Текст книги "Королевы Иннис Лира"

Риган

Риган знала, что когда сестра находилась в Летней резиденции, она не делила покои с герцогом Астором, а занимала комнаты, в которых жила в детстве, когда этот замок был для Гэлы любимым за близость к скалистым утесам и пещерам – их очень любила мать.

Сразу после прибытия в крепость, Риган оставила Коннли ужинать, а сама подошла к дверям комнаты Гэлы и мягко постучала:

– Это я, сестра.

Дверь открылась. В темноте стояла Гэла, царственная и высокая, в темной красной мантии с застежкой на поясе и с густыми темными волосами, раскиданными по плечам. Риган проскользнула внутрь и снова толкнула дверь, закрывая ее, затем обняла за шею Гэлу и прижалась щекой к ее щеке. Гэла поцеловала Риган в висок и обхватила руками лицо сестры.

– Твои глаза покраснели.

Риган, которая только что избавилась от плаща и грязных походных сапог, оттолкнула сестру и вытерла руки о переднюю часть своего лифа, словно ее ладони были грязными.

– Нет! – воскликнула Гэла и смахнула глиняный кувшин с вином с ближнего стола. Он грохнул об пол, и вино брызнуло, оставляя пятна на деревянных половицах. В ручьях и красноватых лужицах, в осколках кувшина Риган словно увидела вспышки коричневой плоти – разбитые части ее самой. Молодая женщина сжала пальцы в кулак, оставляя ногтями синяки на ладонях. Боль облегчила ее состояние.

– Почему? – спросила Гэла низким и угрожающим тоном. Она прислонилась к столу, схватившись за край.

– Я не знаю, Гэла! – закричала Риган.

– Это Коннли?

– Нет.

Старшая сестра, не моргая, взглядом, полным ярости, смотрела на среднюю.

Риган не хотела выдавать свой испуг, и холодно и неподвижно посмотрела на Гэлу.

Тишина повисла между ними.

В тот момент, когда гнев в глазах Гэлы сменился печалью, Риган заговорила снова:

– Я обращалась в начале лета к Броне Хартфар и сделала все, что могла, но есть…

Гэла шагнула к Риган и крепко-крепко обняла сестру.

Старшая сестра плакала до изнеможения и была готова едва ли не упасть на пол, но ее сестра держалась прямо – башня, мощный дуб, настоящий корень сердца Риган.

– Я не сдамся, – произнесла Риган, прислонившись щекой к плечу Гэлы. Та глубоко вздохнула, словно захлебнувшись знакомым запахом железа, глины и вечной зелени, окутавшим Гэлу. В маленьком круглом очаге потрескивало. Этот очаг был в стене, разделявшей комнаты, в которых жили в детстве Риган и Гэла. Одна – полная оружия и доспехов, кусков стали и мягкой, ароматизированной глины, которой Гэла умащивала свои волосы при дворе. Другая – практически пустая, где Риган собралась спать со своим мужем. Там все еще стоял сундук с детскими платьями, куклами и рецептом с травяными секретами, который она сохранила для своих дочерей. Как оказалось, зря.

– Подсаживайся к огню, – произнесла Гэла, даже с некоторой нежностью.

Риган сняла туфли, подняла шерстяное одеяло, накинула его себе на плечи и опустилась в низкое кресло.

– Я хочу разобраться в себе, сестра. Мне надо выяснить причину моих… трудностей. Там должна быть какая-то магия, достаточно грубая и сильная, которая говорит с моим телом и требует разговора с моим чревом.

Гэла упала в кресло напротив Риган.

– Если нет, то мы должны подумать об Элии, – горько заметила старшая сестра. – Короли, ухаживающие за ней, хотели бы представить Элию своему народу, но, возможно, наша младшая сестра хотела бы выйти замуж за этого смелого мальчика, Эрригала.

– За Рори, – сказала Риган. – Это был бы мощный синтез: ее кровь и его магия железа, хотя у самого мальчика мало силы или он ее не развивает из-за его матери.

