Текст книги "Дейзи Джонс & The Six"

Я так и не нашел ответа на этот вопрос.

Видимо, это было просто не мое.

Так вот, в тот день перед больницей я, помнится, глядел на двери вестибюля и увидел одного мужичка, который выкатил наружу каталку с сидевшей в ней женщиной с младенцем. Я посмотрел на него и… понял, что совершенно не представляю себя в этой роли.

И я все думал о том, что вот зайду в больницу, взгляну на свою новорожденную дочку – и при этом буду знать, какое дерьмо перед ней предстало… [От волнения прерывается. ] Нельзя сказать, что я не хотел к ней. Я ужасно хотел оказаться рядом. Просто… я не хотел, чтобы моя девочка познакомилась со мной таким.

Я не хотел… чтобы, только вступив в жизнь, моя дочурка подняла глаза, увидела такого вот человека – это пропитое, одуревшее от наркоты ничтожество – и подумала: «И это мой отец?»

Вот что я чувствовал тогда. Я просто стыдился, что меня увидит мое дитя.

Поэтому я от него сбежал. Этим я нисколько не горжусь – но да, правда в том, что я отправился прямиком в лечебницу, только чтобы не встречаться с моей дочерью.

Камилла: Мама сказала мне:

– Надеюсь, детка, ты хорошо понимаешь, что делаешь.

В ответ я, помнится, вспылила, но подумала: «Да, я тоже на это очень надеюсь».

Знаешь, я потом столько обо всем этом думала. Десятки лет. И вот к чему все сводится. Вот почему я сделала то, что сделала. Мне показалось неправильным, что самая слабая часть его существа станет вдруг диктовать, как сложится моя жизнь и какой станет моя семья.

Я сама должна была это решать. А я хотела, чтобы моя жизнь, моя семья, мой дом – чтобы все это было связано с ним. С человеком, чью истинную суть я уже знала. С таким, каким он был для меня на самом деле. И я готова была добиваться этого вопреки всему.

Билли поступил в центр реабилитации зимой 1974 года. В связи с этим The Six отменили несколько оставшихся пунктов программы тура.

Остальные участники группы получили небольшой отпуск. Уоррен купил яхту и пришвартовал ее у причала в бухте Марина дель Рей. Эдди, Грэм и Карен остались в старом доме в каньоне Топанга, в то время как Пит временно перебрался жить на Восточное побережье, к своей девушке, Дженни Мэйнс. Камилла арендовала дом в Игл-Рок и там целиком и полностью предалась материнству.

Проведя шестьдесят дней в реабилитационном центре, Билли Данн наконец смог встретиться со своей дочерью Джулией.

Билли: Я не уверен, что мною двигали правильные доводы, когда я решил пойти на реабилитацию. Скорее это были стыд и сконфуженность, и, что называется, реакция избегания, и все такое прочее. Но остался я там все же по вполне резонным причинам.

Остался я там потому, что уже на второй день моего пребывания в центре врач, ведущий нашу группу, велел мне прекратить себе внушать, будто бы моя дочь меня стыдится. И посоветовал начать думать, что можно сделать, дабы поверить в то, что моя дочь гордится мною. И скажу тебе, это реально запало в душу. Я уже не мог перестать об этом думать.

Постепенно это превратилось для меня в этакий манящий свет в конце тоннеля… рисующий мне образ дочери… [Умолкает, пытаясь совладать с эмоциями]. Я представлял себя человеком, которого моя дочь будет счастлива называть отцом.

И отныне я постоянно, каждый день работал над тем, чтобы как можно ближе подойти к этому воображаемому человеку.

Грэм: В тот день, когда Билли выписывали из наркоцентра, я на машине забрал Камиллу с малышкой, и все вместе мы приехали за ним.

Джулия к тому моменту превратилась в такого пухлюнделя, каких еще поискать! [Смеется. ] Правда-правда! Я даже говорил Камилле: «Ты что, ее молочными смесями закармливаешь?» Щеки толстущие, пивной животик круглый! Прелестнее не найдешь!

