Текст книги "Эльфийская стража"

Полночь ловко отмахивался серебристым клинком – клочья плоти так и летели, однако Гончая словно и не чувствовала боли и не думала отступать. Месяц выдернул кинжал, вонзил снова – ничего. Казалось, Гончих можно убить, только изрубив на куски; арбалетные стрелы отбрасывали их, опрокидывали – но упрямые бестии вставали снова и снова.

Покрытые кровью эльфы всё-таки сумели сомкнуть круг вокруг раскинутого тента, защищая свою раненую.

Лемех в очередной раз вскинул поданный женой арбалет. Ясно дело, что дело дрянь, как говаривал ротный Арпаго, когда их отряд в очередной раз попадал в засаду, – стрелами Гончих не остановить, здесь нужно чародейство; эх, эх, сейчас бы того мага, что ходил как-то с их Ротой, по каким-то своим делам в Кинте Дальнем оказавшись!

Там, на дворе, Полночь что-то яростно закричал на своём языке, вроде как призывая своих идти в атаку, размахнулся клинком, снеся полбока бросившейся на него Гончей, – и сам тотчас упал, потому что безголовая бестия бросилась на него сзади; Ариша послал меткую стрелу, болт пробил твари шею, но не остановил.

Лемех в свою очередь взял прицел – и невольно замешкался, увидел, как на носилках шевельнулись окровавленные тряпки. Упала, растеклась по земле волна золотых волос, поднялась тонкая рука – жест, наверное, должен был казаться властным, но вышел просто жалким, – однако в следующий миг даже не способного и нечувствительного к магии Лемеха окатило такой волной Силы, что он едва удержался на ногах. Тряпьё упало, эльфийка выпрямилась – казалось, даже не пошевелившись; рука по-прежнему поднята над головой, и теперь этот жест не казался уже ни смешным, ни жалким. Опаляющая Сила текла с поднятой руки, такая, что даже Гончие Крови остановились и попятились, впервые нарушив молчание и принявшись глухо завывать, словно от страха. Серебристо-изумрудным светом заискрились, зажглись клинки эльфов, стрела Лемеха пронеслась, оставляя за собой чёрно-алый след, попала в грудь отпрянувшей Гончей – и тварь нежданно завыла в агонии, валясь на бок и судорожно дёргая когтистыми лапами. Сверкнул меч Полночи, разорвав шею ещё одной твари – однако, как ни странно, Гончая лишь дёрнулась, зубы клацнули рядом с лицом эльфа – его оружие не обрело той же силы, что и простые стрелы Лемеха с сыновьями. Шесть арбалетных болтов – и шесть Гончих легли бездыханными, хотя едва ли эти порождения чёрной магии обладали способностью дышать.

Бой закончился.

А эльфийка замертво рухнула обратно, уткнувшись лицом в землю.

Несмотря на собственные раны, шестеро эльфов разом бросились к ней, словно и впрямь могли чем-то помочь.

– Гриня! – страшным голосом внезапно закричал Месяц. – Сюда! Скорее!..

Лемеху показалось – его младшенький сейчас сиганёт прямо из окна. Гриня кубарем покатился вниз по узкой лестнице, едва ли не быстрее того же арбалетного болта вылетел на улицу.

Лемех с досадой плюнул, в сердцах хватив арбалет об пол. Вот не было печали! Младшенький-то вон как полетел, чуть из штанов не выпадая; ему, отцу, случалось не дозваться сына – пока подзатыльником не угостишь, сидит и мечтает себе о чём-то, как говорится, – о зелёных лугах, наверное; а тут стоило эльфу позвать… Может, и правильно жена говорила: застоялся парень, девка ему нужна, тогда, быть может, и не запал бы так на эту соломенноголовую красотку.

Но что сделано, того не изменишь. И остаётся ему, Лемеху, теперь только скрипеть зубами при виде того, как сын широко раскрытыми глазами глядит на эльфийку и слова склонившегося над ним Месяца слушает, будто это само святое Спасителево писание.

«Что столбом стоишь? – зло рявкнул сам на себя Лемех. – Ждёшь, пока они Гриньке совсем глаза отведут, Спаситель ведает что с ним сделают?! Иди туда, отец ты или кто?!»