– Я не могу объединиться с Элией, – вдруг яростно запротестовала Гэла, разрушая свое же собственное предложение. – Наша младшая сестра слишком похожа на Лира. Она всегда на его стороне. Хотела бы она сама получить корону, а не делать своих детей моими наследниками? Или же она будет вдалбливать им в голову звездную чепуху? Вдруг такая болтовня сделает ее детей слабыми? В конце концов, она бросила твою работу с червями. Есть ли в ней хоть что-то от Далат, есть ли тяга к приключениям и завоеваниям?

– А как же мой Коннли? Должны ли дети Элии унаследовать твою корону?

Гэла фыркнула:

– Меня не волнуют перспективы Коннли.

Риган прикусила язык, выражение ее лица было холодным и равнодушным. Таков был ритуал, и Риган больше не спорила о Коннли с сестрой. Будущее Коннли представлялось только в связи с Риган. Она сказала:

– Элия никогда не сможет претендовать на корону. Она слишком глубоко спряталась в звездные башни, словно звездная тень и послушник нашего отца. Некоторые полюбят ее за это, однако против нас не пойдут. Коннли может мгновенно ее уничтожить, если Элия предъявит претензии на трон, и не поможет никакой Эрригал.

– Как, впрочем, и Астор.

– Тогда давай поедим, Гэла, и попробуем все уладить.

Подойдя к двери, Гэла открыла ее, но вместо служанки на пороге стояла Элия.

Младшая сестра замерзла, испугалась и уже готова была постучать. Элия была в серой одежде звездной жрицы, но ее волосы были убраны и украшены сетью кристаллов.

При виде драгоценностей их матери Гэла яростно вспыхнула. Это отразилось в ее поджатых губах. Элия в ужасе прижала руки к волосам. Она сказала:

– Отец надел их сегодня днем перед тем, как я пошла на встречу с королями.

Между ними воцарилась тишина. Челюсти Гэлы двигались: молодая женщина пыталась побороть бешенство. Сидевшая Риган встала и присоединилась к Гэле. Средняя сестра не так ненавидела младшую сестру, как старшая. Скорее, она жалела Элию.

– Ты выбираешь себе короля? – холодно спросила Элию Риган, словно ей было все равно.

Элия покачала головой:

– Я всего лишь пришла узнать, поела ли ты.

– Мы только собираемся, – сказала Гэла и подошла ближе к младшей сестре, не давая той уйти.

Риган иногда думала о своей покойной матери и о том, как та хотела объединения трех своих дочерей. Однако она помнила, что именно Элия отказалась верить в связь между пророчествами Лира и смертью Далат. Элия предала свою мать и сестер, и все же осмелилась приехать и носить звездные украшения Далат. Кроме того, у Риган болел низ живота, ее суставы пульсировали, и молодая женщина никак не могла позволить наивной Элии увидеть эту слабость.

Младшая сестра нахмурилась. Она ожидала именно такого ответа, даже если бы надеялась на лучшее.

– Я… – медленно начала Элия. – Я лучше пойду. Увидимся утром. Мне хочется…

Девушка решительно подняла черные глаза, напоминая в этот момент свою мать.

– Мне хочется, – продолжила она, – чтобы став королевой, Гэла, ты позволила бы мне заботиться о нем.

Гэла резко выдохнула:

– Если о нем вообще надо заботиться.

Элия кивнула, взглянула на Риган с долей непозволительного сочувствия и ушла.

Через минуту Гэла позвала служанку: она должна была убрать разбитый кувшин, принести им еще вина и подать ужин. Обе ждали в тишине, пока служанка мыла пол. Каждая сестра держала глиняный бокал, полный вина.

Риган вздохнула:

– Может, она права, Гэла, и наш отец назначит тебя своей наследницей уже завтра? Это то, о чем говорил твой призыв?

Гэла выпила и посмотрела на огонь. Ее розовый язык поймал капельку вина в уголке рта.