Недалеко от ворот лечебницы стоял маленький такой столик для пикника, с зонтиком, и вот Камилла присела туда с Джулией на коленях. А я прошел в заведение забрать Билли. Он был все в той же одежде, как в тот раз, когда мы с ним виделись в Хартфорде. Но было заметно, что он изрядно поправился, прибавил в весе, и лицо его выглядело куда свежее.

– Ты готов? – спросил я.

– Ну да, – ответил он, хотя и показался мне немного неуверенным.

Тогда я приобнял его и сказал то, что, по-моему, в тот момент ему необходимо было услышать:

– Из тебя выйдет отличный отец.

Наверно, мне следовало бы сказать ему это раньше. Даже не знаю, почему я этого не сделал.

Билли: Когда я первый раз увидел Джулию, ей было от роду шестьдесят три дня. И знаешь, очень трудно… до сих пор даже… не презирать себя за это. Но в тот момент, когда я ее увидел… Боже ж ты мой! [Улыбается. ] Когда я встал с ними рядом возле этого столика для пикника, я себя чувствовал так, словно по мне кто-то крепко приложился киркой, сколов весь покрывавший меня панцирь. Я вмиг сделался чувствительным как никогда. Когда все, что ты чувствуешь, пронзает тебя в самую глубину нервов.

У меня теперь… Я осознал, что создал семью. Хоть и случайно, без особых раздумий, и не обладая теми качествами, с которыми, как мне кажется, человек заслуживает семью, – но я все же ее создал. И передо мною – крохотный новоявленный человечек, у которого были мои глаза и который не ведал, кем я был прежде. Для которого значило лишь то, кем я стал сейчас.

Я опустился на колени. Я был настолько преисполнен благодарности к Камилле!

Мне… Я даже представить себе не могу, через что я заставил ее пройти. И не мог поверить, что Камилла по-прежнему со мною рядом и дает мне еще один шанс. Я этого не заслужил. И я это прекрасно понимал.

Тогда я сказал ей, что весь остаток нашей с ней совместной жизни я буду стараться быть вдвое лучше, чем даже она заслуживает. Едва ли когда-либо еще я кому-то с такой почтительностью и с такой глубокой благодарностью в душе что-либо обещал, как в тот день Камилле.

Да, формально мы были женаты уже почти год – но именно в тот день я полностью, всецело ей отдался. Как говорится, отныне и навеки. Ну, и моей дочери, конечно. Я решил всего себя посвятить им обеим, всю душу свою вложить в воспитание этой девочки.

Когда мы уселись в машину, Камилла прошептала:

– Мы с тобой вместе на веки вечные. Не забывай об этом больше, ладно?

Я в ответ кивнул, и она меня поцеловала. И Грэм отвез нас домой.

Камилла: Мне кажется, верить в людей надо еще до того, как они это заслужили. Иначе это будет нечестно. Правда?

«Начало»

1974–1975

В 1974 году Дейзи Джонс отказалась появиться хотя бы на одном из сеансов звукозаписи в студии Record Plant в Западном Голливуде, а также нарушила условия своего контракта с Runner Records.

Между тем Симона Джексон, успевшая заключить контракт с Supersight Records, уже снискала мировой успех своими танцевальными хитами в стиле ритм-н-блюз, которые впоследствии стали считать классикой жанра «протодиско». Ее песни «Любовь как дурман» и «Заставь меня» неизменно попадали в верхние позиции чартов танцклубов Франции и Германии.

Когда же летом 1974-го Симона отправилась в очередные гастроли по Европе, Дейзи стала все чаще испытывать чувство неприкаянности.

Дейзи: Целыми днями я загорала на солнце, а ночи проводила в алкогольном угаре. Я перестала писать песни, потому что не видела в этом никакого смысла: ведь все равно никто не даст мне их записать.

Хэнк наведывался ко мне каждый божий день, делая вид, будто безумно влюблен в меня, хотя на самом деле он просто все время пытался убедить меня поехать в студию, словно я была призовой лошадью, отказавшейся участвовать в скачках.

Потом в один прекрасный день у моего порога появился Тедди Прайс. Похоже, его назначили за меня ответственным, и в студии предполагали, что он сумеет убедить меня явиться на запись. Тедди на ту пору было где-то за сорок, или, скорее даже, около пятидесяти. Исключительно обаятельный был британец, выказывавший ко мне какое-то отеческое отношение.

