Текст книги "1983-й. Мир на грани"

6. Недостаточная информированность

Кремлевские руководители были возмущены выступлением Рейгана, посвященном СОИ, и это явно свидетельствовало о том, как плохо понимали в Вашингтоне советский менталитет. И действительно, информации о советских руководителях, о том, что они думают, каким представляют себе мир, и в частности Соединенные Штаты, было возмутительно мало. Биографические сведения об Андропове, собранные в ЦРУ через два месяца после его прихода к власти в Кремле, были крайне скудны. Состояние его здоровья ЦРУ оценило совершенно неправильно, полагаясь на немногочисленные некомпетентные мнения. Например, там считали, что, в качестве бывшего руководителя КГБ, «он, вероятно, лучше осведомлен об иностранных делах и хотя бы о некоторых внутренних вопросах, чем любой советский партийный руководитель, кроме Ленина». Это свидетельствует о слабом понимании того, что, руководя КГБ, Андропов досконально узнал о жизни в Советском Союзе, в том числе о коррупции и организованной преступности, которую он пытался искоренить. Что касается его представлений о международных делах и его отношения к Соединенным Штатам, то авторы созданного в ЦРУ доклада делали вывод: «Он предупреждал, что ядерная война будет иметь катастрофические последствия, и высказался в пользу разрядки между Востоком и Западом»[133]133
  NSA: CIA Biographical Profile of Yuriy Vladimirovich Andropov, 11 January 1983. [Подготовленная ЦРУ биографическая справка о Юрии Владимировиче Андропове, 11 января 1983 года.]


[Закрыть]. При отсутствии другой, более подробной, информации у Белого дома, что неудивительно, сложилось совершенно превратное представление о советской реакции.

Став президентом, Рейган назначил директором ЦРУ юриста Уильяма «Билла» Кейси – своего давнего друга, успешно руководившего его избирательной президентской кампанией. Именно ЦРУ, его штаб-квартира в Лэнгли в штате Виргиния, в нескольких минутах езды от Вашингтона, поставляла информацию о Советском Союзе тем членам новой администрации, которые определяли ее политический курс. Кейси стал директором ЦРУ в 67 лет. Его внешность седовласого, лысоватого добродушного дядюшки часто обманывала окружающих, на самом деле это был хваткий человек с огромной работоспособностью. Он сам трудился на пределе возможностей и своих сотрудников заставлял работать так же. Во время Второй мировой войны Кейси служил в Управлении стратегических служб (УСС) – разведывательной службе США военного времени. УСС собирало информацию, проводило диверсионные операции, а также готовило и переправляло группы борцов Сопротивления в оккупированные нацистами Европу и японцами Азию, где им предстояло действовать. Кумиром Кейси являлся «Дикий Билл» – Уильям Донован, который руководил УСС во время войны и не останавливался ни перед чем, добиваясь всего, что он считал нужным. К чести УСС, оно провело немало успешных операций, в послевоенные годы было преобразовано в ЦРУ при президенте Трумэне в 1947 году. После войны Кейси ушел из разведки, чтобы заняться юридической деятельностью, позже, при Никсоне, его назначили председателем Комиссии по ценным бумагам и биржам. Он имел репутацию толкового, мыслящего человека, который терпеть не мог дураков и всегда добивался исполнения поручений. Кейси много, быстро разбирался со сложными документами, был требователен ко всем, кто работал под его руководством. Он любил подшучивать над сотрудниками, но всегда уважал тех, кто мог с ним поспорить и убедить его, что он неправ.

