Текст книги "Серебряные линии"

Пытаясь вернуть себе, расположение отца, братоубийца принял решение: во что бы то ни стало, поставить перед королем на колени обитателей диких и непокорных земель. Военный советник, рассмотревший в изгнанном наследнике, будущего короля, дал клятву: до последней капли крови служить ему верой и преданностью. Не забыв отрекомендовать личного целителя, своими руками творившего чудеса медицины. Алхимик лишь попросил оказать ему честь и позволить, все свое свободное время, проводить в лазарете с ранеными солдатами. Каждый завоеванный участок земли, открывал новые горизонты для его исследований. На удивление быстро выздоравливающие воины, уже спустя пару дней, вновь оказывались в рядах Оскала смерти. Те изменения, что с ними происходили, были заметны лишь во время очередных сражений. Нечеловеческая мощь и внезапно появившаяся дисциплина, не оставляла врагу никаких шансов. Та ярость, с которой они желали увидеть, что находится внутри у защитников своих земель, пугала даже командующих ими капитанов. Сблизившись с изгнанником, Алхимик сообщил ему печальную весть, о том, что рана, полученная советником еще в молодости, сильнее любой медицины и оставляет крайне мало времени. Отягощенный известием о скорой кончине своего генерала, но, в то же время тронутый проявленным доверием, он отдал приказ о наступлении. Военный советник так и не смог стать свидетелем восхождения на трон, пока еще хозяина диких земель, как сам себя начинал называть прямой наследник короны, прогуливаясь по пропитанным кровью и горем полям сражений. Получив полный контроль над остатками здравого рассудка хозяина диких земель, Алхимик приступил к воплощению своей мечты. Те немногие воины, что за время всего похода, ни разу не побывали в лазарете, были отправлены с разведывательной миссией на верную смерть. Оставшись в окружении своих марионеток, он приступил к практике. Вживляя в тела покорных кукол органы различных животных, он пытался пробудить в них звериные инстинкты, что бы те, могли найти путь к существованию в симбиозе с человеческой сутью. Презирая законы природы, Алхимик стремился преодолеть барьеры человеческих возможностей. Не желанием победить смерть, а тягой к исследованиям, созданием собственной формы жизни, был так одержим, когда-то бывший милым ребенком, Алхимик. Удачные эксперименты, уже не участвовали в сражениях, а вот те, кому повезло меньше, вселяли ужас в сердца завоевываемых людей, одним лишь своим видом. Избирательная тактика нападения оставляла в живых лишь женщин, способных родить.

Укрытый огненным одеялом город, из которого когда-то изгнали наследника королевской короны, что в порыве гнева убил своего родного брата, был по колено залит кровью. Кровью людей, еще недавно не подозревавших о своей участи. Алхимик, утрачивая малые остатки человеческого облика, расчищал почву для новой расы, сочетавшей в себе все плюсы звериной и человеческой природы. Оставаясь людьми, новое поколение пользовалось гипертрофированными возможностями зверей, приобретая несвойственные обычному человеку способности. Следующим этапом Алхимика было развитие возможности взаимодействия с природными явлениями, такими как молния или солнечный свет. Возможно, будь у него больше времени, это бы могло случиться.

– Мое дело будет жить вечно, ты слишком прямолинеен, что бы это осознать. Если ты хочешь с этим покончить – убей всех эпинов. Устрой самую масштабную резню детей. Резню такой жестокости и благородства, которой еще не видел этот свет, – стоя за стальными прутьями, отделяющими искушающего Алхимика, от измотанного долгим путем до своей цели Ласмира, говорил бывший целитель, пытаясь заглянуть в самую суть освободителя. – К моему сожалению, тот путь, что ты преодолел, до встречи со мной, убил в тебе человека, оставив ненависть и желание выгнать из себя свирепого зверя, способного лишь убивать и не быть убитым. А что ты будешь делать после того как покончишь со мной? Явишься героем и идолом в сердцах уцелевших? Заведешь семью? Станешь рыбаком? Ты обречен, и в этом мы похожи. Хотя, я слишком тороплюсь, сравнивая тебя с собой, ты всего лишь, мягко говоря, никто, научившийся держать меч и все, ВСЕ! – подчеркивая категоричность слов, в первый раз, за последние годы, повысил свой тон Алхимик. – Давай уже, решайся! Оставляй меня гнить здесь, пока я не зацеплюсь за очередную тщеславную душонку или махни своим мечом так, как ты это умеешь, покончив со мной навечно.

