Текст книги "Братья Карилло. Обретая надежду"

Внезапно в огромной галерее повисла тишина. Я ощутил, будто мне не хватало воздуха. Хотелось лишь удрать и оставить эту гребаную выставку и свою боль кому-то другому. Но я услышал рядом тихое дыхание Элианы и просто не смог пошевелиться.

Впервые в жизни кто-то разделил со мной эту боль. В сущности, просто незнакомка. Но мне это чертовски понравилось. Вот только я понятия не имел, как вести себя дальше. Я поклялся, что никогда никого к себе не подпущу. И не понимал, почему сейчас нарушил эту клятву.

Я не смог сдержать слез, и ощутил, как несколько капель скатились по щекам. Я незаметно вытер их перепачканными руками. А потом повернулся спиной к скульптуре, которая олицетворяла меня самого. Запрокинув голову, сквозь потолочный свод я уставился на миллионы звезд. И внезапно ощутил, как терзания притупились. Я представил нас с Остином детьми, на руках у меня спал Леви, практически еще младенец. Мы были просто юными братьями, лучшими друзьями, и, сидя на крыше трейлера, наблюдали за звездами…

* * *

Маленькой ручкой Остин указал на темное небо.

– Вон те три – это Пояс Ориона. Видишь, Акс? Три звезды подряд? А там – Плеяды, или Семь Сестер. Но чтобы увидеть все семь звезд сразу, нужно закрыть глаза, а затем очень быстро открыть. Ведь некоторые из них мгновенно исчезают, – рассказывал он мне.

Держа на руках Леви, я взглянул на восьмилетнего брата. Долговязый, нескладный Остин с большими карими глазами походил на меня, и я рассмеялся.

– Откуда ты все это знаешь, Ост?

Он пожал плечами и покраснел.

– Прочитал в школьной книге. Я вообще много читаю.

– Тебе нравятся звезды? – спросил я.

Он покраснел еще сильнее.

– Да. Они делают меня счастливым.

Он замолчал. Я знал, что ему неловко говорить мне об этом. Остин был мыслителем, и очень умным.

Снова посмотрев на небо, я указал на звезду.

– А это что, малыш?

Остин придвинулся ближе и проследил взглядом за моим пальцем.

– Это Сириус, – взволнованно проговорил он. А потом взглянул на меня. – А тебе нравятся звезды, Акс?

– Мне нравится, малыш, как ты о них рассказываешь, – с улыбкой ответил я.

Остин устроился поудобней, и мы почти тут же услышали, как пришел домой из местного бара пьяный отец и принялся кричать на маму. Она тут же заплакала, умоляя его не причинять ей вреда. Я ощутил, как, судорожно вздохнув, замер рядом со мной Остин. Он был в ужасе. Он всегда боялся отца, когда тот приходил домой пьяным. Поэтому я и привел его сюда, чтобы отвлечь.

Наклонившись, я обнял брата за плечи и притянул к себе. Я чертовски ненавидел отца-неудачника. Он стремился лишь причинить нам боль. Поэтому я пообещал себе всегда защищать своих братьев.

– Давай, малыш. Расскажи еще, – подтолкнул я его, почувствовав, как Остин изо всех сил вцепился мне в рубашку. В трейлере что-то разбилось, и мама закричала от боли.

Остин указал на яркую звезду и проговорил дрожащим голосом:

– Эт… это… М-Марс…

– Что, правда? – спросил я. – И он тоже сделан из шоколада?

Я ощутил, как сидевший рядом Остин усмехнулся.

– Нет, Акс, но он большой и красный, и кто-то думает, что на нем живут инопланетяне…

– В самом деле? Инопланетяне? – взволнованно спросил я, крепче прижимая к себе Остина и Леви.

Остин отпустил мою рубашку. Я понял, что ему удалось отвлечься от происходящей внутри ссоры, и вздохнул с облегчением.

– Вообще-то, Марс сделан из красного камня, Акс…

* * *

Именно так мы пережили плохие времена. Мы втроем затерялись в звездах, уносясь в ночное небо прочь от дерьмового трейлера, что называли домом.

По вечерам мы наблюдали за небом, пока я не связался с бандой, и тогда моей жизнью завладели братья-Холмчие… И я потащил за собой маленького невинного Остина. Он доверял мне, и в двенадцать лет уже начал торговать дурью… Как и я сам.

