Текст книги "В поисках счастья"

– Мы можем найти другой способ, не обязательно туда спускаться. Давай хотя бы подождем Кевина с Люком.

– Хорошо… – согласился он, но через двадцать минут, когда никто не пришел, Тед не выдержал и начал спускаться в колодец.

– Слушай, Тед, давай вернемся завтра. Мне нужно домой.

– Рэй, если хочешь, иди, тебя никто не держит, – произнес он, спуская ноги в колодец. – Да он и правда глубокий.

Солнце уже зашло, и небо темнело. Выходя из колодца, Тед увидел Рэя, который ждал его.

– Наконец-то! – обрадовался он.

– Ты что, все это время меня ждал?

– Разумеется, мы ведь друзья. Иного я не мог поступить.

– А я достал свой телефон, – с улыбкой тряс он им перед лицом Рэя.

– И что там было?

– Ничего, похоже, раньше там была канализация, отсюда и вонь.

– Понятно, тогда возвращаемся домой?

– Вау! Двадцать три пропущенных от твоей мамы, пять от Кевина и…

– СТОП! Ты сказал от моей мамы?

– Да…

– Меня убьют… Я ведь обещал вернуться через полчаса…

– Сколько сейчас времени?

– Ровно шесть вечера…

– Два часа… я опоздал на два чертовых часа…

Подходя к двери своего дома, Рэй медленно потянул за дверную ручку, чтобы тихо и незаметно попасть в свою комнату. Но лишь слегка приоткрыв дверь, он столкнулся с сердитым отцом, который сразу же накинулся на него.

– Я ведь наказал тебя! Ты еще и шляешься допоздна? Какого черта ты воняешь дерьмом? – закричал отец.

– Отвали от меня! – ответил Рэй, направляясь на кухню, где увидел свою заплаканную мать.

– Рэй, почему ты так поступил?

Он смотрел на мать, рыдающую от горя, и не находил слов, которые могли бы ее утешить. Он пытался сказать «прости», но это слово застревало в горле, как ком, накапливающий сожаления и боль. Чем больше он молчал, тем тяжелее становился этот ком. В конце концов, он обнял ее за живот и начал плакать вместе с ней.

– Прости меня, мам, пожалуйста, прости, – еле произносил он, прижимаясь к ее животу.

Рэй проснулся в своей кровати, смутно помня о вчерашнем дне, для него это было хуже любого кошмара. Однако, посмотрев на часы и увидев пять часов утра, он с бодростью встал с постели и пошел умываться. Взглянув в зеркало, он заметил на щеке маленькую царапину, но как он ее получил, к сожалению, не помнил.

– Сегодня, перед школой. То есть в семь часов ровно. Я, Кевин, Люк и Тед встречаемся, чтобы обсудить наш дальнейший план и вчерашний колодец, – произнес Рэй вслух, глядя на свое отражение.

Ближе к утру, когда мама Рэя только приступила к готовке завтрака, он заметил, что, хоть и немного, но перестал ощущать какие-либо эмоции. С самого утра его не беспокоило ни радость, ни гнев, ни грусть. Похоже, вчерашний вечер стал для него сильным ударом, от которого все чувства истощились, погрузив его в апатию.

Мама, как обычно, положила ему яичницу с беконом и налила в любимый стакан апельсиновый сок. Но даже это не вызывало у Рэя улыбкифя, он не понимал, какие чувства должен испытывать или что говорить, в его голове витали лишь пустота и безмолвие.

– Сегодня можешь взять свой телефон, Рэй, – сказала мама, накрывая стол.

– Хорошо, мам, – ответил он без особого энтузиазма.

Упав на коротко постриженный газон за школой, он закрыл глаза, ожидая появления своих друзей. Однако, спустя сорок минут, никто так и не пришел. Не оставалось иного выбора, как направиться на урок английского, который должен был пройти по расписанию вместе со всеми его друзьями.

Первые чувства, которые он испытал в этот день, были волнением. Он волновался, ведь на уроке не оказалось ни Кевина, ни Теда, ни Люка. Учитель, проверяя список отсутствующих, обратился к Рэю с вопросом, который и сам хотел бы задать:

– Сегодня отсутствуют: Тед Банди, Люк Сойер и Кевин МакКентис. Рэй, вы ведь лучшие друзья, ты не знаешь, почему они до сих пор не пришли на мой урок?