– Твои слова, мразь, хоть и не лишены смысла, но, все равно не будут услышаны никем, кроме меня. А теперь, отойди к стене, – Алхимик, желая узнать, что же будет дальше, прижался к дальней стене. Ласмир, отворив камеру, шагнул внутрь и, заперев за собой путь к свободе, выкинул ключ к ногам стоявших, как можно дальше, соратников. – Замуровывайте весь каземат и сделайте это так хорошо, что бы никто и никогда не смог сюда добраться. – Не осмеливающиеся перечить Ласмиру, бойцы оставили их, заперев за собой огромную стальную дверь королевской темницы.

Глухая тьма, была лишена даже слабых дуновений ветра.

– У меня к тебе всего один вопрос, мразота. Почему ты называешь этих детей эпинами?

–Эпиний, меня так назвали мои родители, – ухмыльнувшись, пояснил Алхимик.

Причина жить

Монотонный звон металла, пробудил мальчика ото сна. Такого крепкого и безмятежного сна, которого он не испытывал с давних пор. Огненно-красное свечение, исходившее из камина, создавало атмосферу домашнего уюта, а главное, покоя. Спрыгнув с постели, состоящей из обточенного ствола дерева и огромной шкуры, покрытой восхитительно мягким мехом, ноги Марка, сами собой подошли к столу, который манил запахом свежего хлеба. Глухой звон, доносившийся с улицы, ухватив мальчика за любопытство, вынудил посмотреть в едва приоткрытое окно. Жующая, самый вкусный на этом свете хлеб, мордашка выглянула за пределы дома. Бородатый мужчина, весьма грубого вида, стоя у наковальни, ударами молота отправлял в затягиваемое сумерками небо, стаи красных светлячков, живущих совсем недолго. Проглотив еще кусок, Марк уложил ломти хлеба так, чтобы было сложно определить пропажу, даже знающим взглядом. Не забыв при этом, взять под рубаху еще кусок, по привычке.

– Извините, а вы не знаете где ключ? – бородатый кузнец в ответ еще плотнее свел брови, продолжая стучать по наковальне. – Понимаете, эта вещь очень важна для меня, – на мгновение, Марку показалось, что хмурое выражение лица кузнеца, сольет густые черные брови в одну, однако, он продолжал заниматься своим делом. Стараясь, не обращая внимания на мальчика, кузнец, время от времени, переворачивал раскаленную заготовку. – А это вы меня отмыли? – продолжал допытывать бородатого незнакомца, юный дознаватель. Покрасневшее лицо кузнеца, слегка потряхивалось, но все так же оставалось молчаливым. – Наверное, это все же вы заштопали и постирали мою одежду, я обязан отблагодарить вас, а вашего имени я не знаю. Как вас зовут? – скупая слеза скатилась по грубому лицу, скрывшись в густой бороде. Марк, не дождавшись ответа, отвернулся в сторону домика, из окна которого он совсем недавно выглядывал, разглядывая, до сих пор, незнакомого человека. Одноэтажное деревянное жилище, весьма приятное с виду, пускало в небо струйку дыма, выходившего из аккуратно сложенной каменной трубы.

– НИКОГДА! – кузнец схватил Марка за руку, оставив позади себя наковальню, – НИКОГДА НЕ МЕШАЙ ЧЕЛОВЕКУ СОВЕРШЕНСТВОВАТЬ ЕГО РЕМЕСЛО! – на одном дыхании, словно раскатом грома, уничтожил свое сдержанное молчание кузнец. На фоне шипения, издаваемого брошенным в воду металлом, Марк побледнел и упал без сознания.

На этот раз, первое, что увидел мальчик, было невозмутимым лицом кузнеца, глаза которого, не моргая, наблюдали за просыпающимся ребенком.

