Текст книги "Европа. Естественная история. От возникновения до настоящего и немного дальше"

Тим Фланнери
Европа. Естественная история. От возникновения до настоящего и немного дальше

Колину Гровсу и Кену Эплину – давним коллегам и героям зоологии

Europe: A Natural History

by Tim Flannery

Copyright © Tim Flannery, 2019

This edition published by arrangement with Text Publishing (Australia) and Synopsis Literary Agency

© Поникаров Е.В., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Об этой книге

Европа находится на перекрестке планеты. Образовавшись 100 миллионов лет назад как архипелаг при взаимодействии Африки, Азии и Северной Америки, она стала плавильным котлом для эволюции животной и растительной жизни на Земле.

По мере того как поднимались и опускались массивы суши, мелкие и крупные животные перебирались через сухопутные мосты и моря на разнообразные острова. Когда-то Европа была домом для слонов и носорогов, гигантских оленей и львов и даже местом первого в мире кораллового рифа. Виды возникали и исчезали, мигрировали и рассеивались, скрещивались и улучшались. Ключевую роль в эволюции нашего собственного вида сыграла встреча древних людей и неандертальцев на этой территории исключительного разнообразия, быстрых изменений и большой энергии.

Тим Фланнери рассказывает увлекательную научную и поэтическую историю Европы от удивительных находок окаменелостей и зачастую эксцентричных ученых, просеивавших ради них тонны песка, до тектонических сдвигов, ледникового периода и будущего возрождения дикой природы на континенте[1]1
  В разных странах разбиение на континенты отличается. Например, в англоговорящих странах Европа и Азия обычно считаются отдельными континентами. – Прим. пер.


[Закрыть].

Геохронологическая шкала

Введение

Термин «естественная история» относится и к природе, и к людям. Нас интересуют три важных вопроса. Как образовалась Европа? Как была открыта ее необычная история? И почему Европа обрела такую важность для мира? Людям, которые, подобно мне, ищут ответы, повезло, что Европа изобилует костями, захороненными слой за слоем среди камней и отложений, которые можно проследить назад во времени до появления позвоночных животных. Европейцы также оставили исключительно богатую сокровищницу естественно-научных наблюдений: от работ Геродота и Плиния до трудов английских натуралистов Роберта Плота и Гилберта Уайта. Европа также и место, где началось изучение прошлого. Здесь была составлена первая геологическая карта, здесь проведены первые палеобиологические исследования и выполнены первые реконструкции динозавров. А революция последних лет, совершенная благодаря новым мощным методам изучения ДНК и потрясающим открытиям в палеонтологии, позволила глубоко переосмыслить прошлое континента.

Эта история началась примерно 100 миллионов лет назад, в момент зарождения Европы – в тот момент, когда появились первые собственные европейские организмы. Земная кора состоит из тектонических плит, которые крайне медленно двигаются по планете и влекут с собой континенты. Большинство материков возникло после раскола древних суперконтинентов. Однако Европа началась как архипелаг, и эта концепция подразумевает взаимодействие трех континентальных «родителей» – Азии, Северной Америки и Африки. Совместно эти континенты составляют примерно две трети всей суши, а поскольку Европа была мостом между этими массивами, то она работала в качестве важнейшего места обмена в истории планеты[2]2
  Размер, форма и положение этих массивов со временем менялись. Африка соединялась с остальной Гондваной около 100 миллионов лет назад. Северная Америка отодвигается от Европы последние 30 миллионов лет. Примерно до 50 миллионов лет назад 3 миллиона квадратных километров полуострова Индостан не были частью Азиатского континента. Временами более высокий уровень моря уменьшал площадь европейской суши, а временами расколы дробили различные области (например, Аравийский полуостров отделялся от Африки).


[Закрыть].

Европа – это место, где эволюция идет быстро, это место в авангарде глобальных изменений. Но даже в эру динозавров – в мезозое – Европа обладала особыми характеристиками, которые определяли эволюцию ее обитателей. Некоторые из этих характеристик продолжают оказывать влияние и сегодня. По сути, из этих характеристик проистекают некоторые современные проблемы людей в Европе.

Определять Европу – занятие ненадежное. Разнообразие, эволюционная история и меняющиеся границы делают ее подобной Протею[3]3
  Протей – персонаж древнегреческой мифологии, умевший менять облик. – Прим. пер.


