Текст книги "Оборотная сторона полуночи-2. Как феникс из пепла"

Так могла бы выразиться Мими, и Элла рассмеялась.

– Конечно, но здесь он не работает. Связь пропала километров за сто пятьдесят от лагеря, плюс к тому, похоже, сел аккумулятор.

Диксон снисходительно поцокал языком и всплеснул руками.

– Ничего страшного. Принесите его в лабораторию, хорошо? Я загружу вам прелестное приложение под названием «Баббель».

– Языки учить? – спросила Элла, поскольку слышала рекламу по радио. – Что-то вроде «Розеттского камня»?

– Именно.

– А зачем оно мне?

– Для подготовки к заданию, – рассеянно ответил Диксон. – Часть моей работы – при этом самая интересная – помочь вам разобраться в ваших уникальных способностях. Но какой толк перехватывать и расшифровывать чрезвычайно важные сигналы, если они на другом языке, верно?

На другом языке? Элла потерла глаза, не понимая, о чем речь.

– Мне казалось, что мисс Маквей вам уже это объяснила, – сказал Диксон. – Однако неважно. У нас масса времени.

– Масса времени на что? – еще больше изумилась Элла.

Диксон благодушно похлопал ее по плечу.

– На то, чтобы выучить греческий, конечно.

Глава 8

Габриель откинулся на спинку мягкого кожаного сиденья своего «мазерати», вдавил в пол педаль газа и довольно улыбнулся, когда машина, словно пантера, рванулась вперед и понеслась по пустой, но знакомой дороге. Господи, как же хорошо опять оказаться в Калифорнии! А еще лучше – повидаться с волнующей, но явно упрямой Эллой Прэгер. После их последней встречи Габриель много думал о ней. Большинство его мыслей носили очевидно пикантный характер, и он разумно воздержался от того, чтобы делиться ими с шефом.

– Это, вероятно, самая важная задача, какую ставит себе «Группа» за последние десять лет, – без особой на то необходимости напомнил ему Марк Радмейн во время конференц-совещания прошлым вечером. – Эта девушка нужна в нашей команде, но с ней все еще непросто.

– Да, сэр, я это понял.

– Ей нужно больше информации, – вступила Кэтрин Маквей. – Не только о ее способностях, но и о родителях. Она хочет знать, что с ними произошло на самом деле.

– Мне наплевать, чего она хочет, Кэтрин! – рявкнул Радмейн. – Надо ее подготовить. Это твоя работа.

Куратор лагеря Кемп-Хоуп гулко сглотнула. Марк Радмейн вел «Группу» от успеха к успеху, но вместе с тем был груб и несдержан. Как и все его ближайшие подчиненные, Кэтрин Маквей его побаивалась.

– Я знаю, сэр, и прилагаю к этому все усилия. Она до тех пор не проникнется к нам доверием, пока не осознает, что мы ей не лжем.

– Ну так примите меры, чтобы осознала.

– Как?

– Не знаю, но уж точно не информацией о ее родителях. Если нужно, силой заставьте, но необходимо сделать так, чтобы Элла Прэгер работала на нас.

– Силой ничего не добьешься, – заметил Габриель, у которого, похоже, отсутствовали самосохранение и страх, довлевшие над Кэтрин и всеми остальными при общении с шефом. – Если она не проникнется заданием, оно неминуемо провалится.

– Хм… – пробурчал Радмейн. Как ни претило ему в этом признаваться, но Габриель, как всегда, оказался прав. – Так что ты предлагаешь?

– Позвольте мне с ней поговорить. Элла меня знает. У нас с ней установились… доверительные отношения.

Марк Радмейн задумался, поскольку хорошо представлял, какого рода «доверительные отношения» могли установиться у Габриеля с Эллой. Тот переспал со столькими женщинами, что сам счет потерял. Странно, но с точки зрения Радмейна, который явно не отличался изысканными навыками общения и по тактичности мог соперничать с разводным ключом, нельзя было никоим образом допустить, чтобы «Группа» лишилась своего потенциально самого ценного сотрудника.

– Элла настойчиво просила о личной встрече с Габриелем, сэр, – нервно добавила Кэтрин Маквей. – Причем неоднократно.