Мы с Остином и Леви больше никогда не смотрели на звезды.

И мне этого не хватало.

Я чертовски скучал по Остину и нашим прежним отношениям… С Леви, даже когда он достаточно повзрослел, таких никогда не было.

Глядя на небо сквозь стеклянный купол, я зацепился взглядом за Пояс Ориона. Не стоило сейчас об этом думать. И размышлять о том, какими были наши жизни прежде, пока все не пошло наперекосяк.

Я ощутил, как по спине мягко скользнула чья-то рука, и резко обернулся. Элиана обеспокоенно смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Она так и не убрала ладонь, и в месте прикосновения я ощущал сильный жар, словно бы к плоти приложили раскаленное клеймо.

– Вы… – Она принялась поглаживать мою мускулистую спину, и я почувствовал, что кожа будто пылала. – Ты в порядке?

Мне инстинктивно захотелось отстраниться и послать ее к черту, оттолкнуть от себя. Обычно я так и поступал. Но сейчас просто стоял и смотрел ей в глаза. И, черт возьми, не мог даже пошевелиться… Я желал, чтобы эти ладони опустились ниже и коснулись каждого дюйма моей кожи.

Элиана подняла руку и провела по моим волосам, а потом скользнула указательным пальцем по короткой бороде.

– Эльпи?

Я схватил ладонь Элианы, намереваясь отвести ее от своего лица.

Но когда наши руки соприкоснулись, у девушки перехватило дыхание. И я сдержался… Черт знает почему, я прижал ее ладонь к своей щеке. Сердце бешено колотилось в груди.

По груди Элианы разлился румянец, а потом поднялся к шее и щекам. Она облизнула полные розовые губы, и, не сводя с меня взгляда, чуть прикрыла веки, просто дыша… Черт возьми, мы оба пытались выровнять дыхание.

– Эльпи… – Элиана замолчала и подвинулась ближе. Я смотрел на пухлые губы и хотел лишь ее поцеловать, а потом прижать к стене и трахать до тех пор, пока ни один из нас не сможет стоять.

Но не стоило… Нам обоим не следовало так поступать.

Крепче сжав руку Элианы, я отвел ее от своего лица и мягко отпустил. На лице девушки отразилось разочарование, и я неохотно направился в центр галереи, создавая между нами хоть какое-то расстояние.

– Эльпи? – позвала меня сзади Элиана. Когда я обернулся, она теребила выбившуюся из-под ленты прядь волос. Девушка смотрела на меня необычными огромными глазами в обрамлении длинных, трепещущих ресниц, и казалась чертовски милой и невинной. – Может, поговорим об остальных скульптурах? – робко спросила она.

«Нет, – хотелось сказать мне. – Хватит с меня этой выставки. Она цепляет воспоминания из прошлого, с которыми я больше не хочу сталкиваться».

Вместо этого я глубоко вздохнул и кивнул.

Элиана облегченно улыбнулась и подошла ко мне ближе. Я тут же почувствовал исходившее от нее тепло. Казалось, воздух вокруг нас сгустился. Девушка опустила голову и покраснела. Я знал, что она тоже ощутила возникшее между нами странное притяжение.

Почему все в моей жизни должно быть так чертовски сложно?

– Итак, какая у нас следующая? – спросила Элиана.

– Мне все равно, – проговорил я. И, сунув руки в карманы, нащупал пачку сигарет. Мне чертовски хотелось курить.

Элиана направилась прямиком к самой большой скульптуре, а я замер как вкопанный. Через миг девушка осознала, что я не пошел за ней. Я даже отвернулся, ощутив, как в груди расползалась чертова трещина.

Сейчас я не готов был столкнуться с тем, что олицетворяла для меня эта скульптура.

– Эльпи, что…

– Я туда не пойду, – отрезал я.

– Хорошо, – осторожно проговорила Элиана. – Хочешь выбрать другую?

Я закрыл глаза и почувствовал, что расслабляюсь. А потом заставил себя осмотреться. Многие работы разрывали мне сердце. Все они имели для меня смысл… олицетворяли то, с чем едва ли хотелось иметь сейчас дело.

Но кое-что я выдержать смогу.

Подойдя к скульптуре поменьше, к песочным часам, в которых сквозь песок тянулась рука, я качнул головой, подзывая Элиану подойти ближе.

