Текст книги "Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России"

Русь, по выражению Льва Гумилева, «монголами не была ни подчинена, ни покорена». Но татаро-монгольское нашествие поместило развитие Русской земли в принципиально новые условия необходимости постоянной и неуклонной борьбы за свою независимость. И постепенно «интересы обороны Руси от нашествия монголов требуют образования централизованного государства, способного противостоять нашествиям и разделаться с остатками ига татар»[90]90
  Насонов А. Н., 1940. С. 157.


[Закрыть]. Тем более что уже в первой четверти XIV в. его последствием для Южной Руси стало попадание Киева и других земель под власть литовских правителей, которые через столетие принесли их в распоряжение польской короны.

Последовавшие за нашествием Батыя на Русь два с половиной столетия стали периодом непрерывного противостояния русской и ордынской этнообщественных систем, в котором было место и жестоким сражениям, и дипломатии, и данническим отношениям в те годы, когда Русь была наименее уверена в своих силах. Она принимала разные формы, однако неизменным был стержень – противостояние русского общества «тяжкому произволу чужой и чуждой» ордынской силы[91]91
  Пресняков А. Е., 1918. С. 50


[Закрыть]. Отношения с таким сильным противником, как Орда, формировали традицию подчинения всех усилий одной деятельности, способы осуществления которой могли быть разными по форме, а окончательная цель оставалась неопределенной. Они соотносились не с идеальным образом будущего, а со здравой оценкой собственных сил и, одновременно, невозможностью уступок там, где это угрожало бы способности самостоятельно управлять своей судьбой. Население городов, церковь и аристократия выступали как «русский народ»[92]92
  Вернадский Г., Начертание русской истории, М.: Алгоритм, 2008. 336 с.


[Закрыть]. И когда суждено бывает России пройти внешнеполитические испытания, на первое место выходит воспитанная в противостоянии с Ордой способность к продолжению борьбы в условиях признания и осознания сравнительной собственной слабости.

Александр

Замечательный русский историк первой половины XX в. А. Н. Насонов, обращаясь в 1942 г. к вопросу о деятельности Александра Невского, писал: «Вдалеке от старых культурных центров, в Залесском крае, русский народ совершил настоящий подвиг, проникая в глубь страны, в стороны от речных магистралей, выжигая леса и расчищая пашни, создавая мало-помалу поселения, замечательные по красоте и культурно-хозяйственному значению. Здесь, в борьбе с суровой природой, тогда уже начал складываться тип великоросса, упорного в достижении своих целей, способного в моменты опасности развить необычайную энергию и вместе с тем осторожного, готового применяться к разным условиям и положениям, по пословице „Прямо только вороны летают“. Несомненно, народный характер наложил свой отпечаток и на облик Александра Невского»[93]93
  Насонов А. Н., 1940. С. 227.


[Закрыть].

Истинная причина того, почему Александр Ярославич занимает центральное место в русской истории, настолько значимое, что это подчас превращает героя в ходульный символ абстрактного патриотизма, состоит в том, что его личность в наиболее полной мере воплощает в себе русский национальный характер, а деятельность – основанную на нем внешнеполитическую культуру, включая те ее проявления, в которых мы сами не всегда готовы признаться. Именно последнее стало причиной известного тезиса о «противоречивости» образа князя – как государственного деятеля, вклад в формирование которого внесла как отечественная, так и зарубежная историография. Он, однако, может быть ошибочным, поскольку исходит из дихотомии апологетики и порицания действий Александра Ярославича в рамках собственных представлений исследователей.

Значимые исторические личности, как и события, становятся великими в силу взаимодействия с окружающим их уникальным контекстом. В этом отношении внешнеполитические и внутренние обстоятельства развития Русской земли в середине – второй половине XIII в. оказались настолько масштабными, что не только позволили раскрыться природным дарованиям сына Ярослава Всеволодовича, но и придали последствиям его решений фундаментальную значимость в контексте всей российской истории. И даже его уход в мир иной стал жертвой на алтарь борьбы русского народа за свою независимость, когда после восстания 1262 г. он направляется в Орду «и, видимо, хан Берке подозревал его в участии, поскольку „удержа и царь, не пусти его в Русь“. В какой-то степени он стал и жертвой восстания: после ордынской „зимовки“ на пути домой он умирает»[94]94
  Кривошеев Ю. В., Соколов Р. А., 2009. С. 251.


