Текст книги "Братья Карилло. Обретая надежду"

Лекси сглотнула, и я увидел, как на миг на лице ее вспыхнул неприкрытый страх.

– Знаю, Аксель. Я не хуже тебя помню твои угрозы. В тот момент я видела решимость в твоих глазах. Но я пытаюсь стать сильнее, а, если буду цепляться за ненависть, то так и останусь слабой. – Она вновь взглянула на лестницу, и я услышал донесшийся сверху звук. Похоже, кто-то открыл, а потом закрыл дверцы шкафа. – И Остин любит тебя.

Я нахмурился. И Лекси это заметила.

– Я у Остина на первом месте. Я – все для него. И уже давно. Он оберегает меня и не позволит, чтобы случился рецидив или я подверглась какой-либо опасности.

Я молча смотрел на нее, и Лекси покраснела. На лице девушки ясно читалось, как сильно она любила моего брата. И я ощутил неловкость. Прежде я не встречал подобной любви и точно знал, что за всю свою жизнь не смогу стать для кого-либо настолько же важным.

Лекси вздохнула.

– Аксель, если бы Остин думал, что ты хоть сколько-то опасен для меня или Леви, ты бы сейчас здесь не стоял. Мой Остин полностью тебе доверяет. А поскольку я знаю, что муж никогда не позволит меня тронуть, то тоже верю, что ты изменился… Полагаю, что скрытый глубоко внутри тебя Аксель, которого так любит Остин, наконец-то выбрался на поверхность. – Лекси обвела обручальное кольцо на пальце. Встретившись со мной взглядом, она указала подбородком в сторону лестницы. – Тебе лучше подняться наверх и сказать ему, что ты остаешься. Судя по всему, он уже распаковал твои вещи. С тех пор, как мы переехали, он приберег для тебя спальню.

Лекси исчезла в кухне, а я еще стоял какое-то время в прихожей, предоставленный сам себе. В голове крутились сказанные ею слова, и, даже не успев осознать, что делаю, я уже поднялся по длинной винтовой лестнице и оказался в огромном коридоре с кучей дверей, расположенных по обеим сторонам.

Я услышал звук выдвигаемого ящика и направился в ту сторону, откуда он доносился, по пути рассматривая висящие на стенах фотографии. Остин на отборе, одетый в костюм, сжимает майку «Форти найнерс», а потом, уже этим летом, подписывает контракт с «Сихокс». Леви заканчивает среднюю школу, и на щеке у него нет стидды. Заметив это, я почувствовал смесь стыда и гордости. Я стыдился того, что он вообще ее заработал, но гордился, ведь теперь он стал совсем другим.

Я почти добрался до комнаты, но заметил висевшую в конце коридора фотографию, по размеру большую, чем все остальные, и замер на месте.

Мама.

На вид ей казалось примерно столько же, как сейчас Леви. И она пела на сцене в Вероне.

Не знаю, сколько я там простоял, но, когда борода намокла от слез, а ноги онемели, понял, что прошло довольно много времени.

Я ощутил жгучий стыд и чуть не рухнул на колени.

Я подвел маму. Она просила, умоляла меня встать на правильный путь и спасти братьев. Вместо этого я приговорил их к жизни банды, в то время как БАС[9]9
  Боковой (латеральный) амиотрофический склероз – прогрессирующее нейродегенеративное заболевание центральной нервной системы. Вызывает полное разрушение и гибель периферических и центральных двигательных нейронов. Встречается довольно редко.


[Закрыть] приковал ее к постели, и она ничем не могла им помочь. Остин и Леви стреляли в людей, торговали наркотиками… а я все время лишь подстрекал их к этому.

– Это моя любимая, – проговорил подошедший сзади Остин, но я не обернулся. Просто не мог отвести взгляда от улыбающегося лица мамы. – Она хранилась в сундуке, что стоял у мамы под кроватью. Я и не знал об этом. А здесь бабушка с дедом, которых мы даже не видели. – Остин помедлил, а потом встал рядом со мной. – Наши детские фотографии… Так много чертовых снимков.

Я по-прежнему молчал. Не мог говорить.

– Она знала, что ты ее любишь, – хрипло произнес Остин, будто бы понял, что терзало меня изнутри.