– С этой нет проблем? – спросила она. Я лишь кивнул. – У нас есть название?

Глядя на руку тонущего в песке человека, я ощутил удушье. Он оказался в безвыходной ситуации… Тяжелый песок тянул его все глубже…

– Падение, – выпалил я.

Как и прежде, я ощутил на себе внимательный взгляд Элианы. Вероятно, она пыталась что-то прочесть на моем лице, но на этот раз я не дрогнул.

– Падение, – повторила она, что-то нацарапав в блокноте. – И стимул?

* * *

После шестой скульптуры я почувствовал себя выжатым, эмоционально и физически.

– Хочешь на сегодня закончить? – спросила Элиана и зевнула.

Облегченно вздохнув, я устало провел руками по лицу.

– Да, – ответил я. Казалось, впервые с тех пор, как я вошел в галерею, мышцы расслабились… а потом начали чертовски болеть.

Когда я размял шею, то услышал, как ко мне подошла Элиана. Я взглянул на нее сверху вниз. Она покраснела.

Я ее волновал… И мне это нравилось больше, чем следовало бы.

– Итак… – тихо проговорила она, придвигаясь еще ближе. Я ощутил, как вспотели ладони. Сердце бешено колотилось в груди. – Спасибо за сегодняшний вечер. Даже не верится. Твои скульптуры и так захватывают дух. Но и слова обладают не меньшей силой.

Я подавил ухмылку. Если бы речь шла о другом кураторе, вероятно, подобные похвалы являлись бы способом подмазаться к скульптору. Но с ней все было иначе. Я по глазам видел, что ей нравится вся эта хрень. Более того, она любила мои работы… извращенные, испорченные скульптуры, порожденные моим разумом.

Я понятия не имел, как такое возможно. Вероятно, если бы она знала, кто я такой на самом деле и что натворил, то бы увидела эти работы в совершенно другом свете. Они олицетворяли отвращение и чертовски неудачную попытку получить прощение.

– Уже поздно. Или рано. Зависит от того, как на это посмотреть, – усмехнулась она, застенчиво глядя в пол.

Я нахмурился, удивляясь, к чему все эти слова. Когда она бросила на меня взгляд из-под длинных ресниц, при виде освещенного лунным светом лица у меня перехватило дыхание. Если бы я был художником, то, запечатлев в памяти лишь этот ошеломляющий миг, создал бы потрясающий шедевр.

– Ты голоден? – Я нахмурился еще сильнее и заметил, как она сглотнула. И принялась накручивать на палец ту самую, выбившуюся прядь волос. – Я… Не хочешь со мной позавтракать? Ну, если проголодался, – нервно произнесла она.

Я уже открыл рот, чтобы отказаться, но тут у меня заурчал желудок. По правде говоря, я просто умирал с голоду.

Элиана, услышав характерные звуки, помедлила, а потом ослепительно улыбнулась, показав ямочки на щеках. От подобной красоты я едва устоял на ногах. И уже не ухмылялся. Сейчас на моих губах расплылась невольная улыбка.

Я ощущал себя весьма странно. Я уже так давно не улыбался.

– Эльпи, – проговорила Элиана, пытаясь сдержать смех. – Ты и правда улыбнулся! – Лицо ее сияло, словно рождественские огни, и я лишь покачал головой.

– Да, но не стоит привыкать. Это редкое явление.

Элиана отступила назад и приложила руку к груди.

– У тебя к тому же есть чувство юмора?

От ее смеха в груди что-то сжалось, так сильно, что мышцы под кожей вот-вот могли разорваться.

Постепенно Элиана успокоилась и подошла ко мне еще ближе, почти касаясь грудью моей рубашки. Я больше не улыбался. Нет, теперь я тяжело дышал, борясь с желанием обнять девушку и прижаться губами к ее губам.

Элиана моргнула, а потом еще раз, и, помолчав немного, предложила:

– Завтрак?

Я не смог сдержаться и, протянув руку, подцепил упавшую ей на щеку длинную прядь волос и заправил обратно в беспорядочный узел.

Я услышал, как от моего прикосновения у Элианы перехватило дыхание. Не удержавшись, я наклонился, вдыхая запах ее волос… Лаванда.

Сквозь тонкую ткань футболки я ощутил легкое касание упругой груди Элианы. Ее стройное бедро крепко прижалось к затвердевшему члену. Чуть встопорщив бороду, щеки коснулось теплое, мятное дыхание девушки. Я полез в задний карман джинсов и вытащил ключи от машины.