[Закрыть]. Однако парадоксальным образом Европа узнаваема сразу, как только мы видим ее – с характерными рукотворными ландшафтами, некогда величественными лесами, средиземноморскими побережьями и альпийскими пейзажами. Безошибочно узнаваемы и сами европейцы с их замками, городами и музыкой, которые ни с чем не спутать. Более того, важно понимать, что у европейцев было собственное общезначимое «время сновидений»[4]4
  «Время сновидений» – перекочевавший в массовую культуру антропологический термин, означающий своеобразную эпоху творения со своими героями и сущностями, характерную для мифологий австралийских аборигенов. – Прим. ред.


[Закрыть] – в античном мире Греции и Рима. Даже те европейцы, предки которых никогда не были частью этого классического мира, считают его собственным, обращаясь к нему за знаниями и вдохновением.

Так что же такое Европа и что значит быть европейцем? Современная Европа – это не континент ни в каком реальном географическом смысле[5]5
  В геологическом смысле это часть Евразийской плиты.


[Закрыть]. Это окруженный островами полуостров на западе Евразии, выступающий в Атлантический океан. С точки зрения естествознания Европа лучше всего определяется историей ее горных пород. В таком понимании Европа простирается от Ирландии на западе до Кавказа на востоке и от Шпицбергена на севере до Гибралтара и Сирии на юге[6]6
  Даже это широкое определение не совсем однозначно, поскольку значительные части Европы к югу от Альп включают фрагменты Африки и океанской коры, которые вошли в европейскую сушу.


[Закрыть]. При таком определении Турция – это часть Европы, а Израиль – нет: у горных пород Турции общая история с остальной Европой, в то время как израильские породы происходят из Африки.

Я не европеец – по крайней мере в политическом смысле. Я родился в противоположной точке планеты, на «антиподах», как когда-то в Европе называли Австралию. Но физически я такой же европеец, как британская королева (которая, к слову, этнически является немкой[7]7
  По мужской линии: немцем был ее прапрадед, Альберт Саксен-Кобург-Готский. (муж королевы Виктории), и к той же династии относились все его потомки-короли – сын Эдуард VII, внук Георг V и правнук Георг VI (отец Елизаветы II). – Прим. ред.


[Закрыть]). В детстве мне в голову вбивали историю европейских войн и монархов, но ничего не рассказывали о пейзажах и ландшафтах Австралии. Возможно, это противоречие инициировало мое любопытство. Как бы то ни было, мой поиск Европы начался задолго до того, как я ступил на европейскую землю.

Когда я в 1983 году впервые отправился в Европу, я был взволнован, будучи уверенным, что направляюсь в центр мира. Но когда мы подлетали к аэропорту Хитроу, пилот British Airways сказал фразу, которую я никогда не забуду: «Мы приближаемся к небольшому туманному острову в Северном море». Никогда в жизни я не думал так о Британии. Когда мы приземлились, я был поражен мягким воздухом. Даже запах ветерка казался успокаивающим: он был лишен той характерной эвкалиптовой нотки, которую я и не замечал, пока ее не стало. И солнце. Где же солнце? Его сила и воздействие скорее напоминали австралийскую луну, а не огромный яростный шар, опалявший мою родину.

Сюрпризы мне преподнесла и европейская природа. Меня поражали огромные размеры вяхирей и изобилие оленей на окраинах городской Англии. В этом влажном мягком воздухе растительность казалась такой нежной и зеленой, что ее блестящий оттенок выглядел нереальным. У нее было очень мало колючек и сучков – в отличие от пыльных царапучих кустов дома. После нескольких дней разглядывания туманных небес и нерезких горизонтов у меня было ощущение, что я завернут в вату.

В тот первый мой приезд я должен был изучать коллекции лондонского Музея естественной истории. Вскоре после этого я стал хранителем в отделе млекопитающих Австралийского музея в Сиднее, где, как ожидалось, я приобрету обширный опыт в териологии[8]8
  Териология (маммалиология) – раздел зоологии, изучающий млекопитающих. – Прим. пер.


[Закрыть]. Поэтому, когда Редмонд ОʼХэнлон, редактор естественно-научного отдела в британском журнале Times Literary Supplement, попросил меня написать рецензию на книгу о млекопитающих Соединенного Королевства, я взялся за работу скрепя сердце. Эта книга удивила меня, поскольку в ней не упоминались два вида животных, которые издавна жили в Великобритании и которых я встречал там в колоссальных количествах, – коровы и люди.