Я больше не способен был это вынести. И так слишком больно… Я не мог ни говорить о маме, ни смотреть на нее, молодую и здоровую. Когда я видел ее в последний раз, она лежала на дерьмовой крошечной кровати, запертая в своем сломленном теле. Поэтому я вытер глаза и повернулся к Остину.

Он выглядел таким же опустошенным, как и я.

Я открыл рот, намереваясь что-то сказать, но он прервал меня:

– Ты остаешься, Акс. Я не позволю тебе уйти.

Мне пришлось кивнуть.

Глубоко вздохнув, я обнял Остина за шею, и он повел меня в самую большую спальню, что я когда-либо видел. Я привык к вызывающей клаустрофобию камере размером шесть на восемь футов. И эта комната казалась просто сном.

– Я распаковал твои вещи.

– Спасибо, малыш, – тихо проговорил я и подошел к окну, из которого открывался вид на тихое, спокойное озеро.

Я чувствовал, как Остин топтался у двери, спиной ощущая его пристальный взгляд.

– Спрашивай, Остин, – произнес я, не оборачиваясь.

Я услышал, как скрипнула половица.

– Просто… интересно, что ты собираешься делать здесь, в Сиэтле?

Я лишь усмехнулся про себя. Что бы он сказал, если бы я открыл ему настоящую причину, по которой приехал в Сиэтл?

– Предполагалось, что я стану работать на каком-то рыбном рынке у причала. – Я пожал плечами. – Таково условие моего досрочного освобождения. Начинаю завтра.

Младший брат облегченно вздохнул.

– Я горжусь тобой, Акс, – проговорил он, голос его звучал искренне. – У меня в гараже до сих пор стоит твой старый «Эль Камино»[10]10
  «Эль Камино» – автомобиль американской компании «Шевроле», выпускаемый в 1959–1960 и 1964–1987 годах.


[Закрыть]. Когда я переехал, то не смог с ним расстаться. Я его починил, заново покрасил и сменил обивку.

При мысли о том, что он сотворил с моей старой машиной, сердце упало. Когда-то я заботился о ней, наверное, даже больше, чем о собственной семье.

Я обернулся, чтобы поблагодарить Остина, но он уже ушел. Я снова выглянул в окно и заметил вдалеке футбольный стадион команды «Хаски». Мысли мои вновь вернулись к Леви…

«Никакой он нам не брат. Он не Карилло… Он просто чертов неудачник, бывший заключенный, который ничего не добьется в жизни. И он приехал сюда, чтобы пользоваться твоими деньгами и вновь тянуть нас за собой вниз».

Я уже ни на что не надеялся.

Глава 5. Элли

Неделю спустя

Я вытерла пот со лба и села, не сводя взгляда с последнего, только что открытого деревянного ящика. В нем находились работы Эльпидио, присланные для выставки.

Я затаила дыхание и осторожно сняла защитную упаковку. Под ней оказалась единственная мраморная скульптура, которая просто убивала меня каждый раз, когда я видела ее в журнале или на фотографии. Однако в этот раз я пролетела сотни миль, чтобы лицезреть ее воочию.

Пенопласт постепенно уступил место гладкому белому мрамору, и на глаза навернулись слезы. Я и в самом деле вновь видела ее вживую. Во плоти. Во всем ошеломляющем совершенстве.

Я бросила взгляд на часы и отметила, что полночь миновала пятнадцать минут назад. Я провела здесь целый день, пытаясь разместить скульптуры в нужных местах и оценить производимое впечатление.

Оказалось, весьма непросто придать выставке какую-то определенную тему. Я чувствовала, что между скульптурами есть некая связь, настоящая история, но в этом мне еще предстояло разобраться. И я сомневалась, что смогу справиться сама, без участия скульптора.

Краем глаза я уловила какое-то движение. Кристоф, ночной охранник, совершал обход. Заметив меня, он изумленно отпрянул.

– Мисс Лусия, вы чуть не довели меня до инфаркта! Я не знал, что вы здесь.

– Простите! – извинилась я. – Я пытаюсь вытащить из упаковки последнюю скульптуру, чтобы завтра расставить их по нужным местам. Она сделана из мрамора и невероятно высокая, так что…

Кристоф улыбнулся и подошел, чтобы мне помочь. Всего за несколько минут мы вынули ее из деревянного ящика и сняли упаковку. Когда скульптура явилась во всей красе, мы отступили назад. При виде открывшегося зрелища я прикрыла рукой рот.

