Текст книги "Германия: самоликвидация"

Если сравнить доход от социальной помощи с нетто-доходом от простой и средней полной занятости, то наталкиваешься на удивительный и весьма радующий факт: многие люди все силы вкладывают в то, чтобы заработать себе на жизнь, хотя лучше преуспели бы в этом при помощи пособия Hartz IV и нелегальной подработки от случая к случаю. Кроме того, оказывается, что они, несмотря на труды, в большинстве случаев чувствуют себя менее обделёнными, чем получатели социального пособия, живущие рядом и имеющие – с нелегальным приработком – те же или бо`льшие деньги.

Многочисленные деятели культуры и многие студенты живут на доходы на грани или ниже социоэкономического прожиточного минимума. Несмотря на это, они чувствуют себя более счастливыми и независимыми, чем большинство получателей пособия, поскольку свой личный ранг и своё место в обществе выводят не из уровня доходов.

Те, кто свободен и не зависит от государственной поддержки, чувствуют себя, как правило, счастливее, чем те, кто получает от государства алименты за то, что ничего не делает. К сожалению, счастье зачастую осознаёшь лишь тогда, когда его теряешь, а иногда и вообще не осознаёшь. Конечно, приятно оставаться в тёплой постели, когда у соседей в 6 часов утра звонит будильник. Приятно в 9 часов утра включать за завтраком телевизор, когда другой, стоя за прилавком в закусочной, на сквозняке разливает клиентам кофе. Но потом, когда кончается рабочий день, именно последний чувствует себя лучше, и кружка пива после смены кажется ему слаще. Как раз менее честолюбивые люди, действующие менее планомерно, соблазняются удобной жизнью на государственное пособие, однако постепенно эта жизнь лишает их гордости, парализует силы, уничтожает таланты и съедает уверенность в себе. Сказать это вслух и искать выход из создавшегося положения – вовсе не патернализм и высокомерие, как многие думают, а необходимость – разве что следует позаботиться о том, чтобы сделать для нуждающихся выход из сложившихся обстоятельств максимально удобным.

В связи с «меню для Hartz IV» одна берлинская бульварная газета пригласила меня в редакцию для дискуссии с получательницей Hartz IV. Я согласился, но попросил о том, чтобы в собеседницы мне выбрали серьёзного человека. Ею оказалась молодая, одетая в тёмное женщина лет 20-ти с её 22-летним другом, одетым также в тёмное. Оба жили на Hartz IV. Молодая женщина два года назад закончила реальную школу. Она хотела получить работу гримёра-визажиста, но не нашла её. Я приблизительно подсчитал, какова потребность в гримёрах на телевидении, в кино и во всех театрах Берлина и что это означало для её шанса получить работу. Не хотела ли она пройти обучение хотя бы на продавщицу? Да, руководитель филиала сети супермаркетов Lidl, где она временами подрабатывала, уже спрашивал её об этом, сказала она. Но она не захотела. Как же она проводит свой день, спросил я. Жизнь у неё скучная, рассказала она. Готовить она не умеет, её родители – также получатели Hartz IV – тоже не умеют. Когда у человека мало денег и нечего делать, дни протекают медленно. Я был шокирован: эта далеко не глупая и в принципе рассудительная женщина жила в расцвете своей юности на государственной поддержке со своим другом и отвергала шансы, которые ей предлагались, потому что некому было её подтолкнуть. Это происходит в Германии в миллионах случаев, и это возмутительно! Нашим способом смягчения материальной бедности мы поддерживаем пассивность, инертность, а также духовную нищету, лишая людей гордости и самоуважения.

Бедность в Германии проявляется в социальном сравнении: тот, кто имеет меньше, чем другие, сравнивая себя с ними, чувствует себя беднее, если, например, все ездят на машинах, а он – на велосипеде, или у него только двое брюк, а у других по пять, или у него телевизор с кинескопом, а у других – с большим плазменным экраном. Это классическая форма проблемы получателя социального пособия. Студент в возрасте 21 года, в отличие от него, хотя и имеет меньше денег, но с удовольствием ездит на велосипеде, имеет в настоящий момент только одни приличные брюки, а телевизор вообще не смотрит. Деньги не являются его проблемой, проблемы у него другие: привлекательные девушки интересуются не им, а его друзьями; ему отказали в Эразмус-стипендии в Лондоне, а его друг поедет туда. Субъективно тяготы этого студента не меньше, чем у получателя пособия, но он беден не деньгами, а шансами у девушек и у комиссии по распределению стипендий.