– Нет, – робко ответил Рэй. В его голове закрались самые мрачные мысли.

Телефон учителя, лежащий на столе, завибрировал, нарушив тишину в классе. Учитель увидел неизвестный номер и, извиняясь перед учениками, сбросил звонок. Мистер Смит, страстно любящий свою работу, считал непозволительным разговаривать по телефону во время урока. Однако, когда звонок повторился, он не смог устоять. Извиняясь вновь, он попытался объяснить звонящему, что занят. Но после минуты разговора, его лицо стало мрачным. Он схватился за белую рубашку, от которой отлетела пуговица, и, словно на грани падения, посмотрел на Рэя:

– Рэй Салливан, – произнес он с холодным сжатием. – Твой отец ждет тебя на школьной стоянке. Пожалуйста, иди!

Рэй быстро схватил портфель и выбежал из кабинета. Его руки тряслись, и он, споткнувшись, мчался к выходу. Дойдя до машины отца, он, задыхаясь, начал повторять:

– П-п-папа, что происходит? Почему ты меня з-з-забираешь со школы? У меня же у-у-уроки…

Он не мог ровно дышать, его голос срывался, а сердце бешено колотилось, казалось, оно сейчас вырвется из груди, забрызгивая кровью весь салон. Его отец, глядя на сына с жалостливым взглядом, завел автомобиль и отвез в больницу, точнее, в морг, находившийся всего в нескольких метрах от нее.

Рэй не хотел выходить из машины, даже мысль о том, чтобы вновь войти внутрь, вызывала в нем панический ужас. Он задыхался от собственных мыслей, слезы катились ручьем по щекам, а лицо его то горело от тепла, то леденело от холода. Он старался избавиться от слез в голове, не принимая их физическую форму, и отрезал от себя все, что убивало приятные воспоминания.

Отец открыл дверцу машины и заставил Рэя выйти. Схватив его за кофту, он потащил уже не сопротивлявшегося мальчика внутрь больницы. Шаг за шагом по длинному коридору Рэй замечал знакомые лица, что ненадолго успокаивало его беспокойство.

«Что происходит? Я ничего не понимаю… Почему я здесь? Почему вы здесь? Для чего мы здесь собрались? Но вы же должны быть в школе… а где…» – его мысли словно свирепствующие звери съедали разум изнутри. В груди нарастало чувство тяжести, как будто его внутренности заполнились свинцом, и ноги не могли устоять на белом кафеле. Пытаясь не упасть, он натянуто улыбался всему, что попадалось ему на глаза. Немного, но ему становилось легче от своей насильной улыбки. Затем он завыл и через секунду заткнулся.

Из дверей морга к ним подошла женщина – это была мать Кевина, работающая патологоанатомом.

– Рэй, – произнесла она с такой печалью, что можно было догадаться обо всем. Но он прятал свои мысли, свою логику и улыбался ей в лицо. Отец отвернул скорбный взгляд в сторону. В голове Рэя развернулась секунда размышлений, словно барабан в стиральной машине, который крутился и, наконец, остановился. Он заметил, что их состав не полон, но снова спрятал эту мысль, глубоко зарыв ее там, где хранится все негативное. Он пытался быть стойким, просто пропустить их глазами, выбросить, отрезать, но ничего у него не получалось. Негатив не покидал его, как бы он ни старался. Давление атмосферы усиливало его беспокойство.

– Да, что такое, Миссис МакКентис? – произнес он, пытаясь стереть плохие мысли, обманывая самого себя, чтобы стало легче, но покоя в сердце все равно не находилось. Он не оборачивался, смотрел только ей в глаза, в ее оплаканные, с лопнувшими капиллярами голубые глаза.

– Прошу, только прими это спокойно… Хотя, что я несу… как это можно принять спокойно? – она взглянула ему в душу, полную боли, которая в сто раз превышала страдания Кевина и Теда. Наклонившись, она продолжила, – сегодня утром… твоего друга Люка Сойера нашли мертвым. Его больше нет.