Получив мой отзыв, Редмонд пригласил меня в гости в свой дом в Оксфордшире. Я боялся, что это был такой способ сказать, что моя работа никуда не годится. Но меня тепло встретили, и мы с энтузиазмом поговорили о естественной истории. Поздно вечером, после роскошной трапезы, сопровождаемой множеством бокалов бордо, он заговорщицки провел меня в сад, где показал пруд. Мы подобрались к краю, и Редмонд знаками призвал к тишине. Потом он протянул мне фонарик, и среди водорослей я заметил бледный силуэт.

Тритон! Мой первый тритон. Редмонд знал, что в Австралии нет хвостатых амфибий. Я был потрясен так же, как изумительный персонаж Вудхауса из романов о Дживсе – Гасси Финк-Ноттл с рыбьим лицом, который «похоронил себя в деревенской глуши и посвятил все свое время изучению тритонов, держал этих тварей в аквариуме и буквально не сводил с них глаз, наблюдая за их повадками»¹[9]9
  Пелам Гренвилл Вудхаус, «Фамильная честь Вустеров». Перевод Ю. Жуковой. – Прим. пер.


[Закрыть]. Тритоны – такие примитивные создания, что наблюдать за ними – все равно что смотреть в само время.

С того момента, как я увидел тритона, и до выяснения происхождения самих европейцев мое 30-летнее путешествие по естественной истории Европы было исполнено открытий. Возможно, сильнее всего меня, как жителя страны утконосов, поразило то, что в Европе есть такие же древние и примитивные создания, но, несмотря на знакомство с ними, их недооценивают. Еще одна вещь, потрясшая меня, – количество важных экосистем и видов, которые возникли в Европе, но давно исчезли с ее территории. Кто бы мог предположить, например, что древние моря Европы сыграли важную роль в эволюции современных коралловых рифов? Или что наши первые прямоходящие предки появились в Европе, а не в Африке? И кто бы мог вообразить, что значительная часть европейской мегафауны[10]10
  Мегафауна (греч. μέγας – «большой», лат. fauna – «животный мир») – совокупность видов крупных животных, масса которых превышает 40–45 килограммов. Иногда границей мегафауны считают 1000 килограммов. – Прим. пер.


[Закрыть] ледникового периода выживет, подобно фольклорным эльфам и феям, в дальних зачарованных лесах и на равнинах или в виде генов, дремлющих в вечной мерзлоте.

Многие события, сформировавшие современный мир, начались в Европе: греческая и римская цивилизации, Просвещение, Промышленная революция, империи, которые к XIX веку поделили планету. Европа продолжает во многих отношениях лидировать в мире: от демографического перехода[11]11
  Демографический переход – резкое снижение смертности и рождаемости, вследствие которого воспроизводство населения фактически сводится к замещению поколений. – Прим. пер.


[Закрыть] до создания новых форм политики и возрождения природы. Кто знает, что в Европе с ее населением в 750 миллионов живет больше волков, чем в США, включая Аляску?

И, возможно, удивительнее всего то, что некоторые из самых характерных видов континента, включая крупнейших диких млекопитающих, являются гибридами. Те, кто привык думать в терминах «чистокровности» и «помесей», часто считают гибриды ошибкой природы – угрозой генетической чистоте. Однако новые исследования показывают, что гибридизация жизненно важна для эволюционного успеха. Везде – от слонов до репчатого лука – гибридизация позволяла обмениваться полезными генами, которые давали организмам возможность выживать в новых проблемных условиях.

Некоторые гибриды обладают силой и способностями, которых нет у родителей, а некоторые бастарды (так иначе иногда называются гибриды) даже продолжали долго жить после исчезновения родительских видов. Сами европейцы – это тоже гибриды, появившиеся около 38 000 лет назад, когда темнокожие люди из Африки стали скрещиваться с бледнокожими голубоглазыми неандертальцами.

Почти сразу же после появления таких гибридов в Европе сформировалась динамичная культура, среди достижений которой – возникновение изобразительного искусства и первых фигурок людей, первые музыкальные инструменты и первые домашние животные. Похоже, первые европейцы были теми еще ублюдками[12]12
  Каламбур: англ. bastard – это и «помесь», и «ублюдок». – Прим. пер.


[Закрыть]. Однако задолго до того европейское биологическое разнообразие трижды уничтожалось и восстанавливалось, пока небесные и тектонические силы формировали континент.