[Закрыть]. Мы далеки от мысли о том, что значение личности Александра Невского определяется только контекстом его эпохи. Но то, что он стал основоположником русской внешней политики, как целостного явления, конечно, было связано с тем, в каких условиях осуществлялась его политическая деятельность.

Русская внешнеполитическая культура и стратегия вообще представляют собой не совокупность «открытий», сделанных государственными деятелями и полководцами, а продукт всего исторического опыта народа. И Александр Невский действительно «был человеком своей эпохи, действовал в соответствии с мировосприятием того времени и личным опытом; он выбирал тот путь, который казался ему выгодней для укрепления его земли и для него лично. Когда это был решительный бой, он давал бой; когда наиболее полезным казалось соглашение с одним из врагов Руси, он шел на соглашение»[95]95
  Горский А. А., 2001. С. 60–61


[Закрыть]. Однако его государственная деятельность с первых самостоятельных побед в 1240–1242 гг. и до его ухода в мир иной в 1263 г. стала первым опытом борьбы на «три боевых фронта», который предстоит в полной мере испытать Великороссии за последующие столетия. И в этом смысле фигура Александра действительно может служить примером того, как русский человек действует в меняющихся обстоятельствах, не изменяя при этом себе. Дополнительный, отнюдь не абстрактный, символизм его политическим решениям придает то, что именно прямые потомки Александра Ярославича играли центральную роль в формировании новой русской государственности вокруг Москвы и стали затем ее первыми полноправными лидерами.

Основные события жизни Александра Невского одновременно хрестоматийны и недостаточно известны нам в подробностях в силу отмечаемого историками малого количества прижизненных свидетельств его деятельности. Они стали предметом тщательного изучения целой плеяды выдающих российских авторов. Началом его самостоятельного участия в политической жизни и внешней политике становится отражение в июле 1240 г. попытки шведского десанта на р. Неве, ставшего самым крупным вторжением северных соседей в новгородские земли за несколько десятилетий. Незадолго до этого отправленный своим отцом Великим князем Владимирским Ярославом Всеволодовичем на княжение в Новгород, Александр действует тогда решительно и отражает угрозу силами только своей дружины и примкнувших новгородцев. То, как решение 20-летнего правителя выступить против превосходящего противника описывает его последующее жизнеописание, занимает впоследствии центральное место в системе символов и смыслов, присущих русской внешнеполитической культуре:

Князь же, выйдя из церкви, утер слезы и сказал, чтобы ободрить дружину свою: «Не в силе Бог, но в правде. Вспомним Песнотворца, который сказал: „Иные с оружием, а иные на конях, мы же имя Господа Бога нашего призываем; они повержены были и пали, мы же выстояли и стоим прямо“». Сказав это, пошел на врагов с малою дружиною, не дожидаясь своего большого войска, но уповая на Святую Троицу[96]96
  Житие Александра Невского // Библиотека литературы Древней Руси (БЛДР). СПб., 1997. Т. 5: XIII век. 1997. С. 360, 361.


[Закрыть].

Крупный российский историк Ю. Г. Алексеев в одной из своих работ отмечает: «В своей первой кампании Александр Ярославич проявил ценнейшие качества полководца – глазомер, т. е. умение быстро и правильно оценивать обстановку, способность принимать наиболее целесообразное решение. Александр сумел учесть фактор времени и добиться тактической внезапности – важной предпосылки победы. Разгром на Неве сорвал возможное совместное выступление шведов с немецкими рыцарями из Прибалтики»[97]97
  Алексеев Ю. Г.,2019. С.501.


[Закрыть]. Глазомер, настолько ярко проявленный Александром Ярославичем в Невской битве и сражениях с тевтонами, может считаться отличительной особенностью его политической деятельности вообще: в отношениях с Ордой, новгородской городской общиной, западными соседями русских земель. Именно эту особенность в полной мере применяет Александр Невский во внешнеполитической сфере, где она становится необходимой для комплексной оценки положения Руси во взаимодействии с иноземными соседями. В эпоху, когда Александр занимает великокняжеский престол, да и до этого, перед нами отнюдь не былинный «богатырь» – представитель традиционной русской военной аристократии, а правитель, который выстраивает внешнюю политику государства сразу на нескольких географических направлениях, учитывая одновременно все внутриполитические задачи.