В его мыслях раздался оглушающий крик «зачем?». Он знал это, понимал, что такое не скрыть от своего сознания.

– Мне так жаль, Рэй… – Она крепко обняла его, и ноги его потеряли связь с землей.

Она пыталась спрятать подробности от Рэю, ведь Люка нашли безглазым и привязанным к дереву, его тело было изуродовано больше остальных жертв, на нем были следы от ударов тупым предметом, порезы от ножа, раны от ожогов и огромная дыра в груди. Люк жил с бабушкой и дедушкой в маленьком домике возле леса. Когда их оповестили о трагедии, они упали в обморок и их увезли на скорой помощи.

Рэй лишь улыбался, не веря ни единому ее слову, это происходило из-за темных мыслей, которые он старался похоронить глубоко в душе.

«Умер? Не-е-ет! Вчера же только виделись, бред какой-то! Ха-ха-хах… хах…» – истерически смеялся он, не в силах сдержать слезы. Взгляды его друзей, Теда и Кевина, затаили страх и печаль. По их лицам было видно, что они уже достаточно наплакались. Рэй вновь посмотрел ей в глаза и крикнул:

– Я не верю! Он не может просто так умереть! Мы же только вчера сидели у меня дома и разгадывали, кто такой «Демон Эгертона»!

Оттолкнув мать Кевина, он забежал внутрь морга. На секционном столе он увидел безглазое тело своего друга. Рот Люка был зашит скобками, а живот небрежно разрезан. Мать Кевина забыла накрыть его покрывалом и побежала, чтобы отвести Рэя от трупа.

Он упал на холодный керамический пол в морге.

Задыхаясь, Рэй смотрел на свое отражение в зеркале, которое было напротив него, и с потемнением в глазах его разум отключился. Дальше он не помнил что произошло.

Ночью он проснулся у себя в комнате с сильной болью в голове. Медленно открывая глаза, а затем резко вставая с кровати, он с дрожью и холодом по всему телу произнес свои мысли вслух:

– Сон? Или не сон? Люк… Тед и Кевин… Мои руки такие холодные, а ноги будто не мои, я их совершенно не чувствую… Почему мое лицо такое пластилиновое? Не могу больше дышать… дышать не получается… лишь по маленькому глотку воздуха приходит в мое тело.

Рэй медленно подходил к зеркалу, ощупывая себя, но его ноги не смогли устоять, и он упал мягкой точкой на ковер. Судороги сжали его тело, и он попытался встать, дойти до кухни, но ноги не поддавались, и он пополз. Спускаясь с лестницы на кухню, он услышал, как мать с трудом разговаривает по телефону:

– Какой ужас! Это такая трагедия! Да, Норман скоро приедет, он сказал, что ему надо куда-то съездить и он вернется… Да это ужасно, сначала он… теперь и его бабушка с дедушкой.

Воспоминания о том, что это не сон, снова пронзили его, но надежда все же жила. Сидя на лестнице, он заплакал. Мать подошла, обняла его, и он спросил:

– Мам, а кто только что звонил?

Она посмотрела на него, вздохнула и ответила:

– Это мама Кевина, она сказала, что бабушка и дедушка Люка… – Она не стала продолжать и сильнее прижала его к груди. Она прекрасно понимала, что он уже все услышал.

В этот момент в дом громко постучались. Мать открыла дверь и увидела полицейского, который проводил очередной обход. Полицейский, осторожно осмотрев половину дома, собирался уходить, но, зайдя в кабинет вместе с мамой, задержался. Рэй услышал визг матери. Она в ужасе закричала на весь дом. Он забежал в кабинет отца и увидел свою мать, сидящую в слезах, и полицейского, у которого в руках был окровавленный степлер и девичий грязный туфель.

Полицейский, направившись к Рэю, спросил:

– Мальчик, где сейчас твой отец?

Рэй потерял способность говорить, его легкие будто наполнились слезами. Он не мог даже произнести ни слова, не то что нормально вздохнуть. Страх охватил его, руки и ноги задрожали, и он рухнул на пол. Упираясь руками, чтобы не упасть, он сжимал пол, пытаясь взять его в кулак с такой силой, что ногти начали царапать линолеум. Полицейский по рации повторял, что нашел орудие преступления на Грин-стрит.