Давайте отправимся в путешествие, чтобы открыть для себя природу этого места, так повлиявшего на весь мир. Для этого нам понадобятся несколько европейских изобретений: концепция глубокого времени, разработанная Джеймсом Хаттоном, основополагающие принципы геологии Чарлза Лайеля, объяснение процессов эволюции, предложенное Чарлзом Дарвином, и великое вымышленное изобретение Герберта Уэллса – машина времени. Приготовьтесь отправиться в прошлое – в те времена, когда в Европе начинали проявляться первые проблески ее индивидуальности.

I. Тропический архипелаг. 100–34 миллиона лет назад

Глава 1. Пункт назначения – Европа

При управлении машиной времени вам нужно выставить две координаты: время и место. Части Европы невообразимо стары, поэтому вариантов множество. Горные породы, расположенные под балтийскими государствами, относятся к самым старым на Земле – им больше трех миллиардов лет. Жизнь тогда была представлена простыми одноклеточными организмами, а в атмосфере не было свободного кислорода. Перенесемся на 2,5 миллиарда лет вперед: мы в мире сложной жизни, однако поверхность суши остается бесплодной. Примерно 300 миллионов лет назад землю колонизировали растения и животные, однако от гигантского массива суши, известного под названием Пангея, еще не откололся ни один континент. Даже после того как Пангея распалась на две части, образовав южный суперконтинент Гондвану и северный – Лавразию, Европе еще только предстояло стать чем-то единым. Действительно, европейский зоогеографический регион начал возникать всего примерно 100 миллионов лет назад, в последнюю стадию эры динозавров – меловой период.

Сто миллионов лет назад уровень моря был намного выше сегодняшнего, и от Европы до Австралии простиралось колоссальное водное пространство, известное под названием Тетис (оно сформировалось после разделения Лавразии и Гондваны). Часть Тетиса, именуемая Тургайским морем или Тургайским проливом, была важным зоогеографическим барьером, отделявшим Европу от Азии. Атлантический океан – там, где он вообще существовал, – был очень узким. С севера его ограничивал сухопутный мост, соединявший Северную Америку и Гренландию с Европой. Этот сухопутный мост, иногда называемый коридором де Гера[13]13
  В честь шведского геолога и полярного исследователя Герхарда де Гера, фамилией которого назван целый ряд географических и геологических объектов. – Прим. ред.


[Закрыть], проходил недалеко от Северного полюса, и холод в сочетании с сезонной темнотой ограничивал возможности биологических видов пройти по нему. Африка примыкала к Тетису с юга, а значительную часть современной Центральной Сахары занимало мелководное море. Те геологические силы, которые со временем оторвут Аравию от восточного края Африки и раскроют Восточно-Африканскую рифтовую долину (расширяя тем самым африканский материк), еще не начали свою работу.

Европейский архипелаг 100 миллионов лет назад располагался там, где сегодня находится Европа, – к востоку от Гренландии, к западу от Азии, в области между 30-м и 50-м градусами северной широты. Очевидным местом для приземления нашей машины времени представляется остров Бал[14]14
  На самом деле острова с таким названием нет в геологическом тезаурусе. Это всего лишь сокращение от Балтийского массива суши на карте в научной статье, послужившей источником для автора. – Прим. ред.


[Закрыть] (сегодня это часть Балтийского региона). Будучи самым крупным и самым древним островом Европейского архипелага, Бал должен был играть ключевую роль в формировании первобытной фауны и флоры Европы. К сожалению, нигде на этом массиве суши не сохранилось никаких окаменелостей мелового периода, так что все, что нам известно о Бале, исходит от нескольких фрагментов растений и животных, которые были смыты в море и сохранились в морских отложениях, обнаружившихся ныне в Швеции и России. Было бы бесполезно сажать нашу машину в такой ужасной пустоте².

Однако важно знать, что ужасные пустоты в палеонтологии являются нормой. Чтобы объяснить их серьезное влияние, я должен познакомить вас с Синьором – Липпсом. Это не какой-то итальянец, а два профессора: в 1982 году Филип Синьор и Джере Липпс совместно предложили важный принцип палеонтологии: «Поскольку летопись ископаемых организмов всегда неполна, ни первый, ни последний (по времени) организм в данном таксоне не будет зарегистрирован в виде окаменелости»³. Принцип Синьора – Липпса говорит нам, что, подобно тому как древние прикрывали завесой скромности критический момент в истории Европы и быка[15]15
  Отсылка к античному мифу о похищении дочери финикийского царя Европы Зевсом в облике быка. После того как Зевс увез Европу на Крит, она родила ему трех сыновей. – Прим. пер.