Скульптура казалась безупречной.

Какое-то время я не отрываясь смотрела на нее… разглядывала двухстороннюю белую девушку-ангела высотой в шесть футов. С этой стороны она протягивала руки, будто умоляя, и в ладонях держала кучку черного пепла. Из проведенных исследований я знала, что сейчас передо мной находилась сломленная сторона ангела.

Ее крылья обтрепались и порвались, а прекрасное лицо исказилось от боли… Хотя нет, на нем читались страдания. Тело напряглось. Казалось, она изо всех сил пыталась стоять прямо. От некогда красивого платья остались лишь лохмотья, покрытые грязными пятнами. Тонкие, свалявшиеся волосы беспорядочно свисали до середины спины, а безжизненный взгляд неестественно широко раскрытых глаз накрепко западал в память.

Она заставляла болезненно ныть мое сердце. Словно бы в этой скульптуре жила душа, воплощающая чувства, что испытывал творец, когда усердно вырезал каждый изгиб фигуры и выражение ангельского лица. Я будто бы сама ощущала мучительную боль и внутреннюю муку сломленного ангела.

Ни одна фотография, что я когда-либо видела, и близко не передавала дух этой скульптуры. И возможность лицезреть ее вживую походила на дар небес.

Глубоко вздохнув, я медленно двинулась на другую сторону. И там мной полностью завладели эмоции, а по щекам потекли слезы.

Эта девушка-ангел, в противоположность другой ипостаси, была потрясающе красива. Она стояла прямо и казалась совершенно здоровой, а надетое на ней платье в римском стиле подчеркивало прекрасные формы. С безмятежной улыбкой девушка запрокинула лицо к небу. Густые длинные волосы ниспадали до самой талии. Я будто бы ощущала, как горячее солнце целовало ей щеки, а тепло обволакивало тело, словно объятие. Она широко расправила ангельские крылья и подняла изящные руки вверх, кажется, намереваясь взлететь. Черный пепел, что так отчаянно удерживала ее другая ипостась, здесь был рассеян по земле.

Она вырвалась на свободу.

С каждой минутой сердце билось все быстрее. Я будто оказалась у этой статуи в плену. Даже не знаю, сколько я там простояла.

Но, наконец, вырвавшись из транса, я вытерла глаза и рассмеялась. Эта скульптура буквально разорвала меня на части.

– Прости, Кристоф, порой я слишком эмоционально отношусь к работам Эльпидио…

Я отвела взгляд от безымянной скульптуры и осмотрелась вокруг, только сейчас заметив, что галерея совершенно пуста. Лишь звуки невеселого смеха эхом отражались от куполообразного стеклянного потолка.

Я снова рассмеялась при мысли, что, должно быть, отпугнула Кристофа, провела руками по небрежно завязанному хвосту и похлопала себя по щекам. Мне нужно домой. Я просто безумно устала.

Бросив на скульптуру последний задумчивый взгляд, я направилась в туалет, чтобы умыться. И пока смотрела на свое отражение в зеркале над раковиной, сердце парило, ведь я оказалась здесь. Эта экспозиция меня совершенно очаровала.

Я твердо верила, что ни одна из курируемых мной прежде выставок не способна сравниться с этой. Я была просто одержима привезенными работами.

Более того, не могла избавиться от мыслей, что же пережил скульптор, чтобы суметь создать подобные творения. Наверняка ничего хорошего. И сердце обливалось кровью за него.

«Возьми себя в руки, Элли», – отругала я себя и направилась к выходу из туалета, намереваясь поехать домой.

Уже у самого выхода из музея я поняла, что забыла свой блокнот. Дома еще придется посидеть над проектом; нужно немного изменить схему расстановки. Все разработанные прежде варианты мне не нравились. Чего-то в них не хватало, хотя подобного раньше со мной не случалось.

Развернувшись, я быстро направилась обратно в галерею.

Я увидела блокнот, лежащий на пустом ящике, и решительно зашагала к нему. И тут краем глаза заметила мужчину, застывшего рядом с фигурой ангела.