– Мы сделаем все для этого. Не важно, что Лир сказал, что распределит всех своих дочерей по местам.

– Что бы отец ни придумывал, мы будем держаться вместе и победим.

Они подняли бокалы.

Элия

Элия опаздывала на ужин.

Большой зал Летней резиденции был встроен в заднюю часть крепости так, чтобы ничего, кроме неба, скал и моря, не было видно в высокие, узкие окна, находящиеся за троном. На низком потолке были подвешены темно-синие флаги с вышитыми серебряными звездами в форме созвездий Лебедей – герба Лира. Земляные полы были покрыты камышом и коврами, добавляя тепла и комфорта, поскольку ветер там дул большую часть года, даже летом. Длинные столы шли в два ряда от королевского стола на запад, скамьи были заполнены графами и их слугами, а также компаньонами, навещающими королей и всеми местными семьями. Маленькая боковая дверь к северу от трона, спрятанная за шерстяным гобеленом рябинового дерева, вела через узкий коридор к караулу и дальше – к королевской башне, так что королю и его семье не было нужды путешествовать из их комнат во двор. Все остальные должны были пройти сквозь тяжелые двойные двери далеко от трона. Через эту маленькую боковую дверь в одиночестве и прошла Элия.

Принцесса никак не могла появиться без сопровождения. Ей не хватало спутницы или эскорта, сестры чурались Элии, а Лир наотрез отказался покинуть покои, оказавшись в ловушке своей звездной одержимости, которой он не хотел делиться с младшей дочерью. Когда-то Лир любил развлечения и обожал шум, сопровождавший праздники. Элия в этом не сомневалась, хотя с возрастом ее воспоминания становились все скучнее. Когда она была очень маленькой, то в восторге садилась на отцовские колени и слушала его песни и стихи, ела мясо из рук отца. Лир любил расставлять сливками и фруктовым сиропом точки на лице младшей дочери, будто созвездия, иногда осмеливаясь делать то же самое с женой Далат.

Элия притормозила в арке дверного проема. Девушка медленно дышала, изгоняя воспоминания из-за ответственности представлять свою семью.

Она с трудом верила, что Лир бросил ее сегодня вечером, когда короли, которых он сам же и пригласил, ожидали, что их накормят и развлекут. Этот отцовский поступок говорил о переменах в характере Лира, о его самых капризных звездах, выигрывающих в любой бушующей битве в голове короля.

Еду уже подали, чему Элия была очень рада. Не было никакой нужды сию минуту объявлять свое решение или выставлять себя в центр внимания. Девушка уставилась на людей – они смеялись и вели пустые разговоры. Мужчины и женщины умело передвигались по кухне с кувшинами вина и тушеным мясом. Короли Аремории и Бургуна сидели за высоким столом с Коннли и Астором в его конце. Представитель Аремории говорил спокойно, в отличие от неистово хохочущего Астора, в то время как король Бургуна и Коннли, казалось, скрипели зубами, скрывая негодование за улыбками. Элия не была уверена, что ненависть Коннли к бургунскому правителю первоначально расположила ее к нему.

От девушки требовалось пройти прямо за высокий стол, и она напомнила себе об этом. Элия обязана быть спокойной и вежливой, возможно, должна рассказать историю своего пари с Данной или же спросить о семьях королей-соперников. Естественно, в ответ на это, скорее всего, возникнут вопросы о ее сестрах и отце. Нет, Элия не могла выводить незнакомых ей мужчин на такую опасную территорию. Как только она сделала шаг, любимый голос позвал принцессу:

– Скворушка!

Элия протянула руки, чтобы обнять сводного брата своей матери. Граф Дуб всегда добавлял яркости в ее жизнь. После смерти Далат такое редко случалось. Кайо не мог произвести сильное впечатление историями о Третьем королевстве, с торговыми караванами и флотилиями, пустынями и внутриматериковыми морями, этого почти никто из Иннис Лира не мог даже представить. Мужчина решил отправляться на запад каждые два-три года, заключая торговые соглашения для Лира и взращивая, таким образом, его богатство, но основную часть времени жил здесь, на острове, чему его любимая сестра была очень рада. Он никогда не брал с собой жену, а вместо этого, как двоюродный брат, очень много общался с семьей Лира. Кайо, пожалуй, был единственной персоной на всем белом свете, которым восхищались все три сестры: Гэла – за его приключения, Риган – за проницательность, а Элия – за то, что он возвращался домой.