В голове у Рэя роились вопросы, и он хотел закричать на весь мир о ненависти к нему, но сил хватило лишь на то, чтобы поднять взгляд и вновь увидеть окровавленный степлер, в котором он заметил кусочки плоти. Он не мог отвезти от него взгляд, и, стараясь не расплакаться, улыбнулся, представляя, что это очередной розыгрыш Теда, который тот постоянно устраивает перед его днем рождения.

Внутри дома уже были ФБР и вооруженные полицейские, но Рэй не выходил из кабинета, продолжая рвать линолеум ногтями, пытаясь осознать происходящее. Когда его отец вернулся домой, на него сразу же накинулись полицейские, начали избивать, требуя, чтобы он не сопротивлялся. Рэй дополз до лестницы и увидел, как его отца избивают и уводят. С каждым разом голоса полицейских становились тише, превращаясь в безмолвие. Он подумал, что оглох, и закричал внутри себя, его охватил холод, когда взгляды людей в форме накрыли его разом.

Глава 22

«Рэй Салливан. История о демоне Эгертона. Часть 2»

Спустя неделю было решено казнить Нормана Ронни Салливана на электрическом стуле. Эта новость обрушилась на Рэя, как гром среди ясного неба, оставляя за собой лишь тень отчаяния.

Первая встреча с отцом стала для него настоящим испытанием. Мать, преисполненная настойчивостью, принудила юного Рэя навестить своего отца в комнате для свиданий. Первое, что он тогда заметил, – это разбитая, изуродованная болью улыбка, сверкающая на лице Нормана. Рэй сел на расстоянии трех метров, отвернувшись от этого зрелища, и не мог решить, что чувствует: злость или печаль. Вместо этого он лишь искал укрытие в своих мыслях, стараясь не видеть больше той улыбки, которая вызывала у него лишь отвращение.

Норман сидел в поношенной белой робе, его руки и ноги сковывали тугие наручники, как тяжелые символы утраченной свободы. Этот печальный, жалкий образ не вызвал в матери ни малейшего колебания. Она присела рядом, словно ничего не изменилось, и начала легкую, почти светскую беседу. Их разговор был наполнен воспоминаниями о детстве Рэя, о его школьных годах, они говорили только о счастливых моментах жизни, смеясь, как если бы за их спинами не стояли мрачные тени преступлений, а впереди не маячила казнь.

Рэй сидел напротив, и всего его разрывало от злости. Как можно так безмятежно и бездумно болтать о прошлом, когда на горизонте уже вырисовывалось неизбежное? Он сжался в своем кресле, его тело дрожало, а сердце сжималось в комок от ярости. Эта нелепая беседа, полная веселого смеха и притворного спокойствия, казалась ему безумием на фоне всего происходящего.

– Хэй, сынок, – отец вдруг обратил на него взгляд, его голос, хриплый и теплый, словно треснувший каминный огонь, пробивался сквозь тишину. – Садись к маме.

– Не называй меня сыном, это унизительно! – Рэй сорвался, не в силах удержать бурю гнева, что разрасталась в его груди.

Отец не дрогнул.

– Я никогда не перестану называть тебя своим сыном.

– Прекрати! Это омерзительно слышать от убийцы! Ты убил Люка? За что ты убил Люка? За что убил ту девочку? Ты чудовище! Ты заслуживаешь смерти!

Слова Рэя резали воздух, как острые лезвия. Но Норман лишь тихо усмехнулся, на его лице не дрогнула улыбка.

– Ты правда считаешь, что я Демон Эгертона? – его хриплый смех был почти бесшумным, но тянул за собой ноты печали. – Значит, ты действительно веришь, что я убийца…

– Разве это не так? – резко выпалил Рэй, ощущая, как его внутренняя боль и напряжение накрывают его с головой.

Но улыбка отца не исчезала, напротив, она будто становилась глубже, мрачнее. Без единого слова, Норман медленно встал, и, обращаясь к охранникам, бросил короткое:

– Все. Я закончил.