Я открываю дверь – и вижу его на крыльце.

– Хватит уже страдать ерундой, Дейзи, – говорит он мне, даже не поздоровавшись. – Тебе придется записать этот альбом, иначе Runner привлечет тебя к суду.

– Мне на это наплевать, – ответила я. – Если хотят, то могут забрать свои деньги и выпереть меня отсюда. Буду жить, значит, в картонной коробке.

Я была ужасно раздражена. На самом деле я даже не представляла, что означает терпеть какие-то лишения.

– Давай-ка просто поедем в студию, красавица, – сказал Тедди. – Это что, так трудно?

– Я хочу записывать собственные песни, – уперлась я. Причем, кажется, даже скрестила руки на груди, точно упрямое дитя.

– Я почитал твои тексты. Некоторые из них даже очень хороши. Но у тебя нет ни единой полностью законченной вещи. У тебя нет ничего, что можно было бы с ходу записать.

Еще сказал, что, когда я исполню свои обязательства по контракту с Runner Records, он поможет довести мои песни до ума, чтобы я могла выпустить альбом с собственными сочинениями. Даже назвал это «дальнейшей целью нашей общей работы».

– А я хочу выпустить свои песни сейчас, – не отступала я.

И тут Тедди не на шутку разозлился:

– И что, ты хочешь стать профессиональной групи? Это предел твоих мечтаний? К этому ты стремишься? С моей точки зрения, сейчас тебе дается шанс по-настоящему заявить о себе, сделать что-то самой. А ты предпочла бы просто залететь от Боуи.

Позволь-ка, я воспользуюсь моментом и проясню кое-что сразу: я никогда не спала с Дэвидом Боуи. Лично я в этом абсолютно уверена.

– Я – творческая личность, – заявила я Тедди. – Поэтому или вы позволите мне записать альбом, который я хочу, или вообще меня больше не увидите. Никогда.

– Знаешь, Дейзи, – высказался он тогда, – тот, кто настаивает на идеальных условиях, чтобы творить искусство, тот никакая не творческая личность, а просто мудозвон.

На этом я захлопнула перед ним дверь.

В тот же день я открыла свой сборник песен и взялась перечитывать. Мне досадно было признавать это, но я поняла, о чем говорил Тедди. У меня встречались очень даже удачные строки, но ничего не было отшлифовано от начала и до конца.

Как я тогда работала над песнями? У меня в голове крутилась какая-то случайная мелодия, я подбирала к ней слова, а потом просто двигалась дальше, к новым песням. И всего раз-другой перечитав написанное, никогда уже не возвращалась к текстам.

И вот я сидела в гостиной коттеджа, глядя в окно и положив сборник на колени, и постепенно проникалась осознанием того, что если я не начну по-настоящему стараться – то есть не стану ради своей цели выкладываться потом, кровью и слезами, – то так и останусь никем, и никто никогда не станет воспринимать меня всерьез.

Пару дней спустя я позвонила Тедди и сказала:

– Я запишу ваш альбом. Я готова это сделать.

– Это твой альбом, – отозвался он.

И я поняла, что он совершенно прав. Может, в альбоме не все получалось именно так, как я хотела, – но тем не менее он был моим.

Симона: Как-то раз, когда я уже вернулась с гастролей в Лос-Анджелес, я приехала к Дейзи в Chateau Marmont и в кухне увидела прилепленный к дверце холодильника листок бумаги со стихами.

– Что это у тебя? – спросила я.

– Песня, над которой я сейчас работаю.

– Разве у тебя их не десятки разом вылетают?

Дейзи в ответ помотала головой:

– Я пытаюсь эту одну сделать как надо.

Дейзи: Для меня это был хороший урок в юности: не получать что-то, а зарабатывать трудом. Я настолько привыкла к тому, что все дается само собой, что даже не понимала, насколько важно для души, для самой своей сущности что-то для себя заработать, заслужить.

Если б я смогла за что-то поблагодарить Тедди Прайса (а если честно, я за многое должна его благодарить) – и выбрать что-то одно, – я бы особо выделила то, что он заставил меня зарабатывать трудом и стараниями.