– Дядя, – произнесла Элия осторожно. Как всегда при выражении эмоций на публике, она не торопилась.

– Элия, – сказал граф Дуб, откинувшись на спинку стула. Его серые глаза наполнились радостью. Граф понизил голос и, наклонившись, нежно прикоснулся своим лбом ко лбу девушки:

– Ты как?

– Если честно, нервничаю, – ответила Элия, вдыхая морской запах графа Дуба.

– Я бы тоже нервничал на твоем месте. Кто-то из женихов тебе интересен?

– Никто, – прошептала принцесса.

– Тогда король Аремории, – произнес Кайо.

– Бургунец больше мной интересовался, – пробормотала Элия. – Он ухаживал за мной и дарил подарки.

– Ты себе такого мужа хочешь? Из серии тех, что просто покупает тебя?

Девушка повернулась и встретила его взгляд, после чего задумчиво ответила:

– Совсем не знаю Ареморию.

– У него лучше репутация.

– Какая же? – поинтересовалась принцесса тихо.

Кайо усмехнулся и протянул ей руку. Элия взяла ее, и вдвоем они подошли к высокому столу. Элия представила дядю и королю Аремории, и королю Бургуна. Граф Дуб начал непринужденно рассказывать историю о том, как он проходил через юг Аремории по пути домой из Третьего королевства.

Элия могла немного расслабиться. Потягивая терпкое вино, она взяла мясо и печеные фрукты с блюда. Слушая разговоры окружающих мужчин, она улыбалась и иногда вставляла пару слов. Но ее взгляд споткнулся о выстроившихся перед ней людей, которые лишь казались радостными.

Графы Эрригал, Гленнадоер, Бракох сидели вместе, причем последние два были со своими женами, и младший сын Бракоха потягивал напиток. Кто-то знакомый мелькнул и снова скрылся за спиной Эрригала, до того как девушка смогла его узнать.

Может, виной тому был напиток, но Элия почувствовала – сейчас этот пузырь дружелюбия лопнет и зальет кровью весь остров. Или, может, она сама лопнет, стремясь удерживать свои переживания и чувство одиночества от желания обрести внутреннее спокойствие в компании людей, выражавших бурные, дикие эмоции. Как, например, ее сестрам удавалось сохранять абсолютную уравновешенность и элегантность? Возможно, из-за того, что они все время были вместе.

Элия знала, сестры всегда выступают единым фронтом, их связывает взаимопонимание. Когда Гэла три недели находилась при смерти перед свадьбой, Риган в одиночку ухаживала за ней. Когда же Риган потеряла своего единственного ребенка в возрасте одного месяца, Гэла загнала лошадей, мчась к ней и делая все, чтобы никто не винил Риган и не говорил против нее ни слова. Элия вспомнила, как ее грубо вытолкнули из комнаты сестры, но не из-за злости или жестокости, а просто об Элии совершенно забыли в своем горе и близости и Риган, и Гэла. Для младшей сестры просто не нашлось места. Средняя и старшая сестры и раньше так же жестко прогоняли Элию, как и в этот раз..

В первый раз подобное произошло в то утро, когда умерла их мать. После того как сегодня вечером на Элию ополчились ее же сестры, она отправилась к Лиру. Он открыл дверь, услышав голос своей младшей дочери, но посмотрел на нее с ужасом и в смятении.

– Кто ты? – прошипел король, прежде чем снова закрыть дверь.

Кто ты?

Элия хотела с ужасом закричать, что она этого не знает.

Девушка подняла бокал с вином и спрятала в нем свое глубокое нервное дыхание, вдыхая терпкий запах винограда.