…И Полночь, и Месяц, и остальные четверо эльфов-воителей разом обернулись, стоило Лемеху появиться на крыльце. Гриня с Месяцем стояли на коленях, дружно водили руками над неподвижной эльфийкой, ворожили, противное Спасителю колдовство творили, если верить настоятелю отцу Никодиму, которому Лемеху волей-неволей приходилось покорствовать, потому что не ровён час – донесёт святой отец, и не успеешь оглянуться, как примчатся сюда из Княж-городка лютые псы-инквизиторы суд творить и расправу…

Месяц только коротко взглянул на хозяина заимки и снова отвернулся – продолжать своё чародейство, а вот Полночь, напротив, широкими шагами двинулся через двор наперерез Лемеху.

«Он что, остановить меня хочет?» – волной толкнулся жаркий непрошеный гнев. И, словно чувствуя ярость хозяина, невесть откуда вывернулась Найда – умница Найда, молодчина Найда, сберегла свору, не бросила в безнадёжную схватку с Гончими Крови – что ей жизни каких-то там эльфов!

Так, вдвоём, они и пошли навстречу гостю.

Надо сказать, выглядели эльфы неважно – Гончие изрядно их помяли и потрепали. Правда, держались лесные гости достойно – свои раны заботили их явно меньше, чем бесчувственная эльфийка.

– Стой, Лемех, стой! – Полночь чуть ли не умоляюще протянул руки навстречу человеку. – Стой, не мешай им! Мы можем потерять Борозду, если твой сын не поможет нам!

– Волшбу эльфийскую творить… – хрипло проговорил Лемех и сам сделался себе противен – не он ли в мыслях крыл извергов-экзекуторов последними словами, сулясь «вот пусть только посмеют ко мне сунуться…».

– Святая Инквизиция? Боишься доноса, Лемех? Среди работников ненадёжные есть? Ну, об этом мы тоже поговорим… если ты согласишься, конечно.

– На что это я согласиться должен? – мрачно осведомился Лемех, стараясь не упускать Гриню из вида. Ну и дела – эльф сам покрыт кровью, еле на ногах стоит – а речи ведёт не о себе, и даже не о Гончих – почему оружие Лемеха оказалось действенней зачарованных эльфийских клинков – видно, и в самом деле ценна для них эта Борозда, если ради этого они, гордецы, ему, Лемеху, двор готовы плащами мести…

Полночь пристально взглянул Лемеху в глаза.

– Про Эльфийскую стражу слыхал, человече? – напрямик спросил лесной воин.

Эльфийская стража! Кто ж про неё не слыхал! С некоторых пор гости из Зачарованного Леса стали сами переманивать окрестных поселенцев себе на службу – мол, не платите ни подати в Княж-городок, ни десятину церковную, а платите вы нам, да и то сущую ерунду – двадцатый сноп с богатого урожая, а в недород и вообще ничего с вас не возьмём; с инквизицией мы сами разберёмся, а вы находников-добытчиков в наш лес не пускайте, о княжьих походах предупреждайте, ну, а уж если придёт беда – встанем все совокупно против вражьей рати!

Да только как этому самому Перворождённому втолковать, каково это – против своих идти?

– Слыхал, только вот что мне в ней толку? – пожал плечами Лемех. – Немногие, я знаю, на посулы щедрые поддались…

– Пока немногие, – с нажимом сказал эльф. – Но их становится всё больше и больше. Я не буду с тобой хитрить, Лемех, ты нам нужен. И ты, и Гриня, и Ариша. Вы все.

– А я-то думал, двадцатый сноп вам надобен… – не удержался Лемех. Полночь выразительно поднял брови.

– Ты прав, – неожиданно сказал эльф. – Насчёт двадцатого снопа. Хлеб нам нужен, очень нужен… нет смысла от тебя это скрывать. Но куда больше нам нужны люди. Даже больше… больше, чем сейчас кипяток. Не откажи в любезности, Лемех, – когти и клыки у Гончих ядовиты, и если мы не…

– Эй, бабы! Кипятка сюда, да побольше! – рявкнул Лемех, поворачиваясь к дверям дома. – Сейчас притащат, – посулился он.

– Так вот, Лемех, слушай, – Полночь стёр кровь с лица зелёной замшевой перчаткой, посмотрел, скривился, сдёрнул перчатку с руки, зашвырнул подальше, за забор. – Большие дела завариваются на юге, кой-кому в Княж-городе наш лес поперёк горла встал…

– А мы должны его своими телами закрывать? – зло перебил Лемех эльфа. Не хотел он с ним спорить, и смысла говорить всё это не было, а вот поди же ты – не сдержался…

Полночь, сощурившись, посмотрел на человека, и Лемех, куда как неробкого десятка, отчего-то почувствовал тошноту – так стало страшно.