[Закрыть], геология прикрывает момент зоогеографического зарождения Европы. Нам остается только настроить шкалу машины времени на промежуток 86–65 миллионов лет назад – исключительно разнообразные ископаемые находки из отложений той поры свидетельствуют об энергичной юной Европе. Эти отложения сформировались на цепи островов Модак, что лежали к югу от Бала. Система Модак давно вошла в регион, который охватывает десяток восточноевропейских стран – от Македонии на западе до Украины на востоке. Во времена Римской империи эта обширная область находилась на территории двух крупных провинций Мёзия и Дакия – от этих слов и образовано название архипелага[16]16
  Архипелаг Модак – авторская придумка, от англ. Moesia и Dacia. – Прим. ред.


[Закрыть].

В момент нашего появления одни части цепи Модак поднимаются из океана благодаря воздействию тектонических сил, которые со временем создадут Альпы, в то время как другие части уходят под воду. Посреди этой тектонической активности лежит остров Хацег – место, окруженное подводными вулканами, которые периодически прорываются на поверхность и засыпают землю пеплом. К моменту нашего визита Хацег существует уже миллионы лет, что позволило развиться уникальной флоре и фауне. Его площадь – около 80 000 квадратных километров (то есть он размером примерно с современный остров Гаити в Карибском море), расположение – примерно в 27 градусах к северу от экватора и в 200–300 километрах от ближайшего соседа – острова Бомас[17]17
  Еще одна придумка автора. Подразумевается Богемский массив в центральной части Чехии и в сопредельных районах Германии, Польши и Австрии – в позднем меловом периоде он являлся частью острова, который геологи называют Рейнско-Богемским. – Прим. ред.


[Закрыть]. Сегодня Хацег является частью области Трансильвания в Румынии, и найденные здесь окаменелости являются самыми многочисленными и разнообразными ископаемыми мелового периода во всей Европе.

Давайте откроем дверь нашей машины времени и ступим на Хацег, землю драконов. Мы прибыли в конце чудесной осени. Солнце светит ободряюще, но на этих широтах оно стоит в небе довольно низко. Воздух по-тропически теплый, и мелкий белый песок яркого пляжа хрустит под нашими ногами. Растительность поблизости – какая-то смесь невысоких цветущих кустарников, однако есть и рощи пальм и папоротников, а над ними возвышаются деревья гинкго – их золотая осенняя листва готовится опасть при первых шквалах подступающей мягкой зимы ⁴. Большие и прорезанные речные долины, начинающиеся на дальних нагорьях, говорят нам, что количество осадков здесь сильно зависит от сезона.

На сухом горном хребте видны лесные гиганты, похожие на ливанские кедры, – они относятся к вымершему роду Cunninghamites из семейства кипарисовых. Ближе к нам – водоем, обрамленный папоротниками, украшенный кувшинками и окруженный деревьями, поразительно похожими на знакомый лондонский платан. Кувшинки и платаны – древние растения, и в Европе осталось на удивление много таких «растительных динозавров»⁵.

Наши глаза перемещаются с суши на лазурное море: прибрежная полоса усыпана чем-то похожим на блестящие покрышки грузовиков с рифлеными протекторами. Они сияют странной красотой под тропическим солнцем. Где-то далеко в океане шторм убил стаю аммонитов – созданий, напоминающих наутилусов, с раковинами диаметром до метра, – и волны, ветры и течения вынесли эти раковины на берег Хацега.

Шагая дальше по сверкающему песку, мы ощущаем смрад. Впереди огромная обросшая ракушками глыба, оставшаяся на берегу после прилива. Это плезиозавр. Четыре плавника, которые когда-то двигали тушу, теперь неподвижно распростерлись на песке. Из бочкообразного тела торчит необычайно длинная шея, на конце которой сидит крошечная голова, все еще покачивающаяся на волнах.

Из леса выбираются три вампироподобных фигуры, словно закутанные в кожаные плащи, каждая с жирафа высотой. Зловещая, невероятно мускулистая троица окружает тушу, и самая крупная из тварей без труда обезглавливает плезиозавра своим трехметровым клювом. Падальщики вертятся вокруг животного, яростно отрывая куски плоти. Отрезвленные жутким зрелищем, мы возвращаемся обратно в безопасную машину времени.

Увиденное подсказывает, каким странным местом является Хацег. Вампироподобные твари – это хацегоптериксы (Hatzegopteryx), разновидность гигантских птерозавров. Именно они, а не какие-то зубастые динозавры, были высшими хищниками на острове. Если бы мы отважились двинуться вглубь острова, мы могли бы столкнуться с их обычной добычей – многочисленными карликовыми динозаврами. Хацег был вдвойне странным местом: странным для нас, потому что существовал в эпоху, когда Землей правили ящеры, но странным и для того времени – как и весь остальной Европейский архипелаг, он был изолированной сушей с крайне необычной экологией и фауной.