– Я поведу, – резко сказал я и отступил назад, разрывая окутавшее нас невыносимое напряжение.

Пытаясь собраться с духом, Элиана прижала руку к животу.

– Хорошо, – сумела выдавить она и направилась следом за мной.

Отдернув шторы, я быстро зашагал к выходу. Оказавшись на улице, резко вдохнул прохладный воздух Сиэтла, на разгоряченное лицо брызнул легкий дождь.

Услышав, как позади закрылась дверь, я вытащил сигарету и сунул ее в рот. Я глубоко затянулся, и дым наполнил легкие. Я ощутил, что начал успокаиваться.

Не оглядываясь, я прошагал по мостовой к своей машине и открыл пассажирскую дверцу для Элианы. Когда я плюхнулся на водительское сиденье, Элиана уселась рядом со мной. Она все еще не до конца отошла от случившегося под куполом, и карие глаза ее казались остекленевшими.

Я глубоко затянулся, затем стряхнул пепел в пепельницу на приборной панели.

– Куда мы едем? – спросил я, глядя прямо перед собой сквозь испещренное струями дождя лобовое стекло. – Я пока не знаю Сиэтла.

Элиана глубоко вздохнула.

– Как и я. На ум мне приходит только одно место.

– Оно приватное? То есть там не толкутся кучи людей?

– Оно маленькое.

Включив зажигание, я затушил окурок «Мальборо» со вкусом вишни, закурил еще одну сигарету и зажал ее во рту.

– Показывай, куда ехать.

Глава 8. Аксель

Мы ехали довольно долго, и я все яснее понимал, что мне не стоит быть здесь с этой женщиной. Хотя, по правде сказать, уходить я не собирался. Я позавтракаю с Элианой, но лишь потому, что больше пойти мне некуда. Она спросила, я согласился. И никак иначе.

– Это там. – Элиана указала на маленькое кафе, притаившееся на набережной. Я только усмехнулся про себя. Моя студия находилась всего в трех кварталах отсюда.

Через несколько минут я припарковал «Эль Камино», и мы выбрались из машины. Уже начало светать. Людей вокруг почти не было. Лишь работники рынка готовились к новому дню, да слонялись ранние покупатели, ожидая, когда с лодок доставят свежую рыбу.

Мы с Элианой вошли в кафе, из которого открывался вид на залив, и нам предложили занять любой понравившийся столик. Ребята, что управляли этим местом, только открылись, так что я, обогнав Элиану, направился в самый дальний угол. В заведении повсюду виднелись итальянские флаги, а официанты, судя по внешности, были выходцами из Латинской Америки. Хотя итальянцы среди них тоже встречались.

Интересно, она выбрала это место, потому что разгадала мое происхождение? Хотя, может, ей просто нравился кофе.

Я опустился на стул, Элиана устроилась напротив меня и еще раз окинула взглядом пустое кафе. Мы были одни. Отлично.

– Это тебя устраивает? Пустое кафе? – спросила она с дразнящей улыбкой.

– Да, – бросил я, и, услышав столько краткий ответ, она улыбнулась еще шире.

Ее забавляло мое отношение к ситуации. И, в противоположность другим, она не оставляла попыток меня разговорить. Элиана будто бы не понимала, что мне нравится одиночество. И нет никакого желания находиться в окружении людей… Черт возьми, мне хотелось просто существовать.

– Ты ведь не любишь светские беседы?

Во взгляде Элианы читалась усталость. Да и в моем, полагаю, тоже. Но, несмотря на это, когда она смотрела на меня в ожидании ответа, глаза ее весело блестели.

– Не особо.

Она снова рассмеялась.

В зале появился официант. Он позвал коллегу с кухни, и попросил накрыть столик в патио, и говорил при этом на превосходном итальянском. Затем парень подошел к нашему столику, и при виде Элианы в глазах его появился блеск.

Он густо покраснел и принялся вертеть в руках блокнот и ручку. Элиана улыбнулась ему, и придурок одарил ее белозубой улыбкой. И у меня что-то сжалось внутри.

Наблюдая, как этот засранец нерешительно топтался на месте, я ощутил раздражение. Откинувшись на спинку стула, я в упор уставился на него. Вскоре он заметил мой взгляд и, тут же уткнувшись в блокнот, нервно спросил, что бы мы хотели заказать.

