция из куба памяти исчезла. Дом резко поднял взгляд.

В воздухе комнаты блеснула какая-то точка, словно бы частица металлической пыли. Он услышал голос Джоан, каждое слово бодрящее, как морозный воздух.

– Самхеди Суббота, тут еще одна. Приготовьтесь.

– Что это? – спросил Дом. Точка как будто выросла.

– Коллапсированный протон. Стало понятнее?

– Конечно. Как матричный двигатель.

– Вроде того. Но, судя по виду, оно уже поглотило собственный атом. Ты видишь всего лишь угловой эффект преломления света. Оно контролируется.

Во-первых, Дом осознал, что они оба застыли как изваяния. Во-вторых…

– Я такое уже видел раньше.

– Но раньше тебя затянуло в гравитационную воронку. Стоит тебе сейчас сделать хотя бы шаг, оно превратится в зубастую пулю. Тебя когда-нибудь засасывало в дыру диаметром в микрон?

– Ага.

– Прошу прощения, это было бестактно с моей стороны. Но если вскорости сюда не явится Суббота, об этом уже можешь не беспокоиться.

– Асфиксия? Оно высосет воздух из комнаты?

Джоан кивнула.

Из решетки в стене донесся голос Субботы:

– По моей команде, пожалуйста, лягте на пол ничком, держась как можно дальше от приблизительного центра помещения… Ложись!

Перед тем как удариться о пол лбом, Дом успел увидеть летящий через комнату серебристый шар размером с виноградину. Когда он перекатился на спину, шар парил в метре над его головой. По спине Дома пробежала странная волна жара. Шар поймали в матричное поле, но он засасывал воздух как миниатюрное торнадо. Минуту спустя он проплыл через стену, оставив по себе дыру с причудливо загнутыми краями, какие получаются при высоком напряжении сжатия. Снаружи донеслись крики и жалобный вой матричного генератора.

Дом помог Джоан подняться на ноги.

– Вы как будто обо всем заранее знали, – сказал он.

– Просто разумная предосторожность. После твоей… после твоего праздника у нас ушло много дней, пока мы не сообразили, как нам избавиться от этой напасти. Это твой робот нашел решение.

– Вы не могли поместить его на корабль, так как оно проело бы дыру в днище… Исаак? И что он предложил?

Они выглянули в отверстие. На газоне оборудование Самхеди теснилось вокруг новорожденной черной дыры. Серебристый блеск пропал. Теперь она казалась точкой в пространстве, при взгляде на которую напрягался, едва не рвался оптический нерв, и работающим вокруг нее техникам приходилось противостоять дующему со всех сторон шквальному ветру.

Три техника вручную передвинули высокий цилиндр, пока он не стал прямо под аномалией. Изнутри цилиндр был уплотнен кольцами матричного генератора.

– Впечатляет, – заметила Джоан.

– Кажется, я понимаю, в чем дело, – сказал Дом. – Нижний конец цилиндра герметично запаян, матричное поле не дает «дыре» касаться краев, сверху поступает воздух…

Перекрикивая штормовой ветер, Суббота проревел приказ. Аномалия – теперь она походила на глаз, причем злобный глаз, который уставился прямо на Дома, – погрузилась в цилиндр.

Грохнул взрыв.

Это был цилиндр, который, развив в миле над головой скорость в один мах, засосал себя к звездам.

– Замечательно, – сказал Дом. – А что, если он ударит в Видишь-Почему? Нет, у нас на орбите был бы корабль. А потом что?

– Запечатать и сбросить в глубоком космосе. Исаак предложил найти настоящую черную дыру и сбросить контейнер туда. Но это слишком уж отдает попыткой взорвать Вселенную, поэтому Хрш-Хгн предложил разогнать контейнер до приблизительно половины его массы. На его взгляд, для этого можно использовать межзвездный водород.

– И в конечном итоге просверлить дыру в чьей-нибудь планете в другом конце мироздания. – Дом попытался улыбнуться.

Бабушка похлопала его по плечу.