Я испугалась. Что он делал здесь в такой час, ведь уже давно за полночь? Я осторожно двинулась вперед, намереваясь вызвать охрану, но тут же резко замерла. Мужчина оказался высоким, хорошо сложенным, и одет был во все черное: черные джинсы, черная рубашка с длинным рукавом, отросшие каштановые волосы он собрал в низкий хвост. Но не это заставило меня остановиться. Мужчина неподвижно замер возле главной скульптуры. А потом протянул руку и коснулся раскинутого крыла. Он опустил голову, так что мне не удалось разглядеть лицо. Его плечи вздрагивали. Казалось, что мужчина плакал. Будто бы оплакивал ангела.

Я не могла пошевелиться. Похоже, мужчина страдал, и, глядя на его мучения, я ощутила, как что-то сжалось в груди.

Решившись позвать Кристофа, я шагнула вперед, но каблук ботинка неожиданно громко клацнул по полированному бетонному полу. Я вновь бросила взгляд на мужчину. Теперь он стоял прямо, а лицо скрывалось в тени огромной скульптуры.

Мы оба неподвижно замерли. В комнате воцарилась такая тишина, что, казалось, можно было услышать звук упавшей булавки.

– Это частная галерея, – наконец, смогла выговорить я.

Плечи мужчины напряглись.

Вытянув шею, я попыталась получше его рассмотреть, но он, казалось, ожидал подобного и отступил дальше, скрываясь от моего взгляда.

– Галерея закрыта для посетителей. Вам и правда не стоит здесь находиться, – нервно добавила я.

Через миг мужчина убрал руку с порванного крыла скульптуры, но, казалось, сделал это скрепя сердце.

А потом, резко опустив голову, повернулся и выбежал из галереи.

Я смотрела ему вслед, и сердце бешено колотилось в груди.

Что, черт возьми, это было? Почему я внезапно ощутила себя словно в вакууме, и воздух просто исчез из легких? И, что еще важнее, зачем он появился здесь поздно ночью и стоял, страдая, перед скульптурой ангела?

Решительно стряхнув с себя оцепенение, я схватила блокнот и сумочку и направилась к стойке охраны, где Кристоф наблюдал за поступавшими с камер изображениями.

– Кристоф? – позвала я, и он поднял голову. Я вздохнула и облокотилась на стойку. – Нельзя позволять студентам слоняться по музею в нерабочее время и особенно входить в мою галерею. Многие хотят увидеть эти скульптуры вблизи и готовы на что угодно, чтобы взглянуть на них хоть украдкой.

Кристоф нахмурился.

– Уверяю вас, мисс Лусия, здесь нет и не было никого из студентов.

Я на миг раздраженно прикрыла глаза.

– Кристоф, да вот только что. Буквально минуту назад я застала студента в галерее, и он прикасался к главной скульптуре. А если бы он ее разбил?

Кристоф поднялся на ноги и тоже оперся на черную гранитную стойку, на его лице все еще отчетливо читалось замешательство. Он взял журнал посещений и просмотрел имена на странице.

– Нет, в этот час здесь были только вы двое.

Я уже хотела начать спорить, но тут осознала смысл сказанных им слов.

– Мы двое? – переспросила я, не понимая, кого он имел в виду.

Кристоф снова проверил список.

– Да, вы и скульптор.

Я перевела взгляд на журнал в его руках.

– Эль… Эльпидио? – потрясенно пролепетала я. Ощутив в животе нечто, похожее на бабочек, я с усилием проговорила: – Сюда приходил Эльпидио, скульптор, чью выставку я курирую?

Кристоф посмотрел на меня как на ненормальную. Да и у меня самой возникли подобные мысли.

– Мисс Лусия, Эльпидио приходил каждую ночь примерно в это же время, чтобы проверить, как идут дела. Я думал, вы в курсе. Вин Галанти разрешил это еще прежде, чем вы оба прибыли в Сиэтл.

Я ощутила внутреннюю дрожь и заметила, как затрясся блокнот, который держала в руке. Я положила его на стойку. Эльпидио приходил каждую ночь?

А, значит…

– Кристоф, сегодня он был в черной одежде? И у него длинные темные волосы?

Кристоф кивнул.