В таком ужасном состоянии она своего отца еще никогда не видела. Возможно, если бы она не решила продолжать этим летом свое обучение в северной звездной башне, а осталась бы с ним после зимы в Дондубхане, отец не был бы столь обеспокоен. Возможно, если бы ее сестры заботились об отце, они смогли бы ему помочь. Или хотя бы выслушать Элию!

Далат, моя дорогая.

А вдруг Лир ожидал сегодня ночью увидеть свою жену, а не младшую дочь? А если он окончательно сошел с ума?

Девушка могла бы спросить у звезд, либо даже снова выскользнуть в Розовый двор и попытаться коснуться губами корневой воды из колодца. Есть ли ответы у ветра?

Граф Эрригал, сидящий рядом с Элией, яростно ударил по столу – он неистово спорил с леди Бракох, но вдруг девушка увидела человека, которого не сразу заметила из-за своего волнения.

Он стал старше, сильнее, но взгляд был таким же ярким. Это он.

Бан.

Бан Эрригал.

Ответ с острова на ее незаданные вопросы.

Бан был одет как солдат: кожа, бриджи и ботинки, а также стеганый голубой гамбезон и меч в ножнах. Он казался выше младшей дочери Лира, несмотря на то, что сидел на низкой скамейке. Раньше он не отличался высоким ростом. Его черные волосы, когда-то слишком длинные и заплетенные, теперь были короткими, зачесанными назад и мокрыми – вода капала на воротник. Загорелая кожа Бана огрубела от солнца и, звезды знают, от чего еще. После пяти лет участия в войне его брови нахмурились, а лицо помрачнело.

Как же его возвращение не попало в число звездных пророчеств, ведь они должны были просто кричать о таком событии? Или возвращение просто-напросто спряталось за какое-то другое пророчество? Переплелось с корнями Древа Птиц? Упустила ли Элия столь важную вещь, поскольку ее внимание было сосредоточено на Лире и на выборе ее будушего супруга? Неужели девушка отказалась увидеть очевидное?

На протяжении многих лет она активно исключала имя Бана из своих мыслей. Легко представить, что она не заметила знаки, говорящие о его возвращении.

На что же еще она не обратила внимания?

Элия смотрела на Бана и вдруг со смущением поняла: он стал очень привлекателен. Причем не как его брат Рори, многое взявший от их блондинистого, сногсшибательного отца. Бан скорее напоминал мать – диким блеском в глазах, похожим на блеск качественной стали или блеск кошачьих глаз в темноте. Элия желала знать и где он был, и что именно делал. Путешествовал ли или совершал преступления? В любом случае, девушка хотела понять, каков он сейчас.

Бан Эрригал заметил заинтересованный взгляд Элии и улыбнулся.

Сердце девушки посветлело, и она подумала: а вдруг он все еще разговаривает с деревьями?

Ее дыхание участилось. На губах появились слова, которые мог понять только один человек.

Однако Элия с тех пор о нем ничего не знала. Они выросли и отдалились друг от друга, как звезды из колодца. Место Элии – рядом с ее отцом, она понимала свое предназначение и как его исполнять. Именно поэтому младшая дочь Лира отвела взгляд и отпила еще вина, тихо наслаждаясь разлившимся внутри теплом, причем в первый раз за долгое время.

Бан теперь дома.

Лис

На самом высоком валу Летней резиденции волшебник слушал ветер. Он вздохнул и прошептал нечто на языке деревьев, но соленый ветер не ответил.

Он должен был запомнить, как здесь идут дела, совершить небольшой трюк – воздух против воздуха, ветер свистящий в щелях скал и несущийся сквозь листья, но не мог сконцентрироваться.

Он думал лишь об Элии.

Одиннадцать лет назад, Иннис Лир

Королева была мертва.

Сегодня год как она умерла.