В 1981 году Кейси вернулся на работу в разведслужбу, но был убежден, что после войны разведывательное сообщество стало слишком мягким и слишком полагается на науку. Кейси хотел, чтобы оно действовало энергичней и чтобы у него сложилось правильное понимание деятельности Советов, особенно в третьем мире; разведке предстояло уяснить как методы, так и перспективы деятельности СССР в этой области в будущем. Он хотел выяснить, где действующие при поддержке Кремля «повстанцы» наносят ущерб интересам США, и, что еще важнее, как этому противостоять. Кейси надеялся, что работающие в разведке аналитики подскажут, какие действия – подпольные или открытые – следует предпринять. Он полагал, что Вашингтон уже вступил в конфликт с Кремлем и обязан его продолжать. Как сказал один хорошо осведомленный профессиональный разведчик, «Билл Кейси пришел в ЦРУ прежде всего для того, чтобы воевать против Советского Союза»[134]134
  Gates. From the Shadows. Op. cit. P. 199.


[Закрыть]. И единственным приемлемым результатом являлась победа.

В первые же месяцы своей работы в ЦРУ Кейси проявил свое рвение. Александр Хейг хотел, чтобы разведка оценила, в какой мере Советы ради достижения своих целей поддерживают террористические группы. Он попросил об этом после своего публичного заявления, в котором утверждал, что за масштабным международным терроризмом стоит Кремль. Было очевидно, чего государственный секретарь ожидал от аналитиков из Лэнгли. Однако в первом варианте доклада ЦРУ говорилось о том, что Советы не организуют террористические группы, не руководят ими и являются противниками убийства невинных мирных жителей. Кейси пришел в ярость, полагая, что доклад неточен, а его авторы, вероятно, настолько наивны, что не понимают того, что Советы, проводя свои операции во всем мире, действуют через союзников и посредников. Он знал, что разного рода борцов за свободу, людей из третьего мира, тренировали и готовили в учебном лагере в Балашихе, к востоку от Москвы, хотя формально Советы осуждали применение террористического насилия. Не поздоровилось никому, когда новый директор ЦРУ в ярости обрушился на своих аналитиков, обвиняя их в «легкомыслии». Всем резидентурам ЦРУ был дан приказ ежемесячно докладывать о тайных советских операциях в их регионе. Подобно тому, как агенты КГБ считали абсурдными требования разыскивать данные в подтверждение операции РЯН, многие аналитики из советского отдела ЦРУ выполняли указания начальства, но не воспринимали всерьез поиск подтверждений секретных операций русских[135]135
  Gates. From the Shadows. Op. cit. P. 203–207.


[Закрыть].

К началу 1980-х годов ЦРУ превратилось в большое бюрократическое учреждение. Оно действовало медленно и совсем не походило на ту деятельную, динамичную организацию, в которой Кейси работал во время войны, – организацию, которая сама определяла и свои задачи, и в процессе своей деятельности свои правила. ЦРУ 1980-х годов было ограничено в своей деятельности законодательством и должно было действовать заодно с комитетами Конгресса, которые его контролировали. Кейси был откровенно возмущен тем, что ему приходится отчитываться перед Конгрессом, и даже не пытался скрывать своего недовольства дилетантским, как он считал, вмешательством в его работу. В ЦРУ существовали четыре директората. Директорат разведки занимался анализом разного рода информации, собранной агентами, радиоразведкой, электронной разведкой, видовой разведкой или из открытых источников (телерепортажи, сообщения в прессе, публичные выступления). Эта информация анализировалась и интерпретировалась в ежедневных и еженедельных сводках. В этом же директорате, если того требовали принимавшие решения политики, составлялись подробные разведывательные сводки по конкретным вопросам. Также существовали еще три директората: научно-технический, административный и оперативный. Каждый из них действовал отдельно, а иногда и совершенно независимо от других.

Оперативный директорат руководил агентами-оперативниками, вербовал иностранных агентов и управлял подпольными или секретными операциями. Подобно британской Секретной разведывательной службе (МИ-6), по образцу которой и было в определенной степени несколько десятилетий назад создано ЦРУ, оно стало довольно закрытым. Свои порядки в нем устанавливали белые мужчины из среднего или высшего класса, в основном из либерального истэблишмента Восточного побережья США, и все они разделяли одни и те же ценности. По своему духу ЦРУ стало американским эквивалентом частных привилегированных закрытых школ Великобритании, все его сотрудники были по своим взглядам довольно консервативными и ограниченными. В 1980-х годах ЦРУ нуждалось в свежей крови и новых идеях.