О том, что, по данным профессора Диксона, Габриель уже контактировал с Эллой напрямую, через ее нейрорецепторы, она решила промолчать, поскольку это было возможно, лишь взломав компьютерные системы лаборатории. А то, что Габриель заметил, как Элла пыталась уехать, значило, что у него есть несанкционированный доступ к системе видеонаблюдения лагеря, и это далеко не лучшим образом характеризовало общий уровень безопасности. Радмейн и так уже был на взводе, не хватало только, чтобы окончательно сорвался. Кэтрин лично устроит Габриелю выволочку за нарушения протокола, когда тот появится в лагере.

Вот в таком настроении Габриель мчался по калифорнийским секвойным лесам, получив задание заставить Эллу Прэгер работать на «Группу». Вообще-то перспектива ему даже улыбалась – он всегда любил преодолевать трудности.

Наслаждаясь ревом двигателя, он увеличил скорость. Шефу не нравилось, что Габриель ездит на такой дорогой машине. Сам Марк Радмейн, может, и был богат до неприличия, но настаивал, чтобы подчиненные вели скромный образ жизни. «Будьте серыми человечками в толпе». А это Габриеля никогда не устраивало.

Задолго до того, как он сделался Габриелем, когда был мальчишкой с прежним именем и в прежней жизни, его отец, продавец ковров из городка Рокфорда в штате Иллинойс, был как раз таким «серым человечком»: жил серой жизнью в сером доме, полном серых мечтаний, и умер в вопиюще молодом возрасте – сорока семи лет – от самой серой из болезней – рака легких. Габриель никоим образом и ни при каких обстоятельствах не хотел идти по его стопам.

Моральные качества у его папаши тоже были довольно серенькими. Обычный, хотя и на редкость нудный бабник, он разбивал сердце и душу своей жене до тех пор, пока та не превратилась в серенький призрак себя прежней. Габриелю твердили, что от депрессии его мать страдала всю жизнь, что началась она у нее задолго до знакомства с его отцом, но мальчишкой, когда ему было восемь лет, он не покупался на такие сказки ни на похоронах матери, ни потом. Отец превратил его мать в тряпку, сломал ей жизнь. Вот как все было.

Габриель дал себе зарок никогда не вступать в отношения с серьезными женщинами. При унаследованном от отца сильном влечении к слабому полу он не отличался воздержанностью, поэтому, чтобы никому не ломать жизнь, принял ясное и простое решение: никогда не жениться, никогда и ни к кому не привязываться. Такое положение вещей его, одиночку по натуре, вполне устраивало. Последние десять лет он был «женат» на «Группе», так же глубоко преданный ее делу, как пылкий влюбленный – своей даме сердца, и так же подсевший на адреналин, как любой наркоман – на зелье. Прежде всего он сменил имя, отчасти от стремления к новой жизни, но больше из желания избавиться от воспоминаний детства, которые отчаянно пытался забыть, вырвать из себя, как гнилой зуб.

Новая жизнь была далеко не идеальной. Габриель не ладил с Марком Радмейном, но не он один. Люди вступали в «Группу» не для того, чтобы заводить друзей или перед кем-то выслуживаться. Что же до романов, то да – красавицы вереницей то возникали в жизни, то исчезали, однако лично он ни одной из них не разбил сердце. Габриель вообще был не по части сердца и никогда не давал обещаний, которых не мог выполнить. В общем и целом, такой образ жизни его очень даже устраивал.

Оставив машину на обычном месте, Габриель вытащил из багажника небольшой рюкзачок и начал завершающий трехкилометровый переход до Кемп-Хоупа. Он прекрасно знал дорогу еще со времен своей подготовки, и каждый раз, возвращаясь туда, где все началось, испытывал нервную дрожь. Но сегодня все было иначе. Сегодня нервная дрожь переросла в огонь в груди. Его желание увидеться с той девушкой начинало вызывать беспокойство.

«Ты здесь для того, чтобы выполнить задание, – напомнил он себе. – Задание очень важное». Габриель заставил себя переключиться на утонувшего мальчишку с выжженным на крохотной ножке жутким знаком и сосредоточиться.