– Ты неплохо справляешься, Дом.

– И ты тоже, бабушка.

– Это потому, что я более или менее искусна в диссоциации. Когда я решу отключить «хладнокровие», ты меня не увидишь.

Дом против воли поежился. Он видел друзей, отключавшихся после трипов на «хладнокровии». Эту науку преподавали только в «говорильнях» жалостливой йоги. Можно днями, неделями жить, не испытывая никакого воздействия эмоций. Кое-кто рассказывал, дескать, это потрясающее ощущение ледяной интеллектуальной мощи, способности решать любые проблемы, отрешившись от обманчивой мишуры переживаний. Таких называли «хладнокровцами». Но стоит тебе отключиться, все, от чего ты отрешился, обрушивается на тебя разом, и тогда ты счастлив, если рядом есть эмоциональный друг, который раскатал бы тебя лапчатым ломом и уложил бы в постель – предпочтительно с пулей в черепе.

– И давно ты уже на «хладнокровии»? – спросил Дом Джоан.

– С обеда. И большую часть последних четырех месяцев. Но это не имеет значения. Как бы то ни было, ты как будто эту науку сам освоил. И к тому же без специальных лекарств.

– Я бы на это не полагался.

– Я прошу тебя поверить только в то, что я никогда раньше не слышала второй половины этой записи. Он обращался к тебе. Он сделал это…

– Он сделал это на случай одного шанса на миллион. Если он предвидел все это, он мог вложить в куб простое реле времени. Есть множество и других способов, – успокаивая, добавил он.

– И что ты собираешься делать теперь?

Услышав в голосе бабушки такие нотки, Дом подобрался.

– Кажется, мне нужно открыть мир Шутников. Половина кубов по истории утверждает, что их планета никогда не существовала.

– Я не могу тебе позволить, – сказала Джоан.

– До тех пор, пока я его не открою, мне ничего не грозит. Вы же слышали предсказание.

– Твой отец мог совершить еще одну ошибку. Может быть, еще один шанс из миллиона. Кто-то ведь пытается тебя убить, Дом! Это уже третье покушение!

С каждым шагом, который она делала вперед, Дом отступал на шаг назад.

– Но в первый раз я нырнул в заводь и всплыл за сорок километров от нее. Во второй раз что-то спасло достаточное количество меня… Меня не только пытаются убить, но и спасти! Я хочу выяснить кто и почему.

Сделав еще один шаг назад, он дал двери скользнуть в сторону. Потом развернулся и побежал.

«ЖАЛОСТЛИВАЯ ЙОГА: пантеистская природоохранительная религия, основателем которой называют Арте Жалостливого Йога, правителя Земли с 20001 по 20112. Документы того времени предполагают, что он измыслил догматы, верования и ритуалы жалостливой йоги за один день и одну ночь, включив в него вырванные с мясом куски друидизма, отчасти сохранившихся колдовских практик вуду и «Пособия по выживанию на звездолете Земля»[10]10
  Ссылка на работы визионера Ф. Бакминстера.


[Закрыть]. Как религия жалостливая йога удалась и достигла своей цели – внедрять в сознание людей природоохранные идеи, а затем обрела собственную жизнь и превзошла своего создателя. Сам Жалостливый Йог был ритуально убит отколовшейся сектой, называвшей себя «Малые цветы Левой руки»[11]11
  По ассоциации с творчеством Урсулы Ле Гуин.


[Закрыть], в канун Великой пятницы на страстной неделе – в Ночь Длинных Анафем[12]12
  Ср. Ночь Длинных Ножей в фашистской Германии.


[Закрыть]».

Чарльз Подлунный. «Религии ста планет»

Лежа в кровати, Дом читал длинное бессвязное письмо от Кеджи. Она рада слышать, что ему лучше; жизнь на Лаоте довольно приятная, и скоро они отправятся с официальным визитом на Землю; еще она впервые увидела снег – и прилагает морозильный куб, в котором законсервировано несколько снежинок; и милый Птармиган разбил для нее сад, на который Дом обязательно должен посмотреть…

На хорошо смазанных ногах в комнату скользнул Исаак.