В дальнейшем Александра сопровождают военные победы: изгнание тевтонских рыцарей из Водской пятины Новгородской земли и разрушение их форпоста в Копорье, победа над Тевтонским орденом в битве на Чудском озере, отражение набегов Литвы и встречные экспедиции на территории литовских племен и в контролируемые шведами земли современной Карелии и Финляндии. При этом его кампания 1241–1242 гг. против тевтонских рыцарей имеет уже иной характер, нежели стремительная победа над шведами. Тем более что к возвращению Александра в Новгород в 1241 г. орден уже успел добиться серьезных результатов: захватить Изборск, Псков и построить на земле Водской пятины крепость. Перед лицом более серьезного противника Александр действует более осмотрительно: «проводит мобилизацию местного ополчения – новгородцев и связанных с ними нерусских племен – и обращается за помощью к отцу, великому князю Владимирскому. Тот посылает на помощь свои войска под командой брата Александра – Андрея Ярославича. Таким образом, войско, оказавшееся под начальством Александра Невского, было фактически не новгородским, как обычно пишется в литературе, а общерусским – это соответствовало политическим и стратегическим задачам кампании. Крестоносная агрессия, благословляемая римским папой, угрожала не только Новгороду, но и всей православной Руси»[98]98
  Там же. С. 503.


[Закрыть].

В этой связи безукоризненно верной представляется оценка, согласно которой «военно-политическая деятельность Александра Невского – моральный перелом в истории русского военного искусства. На смену прежней узко-княжеской военной идеологии и психологии впервые пришла на той же социально-экономической базе новая общерусская военная идеология. Победы Александра Невского – итог прошлого и залог будущего развития военного искусства нашей страны»[99]99
  Там же. С. 505.


[Закрыть]. Александр Невский ведет свои военные кампании как общерусский государь, а не правитель отдельной земли-княжения, пусть даже и стремящийся к установлению контроля над остальными: «Великий жизненный подвиг Александра Ярославича состоялся благодаря органичному соединению прагматики и повседневности ратных и дипломатических трудов с духом альтруистического патриотизма, с готовностью „положить душу свою за друзей своих“»[100]100
  Торкунов А. В. О вечном и новом в актуальном контексте мировой политики (к 800-летию со дня рождения Александра Невского). С. 12.


[Закрыть]. А поскольку внешняя политика той эпохи – это в первую очередь вооруженная борьба с иноземными противниками, то свойственное Александру «искусство войны» сказывается и на его поведении в мирные периоды: оно представляет собой решения общерусского князя, учитывающего особенности положения на всех направлениях международных отношений русских земель.

После смерти своего отца и дяди, а также бегства в результате неудачного антиордынского выступления в 1253 г. младшего брата Андрея, поочередно занимавших великокняжеский престол во Владимире, Александр становится полновластным правителем практически всего русского Северо-Востока, включая Новгородские земли, а также Великим князем Киевским. Это уникальное положение он занимает на протяжении 10 лет (1253–1263). При этом для своего постоянного пребывания Александр Невский выбирает Владимир. Это также становится поворотным для последующей российской истории, поскольку «предпочтение им владимирского стола киевскому было решающим событием в процессе перехода номинальной столицы Руси из Киева во Владимир (т. к. оказывалось, что именно Владимир был избран в качестве столицы князем, признанным „старейшим“ на Руси)»[101]101
  Горский А. А., 2001. С. 61


[Закрыть].

В качестве Великого князя он проводит энергичную политику укрепления собственной власти, выразившуюся в сложных отношениях с новгородской городской общиной в 1255–1259 гг., самым драматичным эпизодом которой стали события, связанные с инициированной ордынскими правителями переписью населения русских земель. Заставив новгородское вече принять татарских переписчиков и платить дань в Орду, Александр серьезно ограничивает свободу великого города и добивается реализации своей стратегии. В целом, постоянное личное внимание к положению дел в Новгороде всегда было отличительной чертой политики Александра Ярославича – во многом связанной с тем, что его молодость прошла на берегах Волхова. В ходе этих событий раскрывается стратегия Великого князя, основанная на подчинении преобладающей силе Золотой Орды, с одной стороны, и жестком противодействии не только вторжениям с Запада, но и дипломатическим попыткам Римского престола укрепить свое присутствие в русских землях, с другой.