Будучи человеком, который очень помог Рейгану попасть в Белый дом, Кейси пользовался благосклонностью президента и безусловно влиял на его мировоззрение в первые годы его президентства. В 1982 году Рейган недвусмысленно потребовал, чтобы США поддержали группы, боровшиеся за свободу против коммунизма, где бы в мире они не действовали. Эта политика получила название «Доктрина Рейгана». Взяв на себя ответственность за ее исполнение, Кейси втянул ЦРУ в борьбу на разных фронтах, которая выражалась в поддержке контрас в Никарагуа, моджахедов – в Афганистане и противников Каддафи – в Ливии; в содействии «Солидарности» в Польше и в вооружении и подготовке подобных групп в Африке, на Ближнем Востоке и в третьем мире. Однако, когда речь шла о понимании менталитета кремлевских руководителей, ЦРУ было почти бессильно.

У ЦРУ имелись хорошие информаторы, снабжавшие его сведениями о состоянии советских военных дел. Например, сотрудник польского Генерального штаба полковник Куклинский передал ЦРУ множество сведений о военных аспектах Варшавского договора, в общей сложности 30 тыс. советских документов за 10 лет. Кроме того, он подробно информировал о том, какое давление Советы оказывали на польское правительство, когда начал действовать профсоюз «Солидарность», возникший в качестве платформы для противодействия коммунистическому правлению[136]136
  Gates. From the Shadows. Op. cit. P. 238.


[Закрыть]. Разведывательные спутники поставляли высококачественную информацию о советских военно-воздушных базах и военных объектах. От военных атташе и основываясь на наблюдениях за испытаниями и учениями, ЦРУ многое узнало о потенциале советской боевой техники. Кроме того, получая подробные сводки, ЦРУ было хорошо осведомлено о катастрофическом состоянии советской экономики. В 1981 году ЦРУ получило сведения о том, что в результате неурожаев и падения промышленного производства темпы роста советского ВВП достигли самого низкого уровня после Второй мировой войны. Именно эти подробные отчеты о бедственном состоянии советской экономики позволили Рейгану назвать ее «совсем безнадежной»[137]137
  Reagan. An American Life. Op. cit. P. 551.


[Закрыть].

Рейган с директором ЦРУ Уильямом Кейси. Кейси считал, что он ведет войну с Советским Союзом и что у нее может быть только один результат

Однако когда требовалось снабдить сведениями администрацию США о позициях и намерениях политических руководителей СССР, источники информации оказывались крайне ограниченными. Иногда советских руководителей лечили врачи, которых приглашали с Запада, и они могли передавать ЦРУ доступную им информацию о здоровье кремлевских руководителей. Время от времени с обитателями Кремля встречались западные политики, крупные предприниматели или журналисты. Они тоже сообщали в ЦРУ о том, что им удалось разузнать, или это были какие-то отрывочные сведения. Кроме того, ЦРУ иногда перехватывало разговоры по радиосвязи, которые велись между большими лимузинами ЗИЛ: в них разъезжали по Москве руководители коммунистической партии. Благодаря подобному радиоперехвату удавалось получить кое-какую информацию личного характера, но весьма ограниченную. Высокопоставленные партийные функционеры пользовались радиосвязью, чтобы сплетничать о коллегах, обсуждать любимые футбольные команды или говорить о здоровье конкурентов. Некоторые из этих разговоров были «очень колоритными», но эти люди, когда они ездили в своих лимузинах, редко обсуждали политические вопросы[138]138
  Кинокомпания «Флешбэк»: интервью с Робертом Гейтсом.