– Он всегда носит черное. И никогда ничего не говорит. – Кристоф подался вперед. – Он из мрачно-задумчивых творцов. И, честно говоря, пугает меня до чертиков. Весьма устрашающий парень.

– О боже… – прошептала я.

Я только что его видела… Он был здесь… Приходил сюда, а я даже не знала…

Внезапно я накрыла руку Кристофа своей.

– Кристоф, в какую сторону пошел Эльпидио?

– Он вышел через заднюю дверь на стоянку для персонала. Там он каждую ночь оставляет машину.

Я тут же помчалась к выходу для персонала. И, распахнув дверь, окунулась в прохладную ночь. Я беспомощно наблюдала, как со стоянки выехал черный пикап и помчался прочь от музея.

Я не двинулась с места, позволяя свежему ветерку ласкать раскрасневшееся лицо. Стараясь успокоить бешеное биение сердца, я крепко зажмурилась. И представила его, стоявшего возле скульптуры. Он напрягся и опустил голову, сжимая крыло ангела так, словно лишь это прикосновение не давало ему упасть на пол.

Проследив взглядом за угасающими огнями его машины, я прошептала вслух:

– Что же случилось в твоей жизни? Почему ты так сильно страдаешь?

Глава 6. Элли

Об этом никто никогда не узнает. Мгновение чистого безумия стоит держать при себе.

Это граничило с нелепостью. И тем не менее я стояла сейчас в туалете музея. Я подкрасила губы бледно-розовым блеском и расчесала длинные темные волосы, ниспадавшие до самой талии. На мне была простая серая футболка без плеч, облегавшая фигуру, и узкие черные джинсы. Работая в галерее, я никогда не наряжалась; слишком много пыли и беспорядка. И одевалась примерно так же, как и сегодня. Но, конечно, в половине первого ночи посреди недели я обычно не наносила макияж на случай, если здесь объявится скульптор-затворник.

Тот самый, которого я не могла выбросить из головы. О ком грезила прошлой ночью. Тот, что плакал, держась за порванное крыло мраморного ангела. Высокий, широкоплечий, угрюмый скульптор, сбежавший, лишь заслышав мой голос.

Я жутко нервничала от одной лишь мысли о том, каково это – встретиться с Эльпидио лицом к лицу. И молилась всем святым, дабы он не оказался напыщенным придурком. Мне не хотелось, чтобы мечты об этом человеке разбились вдребезги.

В последний раз убедившись, что выгляжу неплохо, я вернулась в галерею и взглянула на стойку охраны, проверяя, там ли Кристоф. Его не было. Вероятно, это значило, что Эльпидио так и не появился.

Проклятье. Должно быть, увидев меня здесь вчера, он испугался. Если бы я только знала, что он приходит по ночам, то могла бы представиться… И, наконец-то, познакомиться с человеком, чьи работы похитили мое сердце.

Разочарованно опустив голову, я медленно прошла в галерею и раздвинула темные шторы, оказавшись в частном рабочем пространстве. Бриджит, директор музея, распорядилась повесить их сегодня днем после моих многочисленных жалоб на студентов с факультета искусства и посетителей, пытавшихся попасть на еще не до конца оформленную выставку.

Когда шторы сомкнулись позади меня, я удивленно подскочила, заметив впереди какое-то движение.

Я увидела ноги в черных джинсах, а потом медленно подняла взгляд выше, к рельефной талии и торсу, обтянутому черной рубашкой с короткими рукавами, испачканной чем-то, весьма похожим на мраморную пыль.

Я рассматривала скульптурно вылепленные мышцы на руках, отчетливо заметные под оливкового цвета кожей, покрытой многочисленными татуировками, и сердце бешено колотилось в груди. А после скользнула взглядом по мускулистой шее, частично скрытой темной взъерошенной бородой и темно-каштановыми волосами до плеч.

Эльпидио…

Я моргнула и лишь тогда поверила, что человек, с которым я хотела познакомиться столько лет, и в самом деле стоял сейчас прямо передо мной. Я забыла, как дышать, говорить, двигаться, да и все остальные естественные человеческие действия стерлись из памяти.

Эльпидио опустил голову, избегая моего взгляда, но я знала: он заметил, что я здесь. Все его тело напряглось, словно бы мужчина готовился сбежать.