При этом исключительно важную роль в определении стратегической линии Александра Невского играли отношения между государством, наиболее высоким должностным лицом которого он являлся с 1253 по 1263 г., и православной церковью в лице митрополита Кирилла и патриарха в Константинополе. Этот вопрос традиционно рассматривается в контексте вопроса о связи между верой и идентичностью, т. е. цивилизационным аспектом внешней политики. Историк отмечает, что «политическое подчинение хану при сохранении Православной Церкви было меньшим злом, чем завоевание страны немецкими феодалами и потеря православной веры – основы национальной самоидентификации»[102]102
  Алексеев Ю. Г., 2019. С. 504.


[Закрыть]. Можно, вместе с тем, предположить, что здесь был и чисто прагматический аспект – после монгольского нашествия и в условиях фактической самостоятельности отдельных земель-княжений от власти Великого князя Церковь оставалась единственным общерусским институтом, а митрополит Кирилл (ум. 1280) с 1251 г. был лично знаком с Александром Ярославичем и, видимо, поддерживал его политический курс.

В этих условиях затевать даже минимальные отношения с Римом было бы губительно с внутриполитической точки зрения. Таким образом, как это обычно и бывает с выдающимися правителями, Александр руководствовался как ценностными, так и практическими соображениями, которые взаимно дополняли друг друга. Впоследствии именно Церковь станет в целом ряде решающих эпизодов надежным союзником московских князей – потомков Александра Невского. А созданная внутри Церкви религиозно-политическая идеология будет занимать центральное место в фундаменте единой русской государственности. Гордый ответ Александра посланникам Римского папы красочно отражен в его «Житии», уже в форме манифеста самостоятельности и самоценности русского православия:

«Князь же Александр, подумав с мудрецами своими, написал ему такой ответ: „От Адама до потопа, от потопа до разделения народов, от смешения народов до начала Авраама, от Авраама до прохождения израильтян сквозь море, от исхода сынов Израилевых до смерти Давида-царя, от начала царствования Соломона до Августа и до Христова рождества, от рождества Христова и до распятия его и воскресения, от воскресения же его и вознесения на небеса и до царствования Константинова, от начала царствования Константинова до первого собора и седьмого – обо всем этом хорошо знаем, а от вас учения не примем“»[103]103
  Житие Александра Невского // Библиотеке литературы Древней Руси. СПб. 1997. Т. 5. XIII век. С. 362.


[Закрыть].

Позиция Александра Невского в вопросе отношений с Римом в наибольшей степени, наверное, иллюстрирует его желание сохранить, во-первых, наибольшую степень самостоятельности во внутренних делах Русской земли и, во-вторых, добиваться успеха там, где это представляется возможным и наиболее благоприятствующим укреплению его власти. В этом отношении Александр Ярославич – это действительно весьма яркий представитель русского национального характера, больше всего ценящего свободу определения собственного пути и готового к компромиссам там, где объективное соотношение сил не позволяет рассчитывать на победу. Другими словами, жесткая политика в отношении западных соседей и подчинение воле Орды являлась не выбором, тем более цивилизационным, а стремлением сохранить свободу выбора, не привязывая свою внешнюю и внутреннюю политику к жестким институциональным условиям. Тем более что союз с католиками действительно мог не только привести к утрате поддержки со стороны Церкви, но и стать катастрофическим в военно-стратегическом отношении – за кампании 1240–1242 гг. у Александра Невского были возможности убедиться в незначительных военных возможностях шведов и тевтонцев – каков смысл союза с теми, кого ты сам успешно побеждаешь на поле боя?

А уж что-что, но четкое осознание собственных целей и способность оценить силы противников Александру были свойственны в огромной мере, а также умение сопоставить потенциал тех, с кем приходится иметь дело с их положением в системе собственных интересов, среди которых на первом месте была консолидация своей власти Великого князя. Историк пишет: «Как князь Новгородский, а впоследствии великий князь Владимирский, он твердо и последовательно проводил политику не в интересах отдельного княжения, а всей Русской земли. Находясь в труднейших условиях – в тисках между ордынским игом и католической экспансией, Александр сумел проявить политическую дальновидность и реализм. Не ставя перед собой неразрешимых задач, он сосредоточивал свое внимание на решении конкретных, наиболее актуальных вопросов»[104]104
  Алексеев Ю. Г., 2019. С. 504.