[Закрыть]. Однако чего ЦРУ в начале 1980-х годов так и не удалось узнать, это тревожного состояния обитателей Кремля, которое все усиливалось. Они были в отчаянии от того, что проигрывали технологическую гонку холодной войны, что их экономика пришла в упадок, что новое руководство в Вашингтоне заняло непримиримую агрессивную позицию, становившуюся все более угрожающей. Помимо привычной для них паранойи, советские руководители в Кремле испытывали особое беспокойство. Несколько лет спустя Роберт Гейтс (в начале 1980-х заместитель директора ЦРУ) охарактеризовал советских руководителей, назвав их «страшно приземленными, замкнутыми и зацикленными на себе». Теперь, сказал он, мы, оглядываясь назад, «понимаем, что эти руководители начали 1983 год еще большими параноиками, чем обычно»[139]139
  Gates. From the Shadows. Op. cit. P. 259.


[Закрыть].

После вторжения СССР в Афганистан американские и советские руководители практически не обменивались мнениями и не общались, и потому ни одна из сторон не могла понять, что думает другая. И это затем превратится почти в роковую ошибку.

Лимузин ЗИЛ выезжает из Кремля. На таких машинах возили всех советских руководителей. Какое-то время ЦРУ устанавливало в них «жучки»

В середине февраля 1983 года, на выходных, после судьбоносной встречи Рейгана с начальниками штабов, которая была посвящена перспективе создания стратегического оборонительного щита и вызвала такой интерес президента, Вашингтон завалило снегом, и движение транспорта в нем остановилось. Президенту и его жене пришлось отказаться от планов уехать на выходные в Кэмп-Дэвид, и вместо этого они пригласили в Белый дом, на обед, государственного секретаря Джорджа Шульца с женой. В должность государственного секретаря Шульц вступил в июне прошлого года, после отставки Александра Хейга. Шульц получил образование в лучших университетах Америки: степень бакалавра экономики ему присвоили в Принстонском университете, степень доктора наук в Массачусетском технологическом институте. Во время Второй мировой войны Шульц служил в тихоокеанском Корпусе морской пехоты, потом часть жизни вращался в научных кругах, затем работал в правительстве советником по экономике. В 1968 году Никсон назначил Шульца на высокий пост, и через четыре года он стал министром финансов. В 1974 году он ушел из правительства, чтобы стать председателем корпорации «Бектэл» – огромной многонациональной инженерной и строительной компании со штаб-квартирой в Сан-Франциско, также Шульц являлся одновременно преподавателем в Стэнфордской высшей школе бизнеса. Шульца знали как эффективного руководителя и профессионала федеральной бюрократии. Он мог выслушивать доклады совершенно бесстрастно, никак не выражая того, что он думает, благодаря чему заслужил прозвище Сфинкс. По большинству вопросов он имел определенные взгляды, хотя в первую очередь он был большим прагматиком. Шульц пользовался огромным авторитетом, сохранял спокойствие во время кризиса. Его глубокий низкий голос звучал успокаивающе, когда Шульц выступал в СМИ. Заняв свою новую министерскую должность, он пришел в ужас, узнав о состоянии американо-советских отношений. Их улучшение он считал своей основной задачей. Позже он писал, что «отношения между сверхдержавами были не просто плохими; их фактически не существовало»[140]140
  Shultz George. Turmoil and Triumph. P. 5.


[Закрыть].

После обеда во время снежной бури Рейган и Шульц поговорили по душам. Рейган признался Шульцу, что идея взаимного гарантированного уничтожения вызывает у него отвращение. «Насколько было бы лучше, безопаснее и гуманнее… если бы мы смогли защитить себя от ядерного оружия», – сказал Рейган Шульцу, попросив его об этом подумать. Шульц ответил: «Возможно, есть способ это сделать, и если так, нам надо попытаться его найти». Осознав, что за два года президентства Рейган так и не встретился ни с одним высокопоставленным советским политиком, Шульц посоветовал ему встретиться с советским послом в Вашингтоне Анатолием Добрыниным. Сотрудники Белого дома были категорически против такой встречи, но Нэнси эта идея понравилась, и ее муж согласился[141]141
  Shultz George. Turmoil and Triumph. P. 165.