Этот момент навсегда остался в памяти Рэя – сцена, когда он увидел, как его отец, несмотря на все обвинения, сохранял тот же холодный, непроницаемый облик. Демон, который прятался в тени, ухмылялся своему проклятию.

В сердце Рэя бушевала ненависть, невыносимая, как буря, все из-за той проклятой улыбки. Он хотел, чтобы отец умер, и как можно скорее, но где-то в глубине души вспыхивала искра противоречий. Он не желал ему зла, он хотел вернуться в прежнюю жизнь: школа, дом, друзья. Поимка убийцы больше не казалась веселым приключением, теперь это стало обременяющим грузом, который не отпускал его мысли.

«Мой отец действительно убийца? А если он не виновен… такое возможно?» – мысли преследовали его даже после ухода Нормана, и, только оставшись один, Рэй начал сомневаться. Впервые в жизни он позволил себе задуматься, – «а что, если все не так просто? Почему я на этом так зациклен? Папа ведь убил стольких детей, так почему я не хочу чтобы он умирал. Папа, я не хочу чтобы ты умирал!»

Его мать, вытирая слезы, обняла его и за руку провела до ближайшего магазина. Это было крошечное заведение, полное непривлекательных продуктов. Она посмотрела на Рэя с холодным безразличием, взглядом, отличным от того, что был в комнате свиданий, и с печалью в голосе спросила:

– Кому ты веришь, Рэй? – тихо спросила мать, ее голос едва уловим, словно ветер, срывающийся с предрассветных холмов.

– О чем ты?

– Папе или полиции? – ее глаза потемнели от боли, от тысяч сомнений.

– Если это не папа, то откуда у него степлер в кабинете? – Рэй ответил, как будто цепляясь за обрывок рассудка, но его слова звучали чуждо даже для него самого.

Мать Рэя опустила голову, скрывшись за завесой сожалений. Она ничего не знала наверняка, но ее сердце тянулось к мужу, в то время как сын отчаянно верил в его виновность. Две истины, как два противостоящих полюса, неслись навстречу друг другу.

– Твой папа любит тебя. А человек, который любит тебя… разве сможет сделать тебе больно? – ее голос дрогнул, но взгляд оставался строгим, как камень.

– Мой отец убил Люка… Он убил столько людей, так что я думаю…

– Думаешь или веришь? – резко перебила она, и ее голос прозвучал холодно и обжигал душу.

– Думаю…

– Но не веришь?

– Я не хочу верить, но факты говорят сами за себя… Если не он, то кто?

Мать резко выдохнула, словно проглотила весь воздух в магазине.

– Ты подонок, Рэй… Папа умрет сегодня, а последнее, что ты решил для него сделать – это унизить его. Ты прав, кто, кроме твоего отца, мог убить этих людей? Но если я скажу тебе, что в ночь убийства Люка он был дома… что тогда родится в твоей тупой голове?

Рэй сжал губы, а его мысли спутались, превратились в хаотичный клубок. Все вокруг потеряло форму, словно его разум трещал по швам.

«О чем думать? Кому верить? Кто этот «Демон Эгертона», если не мой отец? Почему он убил? А может, не убивал? Почему улики нашли в его кабинете? Почему мама так уверена? Почему я не могу, как она, просто поверить в его невиновность? Почему мою злость сменяют слезы? Из-за чего он умрет? Отец… умрет?»

– Моего папу убьют сегодня? – голос Рэя дрожал, он не осмеливался поднять глаза.

– Да. Казнят на электрическом стуле. Как серийного маньяка. Но, Рэй, послушай меня, кто бы что ни говорил, я верю, что твой отец никого не убивал.

– Если это не он… Он ведь не мог убить Люка? Мы можем сказать, что он был дома или на работе? – его слова были попыткой уцепиться за последний шанс, за надежду, которая все больше уходила в тень.

– Рэй, наш мир не так прост. Алиби членов семьи не учитываются.

– Но почему?

– Потому что любящие люди всегда будут верить в невиновность тех, кого кем дорожат.

– Почему ты веришь, что мой отец не убийца? – его голос был полон растерянности и боли, отзвука надежды, которая тонула в сомнениях.