В итоге я в относительно трезвом состоянии приехала в студию и спела все те песни, что мне сказали. Я не всегда, конечно, исполняла их именно так, как от меня хотели, – во мне все же срабатывало какое-то сопротивление, – но мне кажется, от того, что я делала кое-что в собственном стиле, альбом только выиграл. Как бы то ни было, я сделала то, что от меня требовалось. Я честно выполнила обязательства.

И когда мы с этим покончили, записав небольшой сборничек из десяти музыкальных баллад, Тедди спросил меня:

– И как ощущения?

Я ответила, что чувствую, будто сделала что-то не совсем так, как себе это представляла, но, пожалуй, само по себе получилось вполне даже неплохо. Еще сказала, что вроде бы это и похоже на мое, а вроде и нет, и я даже понятия не имею, отлично у меня получилось, или совсем ужасно, или нечто среднее. На что Тедди рассмеялся и сказал, что сейчас точно слышит речь творческого человека. Для меня его слова оказались бальзамом на душу.

Я спросила, как назовем альбом, и Тедди ответил, что пока не знает. Тогда я сказала, что мне бы хотелось назвать его «Начало», поскольку я планирую сделать их еще очень много.

Ник Харрис: Дейзи Джонс выпустила «Начало» зимой 1975 года. Рекламировали ее повсюду как преемницу Дасти Спрингфилд. На обложке альбома она гляделась в зеркало, размещенное на бледно-желтом фоне.

Это не был какой-то прорыв или новаторство – ни в коей мере. Однако, оглядываясь назад, на то, каким в итоге получился этот альбом, под ровной с виду поверхностью сразу проглядывает решительный и резкий характер.

Ее первый сингл, явивший собой версию композиции «В один прекрасный день», оказался более многосложным, нежели другие варианты этой песни. А последовавший вскоре за ним второй сингл (Дейзи записала одну из версий популярной «Дороги вниз») приняли довольно тепло.

Я хочу сказать, что альбом этот, хоть был совершенно умеренным, ничем особо не выдающимся, – все же сделал свое дело. Теперь публика знала ее имя. Дейзи засветилась в телепрограмме American Bandstand, а ее фотография в журнале Circus с «фирменными» кольцами в ушах заняла целый разворот.

Она была и редкостно красивой, и искренней, и интригующей. Музыка ее песен пока что не была особенной, но… знаете, ведь Дейзи Джонс всегда стремилась вперед. Момент ее славы еще только приближался.

«Семь… Восемь… Девять»

1975–1976

Закончив курс лечения в реабилитационном центре и оказавшись дома, рядом с Камиллой и крохотной дочкой, Билли Данн вернулся к написанию песен. Когда у него набралось достаточно материала, The Six вновь собрались в студии для записи следующего альбома. С июня по декабрь 1975 года группа записала десять песен, что должны были составить сборник «Семь… Восемь… Девять». Однако, когда запись закончили, Тедди сообщил, что Рич Палентино совсем не уверен, что в их альбоме есть какая-либо ударная композиция, готовый сингл номер один.

Билли: Нам словно дали под дых. Мы даже готовы были уйти. Мы так гордились своим новым альбомом!

Эдди: Честно говоря, я даже удивился, что Тедди не сказал этого раньше. Я слышал первый оригинал записи, и мне он показался слишком слабым – по крайней мере, с точки зрения смысла того, о чем мы пели. Все, что писал теперь Билли, крутилось лишь вокруг его семьи.

Пит высказался об этом лучше всех:

– Рок, вообще-то, о том, как впервые познаешь девчонку, а вовсе не о том, как занимаешься любовью с женой.

Самое удивительное, что это говорил Пит! Такой же подкаблучник, как и Билли!

Грэм: Я ответил Тедди, что у нас полно песен, способных стать хорошими синглами.

– Как насчет «Задержи дыхание»?

– Слишком медленная, – возразил он.

– А «Сдавайся»?

– Там чересчур тяжелый рок.

Я продолжал называть разные песни, а Тедди все уверял меня, что Рич прав. Мол, песни, конечно, очень хорошие, но нам требуется какой-то перекрестный выпад. Сказал, что мы должны стремиться стать лучшими на рок-сцене. Что первый наш альбом вышел добротным и удачным, но если мы хотим расти и дальше в своем деле, то нам, дескать, необходимо идти к более высокой цели.