Глава 2. Первый исследователь Хацега

История нашего знакомства с Хацегом и его обитателями почти так же удивительна, как и сама эта земля. В 1895 году, когда ирландский романист Брэм Стокер писал «Дракулу», реальный трансильванский дворянин Франц Нопча фон Фельшё-Сильваш, барон Сачал, сидел в своем замке, одержимый не кровью, а костями. Кости подарила его сестра Илона, которая нашла их, прогуливаясь по речному берегу в семейном поместье Нопча. Очевидно было, что они очень-очень старые. Сегодня семейный замок Нопча в Сачале лежит в руинах, но в 1895 году это был элегантный двухэтажный особняк, обставленный мебелью из ореха, располагавший большой библиотекой и огромным холлом, интерьер которого все еще можно разглядеть через разбитые окна. Хотя по высоким европейским стандартам поместье было скромным, оно давало достаточный доход, чтобы молодой Нопча удовлетворял свою страсть к старым костям.

Нопча станет одним из самых выдающихся палеонтологов в истории, но сегодня он практически забыт. Его интеллектуальный путь начался, когда он покинул свой замок, забрав с собой подаренные кости, и занялся учебой в Венском университете. Работая в основном в одиночку, он вскоре установил, что найденные его сестрой фрагменты принадлежали черепу небольшого примитивного утконосого динозавра ⁶. Очарованный аристократ приступил к работе всей своей жизни – воскрешению Хацега.

Будучи одиноким и эксцентричным эрудитом, Нопча яснее других видел многие вещи, однако писал, что страдает от «расшатанных нервов». В 1992 году доктор Юджин Гаффни, непревзойденный эксперт по ископаемым черепахам, писал о Нопче, что «в периоды просветления он направлял свой разум на изучение динозавров и других ископаемых рептилий», но эти мгновения блеска разделяли периоды тьмы и эксцентричности ⁷. Возможно, сегодня палеонтологу поставили бы диагноз «биполярное расстройство». Какой бы ни была его болезнь, она лишала его всякого чувства этикета. Фактически он слишком часто демонстрировал «колоссальный талант к грубости»⁸.

Яркий пример привела основательница палеоневрологии доктор Тилли Эдингер, которая занималась Нопчей в 1950-е годы. На первом курсе университета ученый опубликовал описание черепа динозавра, что было значительным достижением. Когда он встретил самого выдающегося палеонтолога того времени Луи Долло, тоже аристократа, юный дворянин похвалился: «Не чудо ли, что я, столь молодой, написал такой превосходный мемуар?»⁹ Позднее Долло выскажет двусмысленный комплимент, назвав Нопчу «кометой, несущейся по нашему палеонтологическому небу, распространяя всего лишь рассеянный свет»¹⁰.

Похоже, в Венском университете Нопча по большей части оставался без присмотра. Его изолированность от других людей доходила до того, что он изобрел клей для ремонта окаменелостей. Однако был один коллега, профессор Отенио Абель, который разделял его интерес к палеобиологии. Абель был фашистом, создавшим тайную группу из 18 профессоров, работавших над разрушением исследовательских карьер «коммунистов, социал-демократов и евреев». Он едва не погиб, когда его пытался застрелить один из сотрудников, профессор Шнайдер. Когда нацисты пришли к власти, Абель эмигрировал в Германию. Посетив Вену после аншлюса в 1939 году, он увидел нацистский флаг над университетом и заявил, что это счастливейший день в его жизни. Нопча общался с Абелем по-своему. Однажды прихворав, он позвал Абеля к себе на квартиру, требуя, чтобы один из ведущих палеонтологов Европы (который тем не менее был из простонародья) принес пару перчаток и плащ для любовника Нопчи ¹¹.

Пока Нопча изучал своих динозавров, у него появилась вторая страсть. Во время поездок по трансильванской провинции он повстречал и полюбил графа Драшковича. На два года старше Нопчи, Драшкович был искателем приключений в Албании – месте, которое спустя век после посещения Байрона оставалось экзотичным и мрачным, кланово-племенным. Заинтригованный рассказами любовника, Нопча совершил туда несколько поездок с частным финансированием, жил там среди местных, изучал их языки и традиции и даже участвовал в их спорах. Одна фотография показывает его в пышном наряде с оружием и отличительными племенными регалиями албанского воина. Даже будучи безумным романтиком, Нопча оставался также любознательным и дотошным документалистом, которого вскоре стали считать лучшим в Европе специалистом по албанской истории, языку и культуре.