Я не могла произнести ни слова, лишь наблюдала, как вздымалась и опадала его широкая грудь. Затем, нарочито медленно, он выдохнул через нос и поднял голову.

Я чуть не отшатнулась.

Он казался… темным. Я не смогла подобрать другого слова, чтобы его описать. Мрачный, весь в татуировках, но все же необычно… прекрасный.

Эльпидио притягивал взор, как и его скульптуры, и когда он бросил на меня пронзительный взгляд почти черных глаз, я лишь судорожно вздохнула.

Он пристально разглядывал меня с ног до головы, и я ощутила, как ослабли колени, сердце затрепетало в груди, а по телу прокатилась дрожь. Я думала, что у меня подогнутся ноги.

«Итальянец», – решила я. Остин оказался прав. Эльпидио определенно походил на итальянца.

Мы стояли неподвижно, не зная, что сказать. Казалось, так пролетело несколько минут.

Наконец, пытаясь сохранить хоть каплю профессионализма, я скинула с себя оцепенение и шагнула вперед, робко протягивая руку.

– Здравствуйте… – хрипло проговорила я. Эльпидио по-прежнему мрачно смотрел на меня, пронзая взглядом темных глаз. – Я Элиана. А вы… должно быть, Эльпидио?

Через миг я заметила, как он побледнел и опустил глаза, уставившись в пол; каштановые волосы длиной до плеч тут же скрыли лицо. Он хранил анонимность. Вин говорил мне, что любое признание таланта или просто узнавание вызывало у него неловкость. Наставник явно не лгал.

– Все в порядке, – поспешно продолжила я. – Я куратор вашей выставки. И никому не скажу, что вы здесь. И, если вы пожелаете остаться неузнанным, я морально обязана защитить вашу анонимность.

При этих словах Эльпидио, казалось, немного расслабился, и, глубоко вздохнув, поднял голову и откинул с лица длинные волосы.

Теперь я видела его отчетливей. Черты лица казались довольно резкими, а на левой щеке, прямо под глазом, я заметила татуировку – черное распятие. Одним своим видом он просто кричал об опасности.

Эльпидио оценивающе рассматривал меня, словно не доверял мне, да и всем остальным, если на то пошло.

Внезапно он подался вперед и сжал мою руку. И я почти перестала дышать, прикосновение его ладони просто обжигало. Я уже и забыла, что протянула ему руку в знак приветствия, слишком очарованная взглядами, в которых не было притворства, и молчаливым нравом.

– Элиана, – резко проговорил он. И при звуках его хриплого тягучего голоса сердце пропустило удар.

– Эльпидио, – взволнованно проговорила я. – Не могу выразить, как я счастлива, наконец, с вами познакомиться. – Я затаила дыхание.

Он поджал губы, словно мой восторг его вовсе не трогал или попросту раздражал. Точнее было трудно понять.

Прочистив горло, я отпустила его руку и указала на создаваемую выставку.

– Ну что вы думаете? – нервно спросила я, голос едва заметно дрожал. Я подошла к нему ближе, чтобы взглянуть на галерею. – Я страстная поклонница вашего творчества, и для меня возможность создать эту выставку похожа на сбывшуюся мечту.

Эльпидио ничего не сказал, и я повернулась к нему. Когда наши взгляды встретились, он, словно выражая недовольство, сузил темные глаза. И от его пристального внимания по телу прокатилась волна жара. Я почувствовала, как запылали щеки.

– Что-то не так? – спросила я, нервно проводя рукой по длинным волосам.

По лицу Эльпидио по-прежнему ничего нельзя было прочесть. Он лишь еще сильнее сузил глаза. А потом вновь перевел взгляд на галерею и медленно наклонил голову, внимательно что-то разглядывая.

Приняв ту же позу, я попыталась проследить за его взглядом, чтобы понять, что же он изучал.

Эльпидио вновь посмотрел на меня, и на миг показалось, что я видела его раньше. На долю секунды что-то мелькнуло в его темных глазах, выявляя в лице нечто знакомое. Но мгновение прошло так же быстро, как и возникло, и он шагнул вперед.