[Закрыть]. Эта способность проводить политику в общерусских интересах и является, как нам кажется, главным признаком масштабных политических амбиций Александра Ярославича.

При этом единственной реальной угрозой для укрепления великокняжеской власти Александра могло быть давление со стороны католического Запада, что также определяло фундаментально разное восприятие природы и масштабов угрозы на основных географических направлениях. Историки считают, что «на татарское иго, как есть основания полагать, он смотрел как на временное явление»[105]105
  Насонов А. Н., 1940. С. 232.


[Закрыть], и с учетом того, что данническая система отношений была, в общем, привычным для Руси способом взаимодействия в условиях, когда противник был сильнее. Тем более, что «создаваемая монголами при переписи структура преследовала прежде всего фискальные, а не военно-политические, оккупационные цели. Зависимость, в конечном итоге, свелась к выплате дани – это и становится основным элементом русско-монгольских отношений на многие последующие десятилетия. Возможно, что именно деятельность Александра Невского привела к такому исходу»[106]106
  Кривошеев Ю. В., Соколов Р. А…, 2009, С. 253.


[Закрыть]. Александр не мог предположить, что ордынское государство сохранит свои преобладающие военные возможности на протяжении еще более чем 100 лет, но вполне понимал, что вызов территориальной целостности русских земель со стороны западных соседей имеет более серьезное основание.

Играла свою роль и уже упомянутая оценка военных возможностей, располагаемых Ордой и Западом в отношениях с Русью. Не случайно некоторые уважаемые авторы соотносят решительный отказ Александра от продолжения дипломатических контактов с Римом с его поездкой в столицу Монгольской империи, Каракорум, в 1248–1249 гг., когда он смог лично оценить масштабы и возможности этого противника Руси. А. Насонов пишет: «Александр не сочувствовал ни проектам унии с католической церковью, ни планам союза с папой. В крестовый поход Запада против татар он, очевидно, не верил или считал такой поход нежелательным»[107]107
  Насонов А. Н., 1940. С. 231.


[Закрыть].

Александр Невский прекрасно видел, что даже в случае с Даниилом Галицким, союзники которого на Западе – Польша и Венгрия – были намного сильнее Тевтонского ордена, Русские земли не получили серьезной поддержки против Орды. Даниил «дважды (во второй половине 1240-х гг. и в начале 1250-х гг.) шел на сближение с Римом, получил в 1253 г. титул „короля“, но никакой помощи против монголов с Запада не дождался»[108]108
  Горский А. А. 2021. С. 21.


[Закрыть]. И, вполне вероятно, Александр Невский понимал, что в случае с Северо-Восточной Русью такая поддержка в принципе невозможна, но сам факт сближения с Римом приведет к необратимым политическим последствиям. Так оно для Галицкой Руси и оказалось: «Союз с Западом привел Галицию и ее народ к катастрофе. Через 80 лет, т. е. в 1339 г., польский король Казимир Великий „без единого выстрела“ присоединил Галицию к Польше»[109]109
  Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 533. У А. А. Горского (Москва и Орда. С. 74) присутствует другая датировка основных событий завершения галицкой самостоятельности: 1340 г. – безуспешный поход Казимира III на Галицию, отраженный татарскими войсками хана Узбека, и 1349 г. – окончательное закрепление поляков в Галицко-Волынской земле и наступление на Подолию.


[Закрыть]. Также Александр Невской мог понимать, что земли Русского Северо-Востока и Новгородская земля по своим топографическим характеристикам совершенно не могли рассматриваться монголами как подходящие для колонизации, а вот европейскими соседями – вполне. Тем более, что такая практика уже применялась шведами и немцами в Прибалтике и Финляндии, сходных по климату и ландшафту.

И, наконец, его современник, литовский князь Миндовг (1195–1263), принимая в 1251 г. католицизм, решал непосредственные задачи обеспечения безопасности своих земель со стороны тевтонских рыцарей и Польши, а для Александра союз с Римом не решил бы ни одной проблемы (Орден он побеждал и так), но создал бы массу новых. Поэтому справедливым является замечание историка о том, что в эпоху Александра Невского «князья совершали поступки, исходя из реальных обстоятельств окружающей их действительности, соотнося свое поведение с современными им представлениями о должном и недолжном»[110]110
  Рудаков В. Н. «Потрудился за Новгород и за всю Русскую землю». На книгу: Александр Невский. Государь. Дипломат. Воин. М.: 2010. 536 с. С. 110.


