Текст книги "История позднего Средневековья"

Лекция 7 (27 сентября)

Мы видели из обозрения Франции и Англии в конце XV столетия, что средневековое государство, феодальное, общинное, разрушалось, а вместе с монархией крепло другое начало, начало национальности. Тот же процесс встречаем мы на других концах Европы. Мы посмотрим теперь на Пиренейский полуостров, Италию, и потом приступим к Германии.

Мы имели уже случай говорить о состоянии Пиренейского полуострова в это время. Известно, каким образом из небольших государств христианских, образовавшихся у подножия Пиренеев, сложилась довольно значительная политическая масса, кончившая совершенно победу над исламом. Во 2-й половине XV в. 3 государства особенно обращают здесь на себя внимание: Арагонское, Кастильское, Португальское. Наварра, в одиннадцатом столетии превосходившая их своим могуществом, в это время играет уже второстепенную роль. В этом государстве форма правления – монархическая, но нигде, может быть, монархия не должна была выдержать таких тяжких испытаний, прежде чем дошла до цели своей – самодержавия. В самом деле, стоит только взглянуть на сколько-нибудь подробное сочинение об Испании этого времени, чтобы убедиться в совершенном перевесе власти феодальной над королевской. Мы здесь коснемся только общих замечаний. Высшее дворянство пользовалось и в Арагонии, и в Кастилии, частью в Португалии полными, можно сказать, княжескими правами. Испанские бароны имели право объявить королю, что перестают служить ему, и объявить ему войну: такой случай был определен законами. Но в войне этой был перевес на стороне баронов, ибо закон запрещал королю нападать на те замки, в которых держал барон свою семью. Законы арагонские прямо предоставляли подданным право восстания, особенный сановник судил тяжбы между королем и подданными. Кортесы конца XIII столетия собираются довольно правильно как в Кастилии, так и в Арагонии. Это были чины высшие из представителей высшего дворянства, духовенства и горожан. Без их согласия не взимались налоги, их согласие было также необходимо для мира, войны, новых законов. Обстоятельства чисто местные укрепляли еще этот дух упрямой самостоятельности, которым отличались сословия Пиренейского полуострова. Каждый город имел свою историю; каждому удавалось хотя раз отодвинуть массы мавров без помощи короля. Отсюда [понятие] национального единства не могло быть так ясно сознано в Испании, как в других государствах.

Равным образом каждая аристократическая фамилия имела свою историю и могла похвастаться спасением если не короля, то жизни кого-либо из королевской фамилии. К этому надо прибавить богатство некоторых городов и [особенно городов] графства Каталонского, ведшего сильную торговлю на Средиземном море. Огромны поместья дворянства, так что члены многих фамилий хвастались, что если придется им проезжать поперек Испанию, то каждую ночь они могут ночевать в одном из своих замков. Коннетабль Кастильский мог выставить в своих владениях 20 000 человек вооруженных. Одним словом, власть королевская была обойдена развитием других властей. Но в конце XV столетия здесь отозвались те же влияния и те же потребности, какие во Франции и Англии. В 1479 году Кастилия и Арагония соединились под скипетром Фердинанда и Изабеллы. Посмотрим на эти перемены, которые совершились в этом царствовании, знаменитом своим устроением королевства Испанского. С талантами, не подлежащими сомнению, явились эти реформаторы государства. Средств у них было мало, но они ловко воспользовались всеми старыми учреждениями, чтобы достигнуть новых идей. Одним из этих средств была германдада. Часто понимают неправильно под германдадой войска или лучше служителей инквизиции; но здесь разуметь должно дружины городские, которых начало относится к XII и XIII столетию. Города испанские часто заключали союзы с целью войны против мавров или окружающих баронов. Союзы эти составлялись сообразно с минутными потребностями на определенные сроки, иногда только для одного похода; в XIV и XV столетиях, когда распря между феодалами и горожанами усилилась, германдада получила большое значение, в ней видим мы до 100 городов. К этим-то городовым дружинам обратились Фердинанд и Изабелла для водворения какого-либо порядка в земле своей. Горожане помогли монархам сломить власть строптивых аристократов. В первые 10 лет своего правления в Испании Фердинанд и Изабелла уже выиграли значительную победу над аристократами в их владениях. Но этого было недостаточно для них. Аристократия была еще сильна, в самих городах было много оппозиционных элементов. Между тем каждый ослушник против королевской власти мог укрываться за каким-либо [старым] законом; каждая оппозиция против королевской власти подлежала разбору особого судьи, обыкновенно пристрастного к ослушнику.