По определению бедности Амартии Сена – как нехватки возможности участия – этого студента вполне можно назвать бедным: желанные девушки на него не смотрят, и на учебный семестр в Лондоне его не допустили. Это его печалит, и он воспринимает окружающий мир как несправедливый. Мир несправедлив. Дары природы – красота, интеллект, здоровье – распределены не поровну и не по тому принципу, что человеку с красивой душой достанется и лучшее генетическое оснащение. Случайность в том, где родиться – в Сомали или Германии, в благополучной семье среднего достатка в Дюссельдорфе или третьим ребёнком в семье безработной незамужней подёнщицы в Дуйсбург-Хамборне, – и впредь обеспечивает вам разительную несправедливость, а случайные перемены в жизни, равно как везение и рок, с которыми приходится сталкиваться, доделывают остальное. Строго говоря, мысль, что шансы у людей одинаковы, абсурдна: красивый и умный имеет не те же самые шансы, что имеет уродливый и тупой. И эти неравные исходные позиции неизбежно порождают результаты ещё более неравные.

Поэтому борьба с бедностью может быть лишь частью общественных усилий по снижению материального неравенства до приемлемого обществом уровня. В демократическом обществе нельзя ограничивать возможности человека по использованию себе во благо своих способностей, свойств и характера. Даже при полном равенстве шансов на исходной позиции разная одарённость и установка, разное здоровье и везенье неизбежно сделают так, что жизнь и деятельность людей приведут их к неравным результатам. Тем самым вновь и вновь возникает относительная бедность в сфере доходов и возможностей, и она не может быть устранена, пока государственное перераспределение не позаботится о значительном выравнивании результатов. Но при демократии это совершенно невозможно, поскольку относительно бедные, в пользу которых идёт перераспределение, составляют меньшинство. Это было бы возможно лишь при диктатуре общего блага, в добродетельном режиме с государственным террором. Равенство, в том числе и равенство доходов, до сих пор ещё ни разу не достигалось без тоталитарных методов, что регулярно заканчивалось диктатурой и кровопролитием.

Даже максимально достижимое равное распределение доходов и имущества ничего не могло бы изменить в природном неравенстве людей в отношении их способностей, свойств и многого другого. Нашему несчастному студенту можно было бы помочь, только если бы желанных девушек ему выделяли, руководствуясь аспектом равенства и справедливости.

Тем не менее о неравенстве и справедливости можно поспорить. К поставленному Франком Нульмейером вопросу – «насколько справедливо неравенство?» – следует отнестись серьёзно. Однако не получится просто, как это делает Нульмейер, критиковать всякое увеличение неравенства как растущую брешь справедливости{148}148
  Ср.: NullmeierF. Wie viel Ungleichheit ist gerecht? // Böll-Thema 1. 2005: Wer kriegt was? Die Zukunft der Gerechtigkeit. S. 22f.


[Закрыть]. Для этого слишком различны причины неравенства и слишком размыто само понятие справедливости. Вопрос о справедливости тем самым ставится относительно бедности.

Амартия Сен верно заметил, что не существует нормативной базы социальной справедливости, которая хоть в чём-нибудь не исходила бы из принципа равенства{149}149
  Ср.: Sen A. The Idea of Justice. New York, 2009. P. 291.


[Закрыть]. В американской Декларации независимости было сказано, что люди рождаются равными и должны иметь свободу искать своё индивидуальное счастье (pursuit of happiness). Поскольку в наши дни, кажется, ни одно определение бедности не может обойтись без ссылки на Амартию Сена, я подробно изучил его труд и был в восторге от его глубокого и многогранного анализа.

Исходя из точки зрения, что не может быть непротиворечивой функции межличностной полезности (парадокс Эрроу), Сен упражняется в прагматической и логической критике усилий Джона Ролза в том, чтобы понимать установление справедливости как общественный договор{150}150
  Ср.: там же. Pp.7, 8 и Pp.52, 53.