– Не пугай! – нашёл в себе силы прохрипеть Лемех. – Не на таковского напал…

– Знаю, – проговорил эльф. – Потому и терплю.

– Терпишь? – криво усмехнулся Лемех.

– Терплю. И говорю с тобой, крови не утерев.

– Так утри! Что за спешка? Я, чай, сквозь землю не провалюсь.

– Я могу провалиться, – хладнокровно заметил эльф, проводив взглядом Аришу, легко протащившего через двор неподъёмный дымящийся котёл с кипятком. – А другие, Лемех, могут оказаться не столь терпеливы, как я.

Лесные воины начали приводить себя в порядок, Месяц с Гриней всё ещё ворожили над эльфийкой.

– Вы, порубежники, сейчас как между молотом и наковальней, – вновь заговорил Полночь. – Княжья рать через ваши места пойдёт – тоже несладко придётся. Скот вырежут, женщин… ну, сам понимаешь. Да ещё и вперёд вас погонят – под наши стрелы. А ежели с нами встанешь, Лемех, то по крайней мере семья твоя в безопасности будет. Всегда сможет в глубину Зачарованного Леса уйти.

Лемех ничего не ответил. И для чего этому эльфу так его уговаривать? Так о жизни его заботится?.. Случалось, гости лесные целые заимки сжигали, со всеми обитателями, ни детишек не жалели, ни стариков, ни баб. А тут – эвон как. Иное что-то им от меня надо, думал Лемех. Уж не Гриню ли? Не-ет, не видать им парня как своих ушей.

Полночь терпеливо ждал.

– Решай, Лемех, решай, – наконец нарушил молчание эльф.

– А почему сейчас? Что, на пожар спешим? – огрызнулся Лемех. – Такие дела, знаешь ли, с кондачка не делаются.

С этими гостями лесными говорить – всё равно что в детскую игру играть: «да и нет не говорите, чёрно с белым не берите». Отделывайся полунамёками, на вопрос отвечай вопросом, а у кого лучше язык подвешен – у утончённого эльфа, что носа из своего Зачарованного Леса невесть сколько лет не высовывал, или у тёртого жизнью мужика Лемеха, что и в наёмниках послужил, и мир повидал, и за правое дело сражался, и, как говорится, за левое…

– Что ж мне тебя, в Лес сперва вести? – возмутился Полночь. – Нет на это у нас времени, Лемех, нету, понимаешь? Вон, Гончие Крови уже и до этих мест добрались. Думаешь, на заимке своей отсидишься, за высоким забором? Думаешь, арбалеты от таких тварей – защита? Кабы не волшебство Борозды, ничего не сделали б Гончим твои стрелы…

– А кабы не мои стрелы, так и волшба Борозды ни к чему б оказалась, – отпарировал Лемех.

– Верно, – неожиданно легко согласился эльф. – Ни к чему оказалась бы. Заговорены твари были против нашего чародейства, кем и как – сейчас уж неважно. Твои болты требовались, холодное железо, человеком выкованное… – Полночь оборвал речь. – Ну, да об этом тоже после потолкуем. Вот что я тебе скажу, Лемех, не знаю уж, поверишь ты мне или нет, – страшные времена подступают, кровавые, такие, что наши предсказатели даже ворожить не осмеливаются. Хватит кровью да обидами считаться. Или все вместе выстоим – или все вместе сгорим, да в таком огне, что даже и души не останется. Что, не веришь?..

– Трудненько тебе поверить, гость дорогой, – усмехнулся Лемех. – Ты вот пугаешь, а мне нестрашно…

– Ну да, да, ты человек жизнью тёртый, – с досадой перебил эльф, – с «Весельчаками Арпаго» на Кинт Дальний хаживал, по мятежным провинциям Мекампа гулял, бунты в Эгесте подавлял… Всё про тебя знаю. Ты, прежде чем золотой принять, его не только на зуб пробуешь, но и кислотой травишь. Ладно, будь по-твоему. Оставлю тебе вот это, – Полночь протянул Лемеху руку. На ладони эльфа лежала искусно вырезанная деревянная свистулька, не как у людей – в форме петушка или медведя, или ещё какого зверя, а просто сучок неошкуренный.