Путешествуя по Албании, в 1906 году Нопча встретил жившего в горном массиве Проклетие пастуха Баязида Эльмаза Доду. Нопча нанял его в качестве секретаря и признавался в дневнике, что Дода был «единственным человеком после Драшковича, который по-настоящему любил меня»¹². Его отношения с Додой длились почти 30 лет, а в 1923 году Нопча увековечил имя своего любовника, назвав в его честь ископаемую черепаху Kallokibotion bajazidi – то есть «красивая и круглая черепаха Баязида».

Кости этой черепахи были найдены вместе с останками динозавров в семейном поместье. Имея полметра в длину, каллокиботион был полуводной рептилией среднего размера, очень похожей на пресноводных черепах, живущих в Европе и сегодня. Однако анатомия костей этой черепахи доказывала, что животное сильно отличалось от всех существующих видов, относясь к древней и уже вымершей группе примитивных черепах, последними представителями которой были удивительные мейоланииды[18]18
  Исследования последних лет показали, что каллокиботион не относился, как некогда считалось, к архаичной группе Meiolaniformes, включающей семейство Meiolaniidae, а был ближе как раз-таки к современным черепахам. Так что он определенно не являлся предком мейоланиид Австралазии, о которых идет речь в следующем абзаце. – Прим. ред.


[Закрыть].

Мейоланииды дожили в Австралии до появления первых аборигенов около 45 000 лет назад[19]19
  В научной литературе последних лет встречаются свидетельства и более раннего заселения Австралии, уже к моменту 65 000 лет назад. – Прим. ред.


[Закрыть]. Это были колоссальные сухопутные существа размером с небольшой автомобиль, хвосты которых превратились в костяные дубинки, а на головах имелись искривленные рога, как у быков. Похоже, что первые австралийцы избавились от едва ли не последних потомков «красивой и круглой» черепахи Баязида. Однако некоторые из них перебрались через море к теплым, влажным, тектонически активным островам Вануату. Уединившиеся в своем царстве мейоланииды выживали, пока и эти земли не были обнаружены, на этот раз предками ни-вануату – народа, который сегодня населяет эти острова. О прибытии людей примерно 3000 лет назад возвещает плотный слой разломанных костей черепах, несущих следы употребления в пищу. Так была обрезана единственная оставшаяся нить связи с островами Модак – практически последний отзвук с того исчезнувшего архипелага.

Баязид, Албания и окаменелости были главными константами в жизни Нопчи, и из этих трех своих привязанностей он разлюбил только одну. Его отношения с Албанией достигли пика незадолго до начала Первой мировой войны, когда он разработал дерзкий и безнадежный план вторжения в страну с намерением стать ее первым монархом[20]20
  Албания постепенно обретала независимость от умирающей Османской империи, и в 1913 году великие европейские державы провели в Триесте конгресс с целью определения короля. Нопча написал начальнику штаба австро-венгерской армии в Триесте письмо, в котором просил 500 солдат в гражданской одежде и артиллерию. Он намеревался купить два небольших быстроходных парохода, вторгнуться в страну и установить там режим, дружественный Австро-Венгрии. Кампания, как писал Нопча генералу, была бы стремительной и завершилась триумфальным парадом по улицам Тираны, который возглавлял бы Нопча на белом коне. Не все мотивы Нопчи выглядели благородными, в дневнике он признавался: «Став правящим европейским монархом, я бы без труда нашел дополнительные средства, необходимые для женитьбы на богатой американской наследнице, стремящейся к королевской власти, – шага, который при других обстоятельствах мне бы не хотелось делать». Британское министерство иностранных дел не согласилось с Нопчей в этом вопросе и настояло на избрании в качестве первого албанского короля немецкого принца Вильгельма Вида. Когда разразилась Первая мировая война и Албания отказалась отправить войска в помощь Австро-Венгрии, короля Вильгельма лишили финансирования и он был вынужден бежать. Албания осталась без короля до 1928 года, когда на трон взошел Зогу I. «Моя Албания умерла», – писал крайне разочарованный Нопча палеонтологу Артуру Смиту Вудворду, своему коллеге по Британскому музею (ныне Музей естественной истории).