– Разумеется, – ответил я. – Но у нас нет задачи так уж прямо стать номер один на рок-сцене. Все это рассчитано на более низкий общий знаменатель.

– Вы должны стремиться стать лучшими из лучших, потому что играете вы и впрямь чертовски классно.

Что ж, аргумент весомый.

Билли: Уже не помню, чья была идея составить дуэт. Знаю, что я бы уж точно ничего такого не предложил.

Эдди: Когда Тедди обмолвился, что «Медовый рай» следует исполнить дуэтом – тут я вообще офонарел! То есть он хотел взять самую тихую и вялую в альбоме песню, прибавить туда женский вокал – и это вот, по его мнению, могло решить проблему? Одно это подняло бы ее на верхушку хит-парада «Top-40»?!

Питу я сказал тогда:

– Я не останусь в группе, играющей софт-рок.

Билли: «Медовый рай» – романтическая песня, но в то же время немного меланхоличная, полная сомнений и надежд. Она описывает ту жизнь, что я обещал своей жене. Камилла мечтала о том, чтобы, когда мы постареем и остепенимся, переехать в Северную Каролину, туда, где выросла ее мать. Она хотела приобрести местечко поближе к океану, и чтобы это был большущий участок земли, с домом и пасекой, а ближайшие соседи жили минимум в миле от нас.

И я дал Камилле своего рода зарок, то, что я надеялся когда-нибудь ей преподнести. Огромный сельский дом с множеством снующих там детей. Умиротворение и покой после всех тех штормов, что я на нее обрушил. Вот о чем писался «Медовый рай». И я не видел никакого смысла вводить в эту песню кого-то еще.

Но Тедди со мной не согласился.

– Добавь туда женскую партию. Напиши то, что могла бы в ответ тебе сказать Камилла.

Грэм: Я считал, нам надо было дать возможность спеть Карен. У нее ведь классный голос.

Карен: У меня совсем не тот голос, чтобы я могла исполнять соло. Я с радостью готова поддержать в припеве, но сама по себе петь не смогу.

Уоррен: Грэм вечно из штанов выпрыгивал, чтобы сделать Карен комплимент. А я всегда думал: «Это не для тебя, мужик. Смирись же и расслабься».

Билли: Тедди все предлагал позвать какую-нибудь девушку, поющую в данс-клубе. Мне этот вариант совсем не нравился.

Карен: Тедди подобрал ему где-то с десяток подходящих девушек, пока наконец Билли уступил. Все это происходило при мне.

Билли просматривал список имен, что подсунул ему Тедди, то и дело роняя:

– Нет… Нет… Нет… Тони Ридинг? Нет. Сьюзи Смит? Нет. – А потом вдруг спрашивает: – А кто такая Дейзи Джонс?

И тут Тедди заметно оживился, сказал, что очень надеялся, что Билли задаст этот вопрос, поскольку, по его мнению, Дейзи – как раз самое то.

Грэм: Ну да, мне доводилось слышать, как поет Дейзи. Где-то за полгода до этого, в клубе Golden Bear. Мне она показалась чертовски сексапильной. Голос у нее был классный – такой сильный, с хрипотцой. Но я сомневался, что она подошла бы нам для записи. Она была моложе нас и явно попсовее.

– А почему бы тебе не позвать к нам Линду Ронстадт? – предложил я Тедди. На ней все тогда были помешаны.

Но Тедди заявил, что это должен быть кто-то с нашего лейбла. Сказал, что Дейзи придаст нашей группе удачный с коммерческой точки зрения энергетический толчок, который всем нам пойдет только на пользу.

И должен признать, я понял, из чего исходит Тедди. А потому сказал Билли:

– Знаешь, если Тедди пытается тем самым привлечь к нам дополнительную аудиторию, то вариант с Дейзи логичен.

Билли: Тедди от меня не отставал: Дейзи, Дейзи, Дейзи. Даже Грэм начал на меня наседать с этим. И наконец я сказал:

– Ну, хорошо. Если особа по имени Дейзи желает за это взяться, то ладно, попробуем.