– Меня зовут Марк, – улыбаясь, произнес ребенок. Сев удобнее он протянул мужчине руку, который не вызывал в нем чувство страха.

– Ты что делал в сливной канаве?

– Меня зовут Марк! – мотнув головой в сторону протянутой, для приветствия, руки, настаивал ребенок.

– А я Отто, – ответил кузнец, выполняя требования ребенка, лицо которого засветилось восторгом. – Как ты оказался в канаве, Марк?

– Меня хотели поймать дозорные и отобрать важную моей семье вещь.

– Вот эту? – Отто показал ему ключ, на что Марк лишь кивнул. – Из какой ты семьи?

– Саранча, – с нотками гордости, произнес мальчуган, на что Отто ничего не ответив, лишь встал и, положив за пазуху ключ, уселся за стол, на котором в прошлый раз был только хлеб, а теперь еще и слегка дымящийся картофель.

– Тебе есть куда идти? – жуя, спросил Отто.

– Если, вы вернете мне ключ, то да.

– Перед тем как получить его обратно, ты должен возместить мне потраченное время и силы, что я потерял вычюхивая тебя.

– Что мне нужно сделать, что бы вернуть долг? – серьезным тоном спросил малыш.

– Проведешь здесь год, помогая мне, а потом я сам отведу тебя к твоим братьям.

– У меня нет столько времени, верните мне ключ, я его передам, а потом вернусь и отслужу вам год, честное слово, Отто. – Марк даже ну думал обманывать, от того глаза его служили более серьезным гарантом, чем слова.

– Нет, – продолжая жевать, ответил кузнец.

– Тогда давайте так, вы передадите его одному человеку сами, а я проведу у вас в служении год, даже больше, если вам этого захочется.

– Как у тебя язык поворачивается, эту одноглазую тварь называть – человеком?

– Откуда вы знаете? – искренне удивился мальчик, округлив глаза.

– Только у него хватит подлости, руками беспризорников, решать свои проблемы, – одним разом проглотив остатки, кузнец вышел на улицу. Марк, оставаясь сидеть на шкуре, когда то огромного зверя, не знал что делать дальше.

–Марк! – донеслось со двора дома. Мальчик тут же вскочил и выбежал на зов кузнеца.

– Если захочешь остаться, я не буду возражать, – надевая свой рабочий фартук, произнес Отто, – но, если все же решишь уйти, знай. Одноглазый мертв, как и вся его банда. Вы наделали много шума, теперь за Саранчой идет охота. А за одного из вас, назначили солидную награду, – абсолютно невозмутимо произнося это, кузнец подошел вплотную к Марку, – сперва, я подумал, что это за тебя дают деньги. Но, по описанию ты не подходишь, у тебя на лице нет ни одного шрама, – Марк смотрел в глаза кузнеца, оглушенный услышанным, – я уже подумывал подогнать тебя под описание и обеспечить себе безбедное существование на старость, – едва заметную улыбку, сменило серьезное выражение лица. Глухие металлические звоны не оставили Марку возможность уточнить, шутит ли он.

***

Выполнив всю работу по дому, Марк любил наблюдать за работающим кузнецом. Сосредоточенность, с которой он ковал железо, была оправдана отношением. Вернее будет сказать – любовью к своему ремеслу. Ни одна искра не достигала густой бороды Отто, они как дрессированные огибали его лицо, постепенно сливаясь с бесконечным небом. Отто ни единожды предлагал Марку молот, с которого когда-то и сам начинал, но, это была явно не его стихия. А вот выйти из леса, так в этом, Отто, который знал окрестности лучше местных зверей, уступал мальчишке. Даже поиск трав и нужных деревьев, давался Марку намного проще. Серебряные линии его не подводили, чего не мог не заметить Отто. Прошло пару лет, прежде чем кузнец решился заговорить об этом.

– Марк, как тебе удается так легко ориентироваться в лесу? – после долгого молчания, задал вопрос кузнец, рассматривая ребенка, сидевшего напротив него. Прекратив, вырезать на деревянном столе узор, высочайшей утонченности и неповторимой грации, он поднял голову, одаренную широкой улыбкой.