Кайо не спал трое суток, решив поехать на поминальную службу, посвященную годовщине смерти Далат. Он ехал почти четыре месяца от скалистых, ощетинившихся гор дальневосточной степи, через быстрые реки к равнинной пустыне и внутреннему морю Третьего королевства. Следуя мимо лесов с пышной растительностью и сельскохозяйственных угодий, через яркие просторы Аремории, соленый канал, Кайо в конце концов вернулся на остров Лир. В пальто, в кожаных туфлях, с головным платком и в тунике, шерстяных брюках, с объемным мешком для еды, ножом и свернутым одеялом, то есть со всем его нехитрым скарбом и маленькой глиняной банкой с маслом. Его он хотел бы зажечь в честь рождения внучки императрицы.

Далат.

Ее имя громко звучало в голове Кайо, когда он отодвинул ветки и протолкнулся сквозь ужасные тени Белого леса Иннис Лира, но голос Далат… Он не мог его вспомнить. Мужчина не слышал его пять лет, с тех пор, как уехал, чтобы присоединиться к двоюродным братьям и сестрам своего отца на торговом пути, простиравшемся далеко на востоке. Далат была любимой сестрой Кайо, вырастившей его, и он пообещал вернуться, когда закончит странствовать.

Кайо сдержал обещание, но Далат уже никогда не узнает об этом.

Дул ветер, сотрясая сосновые иголки, и каждый вздох был свеж. При каждом шаге мужчина чувствовал боль: болели мышцы, плечи, бедра, колени, виски, глаза словно пылали. Кайо невероятно устал, однако уже почти добрался к Звезде поля, как они ее называли, к королевской мемориальной площадке Иннис Лира, на севере острова недалеко от Зимней резиденции короля.

Сначала Кайо пришлось пройти сквозь лес. Да благословит Бог полную, святую луну, достаточно яркую, чтобы пробить ткань ночи и указать ему путь.

Кайо наткнулся на дикую тропинку, достаточно широкую, и тут вспомнил, что олени на острове отличались большей крепостью от худощавых и быстрых пустынных пород. Он охотился на них вместе с молодым графом Эрригалом и неприятным стариком Коннли. Они использовали для охоты собак. Далат тоже очень их любила.

«Далат», – снова подумал мужчина, вспоминая ее медленную улыбку и колючие ресницы. Далат была центром его мира, когда Кайо находился на этой земле, где люди были бледны, как небо. Далат сделала его своим или, по крайней мере, он так чувствовал, когда их мать отправила его сюда, поскольку считала мальчиков бесполезными созданиями. Особенно тех, кто был рожден от второго мужа. От Далат всегда пахло апельсинами и бергамотом. Кайо всегда покупал апельсиновый ликер, чтобы выпить его в ее честь.

Его сестра умерла!

И была мертва уже целый год. Он смеялся и пел, спал в лагере рядом со своими кузенами в самые жаркие дневные часы, когда солнце заливало небо чистым пульсирующим светом. Кайо отчасти чувствовал себя удовлетворенным, несмотря на ее смерть и захоронение на этой далекой скале.

Кайо остановился. Лесная опушка была уже близко, ее присутствие было заметно по синеватому свечению: лунному свету на скалистых болотах. За ним и вокруг него дышал лес, словно набухший теплым влажным бризом, подталкивавшим деревья к тихому разговору.

– Кто ты? – спросил высокий голос.

Мальчик находился вне досягаемости, однако Кайо уже вытянул изогнутый нож. Одна нога мужчины была отставлена назад: он приготовился к атаке. В темноте тени сместились и заплясали, но мальчик стоял рядом с широким дубом, напротив его темной стороны, спрятанной от бродячего лунного света.

– Кайо, от королевы Тарии, – ответил Кайо, пряча нож в ножны. Мужчина стянул шарф с головы и обвил его вокруг шеи и плеч. От этого его серые глаза стали яснее, и Кайо надеялся на дружелюбие мальчика, несмотря на его чужеземные одежды и кожу.