Чтобы сломить оппозиции и эти особые суды, введена была инквизиция Фердинандом и Изабеллой. Начало этого страшного судилища относится к I половине XII столетия, оно возникло в Южной Франции, направлено было первоначально против альбигойцев и имело только религиозную цель. Но здесь, в Испании, религия была только предлогом. Под предлогом проступка против церкви брали самых значительных людей государства, отвлекая их от обыкновенного суда. Инквизиция была поставлена выше всех светских судов и законов. Доказательством ее политической цели в Испании служит противодействие пап учреждению ее; испанское духовенство также этому противилось. Но первые удары инквизиции пали действительно на противников христианской религии, на евреев. Надо было подумать, что инквизиция в этом случае оказалась верна своему началу: но и это гонение на евреев имело в основе политические побуждения. Нигде в Европе это племя не достигло такого богатства, политического значения и образованности, как в Испании. Испания славилась школами своих евреев, куда ходили учиться не одни евреи, но и христиане. Несмотря на нетерпимость испанского племени в XIV столетии, евреи употреблялись для деятельности государственной, в XV столетии они были главными банкирами и управителями имений испанских аристократов.

Когда возник в Испании вопрос о восстановлении инквизиции, явилось несколько брошюр об этом предмете; одна из них, самая ядовитая и остроумная, разоблачающая тайные цели Фердинанда и Изабеллы, была написана, как открылось, евреем. Евреи были образованны, дальновиднее других классов, и на них обрушился первый удар нового судилища. Только Арагония отстояла упрямо свои права и не допустила инквизиции в течение 100 лет; но зато впоследствии здесь-то она действовала во всей своей силе. Известно, что такое были духовные рыцарские ордены в Средние века, эти воинственные братства, стоявшие посреди рыцарей светских и монашества. Члены этого ордена признавали обет целомудрия, монашества и обрекали себя на вечную борьбу с неверными. Подобно другим средневековым учреждениям, и это учреждение пережило цель свою. В это время оставалось за исламом королевство Гренада, незначительное по силам своим: но против него существовало несколько орденов, из которых главнейшие были – С. Яго де Компостелла, Калатрава и Алькантара.

Великий магистр Алькантарского ордена считался наряду с коронованными главами Европы. Ему принадлежали значительные земли, рыцари под его властью принадлежали к лучшим фамилиям Испании. Другие ордены были также сильны. В ордены эти вступали младшие сыновья дворянских фамилий, находившие здесь богатое содержание и цель своего честолюбия в командорских и других должностях. В спорах прежних королей и дворянства ордены всегда стояли на стороне последнего. Фердинанд успел склонить обещаниями, подкупами все три ордена избрать его своим Великим магистром. Таким образом, он сделался постепенно главою всех орденов. Выгоды дворянства требовали с этой стороны уступчивости королю. Бароны, у которых было несколько сыновей, которые должны были поступить в орден, искали милости короля, чтобы дети могли поступить.