– Мне помогают, – улыбаясь, произнес Марк.

– Ты ведь родом не из Ласмира, – не отрывая от него взгляда, уточнил Отто.

– Нет, я не помню где мой дом, я даже не помню того, как оказался в порту.

– А что ты помнишь? – Отто протянул к нему руку и осторожно взял нож, который совсем недавно сам выковал для него. Марк послушно его отдал и попытался вспомнить.

– Я помню, что был сильный ливень. Отец повел меня в лес, потом я заблудился, потом вышел на большого человека, потом… – Отто вежливо перебил его, однако, еле уловимое волнение в его голосе выдавало его обеспокоенность.

– Как его звали?

– Я не знаю, он был ростом примерно с тебя, на нем был капюшон, я даже не видел его лица.

– Как выглядела его одежда?

– Плащ с капюшоном, – коротко ответил парень, почувствовав волнение своего наставника.

– Потом что было? – холодно спросил Отто, чье лицо приобрело такое же выражение, с которым он ковал железо.

– Потом был трюм корабля, но, я плохо помню, как в тумане, со мной были еще дети, потом помню, был сильный шторм, помню порт и шрамированного, который за меня заступался, а дальше голод, да воровство, – улыбнувшись тому, что это воспоминания из прошлого, которое не повториться, подытожил мальчишка.

Отто встал из-за стола и, отдав Марку нож, велел ложиться спать, а сам, накинув дождевик, ушел, не добавив ни слова. Парень послушно улегся на лежанку, сделанную из части, так понравившегося ему меха и, слушая ритм дождя, крепко заснул под крышей нового дома.

-Ты еще этого змеевода приплети сюда, скажи, что Тин лично его ищет, пускай понервничает.

– Морис, это не шутки.

Голоса, наполнившие дом кузнеца, разбудили Марка. Он поднялся и первым делом принялся раздувать угли, накидав поверх них соломы и сухой коры.

– Как выглядят эти твои линии? – не здороваясь, обратился к Марку гость, усевшись за стол.

– Просто линии, плавные, как на коре, – Марк, для примера, показал внешнюю сторону куска коры, после чего кинул его в разгорающийся камин.

– Не отнимай мое время, сопляк! – с явным возбуждением в голосе, потребовал гость.

– Они светятся серебряным светом, для того что бы они появились, мне нужно либо сильно испугаться, либо полностью успокоится.

– Это все? – несмотря на ребенка, уточнил гость.

– Нет, еще вы невоспитанный человек.

– Спасибо конечно, за теплые слова, но, если ты еще раз в таком тоне попытаешься заговорить со мной, я тебя щенка, в ведре утоплю, – Марк посмотрел на Отто, который приставил палец к губам, намекая быть осторожным.

– Может быть ему необходим стресс? – заметив жест кузнеца, предложил гость.

– Хватит с него стрессов, Морис, выполни мою просьбу, – глядя в глаза ребенка, спокойно произнес кузнец.

– А чем я занимаюсь? Тем более, я не так часто бываю среди людей, что бы отказывать себе в подобном. – Тон Мориса, стал более мягким. – Когда ты был еще меньше, чем сейчас, как ты вышел из леса? Линии?

– Нет, я просто шел, не думая, ноги сами вели меня.

– Дело все в том, Марк, что помимо линий, этих самых серебряных, у тебя есть еще что-то, что ты он нас скрываешь, – Морис даже не пытался быть тактичным. – Если, в ближайшее время я не узнаю что это, даже бородатый человек за моей спиной, не в силах будет защитить тебя.

– А на что это может быть похоже? – Марк пытался понять чего именно от него хотят.

– Думай, малой, думай! – Морис откинулся на спинку деревянного стула, скрестив руки на своей груди.

– А знаешь, Морис, плевал я на тебя, – в т же мгновение, Марк сунул руку в полыхающий камин.

–Ты еще этого змеевода приплети сюда, скажи, что Тин лично его ищет, пускай понервничает.

– Морис, это не шутки.

Марк стоял у стола, рассматривая начатый, но, не законченный вчера узор.