[Закрыть]. Однако именно политика Александра Ярославича была на общем фоне наиболее целостной по своим целям и задачам: сохранению самостоятельности и государственности Русской земли. Но достижение военной победы было возможно в силу объективных условий только на одном из этих направлений – Западном.

На примере деятельности Александра Невского, мы можем предположить, что на фоне кризиса середины XIII в. начинает формироваться свойственная русской внешнеполитической культуре традиция прагматичного разделения стратегических и тактических решений. На уровне стратегии главная цель внешней политики (сохранение самостоятельности и самоуправления) предполагала единство в постановке задач на Востоке и Западе. На уровне тактических решений дело было исключительно в наличии или отсутствии военных ресурсов. Другими словами, выбор тактики определялся потенциалом противоположной стороны. Это не означало какого-либо «выбора» между Ордой и Западом: выбор был Александром сделан в пользу Русской земли как таковой и собственной максимальной свободы в качестве ее наиболее сильного и «старейшего» правителя. Но практические шаги для его реализации в возникших исторических условиях варьировались исходя из того, с кем было необходимо взаимодействовать на каждом из направлений.

Тем более что в условиях военной катастрофы 1237–1242 гг. и последующих грабительских набегов татар, русское общество нуждалось в военных победах, достижение которых было технически возможно только на западном направлении. Отраженный в историографии образ Александра Невского, как, одновременно, сторонника мирных отношений с татарами и вождя антиордынского движения, связан именно с сочетанием различных по условиям своей реализации аспектов его внешней политики. И он, видимо, не должен рассматриваться нами как попытка «совместить несовместимое», в чем его упрекала историография советского периода. Оба геополитических аспекта деятельности Александра Ярославича вполне отвечали свойственному русской внешнеполитической культуре прагматизму и рациональности. Как пишет современный историк: «Александр действовал в соответствии с объективными обстоятельствами своей эпохи, действовал расчетливо и энергично»[111]111
  Горский А. А., 2001. С. 61.


[Закрыть].

Отказ власти Орды в легитимности, при прагматичном признании ее доминирующей силы, закладывает тогда основу такой особенности русской внешнеполитической культуры, как отсутствие связи между этими важнейшими категориями политических отношений между народами: силой и легитимностью. Думается, что способность проводить настолько комплексную внешнюю политику была присуща Александру Невскому именно в силу его уникального положения правителя, одновременно взаимодействующего с восточными и западными противниками Русской земли. В дальнейшем эту манеру и способность унаследуют правители Московского княжества – его прямые потомки. Она же становится такой чертой русской внешней политики, как способность одновременно воевать и вести переговоры с противником, объединять в рамках собственных стратегических целей такие несовместимые понятия, как мир и война. Такая уникальная черта национального характера могла возникнуть только в тех экстремальных обстоятельствах, в которых русские земли оказались в рассматриваемый нами исторический период.

Русская стратегическая культура – это продукт не выживания, как это было со множеством других народов, а физического и морального возрождения, последовавшего за кризисом середины XIII в.[112]112
  Данилевский И. Как Сергий Радонежский стал героем Куликовской битвы. М.: Родина, 2014, № 5. С. 11–15.


[Закрыть]. Тогда были сформированы условия для ее становления в качестве одной из наиболее могущественных мировых держав. Суровость условий определила «глубинный русский характер», сочетающий готовность уступить превосходящему противнику и перейти в наступление, как только для этого возникают подходящие условия. Путь этот нам предстояло пройти самостоятельно: если на протяжении всей Реконкисты – борьбы испанских и португальских христиан за освобождение Иберийского полуострова от власти арабов – им на помощь стекались рыцари со всей Европы, то балканские христиане в XIX в. были освобождены великими державами во главе с Российской империей. Русские земли, победив на Западе, оставались один на один в отношениях со своим самым могущественным противником на Востоке и должны были полагаться только на свои ограниченные силы. Из беспросветного отчаяния первых десятилетий после нашествия Батыя было суждено появиться новой русской государственности, для которой значение слов «гордыня» и «смирение» приобрели осязаемую форму. Необходимость соседствовать на протяжении почти 150 лет с противником, которого ты не можешь победить, воспитала отказ от первого и понимание истинной значимости второго.