Род: Тедди был умелым продюсером. Он знал, что многие в нашем городе уже заинтересовались талантом Дейзи Джонс. И если эта песня хорошо пойдет, она вызовет заметный всплеск популярности.

Дейзи: Я, разумеется, уже слышала про The Six, поскольку мы представляли один лейбл, и все такое. И слышала их композиции по радио.

Я как-то не заморачивалась, чтобы прослушивать их дебютный альбом, но когда Тедди включил мне «Семь… Восемь… Девять…», я была просто сражена. Мне очень понравился этот альбом. «Задержи дыхание» я прослушала, наверное, раз десять кряду.

А еще мне понравился голос Билли. От него исходило столько печали. И столько ранимости. Я, помнится, даже подумала: «Это голос человека, который многое повидал». Он умел звучать так сломленно, так разбито – и это получалось невероятно экспрессивно. Я такой способностью не обладала. Мой голос был как пара новеньких джинсов, а его – как те, что таскали уже годами.

Я поняла тогда, чем мы действительно способны дополнить друг друга. Я стала раз за разом прослушивать их «Медовый рай» и явственно почувствовала, что чего-то там не хватает. Потом прочитала текст и… Я поняла, о чем по-настоящему эта песня.

Мне показалось, у меня появился реальный шанс предложить что-то стоящее, внести нечто недостающее. Мне не терпелось скорее попасть в студию, потому что я верила, что действительно могу быть кому-то полезной.

Билли: В тот день, когда у нас впервые появилась Дейзи, мы сидели в студии всей группой, и я еще подумал, что было бы лучше, если бы все, кроме нас с Тедди, отправились домой.

Дейзи: Я собиралась надеть какой-нибудь из своих халстоновских нарядов, а потом проспала, потеряла ключи от машины, не смогла найти флакон с таблетками – так что утро у меня не задалось.

Карен: Когда она появилась, на ней была мужская рубашка с пуговицами вместо платья. И все. Я, помню, подумала: «А штаны-то она надеть часом не забыла?»

Эдди: Дейзи Джонс оказалась самой прекрасной женщиной, что я только видел в своей жизни. У нее были поразительно огромные глаза и очень полные, просто суперполные губы. А еще она была высокой, с меня ростом. Она чем-то напоминала газель.

Уоррен: У Дейзи не было ни груди, ни попы. Мечта плотника! Плоская как доска – бери да прилаживай. Хотя я не уверен, что с ней так уж легко было бы сладить. Скорее всего, нет. При том, как на нее реагировали мужики, все козыри были у нее, и она об этом знала. Когда Пит ее увидел, у него едва язык не вывалился.

Карен: Она была настолько симпатичной, что мне даже неловко стало, что я глазею на нее. Но потом я подумала: «Черт, да на нее всю жизнь, наверно, все таращатся. Для нее небось смотреть и пялиться – это вообще одно и то же».

Билли: Я увидел ее, представился и сказал:

– Рад, что вы пришли. Спасибо, что готовы нас выручить.

Потом спросил, не желает ли она немного поговорить о песне или порепетировать то, что мы будем вместе петь.

Дейзи: Я проработала над песней всю ночь. И за пару дней до этого все слушала ее, снова и снова, в студии с Тедди. Так что я прекрасно представляла, что именно хочу в нее внести.

Билли: А Дейзи ответила:

– Нет, спасибо.

И все. Так, будто я ерунду какую-то ей предложил.

Род: Она прошла в кабинку и начала распеваться.

Карен: Я сказала нашим:

– Ребят, нам совсем не обязательно за всем этим наблюдать.

Но никто даже не пошевелился, чтобы уйти.

Дейзи: Наконец я вынуждена была попросить:

– Пожалуйста, не могли бы вы немножко, так сказать, освободить пространство?

Билли: Наконец все начали по одному просачиваться в дверь, кроме меня, Тедди и Арти.

Арти Снайдер: Я прослушивал ее микрофон в одной из одиночных кабинок. Мы сделали пару пробных заходов – и по какой-то причине микрофон у нее не работал. У меня ушло где-то сорок пять минут, чтобы его наладить. А она все стояла там, в своей кабинке, пела что-то и время от времени повторяла в микрофон: «Проверяем. Раз, два, три». В общем, всячески мне помогала. Я чувствовал, что Билли напрягается все больше. А Дейзи оставалась абсолютно спокойна.