Эльпидио остановился у скульптуры скрючившегося на полу человека; обхватив голову руками, тот прижал ноги к груди… И, как ни печально, каждый дюйм его тела пронзали черные кинжалы, которые раскалывали белый каррарский мрамор. Создавалось впечатление, будто лезвия разрывали плоть на части.

– Эльпидио? – позвала я, и он взглянул на меня.

– Эльпи, – спокойно уточнил он, и от властного тона по спине пробежала дрожь.

– Эльпи… Ладно, – прошептала я в ответ. Он слишком долго смотрел на мои губы, и это взволновало меня.

Протянув руку, он провел мозолистыми, покрытыми татуировками пальцами по спине скульптуры и взглянул на пустое место в углу комнаты.

Я наблюдала, как он пристально, с особой тщательностью изучал свою работу.

Внезапно Эльпидио выпрямился и указал в дальний угол.

– Эту нужно поставить там.

От волнения сердце в груди забилось быстрее. Я шагнула ближе и заглянула ему через плечо, чтобы понять, куда именно он указал. Я затаила дыхание и ощутила, как от нашей близости напряглось его тело. От Эльпидио исходил легкий запах сигаретного дыма и мускусного одеколона с дубово-кедровыми нотками.

Мне нравилось, как от него пахло… Даже слишком. И границы профессионального поведения уже не казались такими незыблемыми.

На руках Эльпидио напряглись мышцы. Он вновь провел ладонью по волосам. Я подозревала, что он делал так, когда нервничал.

– Почему вы хотите разместить эту скульптуру в том углу? Есть какая-то особая причина? – спросила я.

Эльпидио запрокинул голову и взглянул на стеклянный куполообразный потолок. Я последовала его примеру и недоуменно нахмурилась.

– Большую часть дня сквозь крышу станет проникать солнце. Если мы повернем ее под правильным углом, лучи будут падать на скульптуру и отражаться от кинжалов на пол, как я и планировал.

С каждым произносимым словом в глубоком голосе Эльпидио я все больше улавливала опустошенность. И когда он закончил объяснения, я вдруг осознала, что смотрела уже не на куполообразный потолок, а на его лицо, на котором теперь читалась глубокая печаль.

На краткий миг Эльпидио закрыл глаза, и я почувствовала исходящую от него грусть.

И ощутила, как на мгновение сжалось сердце. Он определенно страдал, только я понятия не имела почему.

Повисло молчание; время шло, но я глаз не могла отвести от его лица. Этот загадочный скульптор интриговал меня сильнее, чем я могла представить. А еще беспокоил… и пугал… Все инстинкты твердили мне держаться от него подальше.

Сейчас он явно переживал что-то личное. И, не желая вторгаться в чужое пространство, я заставила себя сосредоточиться на скульптуре.

– Ты согласна? – наконец, спросил Эльпидио.

– Мне нравится, – тихо проговорила я и подвинулась, чтобы видеть полную луну и весь отбрасываемый ею свет. Когда же я взглянула на тени на полу, то от удивления широко распахнула глаза.

А потом вновь обратила взор на Эльпидио. Он стоял, скрестив на груди сильные руки. И рассматривал меня суровым взглядом.

– Я соглашусь со всем, что вы хотите, но… – Я замолчала, наклонившись еще ниже, чтобы убедиться в своей правоте.

Эльпидио напрягся.

– Что? – бросил он.

От резкого тона я слегка отшатнулась. Но Эльпидио вдруг вздохнул и медленно переступил с ноги на ногу, на загорелых щеках его вспыхнул румянец. Словно бы он ощущал неуверенность в себе и не привык обсуждать с кем-либо свои творения… Казалось, он чувствовал себя не в своей тарелке.

Но такого просто не могло быть. Пусть это его первая выставка, но ведь люди наверняка и прежде обсуждали его работы, в научных кругах и публично. Ведь он уже пару лет создавал скульптуры.

Вздохнув, я выпрямилась.

– Ну, когда на него упадут солнечные лучи, будет казаться, что он истекает кровью.

Эльпидио вытянул шею, чтобы взглянуть на скульптуру, но не сдвинулся с места.

– Подойдите сюда и посмотрите, – настаивала я.

Эльпидио неохотно подошел ко мне и присел на корточки, стараясь меня не коснуться. В тот миг, когда он понял, что я имела в виду, с губ его сорвался тихий вздох.