– Похоже, к тебе гость. – Кристина ткнула Эллу в бок и, затаив дыхание, показала на шагавшего в сторону их домика симпатичного мужчину, а потом возбужденно взвизгнула: – Ой, смотри, он тебе машет! Боже, это тот самый, что тебя завербовал? Ты никогда не говорила, что он похож на Райана Гослинга!

– А он на него и не похож, – проворчала Элла, вытащив наушники и хмуро посмотрев на мужчину.

Одетый не столь изысканно, как раньше: в спортивные брюки, кроссовки и безрукавку, – с поблескивавшими от пота мускулистыми плечами, он, как пришлось признать Элле, сегодня выглядел обезоруживающе привлекательным. Она же, с другой стороны, смотрелась совершенно безоружной: только что из душа после физической подготовки, с чистым, без косметики лицом, мокрыми волосами и тонкими ногами в синяках. В общем, далеко не соблазнительница.

– Не очень-то вы спешили, – прошипела девушка, когда Габриель подошел достаточно близко.

– Вам повезло, что вообще приехал, – протянул он лениво. – Хотите, верьте, хотите, нет, но у меня масса других дел, кроме как увещевать и поддерживать вас. Но когда куратор лагеря сказала, что вы умоляли о встрече со мной…

– Увещевать и поддерживать? – выпалила Элла, разозлившись так, что стало трудно дышать. – Умоляла?

Не обращая на нее внимания, Габриель повернулся к Кристине, восхищенным и бесстыдным взглядом окинув ее пышные формы, выгодно оттеняемые коротенькими джинсовыми шортами и розовым топиком.

– По-моему, мы не знакомы.

– По-моему, нет, – выдохнула Кристина, столь же бесстыдно уставившись на его накачанный торс. – Я бы обязательно вас запомнила.

– Взаимно.

– Поболтайте, пожалуй, наедине, хорошо? – усмехнулась Элла, яростно собирая вещи и швыряя в стоявший рядом рюкзачок.

Ну надо же: прямо-таки умоляла о встрече с ним! Уж если бы она о чем-то и умоляла, так это сообщить обещанную ей информацию, которую он намеренно придержал. Если бы не Дикс и не ее успехи по управлению голосами в голове, она бы смоталась отсюда неделю назад – с помощью Габриеля или без нее.

– Не глупите, – по-прежнему не сводя глаз с Кристины, отозвался Габриель. – Я приехал поговорить с вами. Давайте-ка прокатимся.

– Вот уж нет, – заявила Элла, демонстративно сложив руки на груди. – Все, что хотите мне сказать, говорите здесь.

Элла угрюмо смотрела в окно «мазерати» на последние промелькнувшие деревья, сменившиеся полями, среди которых иногда попадались ранчо.

– Вы всегда такая мрачная? – спросил Габриель, улыбаясь уголками губ. – Или это из-за меня?

– Это из-за вас, – ответила Элла.

Снова воцарилось молчание.

– Мне сказали, что вас зовут Габриель, – наконец проговорила Элла, как-то обиженно произнеся его имя. – По мне, так вы совсем на него не похожи.

– Не похож? На кого?

Прежде никто и никогда не высказывался по поводу его нового имени. Это немного обескураживало.

– На архангела Гавриила? Ну вот никак.

– Не все Гавриилы – ангелы, – сказал он с улыбкой и спросил, переменив тему: – Как вам подготовка?

– Просто жуть, – с горечью отозвалась Элла, – сплошное издевательство над людьми.

– Вы понимаете, что очень скоро отправитесь на задание, к которому вас готовят?

– А вы понимаете, что я не собираюсь никуда отправляться?

Он улыбнулся ей так, словно хотел сказать «будь по-вашему», отчего сделался еще привлекательнее.

– Кстати, как продвигается греческий?

– Анте гамису! – резко бросила Элла. Это «пошел ты на…» ей запомнилось первым.

– Впечатляет! – улыбнулся Габриель. – Давайте перекусим.

Он внезапно заложил крутой вираж и повернул машину на малозаметную дорогу, которая быстро привела их к постройке, похожей на сельский дом из необожженного кирпича.