Я сказал ей:

– Извините, что так вышло.

– Делайте столько, сколько понадобится, – ответила она. – Когда закончите, тогда и закончите.

Дейзи всегда общалась со мною очень корректно и доброжелательно. Она вообще вела себя так, будто ей небезразлично, как у меня дела. Не многие так себя держали.

Дейзи: Стихи к этой песне я перечитала, наверно, сотни раз. И у меня возникло собственное представление о том, как она должна со мною зазвучать.

Билли пел ее этаким умоляющим тоном. Мне показалось, что он пел так, словно не уверен в том, что исполнит собственное обещание. И меня это зацепило. Я решила, что это как раз и есть самое интересное в песне. А потому я предполагала исполнять свою партию так, будто очень хочу ему поверить, но глубоко в душе все же не верю. Мне представлялось, это придаст песне какие-то новые смыслы.

И вот, когда наконец микрофон заработал – то есть когда Арти дал мне знак начинать, а Билли с Тедди уставились на меня во все глаза, – я поднялась к микрофону и спела это так, будто не верю, что Билли действительно купит дом возле пасеки и, что на самом деле ничего этого никогда не произойдет. Вот под каким углом я это видела.

В припеве изначально был такой текст:

 
Нас ждет та жизнь, что мы рисуем в грезах,
С мечтами об огнях, плывущих над заливом.
И ты удержишь, удержишь, удержишь меня
До того счастливого дня.
 

Первый раз, дойдя до припева, я спела все как было, а уже во второй раз немного изменила текст:

 
Ждет ли нас та жизнь, что мы рисуем в грезах?
С мечтами ль об огнях, плывущих над заливом?
И ты удержишь ли, удержишь ли, удержишь ли меня
До того счастливого дня?
 

То есть вместо утверждений я спела это как вопросы.

Билли даже не дал мне закончить. Вскочил с места и треснул рукой по обратной связи.

Билли: Она неверно спела текст! Какой смысл было давать ей петь дальше, если она переиначивает слова!

Арти Снайдер: Билли никому бы не позволил себя прервать подобным образом. Я искренне изумился, когда он это сделал.

Билли: Эта песня была о счастливом финале жизни после долгих лет сумбура и неурядиц. И я не думал, что в таком контексте уместно какое-то сомнение.

Карен: Билли написал эту песню, пытаясь убедить самого себя, что будущее, которое он рисовал для себя и Камиллы, непременно настанет. Однако оба они – и он, и Камилла – знали, что Билли в любой момент может сорваться.

Видишь ли, в первый месяц после выписки из наркоцентра Билли набрал десять фунтов, потому что по ночам объедался шоколадными батончиками. А потом, когда он бросил это делать, принялся с одержимостью столярничать. Бывало, зайдешь к Билли с Камиллой – а он всецело поглощен каким-нибудь обеденным столом из махагона, что он пытается смастерить, а повсюду стоят эти ужасные стулья, что он собственноручно сколотил.

Я уж не буду говорить о шопинге… А самым незабываемым его занятием стал бег. Где-то в течение двух месяцев Билли пробегал по несколько миль в день. Как сейчас помню его, мерно бегущего по улице в майке и этаких коротеньких шортах с дельфинчиками.

Род: Билли старался как мог. Этот парень делал много всего такого, что со стороны кажется очень простым. Но тем самым он изо всех сил старался жить в трезвости. В нем постоянно ощущалось напряжение.

Карен: Билли писал свои песни, пытаясь убедить себя, что у него все под контролем, что спустя десятки лет при нем так же останутся и его трезвая жизнь, и жена, и семья.

И тут вдруг, попев всего каких-то пару минут, Дейзи взяла и выдернула из-под приборов скатерть.

Род: Дейзи сделала еще несколько дублей, причем у нее это получалось легко и просто. Это не требовало от нее никакого труда. Она не выматывалась из-за каждой ноты.

Но когда Билли выходил из студии, было видно, что он точно сжатая пружина.