Еще при жизни Фердинанда звание это – магистра всех трех орденов – объявлено наследственным в королевской фамилии. Наконец, и духовенство не избежало влияния короля. Оно в Испании, как и в других государствах, составляло тогда отдельное сословие, имевшее своего главу вне государства. Несмотря на глубокую религиозность королевы Изабеллы (вообще большая часть великих идей и преобразований принадлежит Изабелле, превышавшей мужа талантами, – он был только хитрым, не всегда добросовестным исполнителем ему подсказанных идей), она завела с папами спор, который решился в ее пользу; она потребовала себе право назначать сановников в высшие должности духовные, а папам оставила только право утверждать их. Одним словом, все сословия государственные признали над собой в правление Фердинанда и Изабеллы превосходство монархических начал. Только города, которых выгоды требовали большого единства и порядка, гордились нетронутыми привилегиями и правом собираться в заседания кортесов; но эти права остались за ними недолго. Исподволь началось падение городских привилегий с помощью дальновидной политики Фердинанда и Изабеллы. Так как главным делом кортесов было определение налогов и разложение их, Фердинанд и Изабелла перестали звать к заседаниям дворян и духовенство под тем предлогом, что они, как сословия, изъятые от налогов, не имеют надобности участвовать в этих заседаниях. Результатом этого было разобщение сословий, дотоле, несмотря на частные вражды, согласно действовавших в этих совещаниях против государей.

В 1492 г. пало последнее магометанское государство на Пиренейском полуострове – королевство Гренадское. Оно уже не представляло своим существованием опасности христианским государствам на полуострове. Но соседство его, само собой разумеется, было несовместно с развитием системы новой. Гренада была взята. Нельзя сказать, чтобы это завоевание принесло особенную пользу народонаселению. Земли гренадские по праву носили название сада полуострова. Здесь были лучшие обработанные поля, лучшие фабрики, народ пользовался наибольшим довольством, отсюда шла большая часть потребляемых в государстве материалов. Но, когда здесь явилась инквизиция, дело кончилось, несмотря на то что народонаселение гренадское отличалось превосходством во всех сферах промышленной деятельности, опустошением и запустением этих земель. Наконец, к этому же славному царствованию относится и открытие Америки. В течение Средних веков Португалия не играла важной роли, но тем не менее в ее судьбе, истории повторялись те же явления, какие в истории государств более важных. Конец XV столетия ознаменован здесь отчаянной борьбой между феодальной и королевской властью. При Иоанне II, государе чрезвычайно энергическом и деятельном, она достигла высшей степени. Герцог Браганца – Фердинанд, родственник короля, глава феодализма, умер на эшафоте. Другой герцог, Яков Визео, был убит самим королем. Результатом этого было то, что феодализм был сломлен, он остался только в воспоминаниях и надеждах; в то же время, как совершались эти внутренние перемены, португальский народ выступил на более обширное поприще своими географическими открытиями. Еще в начале XIV столетия Генрих Мореплаватель указал на западный берег Африки, земли, которые надо было, как говорил он, исследовать и которые могли сделаться источниками огромных богатств. Смелые попытки португальских мореплавателей оправдали предвиденное Генрихом. К концу XV столетия они достигли уже до Бурного мыса (так называли они мыс Доброй Надежды), завели там торговые сношения, конторы. Все это было ничто в сравнении с тем великим открытием, которому суждено было совершиться при Эммануиле вследствие путешествия Васко да Гамы.

В заключение сказанного о Пиренейском полуострове должно указать на сочинения, которые могут об этом предмете сообщить более подробные сведения. Прескотт; [в ней] лучшая часть – 1-я половина 1-го тома, где подробно изложено политическое и экономическое состояние государств, составлявших Испанию в XVI столетии. Все факты этих царствований изложены весьма подробно на основании не только печатных, но и архивных источников. Что касается до истории португальской, то здесь можно указать только на старое сочинение Борруса – Азия. История сношений Португалии с Азией, составленная из сказаний современных и официальных документов. К сожалению, одна только первая часть переведена на немецкий язык, но есть недурное извлечение из нее, составленное Заальфельдом.