Элла осторожно вышла из машины.

– Это что, ресторан?

– Когда надо – да. Дом принадлежит «Группе». Чета, которая здесь живет, отошла от дел, но если нужно, предоставляет его нам. Нас ждут.

Это явно было правдой. Элла прошла за Габриелем в очень уютную столовую с белеными стенами. Там стоял накрытый на двоих деревянный стол с холодными и горячими блюдами, кувшином воды со льдом и бутылкой охлажденного выдержанного шабли.

– Угощайтесь, – предложил Габриель и тут же подал пример: прежде чем сесть за стол, щедро положил себе в тарелку рагу из молодого барашка, рис с шафраном и ассорти из зеленых салатов.

– Здесь можно поговорить по душам.

Элла невесело рассмеялась.

– По душам? Это значит, что вы честно ответите на мои вопросы?

– На некоторые – да, отвечу, – сказал Габриель, любуясь еще влажными волосами Эллы, волнами спадавшими ей на плечи и грудь. – Если вы ответите на мои.

Перед поездкой Элла переоделась в простое желтое платье с небольшим вырезом и без рукавов. На другой женщине оно смотрелось бы скромно и даже старомодно, но ее очень соблазнительно обтягивало, словно вторая кожа.

– Вина? – спросил Гибриель.

– Нет, спасибо.

Элла с неохотой положила себе еды, плеснула в бокал воды и уселась напротив. Наполнив доверху бокал шабли, Габриель сделал глоток и приступил к делу:

– Ну что, спрашиваем по очереди?

– Идет. Кто первый?

– Я, – самоуверенно заявил Габриель. – Если вы не собираетесь на задание, то почему до сих пор находитесь в Кемп-Хоупе? Я вам обещал помочь вернуться в город, но вы не захотели. Почему?

– Не могла с вами связаться, – смущенно ответила Элла.

– Чушь. – Габриель еще пригубил вина. – Кэтрин разыскала бы меня моментально. Вы же даже не пытались.

– Ну хорошо, – сказала Элла, начиная раздражаться. – Я осталась еще и из-за Дикса. Он помогает мне справляться с шумом в голове, понять, что он собой представляет, откуда берется и как глушить и усиливать определенные сигналы. Помогает и в другом: как, например, лучше понимать людей и общаться с ними, чему я не смогла научиться в детстве. И мне становится лучше. Лучше! Дикс, похоже, и вправду знает, что со мной не так, и делает для меня гораздо больше, чем смогли все остальные врачи.

– Вы вполне здоровы, – возразил Габриель. – У вас…

– Только не говорите «дар». – Элла предостерегающе подняла палец. – Не смейте произносить это слово. Никто из вас и отдаленно понятия не имеет, что это такое. Так, моя очередь. Как вы узнали, что в самый первый день я пыталась уехать из лагеря? Вы наверняка за мной шпионили.

– Не надо впадать в паранойю, – сказал он беззаботно.

– Я хочу знать как, – не унималась Элла. – Там есть скрытые камеры? Или ваши люди следили за мной, а потом вам докладывали?

– Возможно. – Габриель медленно наклонился к ней. – Я умею читать ваши мысли, проникать в глубины вашего прекрасного мозга. Вы никогда над этим не задумывались?

Элла почувствовала, как к горлу поднимается тошнота и становится трудно дышать. Нет, этого не может быть. Или может?

– Нет, никогда не задумывалась, потому что это чушь собачья! – заявила она с наигранной уверенностью. – Дикс мне уже говорил, что я могу лишь принимать информацию, а не передавать.

– А если старина Дикс ошибся? – поддразнил ее Габриель. – Знаете, он ведь не Бог: тоже ошибается.

Он придвинулся еще ближе, положив теплую сухую руку на ладошку Эллы. Тошнота усилилась, но к ней примешалось еще что-то – уже знакомое ей чувство, в котором она отказывалась себе признаться. Не сейчас. И не к нему.

– Если бы я вам прямо сейчас сказал, что именно вы подумали? Это бы вас испугало?

Элла сглотнула.

– Нет.