[Закрыть]. Сен полемизирует с теми, кто считает, что вовсе не может быть полной справедливости ни на логическом, ни на фактическом основании. Он указывает другой, прагматический путь: состояние справедливости в мире будет всегда улучшаться в том случае, если удастся смягчить очевидную вопиющую несправедливость или устранить её совсем. Тогда всё ещё останется достаточно несправедливости, с которой надо будет обходиться соответствующим образом. Это очень напоминает social piecemeal engineering[23]23
  Social piecemeal engineering (англ) – постепенная социальная инженерия (по Карлу Попперу).


[Закрыть] Карла Поппера, которого Сен, кстати, не цитирует. Это ступенчатое продвижение освобождает дискуссии от ненужной строгости в соблюдении принципов и делает возможным согласие в конкретных частных целях.

По поводу публикации своей новой книги «The Idea of Justice» Амартия Сен сказал в одном интервью: «Не существует такой вещи, как совершенная справедливость. Идея совершенной справедливости ведёт к выбору неверного пути»{151}151
  Там же: «Не существует такой вещи, как совершенная справедливость», интервью в: Forbes India vom 28. August 2009.


[Закрыть]. Дескать, дело, скорее, в том, чтобы путём разумной аргументации и соответствующих институций, а также регулирования в различных областях ступенчато создавать всё больше справедливости. Справедливость, по его словам, не поддаётся количественной оценке, правда, на различных полях справедливости можно установить иерархию более справедливых и менее справедливых состояний. Так, в Индии доля неграмотных неприемлемо высока, однако её показатель ниже, чем прежде. Стремление к увеличению справедливости – скорее прагматический процесс и в меньшей степени попытка абстрактно вывести справедливую систему и соответственно претворить её законодательно через общественный договор. Следовательно, справедливость всегда видится относительно – как сравнение различных состояний – и никогда не достигается абсолютно.

В отношении вопросов бедности и распределения Сен ставит под сомнение традиционную сосредоточенность на primary goods[24]24
  Primary goods (англ.) – сырье, первичные блага.


[Закрыть], то есть на обладании материальными благами и услугами или на распределении доходов. Он считает, что взаимосвязь между вопросами, какими материальными благами кто-либо располагает и какими вещественными свободами пользуется для самореализации, раскрывает далеко не всё. Следует концентрироваться не на primary goods, а на actual capabilities[25]25
  Actual capabilities (англ.) – реальные (действительные) возможности.


[Закрыть] людей{152}152
  Ср.: Он же: The Idea of Justice. P 64, Pp. 253, 254.


[Закрыть]. Сен указывает на то, что ещё Аристотель говорил: «Жизнь, направленная на добычу денег, имеет в себе что-то неестественное и принудительное, и богатство явно не является искомым благом, ибо оно существует лишь для применения и может быть лишь средством на пути к цели»{153}153
  Aristoteles: Nikomachische Ethik (1096a). http://gutenberg.spiegel.de/index.php?id=5&xid=73&kapitel=5&cHash=1&hilite=1096a#gb_found


[Закрыть]. Если хочешь судить об относительных преимуществах, какие имеют люди в сравнении друг с другом, считает Сен, то следует принять во внимание все их способности и возможности, а не основывать сравнение только на доходах и имуществе.

Здесь мы выходим на след интересного сдвига: actual capability в немецкой дискуссии о бедности охотно переводят как «способность к участию».

Это тоже верно. Но capability в первую очередь подразумевает индивидуальную способность и индивидуальную возможность не в смысле имущества, а в смысле умения и ресурсов. Сюда, например, причисляются образование, воспитание, личные свойства характера, спортивные способности или владение музыкальными инструментами. У нас «способность к участию» опускается до похода в ресторан или в кино, то есть до того, чтобы ещё больше повысить объём разделяемых на всех primary goods. Сен, напротив, имеет в виду под capability способность человека к мобилизации собственных ресурсов. Эту способность улучшает образование, право на медицинское обслуживание, её улучшает свобода, тогда как лучший доступ к primary goods, напротив, не обязательно ей способствует.

От либеральной позиции, которая выражается слоганами «помощь в мобилизации собственных ресурсов» или «требовательная поддержка», Амартия Сен не столь уж и далёк. Его подход к теме бедности несёт на себе отпечаток состояния дел в его родной Индии и во всём «третьем мире». Тот, кто в дискуссии о бедности и справедливости сосредоточен на распределении доходов в такой благополучной стране, как Германия, тот совсем не обязательно имеет в своих союзниках Амартию Сена.