– Я тебя не знаю, – уверенно сказал мальчик. Он был очень маленький, не старше десяти лет, худенький и с темными волосами. Ребенок не отличался бледностью, однако черты его лица были сужены, как у всех жителей острова. Мощный нос и круглые, как у гремлина, глаза напоминали черты южных испанцев, решил Кайо. Они были беженцами, вытесненными войнами Второго королевства.

Кайо кивнул и вежливо поклонился:

– Ты точно знаешь обо мне, мальчик. Моя сестра была королевой, и я приехал на годовщину поминовения.

– Принцесса уже там.

Информация сколь полезная, столь и странная, ведь Лир имел трех дочерей, хотя младшей не могло исполниться больше лет, чем этому мальчику. Возможно, мальчик говорил только о том ребенке, которого лучше знал. Это следствие молодости.

– Ты знаешь, как именно умерла королева? – спросил Кайо. До него доходило множество слухов о разных злодеяниях, подозрениях, загадках, и, возможно, ребенок мог бы донести до Кайо чистую правду, указывающую, как можно отомстить.

Мальчик поднял лицо вверх и прищурился:

– Звезды.

– Ее убили звезды? Что еще за чушь?

– Королева умерла, когда ей об этом сказали звезды, – пожал плечами мальчик и затрясся в злобе: – Они здесь контролируют совершенно все.

Пророчество. Кайо почувствовал неприятное ощущение в желудке.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Парень испугался и посмотрел мимо Кайо, словно ему не понравился вопрос. Кайо обернулся.

Из-за деревьев появилась женщина.

– Бан, позволь мне поговорить с этим человеком, – произнесла она медовым тоном.

Мальчик умчался.

Кайо ждал пошатываясь. Он ощущал приближающуюся беду.

Женщина молча шагнула к нему. Она была одета в типичную для острова одежду: туника с подвязкой поверх рубахи и юбок, на ногах – жесткие сапоги. Тяжелые черные кудри обрамляли прекрасное лицо – лесная женщина, дух Белого леса. Когда незнакомка жестом показала Кайо, что он должен к ней присоединиться, мужчина не стал сопротивляться, и они вместе пошли на окраину леса.

Они остановились у деревьев, глядя на Полевую звезду. Они были в неглубокой долине с изрезанной травой, покрытой каменными башнями и колоннами ракушек, сложенных человеческими рукам, высотой до талии или до колен. Длинные плиты серой скалы были установлены в виде алтарей с выгравированными на языке деревьев царапинами. На каменных нагромождениях и плитах стояли оплывшие свечи, некоторые из них были толстыми и качественно сделанными, другие – тонкими и бледными. Кайо вдруг увидел двух жрецов в белых одеждах, с длинными факелами, освещающими все вокруг.

За жрецами шла безмолвная процессия.

– Это и есть король, – произнесла женщина. – Лир и его двор, его дочери и некоторые иностранные гости идут зажечь новые свечи у небесной кровати ушедшей королевы.

Брови Кайо сошлись, от горя он сжал челюсти. Пламя каждой свечи было звездой, колеблющейся и мерцающей в долине. Иннис Лир усеивали поля памяти, но это было величайшим из всех существующих. Близким умерших нужно было только поставить свечу, и звездные жрецы зажигали их каждую ночь. Король Лир дарил свечи всем, кто просил, как слышал Кайо, поэтому-то Звездное поле всегда светилось и мерцало как рай, спустившийся с небес. Достойный мемориал для такой женщины, как Далат.

– Пойдем, – произнесла женщина.

– А ты кто такая? – резко и с оттенком грусти спросил Кайо.

– Брона Хартфар, я была подругой твоей сестры – королевы. Я помню тебя, когда ты был моложе и гордился тем, что находишься рядом с ней.

– Брона, – повторил Кайо. И это имя заполнило каждый уголок его рта.

Они осторожно спустились на Звездное поле, кружили, чтобы присоединиться к концу процессии, плывущей через свечи и стоячие камни к широкой известняковой плите, сиявшей под полной луной.

Брона взяла Кайо за руку, удерживая его подальше от толпы.