– Кажется, я вам не верю, – улыбнулся Габриель, даже не пытаясь скрыть удовольствие оттого, что заставил ее понервничать. – Что вы пытаетесь от меня утаить, Элла?

– Хватит! Вы не можете влезть в мои мысли.

Он откинулся на спинку стула и громко рассмеялся.

– Хорошо, вы правы: не могу. Там стоят камеры, так? У ворот и по всему лагерю. Да, я мог немного за вами проследить: проверить, все ли с вами в порядке. А в тот вечер с вами было отнюдь не все в порядке. Вот я и решил помочь. – Встретившись глазами с тяжелым взглядом Эллы, он усмехнулся и добавил: – Не стоит благодарности! Да вы ешьте, ешьте, а то слишком худая.

– Ой, правда? А кто в этом виноват? Когда меня каждый день гоняют до седьмого пота? – пробурчала Элла, но все же положила себе ложку риса.

– Теперь мой вопрос, – заявил Габриель, пока она ела. – Как продвигается работа с Диксом?

– Нормально.

– Что значит «нормально»? Сколько нужно времени, чтобы научиться полностью использовать свой… называйте это как угодно? Пока вы сможете усиливать нужное и глушить все остальное?

– Понятия не имею, – честно призналась Элла. – Я никогда ничего подобного не делала. И Дикс тоже. Может, на это уйдет несколько месяцев? Он дал мне кое-какие упражнения. Это такое осознанное наблюдение, почти как самогипноз. Мне надо…

– Сможете поднажать и управиться за десять дней?

– Что? Нет! – ответила Элла. – Конечно, нет. Знаете, это не выключателем щелкнуть.

– А если очень нужно?

– Не мне! – отрезала Элла. – И прежде чем вы еще хоть слово скажете о задании, я передам вам то, что высказала Кэтрин Маквей. Я никуда для вас не отправлюсь и ничего не сделаю, пока кто-то мне хоть что-то не расскажет о моих несчастных родителях.

Габриель замялся. Марк Радмейн особо подчеркнул, чтобы он ни при каких обстоятельствах не касался этой темы.

К черту! С начальством он решит.

– Ваши родители вступили в «Группу» в девяностом году, – начал Габриель. – Ко времени вашего рождения они уже вовсю работали, хотя пик их активности приходился на более поздний период, когда они вверили вас заботам бабушки.

Элла подалась вперед, боясь пропустить хоть слово.

– Их работа требовала научных знаний. Как я уже говорил, ваша мать была неврологом, а отец – одним из основателей теории замены генов и первопроходцем в ее практическом применении. Обычно они работали вместе, хотя мадам Прэгер в итоге достигла более высокого ранга, чем ее супруг, и иногда работала с другими оперативниками.

Эллу заинтриговала эта небольшая подробность, придававшая ее матери некий осязаемый облик. Ее родители давно сделались какими-то туманными фигурами, а теперь образ матери стал для нее еще более расплывчатым, чем отца. Он по крайней мере посылал ей письма и открытки, оставив хоть что-то материальное, что она могла взять в руки. Место, где должны были храниться воспоминания о матери, представляло собой пустоту, где обитали лишь запомнившиеся ей отрывочные слова, прикосновения и запахи, да и они все сильнее блекли с каждым годом.

– Они выполняли секретные задания, – продолжал Габриель, – так что о них я рассказать не могу.

– Только правительство имеет право что-то засекречивать, – раздраженно бросила Элла. – Вы сами-то понимаете, как много о себе возомнили?

– Они погибли в две тысячи первом, – сказал Габриель, не обратив внимания на ее замечание.

– То есть их убили, – поправила его Элла. – Вы мне это и раньше говорили.

– Да, – кивнул Габриель.

– А еще вы обещали рассказать, как именно их убили, едва я начну подготовку, – напомнила ему Элла.

– По-моему, я говорил, что все расскажу вам, когда подойдет время, когда вы будете готовы.

– И когда это произойдет? – яростно воскликнула Элла. – По вашему августейшему мнению?

– Когда вы отправитесь на задание, – ответил Габриель, допив вино, и, свернув салфетку, аккуратно положил ее на стол.