– Твой отец может быть кем угодно, но не убийцей. Я знаю его больше двадцати лет, и за все это время он ни разу не поднял руку на меня, не накричал. Да, он был строгим, но он всегда оставался лучшим.

– Лучшим?

– Он лучший отец, Рэй. Я хочу, чтобы, когда мы придем на казнь, ты извинился перед ним и попрощался как следует.

– А если он все-таки убийца?

Мать с трудом сдерживала слезы, которые медленно скатывались по ее щекам, но ее голос звучал решительно:

– Даже если так, ты все равно должен проститься с ним. Ведь он – твой отец.

Рэй хотел бы верить в слова матери, но что есть правда? Время на разгадку уже прошло. Час, который прошел как секунда, уже наступил. Помещение, наполненное агрессивными людьми и его отцом, которого привели с мешком на голове, внушали ему ужас. Он спрятался за мать, схватив ее за край платья, и закрыл глаза. Начал кусать свои пальцы и реветь.

«Почему я ничего не знаю? Почему я не могу узнать правду? Как люди узнают правду и так просто убивают? Если мой отец не виновен, то почему он сидит лысым на стуле? Я посмотрю только краем глаза… Эти люди, так громко вопят, что мои уши уже ничего не слышат… Они любят смотреть на казни? Они любят смотреть, как убивают? Им это нравится, а если бы они были на его месте, они бы так же радовались? Такие мерзкие улыбки… а на моего отца зачем-то кладут мокрую губку из грязного железного ведра. Ненавижу эти улыбки… они похоже на свиней. Люди такие отвратительные, да, мама? Мам… ты плачешь? Почему я тоже плачу? Почему людям свойственно плакать? Почему люди чувствуют боль и злость? Кто придумал эти чувства? Это Бог придумал? Что есть Бог, а что есть правда? Они не видели Бога, так же как и не видели, как мой отец убивал людей… А ведь правда, если сказать, что убийца – это тот полицейский, который привел моего отца, а не он… Что тогда будет? Они перестанут ненавидеть его? Они станут его любить? Но если это произойдет, их злость просто перейдет на полицейского, и они останутся такими же… Они захотят его смерти, даже если скажут, что убийцы нет в этом здании, они захотят крови, они захотят видеть кого-то на стуле, и им будет плевать, кто там окажется…»

– Норман Ронни Салливан. Вы обвиняетесь в семи зверских серийных убийствах, среди которых шесть жертв не дожили даже до тринадцати лет. Вы приговорены к смерти через электрический стул. У вас есть последние слова, перед тем как я нажму на рычаг?

«Смысл казни в том, чтобы удовлетворить людей? Увидев это, они все обрадуются и забудут о том, что произошло? Неужели люди и вправду настолько ужасны, что будут рады измученной смерти? Мой папа скажет последнее слово? Я вижу, как он смотрит на меня и улыбается. Я заслужил эту улыбку после тех слов в комнате свиданий для заключенных? Он шевелит губами, думаю, он что-то говорит мне, но что? Я не слышу его из-за воплей людей. Почему они все такие громкие? Заткнитесь, я хочу услышать своего отца!»

Нажав на рычаг, крики разнеслись по всей тюрьме. Оборудование для казни было старым, так как в последний раз казни проводились более сорока лет назад. Рэй чувствовал, как в воздухе витает запах обгоревшей плоти, его так тошнило, что он попросился у матери выйти на улицу.

– Гори в аду! Эгертонский Демон! – кричала мать той самой девочки, чей туфель нашли в кабинете его отца. Она кинула в него воздушный шарик, наполненный машинным маслом, и стул разгорелся с такой резкостью, что пламя достигло скамеек.

Мама увела его за руку, как маленького, до машины, перед которой разметало чьи-то внутренности. Она старалась не смотреть на это месиво, но запах крови бил в нос, а капли алой жидкости, как будто с извращенной усмешкой, брызнули на ее одежду. Люди с ведром, полным крови, поспешно исчезли, оставив за собой следы на асфальте. Мать села в машину, ее руки тряслись, но она заставила себя повернуть ключ в зажигании, завела окровавленный автомобиль.