[Закрыть].

В должности советского посла в Вашингтоне Добрынин прослужил невероятно долго – почти 20 лет. Это был крупный, широкоплечий мужчина, выглядевший на все сто. Он обладал подкупающей улыбкой и дипломатическим обаянием, но был безраздельно предан своим кремлевским хозяевам. Находясь в самом центре американо-советских отношений, Добрынин занимал уникальное положение: пользуясь огромным авторитетом среди большинства высокопоставленных лиц в Кремле, он вызывал большое уважение и в Вашингтоне. Добрынин сыграл ключевую роль в Кубинском ракетном кризисе, обеспечив Роберта Кеннеди секретным каналом связи, чтобы напрямую контактировать с Хрущевым в Москве в обход обычных дипломатических процедур. Добрынин был знаком со всеми американскими президентами, приходившими после Кеннеди. В годы разрядки он был в хороших отношениях с Никсоном и Киссинджером, но в конце 1970-х годов невзлюбил Картера, который, как он считал, эксплуатировал тему прав человека, чтобы запугивать Кремль. Добрынин надеялся, что те антисоветские лозунги, которые звучали во время избирательной кампании Рейгана, уступили место более прагматичным взглядам, когда он переехал в Белый дом. Поэтому Добрынина ужаснули откровенные нападки Рейгана на советских руководителей, когда во время своей первой пресс-конференции он их назвал преступниками, лжецами и обманщиками. Позже Добрынин писал, что он был «действительно озадачен этим яростным антисоветским выпадом нового президента». Он размышлял: «В тот момент мне было совершенно невозможно представить человека, который был бы хуже Картера. Но вскоре стало ясно, что в плане идеологии и пропаганды Рейган оказался куда хуже и гораздо более угрожающим». В ходе своей встречи с новым государственным секретарем Хейг сказал Добрынину, что у Рейгана не было намерения оскорбить своими словами кого-то в Москве, но его жесткое выступление было просто выражением его глубоких убеждений. По мнению Добрынина, «это разъяснение только ухудшило ситуацию»[142]142
  Dobrynin. In Confidence [Добрынин. Сугубо доверительно]. Op. cit. P. 484–485.


[Закрыть].

В течение многих лет Добрынин регулярно посещал Государственный департамент. Обычно, приезжая с официальным визитом, он заходил туда через главный вход. Однако в других случаях, когда американские дипломаты не хотели, чтобы о его визитах знали посторонние, его через подземный гараж подвозили к задней двери. Хейг дал понять, что он больше не заинтересован в частных встречах или в сохранении тайного канала связи. Отныне Добрынин должен был всегда входить через парадный вход и у всех на виду.

За первые полгода президентства Рейгана Добрынин несколько раз встречался с Хейгом. Однако государственный секретарь использовал эти встречи исключительно для того, чтобы упрекать Москву в том, что он считал нарушениями, совершавшимися в разных частях света. Он не сделал ничего, чтобы попытаться понять, из каких соображений исходит Москва, как она реагирует на усиление военной мощи США и враждебные реплики Рейгана. Когда государственным секретарем стал Шульц, а на смену Брежневу пришел Андропов, у Добрынина возникла надежда, что можно будет улучшить отношения между Москвой и Вашингтоном.