При обеспечении primary goods соответственно социоэкономическому прожиточному минимуму в Германии «узким местом» для ведения жизни в самоопределении является не доход, а социализация, квалификация, общее образование и другие индивидуальные способности и свойства. С этого и надо начинать, если хочешь создать больше справедливости в духе Амартии Сена. И бороться надо с «духовной бедностью», то есть с той комбинацией необразованности, дефицита социализации, а также нехватки конструктивного честолюбия и жизненной энергии, которой отмечена большая часть нижнего слоя в Германии. Следует также снова и снова перепроверять все инструменты преодоления материальной бедности на их воспитательное действие и на управление поведением.

Как раз в аспекте счастья государство должно прежде всего поддерживать те capabilities, которые делают человека способным к самостоятельному, наполняющему его гордостью образу жизни. Чисто материальной поддержки, сколь бы высока она ни была, всегда хватит лишь на жизненный стандарт на нижнем конце пирамиды доходов, и она никогда не сможет сделать затронутых ею людей счастливыми. Инвестиция в счастье людей должна быть инвестицией в их гордость, а это значит, в развитие их способностей и стимулирование готовности к усилиям.

Амартию Сена можно прочитать и так.

Понятие бедности, как и его противоположности – благосостояния или богатства, немыслимо без сравнения с другими людьми, без оглядки на общество, ибо речь всегда идёт о распределении ресурсов в общине, будь то глухая деревня или современное индустриальное общество. Поэтому дискуссия о бедности всегда означает и дискуссию о справедливости, и программа уменьшения или устранения бедности всегда является также программой создания большей справедливости.

Научные проекты, нацеленные на создание справедливого общества, либо утопичны, потому что предполагают межсубъектную сопоставимость и логическую консистенцию льгот, которых не бывает по чисто логическим причинам, либо прагматичны в смысле «постепенной социальной инженерии» (social piecemeal engineering). Тогда они требуют общественного дискурса и демократического или сходного с ним формирования воли, если исключить фигуру всезнающего и благодетельного диктатора.

Тем самым понятие справедливости, как и вытекающее из него определение бедности, приобретает политический характер. Однако поскольку политическое неделимо, то нельзя отделить одно от другого в целях, инструментах и побочных действиях, взаимосвязь которых можно проанализировать научно. Можно исследовать эффективность различных форм перераспределения, а также их воздействия на чувство удовлетворённости, работоспособность, генеративное поведение, менталитет, рост экономики и т. д. Можно исследовать причины бедности и предпринять построенную на этом попытку победить эти причины и воспрепятствовать их возникновению. В такой комплексной картине могут также сказаться границы преодоления бедности, определяемой привычным способом, поскольку есть стремление не вредить другим целям или избежать негативных обратных связей.

По причине их политического характера определение бедности, дискуссия о её причинах и возможностях устранения подчинены течению времени, моде и интересам. Речь идёт не только о чистой правде, но и о борьбе за мировоззрение, а также о проведении в жизнь определённых политических представлений. В современной немецкой дискуссии в центре стоят негативные индивидуальные следствия и общественные причины. Напротив, индивидуальные, относящиеся на счёт личности причины состояния бедности, равно как и общественные последствия борьбы с бедностью, ориентированной главным образом на личные доходы, обсуждаются гораздо меньше. Почти табуированным стало то обстоятельство, что наш способ преодоления бедности частично вознаграждает отсутствие усилий и нехватку воли к мобилизации собственных ресурсов и тем самым вносит свой вклад в укрепление нижнего слоя, зависимого в Германии от социальных пособий.

В любом случае о материальной бедности в Германии можно сказать следующее: якобы наблюдаемые негативные последствия бедности на 90 % являются последствиями не скудости доходов, а сопровождающих её явлений, которые, однако, имеют те же причины, что и скудость доходов. Ставшее почти последовательным пренебрежение этой взаимосвязью лишает научных оснований изрядную часть исследований проблемы бедности в Германии и отсылает их в область идеологии.

Различие в доходах и вместе с тем относительная бедность по описанным логическим и фактическим причинам в принципе неустранимы и также не могут быть устранены путём роста экономики, что вытекает из определения относительной бедности как меры распределения. Но относительная бедность может быть смягчена, это и происходит при помощи инструментов налоговой политики, пошлин, доступа к общественным благам и прямыми выплатами пособий во всех индустриальных государствах. Различные пути и комбинации ведут при этом к относительно сходным обстоятельствам (рис. 4.2).