– Ну что? Теперь понял, малой? – поинтересовался Морис, усевшись за стол.

– Не совсем, – растерянно произнес Марк, переведя взгляд на руку, еще пару мгновений тому назад объятую огнем.

– Интуиция, очень сильная интуиция. Именно она определила, что это иллюзия. Именно она вывела тебя из леса, именно она служит движущей силой твоим линиям. Ты не заметил разницу в узоре на столе, а вот она заметила, она и сунула твою руку в камин, она и сейчас замечает то, что Отто, надевал дождевик другого оттенка.

–Ты еще этого змеевода приплети сюда, скажи, что Тин лично его ищет, пускай понервничает.

– Морис, это не шутки, он может сойти с ума.

– Нет Отто, интуиция мне не позволит, – произнес Марк, встречая их у самого порога.

– Вот видишь старина, она его даже разбудила. Всего с трех раз, а ты говоришь, я не занимаюсь собой, – ожидая оправдательных извинений, Морис похлопал по плечу кузнеца. Отто, молча признав свою ошибку, пригласил гостя за стол.

– То, что Тин там задумал, так это и обломает ему рога, а вот то, что он перестает соблюдать уговор, это уже общая проблема, – Морис еще раз взглянул на Марка и добавил, – Если ты будешь угрожать жизни кого-то из нас, у меня рука не дрогнет. – После чего, тут же перевел взгляд на Отто. – Значит так, помнишь тот корабль, что дрейфовал вдали от берега? А ведь он все еще там, – многозначительно нахмурив брови и больше не говоря ни слова, он покинул дом. Отто проводил Мориса до самой двери, наблюдая за тем, как гость удаляется, скрываясь в пелене тумана.

– Кто этот Морис? – спустя некоторое время, поинтересовался Марк.

– Это мой друг. Некоторые называют его Душеедом. Мало кто после встречи с ним, остается в здравом рассудке, – пытаясь укрыть горечь в своем голосе, ответил кузнец Отто.

С тех самых пор многое изменилось в жизни Марка. Взрослея и работая над развитием своих способностей, ему все чаще приходилось бывать в лесу, слушаясь запрета кузнеца – не приближаться к Ласмиру.

– Пойми, Марк. Не у всех есть то, что есть у нас, и далеко не всякий развивает то, что имеет. Я бы жил в Ласмире, будь у меня хоть шанс ужиться с людьми. Именно по этой причине, мы обязаны ограждать себя от общества, в противном случае, от нас только беды.

– Вот который раз я это слышу и все равно не могу понять. Какие беды могут идти от бородатого кузнеца? – уже не задирая вверх головы, как раньше, спросил Марк.

– Десять лет назад, думая о том же, я вытащил тебя из канавы, почти бездыханного и воняющего нечистотами. Теперь же, я думаю, что тебя нужно увести отсюда подальше, дабы не потянуло в город. Ты даже не понимаешь, каких бед можешь натворить, если рядом окажутся не самые благородные люди. Мне осталось недолго и нужно размышлять о вечном, а вместо этого я думаю о том: что произойдет с тобой, куда тебя заведет твое чутье, каких ты людей встретишь, чем это закончится? – Отто тяжело выдохнул и жестом руки позвал за собой Марка, выходя из дома.

– Морис, так же как и я, обязан ограждать себя. Мы с ним чужие в этом мире, нас здесь не должно быть, а между тем, мы существуем и превосходим большинство людей в своих начинаниях. Не найди он себя в медитации, одна лишь судьба знает, что могло бы произойти с городом. Не открой я для себя огонь и метал, многие бы дети остались без своих родителей. Не мне тебе рассказывать о том, как это нелегко, остаться один на один с этим миром, – Марк всегда внимательно слушал Отто, не осмеливаясь его перебивать. – Прими одну простую истину, то, что ты отличаешься от большинства людей, это твое проклятие, а не дар. Если люди прознают об этом, они либо попытаются подчинить тебя, либо попытаются приклониться. Оба этих варианта заканчиваются пролитой кровью невиновных. Тот, кого ты встретил, будучи еще совсем юным, один из нас. Его имя Тин. Ему позволили покинуть эти земли, взяв с него обещание того, что он никогда сюда не вернется. Видимо мы ошиблись, поверив ему. Теперь он представляет опасность и когда он снова здесь появится, ничего хорошо с собой не принесет. Марк, мальчик мой, – Отто крепко взял его за плечи, – пообещай мне, что ты проживешь жизнь честного человека, принося в этом мир лишь справедливость и процветание. – Марк, кивнув головой, ответил: – Обещаю.