– Хватит, надоело повторять одно и то же. Пожалуйста, помогите мне вернуться домой, как обещали. В Сан-Франциско.

– Хорошо, – спокойно ответил Габриель. – Если вы этого хотите.

– Хочу.

Он кивнул.

– Тогда поедем сейчас же.

Они молча дошли до машины. Открыв Элле дверь с несвойственной для него учтивостью, Габриель подождал, пока она пристегнется, прежде чем сесть за руль и завести двигатель, а когда они ехали по узкой дороге к главному шоссе, заметил:

– Дикс огорчится, если вы с ним не попрощаетесь.

– Мне будет его не хватать, – призналась Элла. – Он очень хороший. Пожалуйста, передайте ему, что я продолжу делать упражнения, которым он меня научил, и что я очень ему благодарна. – Она с грустью вытащила из сумочки изобретение профессора и положила на колени. – Вот это будет напоминать мне о нем.

– Боюсь, что нет, – возразил Габриель, протягивая руку. – Их нужно вернуть.

– Что-что? Нет. – Элла схватила приборчики и зажала в руке. – Это мое. Мне их Дикс дал.

– Пока вы с нами работали, – возразил Габриель. – Все изобретенное или произведенное в наших лабораториях является корпоративной собственностью. Вы должны их вернуть.

– А если нет? – заупрямилась Элла. Ее начинало откровенно тошнить от всех этих «нужно» и «должны». – Что тогда? Обратитесь в полицию? Обвините меня в краже?

– Нет.

– Конечно, не обратитесь, потому что не хуже моего знаете, что власти заинтересуются, чем это вы занимаетесь в глухих лесах. А уж когда узнают, что вы секта, промываете людям мозги, морите их голодом и заставляете совершать преступления, отправляете на верную смерть, называя это правосудием…

Габриель так резко остановил машину, что взвизгнули тормоза, а из-под колес веером брызнул гравий, и, выключив двигатель, повернул к ней лицо с побелевшими от ярости губами.

– Вы и вправду так думаете? Что мы секта? И это после всего, что для вас сделали, вам показали и чем с вами поделились?

Элле хотелось крикнуть в ответ, что она не просила, чтобы для нее что-то делали, что она мечтала лишь об одном – чтобы ее оставили в покое, чтобы ей дали скорбеть по родным и продолжать жить тихо, как раньше, но что-то в его искаженном болью и гневом привлекательном лице остановило.

– Вы считаете, что профессор Диксон из тех, кому можно промыть мозги? – спросил Габриель.

Элле пришлось признать, что она так не считает.

– Нет, Дикс исключение.

– Нет! – выкрикнул Габриель. – Не исключение. Он исключительный – это да, блестящий ученый, преданный и мужественный человек, для которого «честь» не пустое слово. Но таковы все наши сотрудники, каждый по-своему. Там, в Англии, у Майкла Диксона были размеренная жизнь и карьера, бесконечное множество возможностей разбогатеть и обрести себе имя в научном мире, но вместо этого он решил пожертвовать богатством и почестями ради высшего блага. Он обратил свой талант на благо других, на совершенствование всего человечества, на нечто большее, чем он сам.

– Это все слова, – бросила Элла, укрепившись в своей правоте, и продолжила с праведным негодованием: – Но о каком именно «высшем благе» вы говорите? Вы мне так и не разъяснили, как, впрочем, вообще ничего не разъяснили. Вместо этого просто хотите, чтобы я рисковала жизнью ради какого-то безымянного «дела». Зачем это мне, Габриель? Зачем?

Он на мгновение отвел взгляд, поскольку получил прямое указание не разглашать Элле никаких подробностей, пока она не отправится на задание, пока не окажется в воздухе на пути к цели, твердая в своем решении, пока не станет слишком поздно повернуть назад.

До этого момента Габриель подчинялся приказам, но с самого начала чувствовал: что-то идет не так. Она задала хороший вопрос. Зачем ей куда-то отправляться, основываясь лишь на доверии и общих словах? Она заслуживала объяснений. Возможно, ей нельзя открыть всю правду, но хоть что-то ведь можно…

– У каждого, кто вступает в «Группу», есть своя причина рисковать, – начал он. – В моем случае это была женщина.