Источник: Lebenslagen in Deutschland (3-й «Отчёт федерального правительства о бедности и богатстве»). Entwurf des Bundesministeriums für Arbeit und Soziales vom 19. Mai 2008. S. 12.

Рис. 4.2. Снижение риска бедности населения EC за счёт социальных выплат (по данным 2005 г.)

Если сравнивать с порогом риска бедности (60 или менее процентов среднего эквивалентного нетто-дохода), 26 % домохозяйств Германии имеют до перераспределения доход на этой границе или ниже, а после перераспределения таких домохозяйств – 13 %. Таким образом, Германия находится на уровне Скандинавских стран (которые, кстати сказать, до перераспределения все имеют более высокую квоту риска бедности, чем Германия).

С квотой риска бедности в 26 % до перераспределения Германия находится на среднем уровне в ЕС. Очевидно, распределение доходов повсюду подчиняется – независимо от достигнутого экономического уровня – сходным закономерностям и ведёт к сходному неравенству. Это также доказывает, что относительная бедность не может быть устранена – якобы по определению – путём всеобщего роста экономики и благосостояния, и подтверждает несовершенство и иллюзорный характер концепции бедности, которая сосредоточена на относительной бедности. По расчётам ЕС в Чехии, например, живут в относительной бедности после перераспределения лишь 10 % населения против 13 % в Германии. Значит ли это, что в Чехии меньше бедных? Как раз наоборот, ибо по абсолютной покупательной способности граница бедности в Чехии составляет 56 % немецкого уровня. Это значит, что немецкий «бедный» имеет чуть ли не вдвое больший доход, чем чешский.

Тот, кто хочет преодолеть относительную бедность, гонится за химерой: если бы уровень среднего эквивалентного нетто-дохода в Германии равнялся 1 млн евро, тогда порог риска бедности находился бы на отметке в 600 тыс. евро. Сегодня порог риска бедности решает вопрос приобретения новой малолитражки или цветного телевизора, а в мире миллионеров определённый таким же образом порог позволяет приобрести 20-метровую яхту. С точки зрения реальной бедности в мире немецкий порог риска бедности располагается где-то вблизи мнимого мира миллионеров и бесконечно удален от действительности в трущобах Бомбея или Джакарты.

Воздействия всей системы налогообложения и системы социальных выплат на первичное распределение измерить трудно, и это составляет также методическую проблему, поскольку рассматривать нужно не только взимание сборов и пошлин, но и использование доходов. Тут можно выделить несколько индикаторов.

Если, например, рассматривать последствия распределения социальных сборов{154}154
  Bundesministerium für Arbeit und Soziales: Sozialbericht 2009. S. 298.


[Закрыть], взимание которых в объёме 462,2 млрд евро (2008) следует считать скорее регрессивным из-за существования границы, от которой начинается исчисление взносов, и из-за освобождения от взносов самостоятельных предпринимателей, работающих не по найму, то использование социальных сборов оказывает чрезвычайно выравнивающее действие:

● многолетние плательщики в фонды пенсионного страхования получают назад намного меньше суммы, соответствующей действительной стоимости их взносов{155}155
  Тут может послужить в качестве примера собственный случай: после школы, службы в бундесвере и учёбы в вузе (по норме того времени) за период с 1 января 1972 г. по 30 июня 2000 г. непрерывные взносы, выплаченные в фонд пенсионного страхования, соответствовали высшей ставке соответствующих границ исчисления взноса и составили в сумме 170 тыс. евро. Если бы эти взносы были вложены до 1 марта 2010 г. (срок выхода на пенсию) в ценные бумаги, находящиеся в обращении, то накопленный капитал составил бы 638 тыс. евро. Размер назначенной мне пенсии составляет 1378 евро в месяц. Совершенно очевидно, что действительная стоимость не соответствует даже третьей части мнимо накопленного капитала.


[Закрыть];

● установленное законом медицинское страхование предоставляет услуги, не зависящие от доходов, тогда как взносы зависят от заработка;

● 80 % плательщиков взносов в фонды страхования от безработицы никогда не увидят компенсации своих отчислений.