– Caffè doppio e una brioche alla crema[15]15
  Двойной кофе и булочка с кремом (ит.).


[Закрыть], – попросил я.

Официант поднял взгляд и, хотя на лице его все еще читалась настороженность, спросил:

– Tu parli Italiano?[16]16
  Ты говоришь по-итальянски? (ит.).


[Закрыть]

– Si, – ответил я.

– Da dove vieni? – поинтересовался он, желая знать, откуда я.

– No, sono Americano. I miei genitori loro sono Italiani, – ответил я, пояснив, что итальянцами были мои родители, а вовсе не я.

Черт, я уже много лет почти не говорил по-итальянски. Не мог себя заставить. Я общался на этом языке лишь с мамой и братьями. Но после выхода из тюрьмы подобное казалось неправильным. Мамы не стало. И стоило мне произнести на ее родном языке всего лишь несколько предложений, я ощутил, как мучительно заныло внутри.

Должно быть, официант заметил, что, пока он общался с Элианой, взгляд мой устремился в стол, а тело напряглось. Я даже не слышал, что она заказала. Я просто пытался дышать, пока боль раздирала меня на части.

Я ощутил, как моей ладони коснулась теплая рука Элианы, и, подняв глаза, встретился с ней взглядом.

– Ты в порядке? Ты вдруг как-то затих. Я звала тебя по имени, но ты затерялся в своих мыслях.

– Со мной все хорошо.

Официант принес нам кофе, и какое-то время мы сидели молча. Потом, как только он ушел, Элиана взяла пакетик с сахаром и высыпала его в свою чашку, а после принялась теребить пустую упаковку.

– Итак, – нарушила она молчание. – Ты бегло говоришь по-итальянски?

– Да.

– Мне говорили, что Эльпидио – старинное итальянское имя. – По-прежнему не сводя с меня взгляда, в котором читалась мольба ответить на вопрос, она поднесла к губам чашку с латте.

– Мои родители были итальянцами, поэтому я и говорю на этом языке. Я двуязычный, – уклончиво ответил я, опрокинул в себя кружку с двойным эспрессо и сделал официанту знак принести еще.

– Yo también[17]17
  Я тоже (исп.).


[Закрыть], — проговорила Элли, и клянусь, что ответ на ее чертово испанское мурлыканье я ощутил, как затвердел мой член. А потом она улыбнулась и добавила: – Hablo español, no italiano, aunque puedo entender algo de lo que dijiste.

Твою ж мать. Сидевшая передо мной Элиана Лусия с забранными в небрежный узел растрепанными волосами, в полураспахнутой рубашке, да еще говорящая со мной по-испански, казалась самой горячей цыпочкой из всех, что я когда-либо встречал.

По нескольким знакомым словам в сказанном ей предложении я уловил, что она говорит по-испански, а не по-итальянски, хотя и поняла кое-что из сказанного мной. Я лишь благодарно ей кивнул. Я ведь, вроде как, тоже ее понимал. По крайней мере, отчасти.

Она рассмеялась, и я вдруг осознал, что девушка отвлекла меня от мрачных мыслей о маме. Она вновь помогла мне справиться.

Возле нашего столика возник официант с полным подносом выпечки и кофе.

– Можешь поставить это здесь, ragazzo[18]18
  Парень (ит.).


[Закрыть], – проговорил я, и официант опустил поднос на стол.

– Gracias[19]19
  Спасибо (исп.).


[Закрыть], – дружелюбно сказала Элиана, когда он протянул ей круассан с «Нутеллой»[20]20
  «Нутелла» – зарегистрированный товарный знак пьемонтской шоколадной пасты или сладкого спреда с лесными орехами, какао и молоком. Выпускается итальянской компанией Ferrero S.p.A. с 1964 года.


[Закрыть].

Я наблюдал, как она отрывала кусочки слоеной выпечки и клала их в рот, слизывая с пальцев шоколадную пасту, и глаз не мог от нее отвести.

Она понятия не имела, насколько красива… и какое впечатление производила на мужчин.

– У тебя есть парень? – вдруг выпалил я.

Элиана замерла. Она как раз собиралась слизнуть с большого пальца каплю «Нутеллы». Но резко покраснела и, опустив руку, схватила салфетку.