Рэй, ошеломленный происходящим, уставился на надписи на машине, пытаясь уловить хоть какой-то смысл. Каждая буква казалась ему огромной и угрожающей, как молчаливые свидетели ужаса. И вдруг одно слово, словно выкрик из бездны, проступило перед его глазами: «УМРИТЕ!». Это слово пропитало его разум ледяным страхом, словно черная пропасть открылась перед ним.

– Какая ахинея! – сорвалось с губ его матери, но ее голос звучал неестественно, дрожал, как если бы она пыталась скрыть отчаяние. Слезы, которых она не могла больше сдерживать, текли, смешиваясь с каплями крови на ее лице, будто сама судьба заставляла ее плакать кровью.

«Людям мало смерти моего отца? Они хотят еще смерти? Сколько людей должно умереть, чтобы они удовлетворились?»

Он представлял всю дорогу до дома, как убивает каждого человека, который попадался ему на глаза. Эта мрачная фантазия становилась его единственным утешением в этом хаосе.

«Я забыл, какого цвета моя кровь… На машине была точно куриная, она такого ярко-красного оттенка. А моя кровь поди ярко-бордовая или клубничного цвета?» – В тот момент Рэй потерялся в своей голове.

Каждая мысль обрывалась в резком порыве гнева, который сжигал его изнутри. Он ощущал, как это желание мести разрывает его на части, оставляя лишь пустоту, заполненную яростью. Он мечтал о том, чтобы отомстить не только за отца, но и за себя – за унижение, за боль, которую он испытывал в этой проклятой тюрьме, где счастье было всего лишь миражом.

С того дня жизнь Рэя превратилась в нескончаемый кошмар. Он стал мишенью для издевательств. В школе его не оставляли в покое, словно весь мир отвернулся от него. Даже те, кого он считал друзьями – Кевин и Тед – безразлично отстранились, словно никогда его и не знали. В школьном шкафчике он часто находил мерзкие «подарки» – внутренности свиньи или курицы, разлагающиеся и пахнущие смертью. Но это было не самое ужасное. В шкафчике также оставляли письма, полные ненависти и угроз, где ему желали мучительной и страшной смерти. Адресаты не скрывали свои имен, их подписанные угрозы были явными, а когда они видели его, без лишних слов избивали, оставляя кровавые следы на полу школьных коридоров.

Учителя? Они просто проходили мимо, словно это было нормой. Их глаза поднимались чуть выше, чтобы не видеть лежащего на полу Рэя, который, скрючившись, пытался прикрыть голову руками. Для них он был просто пустым местом, которого не существовало.

Но самым опасным местом для него был школьный туалет. Во время ланча, когда никто не замечал его отсутствия, Рэй забивался в угол в уборной, надеясь избежать нападений. Но однажды его настигли и там. Одноклассник, изучавший с ним математику, подошел к нему, держа в руках степлер. Он загнал его в угол и с садистским наслаждением заявил, что собирается заклеить ему анальное отверстие степлером. Ужас и унижение пронзили Рэя до глубины души. После этого он перестал ходить в школу. Ему было все равно, если учителя напишут докладную и его исключат – он больше не видел в этом смысла.

Каждое утро он смотрел на свои синяки в зеркале. Один из них, вокруг правого глаза, уже начинал бледнеть, но другие, новые, появлялись каждый раз после очередной драки. Его мысли бродили по странным тропам. Он снова задумался о том, какого цвета его кровь, как будто это была важная загадка, которую нужно разгадать. Подойдя ближе к зеркалу, он схватился за один из зубов, который болел с самого утра. Одним решительным движением, сквозь боль, он вырвал его. Кровь капала из его рта, а зуб, маленький и белый, был странным предметом восхищения. Он провел по нему пальцами, ощущая странное удовлетворение.

Завтра ему должно было исполниться тринадцать лет. Двадцать второе октября. И он, держа свой молочный зуб в руке, мечтал о том, чтобы провести этот день с друзьями – с теми, кого больше не было рядом.