На следующее утро, кузнец не проснулся. Его бездыханное тело было похоронено вблизи кузницы вместе с молотом. Ни слова не произнесший Марк, послушно выполнял указания Мориса. Дом, со всем содержимым, был сожжен. Собрав личные вещи, Марк шел за Морисом.

– Что он тебе сказал? – не оборачиваясь, спросил друг кузнеца.

– Рассказал о Тине, взял с меня обещание, – поникшим голосом, ответил Марк.

– Значит так, тот ключ, что он нашел у тебя при первой вашей встрече, у меня. Если ты найдешь замок, который он способен открыть, я верну его тебе. По поводу Тина, – Морис обернулся к Марку, – когда он появится, а он обязательно появится, ты должен найти меня. Тот маяк, что стоит у моря, мой дом. Без нужды – не беспокой. Все остальное тебе подскажут линии. Если узнаю о том, что ты используешь свои способности в корыстных целях, то заставлю задушиться собственными руками. Не забывай обещание, данное наставнику. Пока я жив, я буду следить за его исполнением, – после этих слов, Морис свернул в лесную чащу, где и вышел из поля зрения Марка. Нет, это была не очередная иллюзия, кровь, стекающая по пальцам на землю, подтверждала это. Образовавшаяся пустота внутри Марка, призывала покончить с собой, остановив этот кошмар, преследующий его с самого детства, боль потери близкого человека не то чувство, к которому можно привыкнуть. Обещание, данное кузнецу, оставалось единственной причиной жить.

Искупление

Отто, хоть и был самым близким Марку человеком, но, он был в первую очередь – человеком; а человеку свойственно ошибаться. Может быть, именно в этом случае, он и был неправ? Как он мог себе позволить, оставаться вне проблемы, владея такой силой? Зная о том, что Ласмир нуждается в помощи, предпочел не вмешиваться, опасаясь сделать хуже. Да куда еще хуже? Кругом нищета. Жизнь человека лишена всякой ценности. Разве это правильно, оставаться в стороне и не вмешиваться? В конце концов, по отношению к слабым. К тем самым, на фоне которых, родившийся под нужной звездой и от правильных родителей ребенок, важнее десятка непородистых щенков. Почему, всё та же слепая вера, сильнее колючей справедливости? – размышлял Марк, следуя за серебряными линиями, ведущими его по катакомбам Ласмира. Построенные когда-то для обороны города, они так и не сыграли свою роль. За многие сотни лет, ими не воспользовались даже сами Военные, предпочтя просто забыть про их существование. Откуда про них знал Вилоу? Не ясно, но, он не обманул. Тот разговор, что состоялся у Марка на болоте, открыл глаза на многие вещи. С этим не могли справиться годы, проведенные в попытках, научиться честной жизни. Стараясь найти работу в Ласмире, он был готов, как на самый грязный, так и на самый тяжелый труд, пытаясь сдерживать обещание, данное кузнецу. На деле же, выходило так, что находил он лишь неоплачиваемый. Без документов ничего другого ожидать и не следовало. Любой мог закрыть перед его носом дверь, пригрозив позвать Дозор. Если давали кусок хлеба, то день проходил не зря. Это было скорее исключением из правила, чем нормой. Так, оказавшись снова в порту, он и попал в лапы к Дозорным, проводившим очередной рейд, ради выслуги перед начальством. Верховный суд предложил ему сделку: документы, в обмен на оказание услуги по очистки леса от бандитов. Это должно было служить доказательством его верности городу. Но все пошло не так, как было задумано. А может и наоборот, все случилось именно так, как и должно было произойти.