Налог на добавленную стоимость с годовыми поступлениями в 176 млрд евро (2008) с точки зрения политики распределения либо нейтрален, либо регрессивен (из-за той части дохода, которая идёт на вклады и увеличивается вместе с ростом заработка). В отличие от него сильно прогрессивен подоходный налог, сборы по которому в год составляют 175 млрд евро (данные 2008 г.):

● нижние 20 % получателей зарплаты практически не платят никакого подоходного налога;

● нижние 50 % получателей зарплаты выплачивают совокупно 6,5 % всего собранного подоходного налога;

● верхние 10 % получателей зарплаты выплачивают, напротив, 51,8 % всего сбора подоходного налога{156}156
  Lebenslagen in Deutschland. S. 16.


[Закрыть].

Итак, в сумме система немецких налогов, сборов и социальных выплат оказывает массивное воздействие на распределение доходов. Но это, тем не менее, не приводит к тому, чтобы действительно устранялось фактическое и ощущаемое неравенство, что без диктатуры общего блага было бы и невозможно – как логически, так и фактически. В Германии в отношении дальнейшего перераспределения, а также и в отношении осторожных реформ имеющихся структур достигнуты границы формирования, поскольку больше не удаётся за счёт роста экономики перекрывать противоречия и эффекты распределения реформ.

Право государства на вмешательство и перераспределение таит в себе, с одной стороны, опасность, что часть высокооплачиваемых граждан охладеет к системе. Это угрожает возможности прихода к власти как гражданских коалиций, так и коалиций, возглавляемых СДПГ. Здесь стоит напомнить предостережение Джованни ди Лоренцо: «Умная политика правительства следит за тем, чтобы соблюдать интересы того уменьшающегося слоя, которому приходится нести все социальные расходы»{157}157
  Di Lorenzo G. Richtig im Falschen. Die Empörung über Westerwelles Tiraden zu Hartz IV dürfen kein Grund sein, einige Fehlentwicklung zu verschweigen // Die Zeit vom 18. Februar 2010. S. 1.


[Закрыть]. С другой стороны, СДПГ своей осторожной попыткой основополагающих реформ, которая состоялась под ключевым словом «Hartz IV», потеряла существенную часть своих приверженцев. Это послужило на пользу выступлению левой партии, приверженцев которой можно лишь ненадолго удовлетворить большим перераспределением. А для этого в Германии всё же не хватает общественного большинства. Можно сказать, что модель правления и формирования с социал-демократическим уклоном некоторым образом зашла в тупик, из которого не видно выхода, который должен быть убедительным по содержанию и способным собрать большинство{158}158
  Ср.: Hartung K. Deutschland Transfer. Die Krise der SPD ist die Krise des Sozialstaats. Warum die Volkspartei ihren Rückhalt in der Bevölkerung verloren hat // Der Tagesspiegel vom 29. August, 2009.


[Закрыть]. Это и превратило предвыборную борьбу в 2009 г. за места в бундестаге в столь бессодержательное лавирование.

Широко распространённый индикатор экономической силы и благосостояния – валовой национальный продукт. Красноречивее – наличный доход, ведь списания не идут на потребление; ещё красноречивее – общее личное потребление, поскольку нетто-инвестиции и соответствующее образование сбережений всегда необходимы. Абсолютное равновесное распределение личного потребления в Германии (взвешенное по размеру домохозяйства) было бы теоретически мыслимой верхней границей перераспределения – правда, лишь теоретически мыслимой, ибо равновесное распределение результата было бы несовместимо с закономерностями продуктивного народного хозяйства.

В 2007 г. расходы на личное потребление составляли в Германии 1374 млрд евро, это примерно 16 400 евро на человека или 34 600 евро на личное домохозяйство. Социоэкономический прожиточный минимум, гарантированный всем за счёт социальной помощи, основного обеспечения и пособия по безработице II, составляет около 35 % среднеарифметического личного потребления и, как уже говорилось, в зависимости от семейного положения колеблется от 50 до 63 % среднего эквивалентного нетто-дохода. Если бы решили, как того всячески требуют, предоставлять основной доход всем поголовно приблизительно на уровне сегодняшней социальной помощи, то эта сумма составила бы около 35 % личных расходов на потребление или 20 % национального дохода брутто.