Когда во вторник 15 февраля, в пять часов вечера, Добрынин прибыл в Государственный департамент на запланированную встречу, Шульц ему сказал, что приготовил для него сюрприз: с ним хочет поговорить президент. И в машине Шульца они вместе подъехали к восточному входу Белого дома, обычно не использовавшемуся для приема официальных гостей. Они направились не в кабинет президента в западном крыле, а на второй этаж и в жилые комнаты президента. Им подали кофе и оставили втроем – Рейгана, Шульца и Добрынина. Встреча была довольно насыщенной. Рейган настаивал на том, что Америка хочет лишь мира с Советским Союзом. В ответ Добрынин указал на то, что советские люди знают, что их страна окружена американскими военными базами и что осуществляемая сейчас в Америке масштабная программа перевооружения расценивается как «реальная угроза безопасности нашей страны». Рейган сказал, что угроза миру во всем мире исходит от советской агрессии в странах третьего мира и от советской веры в будущую повсеместную победу коммунизма. Однако Рейган заверил посла: «Мы верим в наше будущее и будем за него бороться». Они обменивались колкостями, но ни президент, ни советский посол не пошли на уступки. Встреча продлилась два часа, непривычно долго для Рейгана, который, как было известно, не мог долго концентрировать свое внимание. Президент отметил в своем дневнике: «В какие-то моменты мы оказывались практически лицом к лицу»[143]143
  Reagan. The Reagan Diaries. Op. cit. P. 131.


[Закрыть].

Единственным существенным результатом встречи стала договоренность, что Советы хотя бы выдадут выездные визы семерым советским пятидесятникам-фундаменталистам, отсиживавшимся в цокольном этаже посольства США в Москве. «Для советского руководства просьба Рейгана выглядела чрезвычайно странной, даже подозрительной», – вспоминал Добрынин. Пробыв в должности два года, президент, встретившись с Добрыниным, обратился лишь с одной конкретной просьбой – выпустить пятидесятников, «как будто это была главная проблема в наших отношениях»[144]144
  Dobrynin. In Confidence [Добрынин. Сугубо доверительно]. Op. cit. P. 517–522.


[Закрыть]. Встреча убедительно подтвердила, что ни одна из сторон реально не понимала другую. Для Рейгана и для многих американцев трудности этих христиан и их желание покинуть Советский Союз имели первостепенное значение. Судьба отдельных людей являлась для американских политиков жизненно важной. Советских же руководителей удивляло, что немалую часть своей жизни президент тратит на то, чтобы вести антикоммунистическую кампанию и пропагандировать идеологию, диаметрально противоположную их собственной. Позже Шульц говорил о том, что эта встреча была очень важной. Однако такой она была лишь в долгосрочной перспективе. Пока же она не принесла совершенно никаких результатов, потому что не позволила Рейгану ни глубже понять противника, ни уяснить, как кремлевские руководители реагируют на его антисоветскую риторику. Рейган сказал, что он уважает Добрынина и восхищается им настолько, что его удивляло, как это он и его жена могли «быть на стороне советской системы»[145]145
  Reagan. An American Life. Op. cit. P. 551.


[Закрыть]. Однако личные чувства Рейгана никоим образом не влияли на его политику. С самого начала своего президентства он говорил, что переговоры с Советами смогут начаться лишь тогда, когда США смогут говорить с позиции силы. И это время стремительно приближалось. Через три недели после своей секретной и неофициальной встречи с Добрыниным Рейган назвал Советский Союз «империей зла». А через две недели после этого он потребовал приступить к реализации новой программы Стратегической оборонной инициативы. Он не понимал, почему эти выступления оскорбляли советских руководителей или почему, в частности, программа СОИ, как считалось, наносила ущерб проводившейся десятилетиями советской политике, потенциально предоставляя США окончательное преимущество. И лишь Роберт Гейтс из ЦРУ впоследствии объяснил, что, по мнению кремлевских руководителей, программа СОИ предоставляла Рейгану возможность нанести первый ядерный удар, не опасаясь возмездия, и что это было «ожившим советским кошмаром»[146]146
  Gates. From the Shadows. Op. cit. P. 264.


[Закрыть].