– В него подуешь – я тебя всюду услышу, если, конечно, сам жив буду, – сказал Полночь. – Думай, Лемех, думай, безумие наступает, кто знает, не пришлось бы тебе против княжьей рати рогатину поднимать. Объявят вас еретиками нечестивыми, с богомерзкими эльфами якшающимися, – что делать станешь?

– Спаситель же сам сказал: несть ни эльфа, ни человека, ни гнома подземного, ни невеличка лесного, – возразил Лемех. – Или среди вас, эльфов, в Спасителя никто не верует?

– Зачем нам веровать, если в Зачарованном Лесу ещё и такие остались, что в лицо Его помнят? – ответит вопросом на вопрос Полночь. – Нам верить не надо. Мы и так всё знаем… Но сейчас всё может перемениться, Лемех. Слова Спасителя слишком уж многие горазды по-своему толковать. Святой Престол в Аркине, говорят, энциклику пустил – мол, только к людям приходил Спаситель, только их оберегал, а всё остальное Его, мол, не касалось… Впрочем, чего нам сейчас об этом спорить – если поладим, то и поговорить время найдётся.

– Вот и ладно, – кивнул Лемех. Полночь отошёл, вернулся к своим, один из эльфов-воинов принялся накладывать предводителю повязку на длинную кровоточащую царапину, оставленную когтем Гончей. Лемех потоптался на месте – никто больше не обращал на него внимания, Месяц с Гриней были поглощены ворожбой, остальные эльфы – своими ранами.

«Хозяин! Что прикажешь, хозяин?!»

«Ничего, Найда. Пока ничего. Следи, глаз не спускай!»

Собака коротко гавкнула, отдавая своре уже непонятный для Лемеха приказ. Псы рассыпались по двору, затаились – и словно нет их.

Поправив для вида двери сарая, Лемех чинно вернулся в дом. Велел Арише идти с ним и поднялся на галерею с бойницами.

– Сиди здесь, – приказал Лемех сыну. – Смотри за гостями нашими, как бы чего не учудили. Гриня там ворожит – на него тоже смотри. Как бы парню глаза не отвели. Если увидишь, что он к воротам за ними двинулся, – разрешаю ему беличью стрелу в зад вогнать, ежели иначе остановить не удастся.

Ариша вопросов задавать не стал.

– Всё понял, батюшка, исполню в лучшем виде.

Хороший всё-таки у меня старший, послушный да понятливый, подумал Лемех, спускаясь вниз.

Эльфы возились на дворе ещё долго. Извели весь кипяток на какие-то примочки с припарками, попросили ещё. Месяц с Гриней наконец бросили рукоблудствовать над раненой, уселись прямо на землю, тяжело дыша, – Лемех зорким взглядом даже издали углядел совершенно безумные глаза младшенького.

Пора.

Дверь тяжело бухнула у Лемеха за спиной – хакнула, точно осадная катапульта. И бывший волонтёр «Весельчаков Арпаго» Лемех пошёл вперёд так, словно за ним грохотала коваными сапожищами вся его рота. Только на сей раз, предчувствовал Лемех, ему будет куда труднее.

Гриня уже малость оклемался и теперь, глупо расшелепив губы, во все глаза глядел на едва пришедшую в себя эльфийку. А она, чародейка лесная, тоже смотрела на него… и так смотрела, что Лемеху вновь стало не по себе. С обладательницей такого взгляда спорить ох трудненько – того и гляди в жабу превратит, если, конечно, верить бабьим сказкам, что эльфы на такое способны.

– Гриня! Пойдём, Арише поможешь, – обычным своим строгим, но не чрезмерно, голосом сказал Лемех. И заметил, как разом уставились на юношу все шестеро эльфов.

Та, которую лесные гости называли Бороздой, лишь затрепетала ресницами, но так затрепетала, что у Лемеха перехватило в груди.

Гриня поднялся, не отрывая при этом взгляда от обрамленного золотыми волосами лица. Лемех не сомневался, что парень сейчас едва ли что-то вообще слышит – это ноги его сами понесли, отцовский голос узнав.

– Он нам ещё может понадобиться, – не слишком любезным тоном сказал Месяц. – Борозда ещё очень слаба… отдала слишком много сил, когда колдовала.