Прочистив горло, она покачала головой и прошептала:

– Нет.

Услышав ответ, я почувствовал, что расслабляюсь. Неосознанно я готовился к тому, что у нее есть богатый, красивый хахаль… который обращается с ней как с королевой.

– Почему? – резко спросил я, и Элиана откинулась на спинку стула. Я заерзал, не в силах усидеть спокойно, и лишь миг спустя осознал, насколько агрессивно прозвучал мой вопрос. Элиана опустила глаза и принялась рассматривать стол.

Какой же я идиот!

Я наклонился вперед и, поставив локти на стол, добавил:

– Просто за женщинами вроде тебя мужчины выстраиваются в очередь в милю длиной и всюду следуют по пятам. – Чертовски смущенный, я погладил рукой бороду. Чем дальше, тем большую чушь я нес.

Именно поэтому я предпочитал оставаться в одиночестве.

На губах Элианы мелькнула улыбка, девушка пожала плечами.

– Просто прежде я не встречала мужчину, с которым ощутила бы настоящую связь. И никогда не чувствовала того разряда молнии, от которого перехватывает дыхание.

– И никаких бойфрендов? – теперь уже с любопытством спросил я.

Она наморщила нос, и на лице ее вновь появились ямочки.

– Практически нет. В последние несколько лет я вроде как погрузилась в работу. Я так и не встретила подходящего для себя парня. – Она покраснела и снова принялась теребить пустой пакетик из-под сахара, а мне ужасно захотелось спросить, что значит для нее подходящий.

И, чуть поразмыслив, я все же задал этот вопрос.

– И какой же он?

Элиана глубоко вздохнула, так что полные груди натянули ткань рубашки, и взглянула мне в глаза.

– Мужчина-защитник, сильный, загадочный… талантливый, страстный… благородный… – Она замолчала, облизнула розовые губы, и я замер.

Элиана пронзила меня взглядом карих глаз, словно бы видела мою темную душу насквозь. Я заерзал, смущенный столь пристальным вниманием, и ощутил, что сердце быстрее забилось в груди.

Я заставил себя отвести взгляд, взял булочку и молча принялся есть. Вокруг нас снова сгустилось напряжение, но я выбросил из головы ненужные мысли. Только бы пережить этот завтрак.

– Можно спросить? – подала голос Элиана, и я, дожевав булочку, откинулся на спинку стула. И кивнул ей в ответ, разрешая. – Почему ты не хочешь, чтобы люди знали, кто ты?

Вот он. Единственный вопрос, на который все хотели получить ответ. Почему Эльпидио был затворником?

Я пожал плечами.

– Слава – это не для меня.

– Тогда зачем выставка? И почему сейчас? – настаивала она.

Взглянув на залив Пьюджет-Саунд, я провел рукой по волосам. Что я мог сказать? Я угодил за решетку за распространение наркотических веществ класса А на территории университета Алабамы, в процессе чего чуть не лишил своего брата возможности попасть в НФЛ. А, верно, ты ведь не знаешь. Мой брат – Остин Карилло, который играет в команде «Сихокс» под восемьдесят третьим номером и считается одним из лучших ресиверов в стране. На данный момент. Несколько лет назад я состоял в уличной банде, торгующей наркотиками. И продал немного гребаной дури игроку «Тайд», и у того случился передоз. Так что мне дали десять лет. Но я вышел из тюрьмы пару недель назад, отсидев лишь половину срока, потому что сдал властям крупного поставщика наркотиков.

Конечно, я не мог ей этого поведать, поэтому ответил:

– Так пожелал Вин. А я предупредил, что не стану иметь дело с людьми. В остальном же пусть делает что хочет.

Склонив голову набок, Элиана внимательно посмотрела на меня.

– А где и как вы познакомились с Вином? Представить не могу, что вы вращались в одних кругах.

Если бы она только знала.

В ожидании ответа Элиана подалась вперед.

– Поблизости от них.

– Поблизости? – переспросила она.

– Поблизости, – повторил я немного тверже, убеждая, что говорю серьезно.

Откинувшись на спинку стула, она снова принялась за еду, лишь тихо заметив:

– Ты и в самом деле меня заинтриговал, Эльпи.

Я нахмурился.

Должно быть, она заметила выражение моего лица, потому что добавила:

– Твои скульптуры просто поражают меня трагической красотой. – От этих ее слов внутри все сжалось. Трагическая красота…

Элиана отложила круассан и усмехнулась.