Эльпидио провел рукой по лицу.

– Верно, – хрипло произнес он.

– А эффект кровотечения соотносится с замыслом творения? Не нужно менять его изначальный смысл, – проговорила я.

Ни один из шедевров Эльпидио не имел названия, и не существовало никаких сведений о том, что послужило для них вдохновением и какой замысел они были призваны воплотить. И объяснить их смысл мог лишь один человек – он сам. Для меня же, как для куратора, подобное незнание происхождения скульптур превращало процесс их расстановки в настоящий кошмар.

– Полностью, – затаив дыхание, ответил он.

Эльпидио казался потрясенным. Он сел прямо на пол и удовлетворенно рассматривал, как свет луны отбрасывал тени, похожие на черные ручейки, тянущиеся по бетонному полу.

Опустившись рядом с ним на колени, я ждала, когда он заговорит. Я привыкла к тому, что творцы для выставления своих работ использовали нетрадиционные методы, но Эльпидио, казалось, пребывал в совершенной растерянности.

Наклонившись вперед, я провела пальцем по длинной черной тени на полированном бетонном полу, чтобы обрести хоть немного спокойствия. Когда я снова подняла глаза, Эльпидио смотрел на меня. Теперь взгляд его немного смягчился, и выражение лица стало почти дружелюбным.

– Простите, – быстро проговорила я. – Знаю, что порой я слишком увлекаюсь. Но ваши работы… – Я вздохнула и смущенно покраснела. – Они просто сводят меня с ума. – Я нервно рассмеялась и вновь обвела пальцем тень возле колен.

Какое-то время Эльпидио молчал, а потом спросил:

– Как думаешь, почему у него идет кровь?

Я удивленно взглянула на скульптора. Он указал подбородком на мраморную статую мужчины.

– Почему у него идет кровь? – озадаченно переспросила я.

Он мрачно кивнул.

Я рассматривала мучительно съежившуюся мраморную фигуру, а потом произнесла:

– Боль? Кровопролитие? Отверженность? – Взгляд Эльпидио стал рассеянным, потерял сосредоточенность. – Верно? Это боль? Кровопролитие? Что-то еще?

Эльпидио внезапно взглянул на меня.

– Вина.

«Чувство вины…»

Я вновь посмотрела на скульптуру, на этот раз свежим взглядом. Теперь я распознала вину. Каждый кинжал – грех, который не стоило совершать… Мраморный человек распадался на части из-за чувства вины.

– Ты… когда-нибудь ощущала подобную вину, Элиана?

От того, как Эльпидио произнес мое имя, я ощутила волнение. Он отлично справился с испанским произношением. Когда я посмотрела на него, то прочитала во взгляде мольбу ответить на заданный вопрос.

Я лишь печально покачала головой. Мне не довелось испытать ничего похожего на степень вины, отраженную в этой скульптуре. Вероятно, как и многим другим.

Стиснув зубы, Эльпидио вдруг резко вскочил на ноги и бросился к выходу.

– Вы уходите? – спросила я, в голосе послышалось разочарование.

Эльпидио неподвижно замер.

– Да, – тихо бросил он. Голос его дрожал, но не от злости, скорее от страданий.

Я чувствовала, как сильно ему хотелось уйти. Он стиснул руки в кулаки, и под тонкой тканью рубашки его широкая мускулистая спина резко напряглась.

Я же не желала, чтобы он уходил. Пусть бы объяснил мне смысл каждой работы так же, как и пронзенного кинжалами мужчины. Мне хотелось увидеть сотворенный им мир его глазами. И просто поговорить с человеком, чьими работами я воодушевлялась больше, чем любой из когда-либо изученных или увиденных коллекций. Он мог бы рассказать мне про свой жизненный путь, чтобы я сумела создать выставку, достойную его таланта. И, если уж совсем честно, помимо всего прочего, я бы не отказалась узнать его поближе.

– Пожалуйста, – в отчаянии прошептала я, и Эльпидио осторожно повернулся ко мне.

Выражение его лица вовсе не казалось радушным. По правде говоря, на нем читалась неприкрытая угроза. Но я просто жаждала узнать о нем больше. Я понятия не имела, что из себя представлял Эльпидио. Но что-то внутри хотело помочь ему исцелиться.