Когда наступило его день рождения, Рэй проснулся в холоде. Его пятки озябли, а в горле застрял ледяной ком. Он укутался в еще одно одеяло, но оно не приносило тепла. Он не хотел вставать, но все-таки собирался пойти в школу. Его тело было тяжелым, как будто он тонул в собственном сне. Из ванной доносились отвратительные звуки. Он замер на месте, немного испугавшись, и обернулся к ванной комнате.

Мать стояла на коленях перед унитазом, и ее тело содрогалось в спазмах. Она рыгала, издавая мерзкие звуки, будто пытаясь вырвать что-то большее, чем просто пищу. Вся ванная была покрыта рвотой, густой, с комочками, зеленым с желтым оттенком. Рэй взглянул на свое отражение в зеркале и увидел, что выглядит не лучше, чем его мать.

– Мам, ты в порядке? – с хрипом выдавил он из себя.

– Да, сынок, все хорошо… – ответила она, но тут же снова наклонилась над унитазом. Ее рвота с пузырьками стекала с ободка, капала на пол. – Ты ведь сегодня собирался в школу, правда?

Рэй смотрел на нее, не зная, что сказать. Зеленая с желтыми оттенками жижа омерзительно переливалась в свете лампы. Он почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, но сдержался.

– Да, я собираюсь, – ответил он, едва ли осознавая свои слова. – Мам, ты… неважно…

Он поспешил выйти из ванной, не желая видеть, как она, словно безумная, снова начнет вылизывать этот вонючий унитаз. В последнее время мать не ела, только готовила, но не трогала еду. Ее рацион состоял из ее же рвоты, и это ужасало его. Ее безумие стало его кошмаром.

Рэй взглянул на часы. До школы оставалось три с половиной часа, но все казалось бессмысленным. Он подошел к окну и пытался найти луну, разглядеть хоть какую-то звезду, но не увидел ничего, только густую тьму. Он отправился в гостиную, надеясь, что с другого окна вид будет лучше, но и там ночное небо было пустым.

Он сел на диван и включил телевизор. На экране было какое-то интервью, но ему было все равно. Все, чего он хотел – убить время, которое тянулось, как вязкий туман, все глубже засасывая его в собственные мысли.

– Норман, ответьте, а как вы добились всего этого? – говорил мужчина с седыми волосами. Это интервью брали у какого-то популярного актера-бизнесмена, которого Рэй видел впервые.

– С самого детства я записывал планы на жизнь. Сначала были планы на день, затем на неделю, и вот я уже делаю расписание на целый год! Я все записываю здесь, – он вытащил старую черную книжечку с надписью «Дневник».

– Ты все свои планы записываешь в дневнике? Почему он такой потрепанный, Норман?

– Говорю же, я с детства пишу. Именно он помог мне добиться всего, что я когда-либо хотел. Он помогал не только с карьерой, а также и в личной жизни… Понимаете, после смерти моего отца мне не с кем было говорить, так как мать впала в депрессию и не хотела ни с кем контактировать. Я же записывал все в дневник и делился всем. Дневник был моим другом, да и остается им по сей день!

– Друг? – произнес Рэй с пультом в руках. – А ведь дневник – это неплохая идея. Надо бы завести такой же… Как раз времени полно. Хм, Норман… как моего отца…

Рэй прошелся до кабинета отца, ведь только там можно было найти какую-нибудь вещь, похожую на дневник. Вспоминая степлер, он как можно быстрее начал копошиться в его ящиках и взял первую попавшуюся тетрадку с твердой обложкой. Выбежав и закрыв дверь кабинета, он направился делиться своими мыслями, но остановился и заметил в родительской спальне уже спящую мать. Он медленно подошел и начал рассматривать ее.

«У мамы Нормана была депрессия… Хм, интересно, что это означает? Может, быть, у мамы тоже?»

Он погладил ее волосы – такие мягкие, длинные и теплые.

– Сладких снов, мама. Я люблю тебя, – сказал он, укрыв ее вторым одеялом. Слова его были услышаны. – Тебя я тоже люблю, Жанна.

Сидя за столом в своей комнате, он достал ручку и сказал себе:

– Ну, начнем! Стоп! А с чего нужно начинать дневник? Лист такой чистый… Не хочется его портить своим корявым почерком. Ладно, начну с имени.