– Дозволь уж ему остаться, почтенный Лемех, – произнёс Полночь, и хозяин заимки вновь увидел, как дрогнули лица эльфов. Они очень старались сдержаться, но всё-таки не смогли. Оно и понятно – назвать человека «почтенным»! В страшном сне такое раньше только присниться и могло.

– Дозволь, батюшка! – взмолился и Гриня.

– Ежели раненой вашей хуже станет – позовёте, гости дорогие, – непререкаемым тоном сказал Лемех. – Чай, не за три моря бежать. И мига не пройдёт, как рядом с вами окажется. А работу его домашнюю я на других перекладывать не собираюсь, да и вообще – в своём доме пока что я хозяин.

– Пока он в угольки не превратился, – угрюмо сказал Месяц.

– Это мы ещё посмотрим, – посулился Лемех.

– Смотри, смотри, человече, – Месяц вытащил короткий серповидный кинжал и принялся вырезать свою стрелу, что так и оставалась торчать в груди мёртвой Гончей. – Смотри, как бы всё на свете не просмотреть.

– Ты, гость дорогой, говори, конечно, что вздумается, на то ты и гость, – не утерпел Лемех. – Да только вежество тебе тоже не мешало помнить. Я к вам не приходил. Границ Зачарованного Леса не переступал. За камни ваши проклятущие не заглядывал. Вы сами ко мне в дом пришли, раненую принесли, стали помощь просить – а теперь грозите? Хороши же, нечего сказать!

– Месяц! – резко сказал предводитель. – Лемех прав. Ему бесполезно грозить. Он должен понять всё сам… – и Полночь добавил что-то по-эльфийски.

Шестёрка лесных воинов, уже промывших и перевязавших раны, собралась вокруг носилок с раненой Бороздой. Полночь негромко заговорил, то указывая на неподвижную эльфийку, то обводя рукой кругом. Эльфы угрюмо слушали. Лемех не стал пялиться – какое ему дело до их разговоров? – вернулся в дом успокоить жену и домочадцев да поглядеть Гриню – какую такую силу в нём гости незваные отыскали?..

Своего младшего Лемех нашёл в малой горнице на втором этаже просторного дома. Парень сидел, уткнув лицо в сгиб локтя, и Лемех даже не отцовским чутьём – а былым опытом наёмника, коему довелось и дядькой побывать, пестуя молодых, только-только вступивших в роту вчерашних пахарей да рыбаков, понял, что говорить сейчас с Гриней нечего. А надо либо ушатом холодной воды окатить, либо…

И всё-таки Лемех заговорил. Потому как сидел перед ним всё-таки сын, а не новичок «Весельчаков Арпаго».

– Так чего это ты там с ними ворожил, сынок?

Гриня вздрогнул, отвёл руку от лица.

– Не знаю, батюшка… – и испуганно втянул голову в плечи.

– Это понятно, – терпеливо сказал Лемех. – Скажи, что в тебе ощущалось? Ну, больно это было или там жарко, к примеру, или, наоборот, – словно после доброй браги, когда в пляс тянет или там песню завести?

Гриня с усилием потёр лоб.

– Нет, батюшка. Это… это как тепло, что изнутри идёт…

– Ага, значит, всё-таки как брага, – с удовлетворением заметил Лемех. Гриня покраснел.

– Да нет же, батюшка… – начал было он, но Лемех только махнул рукой.

– Вот что я тебе скажу, молодший. Много на тебя, да и на нас тоже сегодня свалилось. В тебе вот эльфы силу некую открыли. Это, наверное, хорошо, дело для нас полезное. Только ты помни: эльфа слушать не кашу кушать – в животе не прибавится. И на Борозду эту тоже, знаешь, смотреть долго не следует… – «эх, зря только время трачу. Всё равно не послушает малец… Но и не сказать тоже – как?».

– А ежели позовут, батюшка? – робко осведомился Гриня.

– Ежели позовут – иди, – без колебаний сказал Лемех. – Всякое у нас с эльфами бывало, и ратились, и мирились, но сейчас они – гости. А раз гости, то и понимай соответственно.

Гриня быстро кивнул, но в глазах блеснула радость. Ну конечно – ещё раз на златоволосую эльфийку взглянуть-то охота!..

Однако в тот день эльфы его так и не позвали. Сидели кружком вокруг неподвижной Борозды, не ели, не пили, не разговаривали – замерли, точно куклы. Мало-помалу сгустился вечер, свора Найды рассыпалась ночным дозором, Лемех вышел во двор лишний раз проверить запоры – мало ли кого привлечёт пролитая здесь кровь нечисти – а Полночь, Месяц и четверо безымянных воинов всё сидели и сидели, полуприкрыв странные свои эльфийские глаза с узкими, словно щель дверная, зрачками, и – ни гу-гу.