– Я помню, как в первый раз увидела фотографию одной из твоих скульптур. В журнале была статья о Вине Галанти, и он все время говорил лишь о своем протеже, таинственном затворнике Эльпидио. Тогда он позаимствовал одну из твоих работ для музея «Метрополитен», где проходила выставка современных мраморных статуй. На ней представлялись творения скульпторов, которые все еще по старинке пользовались молотком и долотом. – Взгляд Элианы стал рассеянным, она принялась катать по столу, собирая вместе, сахарные гранулы, выпавшие из пакетика, который она прежде крутила в руках. – Вин представил твою первую работу, единственную, что на тот момент я видела на фотографиях. – На ее губах появилась легкая улыбка. – Она и по сей день остается моей любимой.

Я знал, о чем она говорила. О единственной скульптуре, на которую я и теперь едва ли мог спокойно смотреть.

– Ангел… – произнесла она, и в голосе девушки ясно слышалось, насколько ее зацепила эта статуя.

Я ждал, что меня накроет волной скорби. Так случалось всегда, стоило мне подумать об этой скульптуре и о том, что она означала.

Но ведь Элиане нравилась эта работа, из всех моих творений девушка больше всех любила именно ее. Подобные слова вызвали во мне… гордость… смущение… И чертовски удивили.

Поразительно, что из всех созданных мною скульптур Элиана больше всего оценила ту, что я посвятил маме.

– Я находилась в Остине, в Техасе, в Музее искусств Блантона, но, узнав, что твоя скульптура будет в «Метрополитене», прыгнула в самолет и улетела на сорок восемь часов, только чтобы взглянуть на нее вблизи. – Она рассмеялась. – Вообще-то, чтобы получить эту работу, я проделала то же самое.

На ее щеках вновь вспыхнул румянец. Но теперь я наслаждался тем, как она опускала глаза, краснела или тихо вздыхала. Я просто наслаждался Элианой, и точка.

– Знаю, это звучит глупо, Эльпи, но, увидев твоего ангела, я изменилась. Не знаю, что это было, но… но… Хотя, неважно, – смущенно проговорила она.

– Скажи, – хрипло велел я. Мне и правда хотелось услышать конец этой гребаной фразы. И понять, что же в моих скульптурах могло так ее тронуть.

Элиана судорожно вздохнула, но, подняв на меня взгляд карих глаз, проговорила:

– Я почувствовала тебя. Уловила в каждом его изгибе. Мне показалось, что я заглянула тебе прямо в душу. Я ощутила любовь, которую ты вложил в эту скульптуру… И переосмыслила всю свою жизнь… Мне захотелось большего… Это трудно объяснить.

Я резко втянул воздух и, подняв руки, потер глаза.

– Элиана… – прорычал я. Но не злость была тому причиной. Просто она говорила о том, чего я не заслуживал… И во что ей не стоило ввязываться.

– Я слишком много наговорила?

Я провел руками по лицу.

– Элиана… если бы ты видела меня настоящего… и заглянула мне в душу, сейчас бы ты со мной здесь не сидела.

Она удивленно взглянула на меня.

– Что ты имеешь в виду? – Теперь ее голос дрожал.

Я напугал ее. Хорошо. Она и должна меня бояться. Я ей вовсе не подходил. Я только что с ней познакомился, но уже понимал, что ей стоит устанавливать для себя критерии, вовсе не совместимые со мной.

– Именно то, что сказал. Если бы ты узнала, какой я на самом деле и что натворил в жизни, то тут же убежала бы от меня подальше.

– И ч-что же ты сделал? – Она нахмурилась. – Почему ты так суров к себе?

– Это моя епитимья. И мне еще предстоит искупить множество грехов.

– Я в это не верю.

– Ты ошибаешься.

Она решительно покачала головой.

– Но… – начала она спорить.

Стиснув зубы, я стукнул кулаком по столу, обрывая все, что она собиралась сказать.

– Ты ни черта не знаешь обо мне, девочка, – прошипел я, голос прозвучал слишком низко, в нем явственно слышалась угроза. – Ты думаешь, что знаешь мое искусство. Но обо мне самом ты ни хрена не знаешь.

Выпрямившись на стуле, я махнул рукой, привлекая внимание официанта, и жестом попросил принести счет.