На прогнившую от старости дверь, достаточно было слегка надавить, и она тут же, осыпалась к ногам Марка. Поднявшись по тесной винтовой лестнице, он уперся в каменную кладку. Начиная выталкивать камни с самого верха, Марк продавил себе вход в покои Филиана. Большая комната, переполненная тусклым блеском золотых вещей, подчеркивала статус хозяина этой обители. То, что искал Марк, находилось на самом видном месте. Над изголовьем кровати, в блестящей ярче всего остального раме, хранилась история Ласмира. Потрепанный временем пергамент, должен был подтвердить или опровергнуть слова сказанные стариком с болота.

– Даже не буду спрашивать, кто ты такой и уж тем более, зачем ты сюда пришел, – незнакомый, но, довольно-таки приятный голос, заставил Марка обернуться. – Страшный грех, воровать то, что принадлежит церкви, какие бы ты цели не преследовал.

– Я еще ничего не взял, – попытался парировать Марк, не сильно размышляя над стратегией дальнейшей полемики.

– Вот и не соверши ошибку, а просто уходи туда, откуда пришел, – умиротворяющим тоном произнес говоривший с ним священник, указывая в сторону недавно появившегося хода.

– Мне некуда идти, поэтому я возьму то зачем пришел, – произнося это, Марк запрыгнул на кровать и вплотную подошел к пергаменту. – А вы, весьма небедный человек, пастырь, – в ответ на это, Филиан лишь взглядом обвел свои покои и не спеша направился в сторону незваного гостя.

– Все это золото, есть зло; и чем больше этого зла я могу контролировать, тем меньше оно приносит вреда моим последователем. А вот летопись, я бы не советовал трогать, так как в то же самое мгновение, как ты к ней прикоснешься, прозвенит колокол и моя личная охрана будет здесь, а они не такие вежливые, как я, – услышав это, Марк глубоко вздохнул и, отвернувшись от пергамента, спрыгнул с кровати.

– Где оригинал?

– А ты не просто вор, ты чей-то вор. Кого-то просветленного, но не очень смелого, что бы рисковать своим здоровьем. По всей видимости, ты сам не понимаешь истинную цель своего визита.

– О чем это вы?

– Об укусах на твоей шеи. Зря ты оставил его в живых. Грядут перемены и нужно делать выбор, на чьей ты стороне, а вместо осознанного решения, я вижу только смятение в твоих глазах, – слова Филиана, весьма точно описали внутреннее состояние Марка. – Видишь ли, любезный, – глава Искупления уселся в кресло, без всякой скромности украшенное драгоценными камнями, – я и представить не могу, на что способно коварство человека, долгое время прожившего в окружении змей и лягушек. Зато, я точно знаю, как выглядит обманутый человек, которого пустили по ложному следу, якобы для свершения высшей справедливости, – Филиан указал легким движение головы в сторону. Марк, переведя взгляд, наткнулся на свое отражение в огромном зеркале. – Посмотри на себя, вместо того, что бы поддерживать величие Ласмира, служа благам общества, ты пытаешься присвоить себе священную реликвию, передающуюся от поколения к поколению, на протяжении веков.

– Где оригинал? – насмотревшись на свое отражение, повторил вопрос Марк.

– Ты меня совсем не слушаешь? Та причина, по которой ты здесь находишься…

– Вот именно, та причина, по которой я здесь и нахожусь, заставляет меня повторят уже в третий раз вопрос: Где оригинал?

– Там, куда не дотянуться руки злых людей, – все тем же спокойным тоном произнес Филиан, откинувшись в кресле еще удобнее.

– Например, за этими книгами? – Марк, глубоко вздохнув, подошел к библиотеке и принялся вынимать книги одну за другой, на что Филиан ничего не ответил. Лишь незаметно сглотнул образовавшийся в горле ком. Одна из книг запустила скрытый механизм, и книжные полки раздвинулись в стороны, открыв небольшой проход в темную комнату.

– Откуда он узнал? – стараясь сохранить спокойный тон голоса, поинтересовался Филиан, чьи глаза все же оказались не в состоянии скрыть беспокойство своего хозяина.

– А он и не знал, он мне указал путь, а этот путь и привел меня к вам, святой отец.