Лемех с ними заговаривать не стал. Зазорно хозяину утомлять гостей излишним вниманием – себя уронить можно. Гость, ежели ему что надобно, должен о том хозяину сказать, ну а уж хозяина долг – расстараться и достать просимое, горы свернуть и вверх ногами перевернуть, а добыть. Потому как иначе тоже чести дома урон.

Ночь прошла спокойно. Никто не шлялся вкруг частокола, никто не тревожил псов; однако наутро Полночь сам постучался в двери Лемехова дома, не стал даже ждать, когда хозяин на двор выйдет.

Предводитель эльфов не тратил слов на приветствия и прочее. В глазах плескалась тревога, которую он скрыть то ли не мог, то ли не хотел.

– Мы уходим, Лемех, – без обиняков сказал Полночь. – Скорым маршем и под магией. Случилась беда… но тебя она пока не затронет, так что не расспрашивай меня – я всё равно не смогу ответить, слов твоего языка не хватит…

– Что ж, дороги лёгкой… – начал было Лемех, однако эльф с досадой взмахнул рукой.

– Ты не понял разве, хозяин?! Борозда отдала вчера слишком много сил. Оставаться под нашим покровом она не может. Нам придётся просить тебя, чтобы она пока побыла бы на твоём дворе, пока другой наш отряд не придёт за ней. Обещаю – внакладе ты не останешься, – эльф полез за пазуху зелёной куртки.

– Погоди, – спокойно сказал Лемех. – Не надо мне от тебя ничего, раненую принять – долг гостеприимства велит. Вот только что я делать стану, коли на меня соседи ополчатся?.. Не все ведь к вам, не в обиду тебе, Полночь, будь сказано, так же, как я, относятся…

– Тебе ли, солдат удачи, каких-то пахарей, чёрной кости бояться? – презрительно хмыкнул эльф.

– Ты, гость дорогой, меня не учи, как мне с соседями жить, – нахмурился Лемех. – Борозду твою приму. Только смотри… не задерживайся!

Полночь хотел ещё что-то сказать, но передумал, смолчал. Только кивнул, повернулся, и несколько минут спустя весь отряд эльфов уже шагал через отваленную половину ворот заимки. Борозда, по-прежнему недвижная и безгласная, осталась лежать под своим навесом.

Наставления, данные Полночью и Месяцем перед дорогой, оказались очень просты. Мол, слушай, хозяин, что Гриня скажет. С ним одним Борозда заговорить сумеет.

Ладно.

Сперва домашние Лемеха во все глаза пялились на неподвижно лежавшую эльфийку, но потом попривыкли. Прошёл день, прошёл другой, на третий случилась небольшая тревога – видно, кровь Гончих приманила-таки сюда пару диких вампиров, небольших, давно уже разучившихся говорить и сохранять человеческий облик – Найда со сворой вовремя подняли тревогу, а стрелы Лемеха с сыновьями довершили дело. Утром, как и положено, подстреленные вампиры рассыпались серым прахом.

Невелико дело, не впервой заглядывают сюда такие гости, и как с ними поступать, даже малый ребёнок знает.

Борозда всё время пролежала недвижно и безгласно, хотя Лемех не сомневался, что хитрая эльфийка всё, конечно же, и видела, и слышала.

Раненая ничего не ела, только пила воду – и ту не из колодца, во дворе вырытого, а из дальнего ручья, из самого его истока, из бившего под камнями ключа – Гриня, ног не жалея, таскался в немалую даль, таскался пешком, поскольку кто ж даст на такое дело лошадь в самую что ни на есть сенокосную пору!..

Всё вроде б снова пошло на заимке своим чередом – соседи не заглядывали, время горячее, не до посиделок, сами Лемеховы работали от зари до зари – и только Гриня, что стал не в пример молчаливей да задумчивей, старался всякую свободную минутку провести возле Борозды. Как уж они ухитрялись ещё и разговаривать – Лемех не знал и знать не хотел, но вот однажды, спустя дней десять после визита эльфов, когда уже и сенокос пошёл на убыль, ветер донёс запах дыма.