– Ну?

– Охрана по всему комплексу, босс. И я нигде не смог отыскать эту дурацкую лягушку…

– Это шовинистическое высказывание, Исаак.

– Прошу прощения, шеф. Повар сказал, он покинул жилые купола, чтобы переселиться в буруку.

Дом застегнул на ногах гравитационные сандалии.

– Нужно за ним сходить. Он здесь единственный, кто знает про Шутников больше трех фактов. А потом, думаю, мы, пожалуй, поищем планету Шутников.

Робот бесстрастно кивнул.

– Ну? Ты не собираешься спросить зачем?

– Тебе решать, босс.

– А, и ладно. Похоже, я должен исполнить предсказание. В последнее время исполнять предсказания мне не слишком-то удавалось. Надеюсь, по дороге заодно я найду пару-тройку ответов. Ты знаешь про третье покушение на меня?

– О да, и про все прочие тоже.

Дом застыл на месте. Подняв глаза от ранца, в который заталкивал одежду, он медленно спросил:

– Сколько было еще?

Исаак загудел.

– Всего семь. Отравленный завтрак в больнице, метеорит, который едва не попал в электростанцию, два нападения на флайер, который привез тебя сюда. И еще одна искусственная черная дыра. Та объявилась в больнице. Ты тогда был еще в резервуаре.

– И все они провалились…

– Лишь благодаря улыбке судьбы, шеф. Завтрак в больнице… думаю, вы его не тронули, но один повар кое-что съел. Метеорит…

– Странные покушения. И какие-то топорные.

Он на мгновение задумался, потом уложил в мешок подаренный Кородором меч-память. Когда он поворачивался, его взгляд упал на лежащий на проекторе розовый куб. Диссертация Хрш-Хгна. Он упаковал и ее.

– Здесь мне небезопасно, в этом можно не сомневаться. Уйдем сейчас, пока еще темно.

– Если попытаешься полететь на флайере, тебя поджарят. Суббота включил вокруг стен силовые поля. Мы могли бы попытаться уйти пешком. Но тогда тебе пришлось бы приказать мне применить необходимую силу.

– Ладно, – сказал Дом.

– Приказ полностью, пожалуйста. Если потом меня схватят легавые, все будет задокументировано у меня на диске. Нельзя демонтировать робота за то, что он подчинился приказу, – Одиннадцатый Закон Роботехники, клауза С, с поправкой, – твердо возразил робот.

– Тогда выведи меня отсюда, применив силы не больше, чем будет необходимо.

Подойдя к двери, робот подозвал стоявшего на посту в коридоре агента службы безопасности. А потом его вырубил.

– Неплохо, – сказал он. – Достаточно, чтобы оглушить, но недостаточно, чтобы раздробить череп. Делаем ноги, босс.

Буруку была построена на окраине столицы, где сухой берег полого спускался в топи. Напоминала она скопище опят под серым куполом. Каждый гриб представлял собой сплетенный из камыша форт. Некоторые были раза в три больше жилых куполов людей. Серый купол на самом деле был силовым экраном малой мощности, ровно такой, чтобы поддерживать внутри сырую и затхлую атмосферу. Еще он был затемнен, так что проходивший внутрь свет был тусклым. Внутри воздух был теплый, вязкий и пах гнилью. Дому казалось, что, если он будет дышать глубоко, в легких у него вырастет ужасная плесень. Это место десять тысяч фнобов считали своим домом.

Ближе к центру колонии форты жались друг к другу, складываясь в грибковый город, изрешеченный проулками и отрастивший несколько неприятно органического вида башен и общественных зданий. Хотя было сильно за полночь, магазины были еще открыты, продавали в них в основном плохо высушенные лишайники, рыбу или подержанные кубы. Из некоторых вздувшихся, как забродившие тыквы, фортов доносились обрывки назойливой музыки. И повсюду вокруг Дома улицы кишели фнобами.