Король Лир выглядел так же, каким его запомнил Кайо, хотя, возможно, морщинки вокруг его рта увеличились, а может, все дело было во множестве свечей, прижимавшихся друг к другу пламенем. Плотные, каштановые волосы Лира были сплетены в одну косу и заколоты. Белое одеяние свисало с его высокой фигуры поверх белых брюк, белой рубашки и белых сапог. Все члены королевской семьи и остальные люди были одеты в белое или в небеленую льняную или шерстяную одежду при минимуме украшений – лишь простые жемчужные нити и серебряные цепочки. Лунный свет и свечи делали их глаза темными в контрасте с розовой, белой, а иногда и песочной кожей.

Король держал за руку маленькую кудрявую девочку. Ее медного цвета пряди волос развевались в свете свечей. Она внимательно смотрела на отца и на плиту памятника. Они подошли ближе. Пришли и две ее старшие сестры: обнялись, прижались друг к другу, словно составляя единое тело. Одна сестра мягкая и грациозная, другая – сильная и темная, больше напоминающая Далат. У Кайо замерло дыхание, когда он взглянул на старшую, Гэлу. Ее лицо имело много общего с материнским. Он вспомнил: в детстве Гэла была невероятно сильным ребенком. Она соревновалась с сыновьями слуг и лордов в мощи и скорости, носила брюки и по-мужски короткую стрижку. Кайо с удовольствием учил ее борьбе и владению кинжалом, но девушка воспринимала все чересчур всерьез и не принимала никаких игровых элементов или поддразниваний. Теперь волосы Гэлы, заплетенные в большую корону, были длиннее, а белый воинский гамбезон дополняли брюки, сапоги и длинное пальто, украшенное стальными пластинами. Ее сестра, Риган, выглядела, несмотря на возраст, гораздо женственнее. Она было одета изящно, как дама. Воспоминания Кайо о Риган отличались большей нежностью: Риган исполнилось только десять лет, когда он уехал, а она уже читала и писала. Внешне она очень мало напоминала Далат: бледная, с гладкими и густыми каштановыми волосами.

Третью дочь Лира, совсем малышку, Кайо знал меньше всего: маленькое круглое и печальное личико, крошечные пальчики, ловящие руку Лира, когда тот опустился перед мемориальной плитой со слезами на щеках и подбородке, сверкающими в его темной бороде.

Кайо и сам почувствовал, как слезы щиплют его горло и заползают в нос. Мужчина стиснул челюсти, а Брона наклонилась к нему, упершись плечом в грудь. От нее пахло костром и густым мхом. Как же приятно было ослабевшему и дрожащему вдыхать ее запах. Волосы Броны щекотали его губы.

Звездный жрец с факелом поднял руки и воззвал к молитве. Кайо слышал только звуки, но не понимал слова: он уже забыл этот язык. Тем не менее, он узнал ритм, плач, острую интонацию, которую жрецы использовали для общения со звездами. Все люди бормотали и изрекали слова вместе со священником, за исключением одного молодого человека, стоящего в нескольких шагах от дочерей короля. Это был пылающий оранжевым принц королевства Аремория, в пальто с рукавами, обернутыми белым, с почтением к траурным традициям Иннис Лира. Принц, по возрасту не старше, чем Гэла Лир, отличался торжественным выражением лица, держал тяжелый, драгоценный меч и имел простую золотую ленту на лбу.

Когда началась молитва, Кайо представил себе Далат, в платье из тончайшей красной ткани, вышитой оранжевой нитью и блестящей бирюзовой, напоминающей прибой во внутреннем море. Красная и черная краски окружали ее глаза и рот, ложились полосами на ее волосы. Глаза Далат были звездами, и сотни здешних свечей горели лишь как отражение ее славы.

Кайо посмотрел на короля, склонившего голову и схватившего руку младшей дочери. Лоб девочки нахмурился от боли. Отец слишком сильно сжал ее пальчики, но та ничего не сказала и не отстранилась.