Далеко на восходе, у самого окоёма, возле приметной рощи вековых дубов, где стояла заимка самого ближнего Лемехова соседа, Бороды, – там к небу тугой спиралью поднимался чёрный дым пожара.

Что такое? Почему? Случайно вспыхнуло или?..

Никто, конечно, никуда не поскакал, никто не бросился соседу на помощь – какая уж тут помощь, пока доскачешь, коня загнав, там уже головёшки только и останутся. Или Борода сам справится, или…

Борода не справился. Дым поднимался ещё долго, пока наконец не истаял и сам собой не сошёл на нет.

Ночью Лемех вышел во двор – спать не мог, мучила тревога. Найда чёрной тенью бродила по двору – тоже беспокоилась, но что, почему – собака объяснить не смогла.

Вызвездило. Лемех постоял, закинув голову, глядя вверх, – говорят, там, за твердью небесной, иные миры, и, бают, такие же люди там живут, как и здесь… Враки, конечно же, но небо красивое.

Украдкой Лемех бросил взгляд на эльфийку – это ведь её родня исстари считалась Народом Звёзд – да так и обомлел. Рядом с Бороздой сидел, замерев и ничего вокруг себя не видя, Лемехов младшенький, Гриня, сидел, что-то заунывно тянул себе под нос (Лемех не смог разобрать ни одного слова) и всё водил, водил руками, точно слепой, над головой неподвижной эльфийки.

Лемех с трудом подавил желание сгрести сопляка в охапку, швырнуть куда подальше, подальше от этой ведьмы: если у парня и вправду сила, вот так вот его хватать – беды не оберёшься. Лемех осторожно подошёл ближе – и нарвался, словно на нож, на пронзительный взгляд нечеловеческих глаз. Борозда смотрела прямо на него, и в голове Лемеха медленно зазвучали слова – без выражения, просто слова, словно его собственные мысли.

«Не трогай его, человече. Он уже не твой».

«Но и не твой», – ответил Лемех, пристально глядя в узкие светящиеся глаза.

«Не мой, – неожиданно согласилась эльфийка. – Он свой собственный. Не мешай же ему идти своим путём, человек».

«Может, и не стану мешать, – неторопливо подумал Лемех. – Скажи только подробнее, что за путь?»

«Твой сын родился с великим Даром. Только один Дар способна вместить в себя человеческая душа, но зато этот Дар не сравнить с тем, которым наделены мы, эльфы. Надвигается время бед и горя, все, кто владеет Даром, не имеют права оставлять его неразвитым, потому что Дар – куда более мощное оружие, чем все мечи и копья мира, вместе взятые…»

«Складно говоришь, – спокойно сказал в ответ Лемех. – Ну что ж, коль сыщется у парня Сила – сведу его к чародею. Пусть проверит. Ордосская академия хоть и не ближний свет, а и туда люди хаживают. Пусть на волшебника учится. Тоже дело. Многих других получше».

«Нет, нет, человече! – казалось, эльфийка испугалась. – Не делай этого, если только не хочешь немедленной смерти собственному сыну! Его Дар другой, он совсем особенный, человеческие чародеи Ордоса не справятся с ним, и огонь, бушующий внутри твоего сына, тогда просто пожрёт его – без надежды на спасение!»

«Ты, Борозда, мне зубы не заговаривай, – Лемех очень старался оставаться спокойным. – Иль я не знаю, что эльфы тоже в Ордосе обучаются? Иль ты забыла, что говоришь не с мужиком запечным, что со своего подворья ни ногой? Бывал я и в том Ордосе, и на окраинах Нарна бывал, с Тёмными Эльфами беседовал. Не лги мне, не позорь своё племя!»

Борозда ответила не сразу – глаза мерцали, чёрные щели зрачков то почти что сходились, то вновь расширялись.

«Тёмные Эльфы – наши враги. Их магия берёт своё начало в крови и смерти. Поэтому она сродни людской. Наша – совсем иная. И у Грини – нечеловеческий Дар. Не спрашивай меня, откуда он у него взялся. Но развить его можем только мы, Светлые Эльфы Зачарованного Леса!»

«И что же ты хочешь мне тем сказать, Борозда?»

«Он должен уйти со мной. В Лес. Там ему будет лучше, поверь, человече».

«Ну, а я, эльфе, – передразнил Лемех свою собеседницу, – так тебе на это отвечу – скорее солнце на западе взойдёт. Ты поняла меня?»