Элиана больше ничего не сказала. Она просто взяла свою сумочку и вышла из кафе.

Официанты дружно уставились ей вслед. Подталкивая друг друга локтями, они пялились на задницу Элианы. Я вскочил с места и, вытащив пятьдесят баксов, направился к разинувшим рты итальянским молокососам. И швырнул банкноту на барную стойку. Заметив меня, они тут же попятились. И резко побледнели, осознав, как сильно разозлили меня.

Я вышел из кафе и увидел стоявшую рядом с «Эль Камино» Элиану. Я прикурил сигарету и, как всегда, сунув ее в рот, глубоко затянулся, пытаясь успокоиться. В кои-то веки я порадовался дождю, льющемуся с серого неба.

Когда я подошел к машине, Элиана опустила голову и молча скользнула на пассажирское сиденье.

Внутри у меня все скрутило.

Я и правда причинил ей боль.

К тому времени, как мы вернулись в галерею, я сжег три сигареты и чертову кучу вины. Но это к лучшему. Девушкам не стоило со мной связываться, особенно таким хорошим, как она.

Я остановил машину в тени у бокового входа, ожидая, пока она выйдет. Но Элиана не шевелилась. Воздух в кабине «Эль Камино», казалось, потрескивал от напряжения. В застоявшемся, пропахшем табаком салоне, похоже, делалось все жарче, пока не стало совсем невыносимо. Я отчетливо слышал дыхание Элианы, и с каждым мягким вдохом и выдохом чувствовал, как все больше твердел мой член. И ощущение того, что, спрятанный под джинсами, он будто бы попал в ловушку, казалось почти болезненным. Я рискнул взглянуть направо. Элиана смотрела вперед, крепко вцепившись руками в стоявшую на коленях сумочку.

Пока она еще не вышла из машины, я хотел взглянуть на нее в последний раз. Я ведь собирался высадить ее здесь, у галереи, уехать и больше никогда не возвращаться.

– Мне нужны название и информация о скульптуре ангела. Можешь зайти как-нибудь ночью, чтобы разобраться с этим? – спросила Элиана. Голос ее звучал грустно, и я, черт возьми, просто не мог этого вынести.

Я лишь молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и вновь уставился в лобовое стекло. Но когда Элиана потянулась к ручке дверцы, что-то внутри меня щелкнуло. Я сожалел, что чертовски ее расстроил. И просто не мог позволить ей уйти, не узнав, какова она на вкус.

Я неосознанно потянулся вправо и, сжав руку Элианы, рывком притянул девушку к груди. Я лишь заметил, как расширились от удивления ее глаза, и она судорожно втянула в себя воздух. А потом прижался губами к ее губам.

Я обхватил рукой ее затылок, другой сжал в кулак волосы. А потом проник языком ей в рот и, когда коснулся ее языка, мы оба застонали.

Она оказалась восхитительной на вкус, и, если прежде мне не хотелось торопиться, то в тот миг, когда она уронила сумочку на пол и задрала на мне футболку, приоткрывая живот, подобные мысли просто исчезли. Ее ладонь обжигала мне кожу, и я притянул девушку еще ближе, почти прижимаясь грудью к ее груди. Элиана хрипло застонала и провела ногтями мне по животу. От оставленных ею отметин, тянувшихся до самого пояса джинсов, кожа просто горела.

Мой член тесно прижался к молнии, будто умоляя Элиану коснуться его рукой, а язык сражался с ее языком, пытаясь установить над ним власть. Но когда Элиана потянулась к пуговице на моих джинсах, намереваясь ее расстегнуть, я застыл.

Твою ж мать.

Нам нужно остановиться.

О чем, черт возьми, я думал?

Элиана оторвалась от моих губ и скользнула влажным язычком вниз, полизывая и прикусывая мне шею.

Пуговица на джинсах легко поддалась ее рукам, и девушка потянула за молнию… Теперь лишь она отделяла Элиану от моего члена.

Я зажмурился, понимая, что сейчас причиню боль, и стиснув ей руки, отвел их в сторону. Элиана резко подняла голову. Не в силах сопротивляться, я прижал ладони к ее щекам и в последний раз впился в губы. А потом, отстранившись, велел:

– Уходи.

Элиана пыталась выровнять дыхание; я замер с задранной футболкой и наполовину расстегнутой молнией.