– Теперь все встало на свои места, – священник оставался неподвижным, а вот тон его голоса сменился, с доброжелательного на угрожающий. – Ты ведь один из них. В твоих жилах течет та же проклятая кровь, что и в этом отбросе с болота. Вам место на Утесе! – голос Филиана с каждым произнесенным словом становился все громче и агрессивнее. – Даже там вы не заслужите прощения!

– Тише, тише, тише, святой отец, – Марк, испытавший на своей шкуре людской гнев и за меньшие проступки, такие как: косой взгляд в сторону Дозорного или же немилость человека с благородным происхождением, не хотел видеть паладинов раньше, чем он завершит свое дело. Он их вообще видеть не хотел, но именно сейчас особенно. – Филиан, человек, занимавшийся моим воспитанием, никогда не повышал на меня голос без крайней необходимости и уж тем более, никогда не применял силу. Он брал меня за руку и отводил на упомянутый утес, где до самого заката заставлял любоваться трудами ваших последователей. Не знаю, в чем была вина людей повешенных вдоль обрыва, но одно могу сказать с уверенностью! Предсмертные крики сгорающих в огне женщин, как нельзя доходчиво, объясняли мне суть слов Отто, – услышав это имя, сдержанный и последовательный священник, разразился визгом поросенка, во все горло, призывая охрану. Марк, с тоской взглянув на неисследованную комнату, бросился в сторону копии летописи. Через пару мгновений после того, как его рука прикоснулась к пергаменту, он услышал обещанный колокольный звон, а вместе с ним увидел и довольно крупного человека, вбежавшего на визг Филиана.

– Святой отец, с вами все в порядке? – по-детски наивная тревога, вынудила охранника не заметить вора, чем тот собственно и воспользовался. Выпрыгнув в окно, Марк очутился на крыше соседнего здания, откуда, следуя за нитями, скрылся в закоулках Ласмира, сжимая скомканную летопись, вернее ее копию.

– Ты обязан найти его Кросс, слышишь, найти его и вернуть, живым он будет или мертвым, не важно, – ответив молчаливым кивком, паладин Искупления скрылся в окне, следуя за вором по еще неостывшим следам.

Паладины, вооруженные и готовые ценой своей жизни защищать Филиана, боясь опоздать на его призыв, друг за другом вбегали в покои святого отца. Стараясь выяснить причину поднятой тревоги, они своей численностью все плотнее заполняли комнату.

– Скромнее нужно жить, скоромнее, – знакомый до боли голос, заставил священника побледнеть и обернуться. В нагретом, совсем недавно им самим, кресле, сидел Морис и разглядывал золотое перо, на редкость филигранной работы. – Вот когда у тебя чешется твоя пухленькая ручка, ты что делаешь?

– Чешу ее, – моментально ответил Филиан, растерянно оглядываясь на застывшую охрану, обремененную стеклянным взглядом в никуда.

– А логичнее было бы отрубить, – Морис попытался попасть пером в чернильницу, но, вместо этого перевернул ее, от чего сразу покинул занятое им ранее место. – Ведь именно такие методы ты используешь, избавляясь от неугодных тебе людей?

– Морис, у нас уговор, не забывайся.

– К моей договоренности, тупая ты псина, и тебе подобные палачи, не имеют никакого отношения. Отто мертв. Вилоу покинул эти земли. Так что ты был прав, сам не осознавая этого. Настало время делать выбор.

– Если военные узнают, то будет пролито много кро…

– Они не помеха. После смерти Строльда, у Ласмира нет армии, есть лишь отара баранов, под предводительством девчонки. А вот тебе, стоило бы раньше подумать, с чем ты можешь столкнуться. Используй ты свой талант интригана в более гуманных целях, может быть мы бы и не увиделись снова. А теперь, взгляни в эти пустые лица, – Морис подошел к одному из паладинов и похлопал его по щеке, – когда я верну им рассудок, эти лихие ребята, будут уверены в том, что ты, колдун, занимающийся колдунством, или как вы там это называете? Так что желаю тебе в полной мере испытать всю благодать искупления.