«Ты видел, как горела заимка Бороды?» – вопросом на вопрос ответила эльфийка.

«Так и думал, что ваша работа», – глаза Лемеха опасно сузились.

«Ошибаешься, – насмешливо возразила Борозда. – Никого из наших там и близко не было. Зарёнка, дочь Бороды… помнишь её?»

«Как не помнить!»

«Не ты ли её для Ариши приглядывал?»

«Не твоё дело, эльфка!»

«Снова ошибаешься, – послышался ответ. – Теперь уже моё. Потому что у девочки тоже есть Дар, очень для нас полезный… и она станет моей ученицей. Мы не воры и не разбойники. Мы никого не крадём. К нам приходят сами, по доброй воле, или не приходят совсем. Потому Полночь и предлагал тебе стать одним из воинов Эльфийской Стражи, Лемех. Тогда вы с Гриней были бы вместе…»

«Так что с заимкой Бороды?!»

«А с ней вот что, Лемех. Борода тоже не хотел отпустить свою любимую дочь к нам в Зачарованный Лес. И тогда она спалила всю заимку. Вместе с теми, кто пытался остановить её».

«Гм… спалила, значит, – сплюнул Лемех. – А с самой девчонкой что же сделалось?»

«Разве волшебник гибнет в том огне, который сам разжёг?»

«Понятно. Значит, уже пятки маслом смазала, к вам в Лес драпает… – Лемех подошёл ещё ближе, положил руку на плечо Грине. – Спасибо, что сказала».

«Ты, надеюсь, теперь станешь вести себя разумно?» – немедленно спросила эльфийка.

«Угу. Очень разумно, – усмехнулся Лемех. – Гриня! Пошли!» – добавил он на том же неслышимом языке.

«Стой!!!» – трепыхнулась было Борозда, но воля Лемеха пересилила. Гриня вздрогнул и открыл глаза.

– Идём, сыне, – мягко сказал Лемех. – Негоже тебя по ночам гулять. У нас тут с тобой дело одно есть…

– Батюшка… Я… мне… тут… помочь надо… – забормотал несчастный парень.

– Ничего с ней не сделается, – по-прежнему мягко и увещевательно сказал Лемех. – Пойдём, сынок. Не просто так, оказывается, заимка Бороды сгорела…

– Заимка Бороды? – непонимающе раскрыл глаза Гриня.

– Она самая. Ты что, забыл, что ли?

– А-а… – протянул Гриня, и по всему видно было, что нет ему уже никакого дела ни до самого Бороды, ни до его сгоревшего подворья.

– И сожгла её знаешь кто? Зарёнка!

– А-а… – всё с тем же безразличием.

– Что «а-а»? – рассвирепел Лемех. – Понимаешь ты или нет, голова садовая, что…

– А Борода сам виноват, – со внезапной решительностью сказал Гриня. – Не надо было ей препоны чинить… всё бы мирно и обошлось.

– Это ты сам говоришь или она за тебя?! – Лемех кивнул на эльфийку.

– Сам, – буркнул в ответ Гриня, нагибая голову.

– А коли сам, – Лемех взял парня за плечо, легко приподнял – никуда не делась с годами былая сила в руках! – коли сам, так пойдём в доме потолкуем, как добрым людям положено…

– А я не хочу – как добрым! – взвизгнул Гриня, затрепыхавшись, словно плотва на крючке. – Не хочу я! Отпусти меня! Я ей нужен!

– Мне ты тоже нужен, – свирепея всё больше, рявкнул Лемех. – Матери своей ты тоже нужен. Вставай!

И, видать, столь грозен был вид Лемеха, что Гриня как-то вдруг обмяк, перестал дёргаться, позволив разгневанному отцу увести себя в дом.

– Слушай меня, малец, – рыкнул Лемех, едва они с Гриней оказались в сенях. – Знаю, что за песен ты наслушался. Силу в тебе эта Борозда открыла, вот голова-то кругом и пошла. Только я тебе так скажу…

Лемех уже раскрыл рот, чтобы завести речь о магах Ордоса, об Академии Высокого Волшебства, но лицо Грини внезапно исказила гримаса отвращения и ужаса.

– Нет, батюшка, нет! – тонким голосом взвыл парень, повалившись в ноги отцу. – Погубят они меня там, как есть погубят! Изведут, замучают, запытают, со свету сживу-у-ут, а-а-а… – Гриня внезапно зарыдал.