[Закрыть]. Несмотря на фиаско, Нопча продолжал заниматься палеонтологией и в 1914 году выпустил работу об образе жизни трансильванских динозавров, которая произвела революцию в представлениях о ранней Европе¹³. Особенность его методов заключалась в том, что он анализировал окаменелости как останки живых существ, которые обитали в конкретных условиях и реагировали на требования окружающей среды. По сути, Нопча был первым палеобиологом.

Ученый продемонстрировал, что на Хацеге жили всего десять видов крупных существ. Среди них – мелкий хищный динозавр, известный по двум зубам (оба впоследствии были утрачены), которого Нопча назвал Megalosaurus hungaricus. Останки мегалозавров действительно распространены в Европе, но в более древних отложениях. Присутствие этого хищника на Хацеге выглядело аномальным, и молодой специалист вскоре показал, что Megalosaurus hungaricus, очевидно, был случайной ошибкой.

Небольшого отступления заслуживает странный научный факт: первоначальное название мегалозавра – Scrotum, то есть «мошонка». Эта история началась в 1677 году, когда профессор Роберт Плот описал и нарисовал первую известную кость динозавра ¹⁴. Его труд «Естественная история Оксфордшира» был, видимо, первой книгой по естествознанию на английском языке, и по обычаям того времени она охватывала все – от растений, животных и горных пород Оксфордшира до его примечательных зданий и даже знаменитых проповедей в местных церквях. Плот верно определил, что окаменелость является концом бедренной кости, но проблема была в ее размере. Вероятно, размышлял натуралист, кость принадлежала слону, привезенному в Британию во время предполагаемого визита императора Клавдия в Глостер, когда (согласно Плоту) он перестроил город «в память о браке своей дочери Гениссы с Арвирагом, тогдашним королем Британии, куда он, возможно, привез с собой несколько слонов». Но, к сожалению, самые близкие к Глостеру слоны, о которых Плоту удалось найти записи, находились в Марселе[21]21
  Увы, эта захватывающая история полностью вымышлена.


[Закрыть].

После долгих ученых рассуждений Плот пришел к выводу, что кость, найденная близ кладбища, могла принадлежать какому-то великану. Как и многие его современники, Плот полагал, что созданный в XII веке труд Гальфрида Монмутского «История королей Британии» описывает достоверные факты. Столь сильна была тяга к великому античному «времени сновидений», что Гальфрид Монмутский начинает свой рассказ с отсылок к Вергилию: Брут, потомок Энея, прибыл на берег Альбиона, где отвоевал землю у местных жителей, «гигантов Альбиона», и вместе с ними положил начало британскому народу.

Плот не дал находке никакого научного названия, и такое положение оставалось неизменным до 1763 года, когда некий Ричард Брукс воспроизвел иллюстрацию Плота в своей собственной книге «Новая и точная система естественной истории»¹⁵. Брукс, похоже, тоже доверял Гальфриду Монмутскому[22]22
  Вероятно, это можно простить. Сомневаться в королевском родословии всегда было рискованным делом.


[Закрыть] и решил, что изображенный у Плота фрагмент относится не к кости. Он определил его как пару исполинских человеческих тестикул. Помня о гигантах Альбиона и, возможно, пребывая в священном трепете при мысли, что обнаружил те самые тестикулы, которые породили первую королеву Британии, Брукс назвал окаменелость Scrotum humanum, то есть «мошонка человеческая»[23]23
  По-английски мошонка тоже scrotum, как и на латыни, так что для англоязычных людей эта история выглядит еще забавнее. – Прим. пер.


[Закрыть]. Поскольку он следовал системе Линнея, это наименование остается верным с научной точки зрения. Идентификация Брукса была явно убедительной: французский философ-натуралист Жан-Батист Робине утверждал, что в окаменевшей массе может различить мускулатуру яичек и даже остатки уретры.

К XIX веку вера в правдивость Гальфрида Монмутского ослабла, и начались научные исследования динозавров. В 1842 году анатом сэр Ричард Оуэн, ревниво относившийся к научным достижениям других людей и не стеснявшийся игнорировать более ранние названия интересных окаменелостей, предложил термин «динозавр» и имя Dinosauria для всех таких рептилий. Неясно, знал ли он о Scrotum, но вокруг «открытия» Оуэна было столько шума, что описание Брукса затерялось на век с лишним. Исчезла даже сама кость. Однако рисунок Плота позволил идентифицировать ее как часть скелета хищного динозавра Megalosaurus, останки которого нередко встречаются в Британии в отложениях юрского периода.