– И почему это я не удивляюсь? – усмехнулась Элла, но по его взгляду сразу поняла, что выбрала не лучшее время для ерничанья.

– Во время учебы в колледже я проходил практику в одной индийской технологической компании. Полгода провел в Бангалоре и там сблизился с одной молодой женщиной. Ее звали Мира, Мира Салуджа.

Элла посерьезнела, а Габриель углубился в воспоминания:

– Она была на пять лет старше меня. Умница и красавица из интеллигентной семьи, родом из Пенджаба. Мы встречались несколько месяцев, но ее родители не одобряли наших отношений. Они уже выбрали Мире мужа. Думаю, что она могла бы пойти против их воли и остаться со мной, если бы я принял твердое решение и сделал ей предложение, но этого не произошло. Вот она и решила, что между нами все несерьезно.

– И оказалась права? – уточнила Элла.

Во взгляде Габриеля полыхнула боль.

– Нет, я любил ее: она была само совершенство, – но я не из тех, кто связывает себя брачными узами.

Элла понимающе кивнула:

– Да, я тоже.

– В любом случае это не имело значения, потому что за полтора месяца до окончания моей практики Миру жестоко изнасиловали и убили.

Он сказал это таким будничным тоном, что у Эллы отвисла челюсть.

– Кто? Индийский жених? Или кто-то из его родни?

Габриель печально покачал головой.

– Нет, хотя множество влиятельных людей потратили массу времени и сил, пытаясь представить это как убийство чести. Санджит, жених Миры, был прекрасным человеком, а убил ее высокопоставленный американский дипломат по имени Скутер Райан. Возможно, вы о нем слышали.

Элла побледнела. Она не интересовалась политикой и редко читала газеты или смотрела новости по телевизору, но даже она слышала о Скутере Райане – истинном патриоте, примерном семьянине и отце троих детей. Он погиб при взрыве автомобиля в пригороде Бостона во время единственного за последние десять лет теракта на территории США, за который не взяла на себя ответственность ни одна группировка и который так и остался нераскрытым.

– Тот самый Скутер Райан, республиканец, сторонник семейных ценностей? Который в морской пехоте служил? – уточнила Элла, понемногу припоминая репортажи о взрыве машины в Бостоне.

Габриель кивнул:

– Угу. А еще насильник, убийца и лжесвидетель. Однажды вечером он подкатил к Мире в баре гостиницы, что недалеко от американского консульства, но она не проявила к нему интереса. После того как Мира ему отказала, он проследил на ней, изнасиловал, а потом задушил ее же косынкой. По дороге в свою загородную резиденцию выбросил тело на свалку и поехал дальше. Все выходные он провел за игрой в поло вместе с чиновниками из Госдепартамента и их семьями.

– Его не арестовали?

Габриель отвел взгляд и произнес медленно, словно по указанию психотерапевта, чья задача состояла в том, чтобы успокаивать его:

– Нет, не арестовали, потому что в реальном мире, по-видимому, все происходит совсем не так. Слухи отрицались, улики скрывались, давались взятки, а сам Скутер спрятался за дипломатическую неприкосновенность. Миру похоронили, пресса замолчала, Скутер же отправился домой, в Штаты. Шуму было не больше, чем если бы он случайно сбил машиной фазана.

Габриель впился взглядом в Эллу.

– И это очень меня разозлило. Через несколько недель я вышел на «Группу», или они вышли на меня – сам не знаю, как все получилось. Я сильно пил. Знаете, «Группа» всегда так работает: когда власть от тебя отворачивается, когда встает на сторону денежных мешков, – выходит на сцену и делает все, чтобы восторжествовала справедливость.

После паузы, продлившейся, казалось, целую вечность, Элла напрямую спросила:

– Вы хотите сказать, что это «Группа» расправилась со Скутером Райаном?

Впервые Габриель улыбнулся.

– Ничего подобного я не говорил. Я просто рассказал о случившемся с моей подругой Мирой и о том, как это изменило мою жизнь. Объяснил, почему Мира стала моим эмоциональным стимулом, потому что вы хотите знать, что может сделаться вашим, почему вы должны вступить в организацию, о которой почти ничего не знаете.