– Не забирай домой работу, – посоветовал я ему.

Однако проблема была не в том, что он уносил домой работу, а в том, что он в работу принес дом.

Карен: Прежде песня «Медовый рай» была о безопасности, а теперь она сделалась песней об ее отсутствии.

Билли: Придя вечером домой, я рассказал Камилле, как Дейзи спела эту песню, то есть с вопросами.

И вот представь: Камилла вовсю нянчится с Джулией, а я ей заговариваю уши своими сетованиями насчет песни. И она мне очень просто отвечает:

– Это же не реальная жизнь, Билли. Это всего лишь песня. Не стоит из-за этого так петушиться.

Для нее это была такая ерунда! Мне, дескать, следовало просто смириться и забыть.

Но я не мог с этим смириться. Мне не понравилось, как Дейзи переиначила мои строки в вопросы, а еще не понравилось, что она вообще посчитала себя вправе сделать такое с моим текстом.

Камилла: Когда ты вкладываешь в песни собственную жизнь, то уже не можешь думать о своих песнях объективно.

Грэм: Мне кажется, Дейзи просто оказалась чересчур неожиданной для Билли.

Арти Снайдер: Когда смонтировали версию песни с Дейзи, их голоса – Дейзи и Билли – звучали так завораживающе, что Тедди захотел пригасить почти все остальное. Он заставил меня сделать барабаны потише, слегка усилить клавишные, вырезать некоторые, особо отвлекающие, гитарные завитушки Грэма.

Что у нас в основном осталось – так это стелющийся звук акустической гитары и вибрирующие клавишные. Главное внимание теперь переходило к вокалу. И вся песня в целом строилась на взаимоотношениях этих двух голосов. То есть… Она совершенно видоизменилась. Она по-прежнему пелась в довольно быстром темпе, в ней все так же чувствовался ритм – но все это затмевалось теперь вокалом. Голоса Билли и Дейзи буквально зачаровывали.

Эдди: Они взяли рок-песню и сделали из нее попсу! И при этом были очень собою довольны!

Род: Тедди был на седьмом небе от того, какой получилась песня. Мне она тоже понравилась. Но надо было видеть, как щетинился Билли, когда ее прослушивал!

Билли: Мне этот новый микс понравился. Но совсем не по душе оказались вокальные вкрапления Дейзи. И я сказал:

– Давайте все так же смикшируем заново, но без ее вокала. Дуэт тут совсем не обязателен.

Но Тедди неустанно мне твердил, что я должен ему довериться. Дескать, я написал настоящий хит и теперь просто должен дать ему сделать свое дело.

Грэм: Видишь ли, Билли всегда всем заправлял. Билли писал стихи к песням. Билли сочинял к ним музыку и занимался аранжировкой. Стоило Билли пойти в лечебницу – и тур накрылся. Если Билли готов был вернуться в студию, то и мы все должны были явиться, как на службу. Он у нас руководил парадом.

Так что ситуация с «Медовым раем» оказалась для него сильно непростой.

Билли: Мы были единой командой.

Эдди: Видишь ли, чел, Билли как-то не понимал, что в отношении всех нас действовал точно бульдозер. Билли вечно стоял на своем, а когда у нас появилась Дейзи, то он уже не мог всякий раз гнуть свою линию.

Дейзи: Я не понимала, почему Билли так настроился против меня. Я пришла, сделала его песню чуточку лучше. Что могло его так возмутить?

Через несколько дней я заехала к Билли в студию прослушать окончательный вариант. Я ему улыбнулась, сказала «привет» – а он мне просто сухо кивнул. Типа, сделал одолжение, отметив мое присутствие. Его не хватило даже на простую профессиональную вежливость.

Карен: Это мир, где царили мужчины. То есть властвовали они, конечно, вообще в целом мире, но в индустрии звукозаписи… Это было очень непросто. Чтобы там хоть что-нибудь свое сделать, ты должна была получить одобрение нескольких чуваков, и для этого, казалось, было только два пути. Либо ты сама начинала вести себя как парень, что я, собственно, для себя и выбрала. Либо ты должна была держаться уж совсем по-девчачьи, всячески заигрывая и хлопая ресницами. Они такое любят.