– Так это вы убили Райана? – опять спросила Элла, которую было не так-то легко увести в сторону.

Габриель посмотрел ей в глаза.

– Иногда, а точнее – почти всегда, делать добро означает спасать людскую жизнь. Порой это означает раскрытие скрытого, а порой, наоборот, сокрытие того, что другим хотелось бы раскрыть. Иногда это означает нарушение закона для достижения высшего блага, а временами – да, это означает убийство, но убийство негодяев. Мир полон чудовищ, подобных Скутеру Райану, таких, кто верит, что стоит над законом, начиная с наркобаронов, глав государств и огромных корпораций и кончая самыми рядовыми торговцами, священниками-педофилами и коррумпированными тюремщиками. «Группа» наша, конечно, вовсе не «Гринпис», но мы и не секта. Мы – тайный союз профессионалов высокого класса и единомышленников, обладающих высокими нравственными устоями. Получить приглашение вступить в наши ряды – привилегия и огромная ответственность, так что как откликнуться на наш призыв – вы вольны решать сами.

– Значит, это вы устроили тот взрыв.

Габриель с трудом сдержал улыбку.

– Думайте как хотите, но что бы я ни сделал, это сделано ради Миры. И я уверен, что все, что сделаете вы, если решите вступить в наши ряды, будет сделано ради родителей. Они – ваш стимул. Так что если вам нужна причина для того, чтобы выполнить задание, то как насчет мести за их гибель?

Элла замерла, вся обратившись в слух.

– Задание как-то связано с моими родителями?

– Да, – кивнул Габриель. – Больше я вам сказать не могу: и так наговорил лишнего.

Включив двигатель, он повел машину вперед, и через несколько минут они доехали до перекрестка.

– Сан-Франциско там, – кивком указал Габриель вправо, – а Кемп-Хоуп налево. Вам решать.

«Мне решать», – подумала Элла. Слева ее ждали опасности, неуверенность, необходимость полностью довериться людям, которые почти ничего ей не сказали, одновременно ожидая от нее слепого выполнения приказов. Справа – безопасность, спокойствие и хоть какая-то возможность зажить наконец нормально.

«Но тогда я не отомщу за гибель родителей, не смогу отплатить за все прошлое зло и так и не узнаю, что же могло случиться».

Решение уже принято, и они оба это знали, когда Элла молча указала влево.

Отступать было поздно.

Остальной путь они проделали в молчании. На лесной прогалине, где Габриель обычно оставлял машину, у самого начала тропы, что вела в лагерь, их поджидал молодой парень, смутно знакомый Элле по тренировкам. Габриель помахал ему рукой из машины, но выходить не собирался.

– Вы разве не в лагерь? – спросила Элла.

Он покачал головой.

– Нет: надо свое задание выполнять, – но я на связи. Удачи вам. – И, понизив голос, добавил: – Только запомните: никому ни слова о том, что я вам рассказал.

– Когда мне объяснят суть задания? – быстро спросила Элла, вдруг почему-то запаниковав от мысли, что Габриель уедет.

Несмотря на всю его самонадеянность и резкость, он был единственной ниточкой, связывавшей ее с реальностью, с внешним миром и прежней жизнью, тропинкой назад. Плохой или хороший, Габриель был для Эллы своего рода спасательной шлюпкой, и ей не хотелось видеть, как она уплывает.

– В отличие от вас я по-прежнему ничего не знаю о задании, не знаю, кто убил моих родителей, не знаю, зачем и куда меня пошлют. Понятно, здесь что-то связано с Грецией, иначе Дикс не заставлял бы меня штудировать «Баббеля», но в остальном…

– Элла, – легонько коснулся ее руки Габриель, – не мучайтесь. Вступите в ряды «Группы». Там вам расскажут гораздо больше, когда сочтут нужным, но не надо никого торопить. Думаю, вы все узнаете в деталях, когда станете полноправным членом команды.

Элла закатила глаза.

– Если все это окажется какой-то охотой за призраками, я возлагаю всю ответственность на вас.