Состояние Италии в конце XV столетия представляет самое любопытное зрелище. Здесь нас не затрудняет недостаток источников; напротив, избыток современных документов подавляет исследователя. Каждый город и княжество подает здесь о себе красноречивый голос. Читая летописи мелких республик, мы видим, что сочинители их были глубокомысленные историки, делавшие на таком малом пространстве глубокие наблюдения. Источники мы укажем в другом месте, пособия недостаточны для этого времени. Лучшее еще, что есть, – это история романских и германских народов от 1494–1535 года Капке. Вообще состояние Италии и особенности края охвачены здесь весьма удачно; книга Капке, как выразился один, есть лучший комментарий к сочинениям Макиавелли.

Лекция 8 (29 сентября)

Ни одна страна Европы не могла равняться во второй половине XV столетия с Италией относительно образования, массы идей, обращавшихся в народе, даже в материальном благосостоянии. Но Италии недоставало, однако же, чтобы занять приличное место между народами, политического единства и сознания единой национальности. Это сознание национальности, гордость итальянским именем выражались только в литературе. Разбитая на множество враждебных друг другу государств, Италия представляла легкую добычу и внутри нее лежащим странам, и внешним неприятелям; предвиденное тогда великими умами оправдалось в конце этого времени. Славнейшее государство в Италии была Венеция – аристократическая республика; с дивным постоянством и искусством созидала она свое могущество в течение нескольких веков; далеко превосходила все другие государства Европы, славилась знанием политических отношений, сложным и в высшей степени искусственным механизмом своего управления, основанным преимущественно на недоверчивости и строгом надзоре за отдельными гражданами. Но Венеции грозила двоякая опасность в эту эпоху. Богатство ее основано было на ее сношениях с Востоком, она одна захватила в свои руки торговлю с Ост-Индией. Теперь для нее явилась смелая и опасная соперница – Португалия. Монополия ост-индской торговли была отнята у Венеции в начале XVI столетия. Сверх того, Венеция как политическая держава получала большую часть войск из владений, лежавших на Далматском берегу, из земель, вошедших в состав бывшей Византийской империи. Этим владениям угрожала опасность, и частью они были вовсе утрачены с нападением на империю турок. Неудержимо шли османы вперед, и Венеция, конечно, должна была более других пострадать здесь. Но в самой Италии у нее явились небывалые дотоле опасности. Соседнее герцогство Миланское приобрело при последних герцогах из дома Висконти и новых герцогах – Сфорца небывалую дотоле силу и значение; здесь боролись еще, кроме того, две системы – военная с гражданской республикой. Если бы Венеции не препятствовали другие причины, она могла бы, конечно, спорить успешно, но, отвлекаемая другими более важными заботами, она должна была сносить много обид от Милана. Впрочем, в конце XV столетия только самый опытный глаз мог бы заметить признаки скорого упадка республики, только война ее с Турцией угрожала ей. Португалия далека еще была от тех целей, которых она достигла в начале XVI столетия. Милану Венеция могла противопоставить значительные силы. Зато нигде низший класс не пользовался таким благосостоянием: высшие классы платили ему этим за невмешательство в дела общественные. Нигде не было так много государственных усилий и так мало политических предрассудков.

Совсем другое явление представлял Милан. Захваченный в минуту народного бедствия Францем Сфорца, Милан остался его наследственным владением. Собственно, у фамилии Сфорца не было настоящих прав на герцогство. Брак Франца с побочной дочерью фамилии Висконти не давал значительных прав, но его права были основаны на силе и значительных наемных войсках. К этому присоединялось особое обстоятельство. В эпоху Средних веков города Италии, ревностные к свободе своей, никогда не вверяли своим согражданам высшей должности – подеста. Для этого призывались обыкновенно граждане чужих городов, не имевшие здесь ни родства, ни личных интересов. Но Висконти и Сфорца сделались мало-помалу подестами во всех почти городах Ломбардии. Если народ какого-либо города был недоволен ими, герцог мог употребить против этого города силы всех других городов. Ему нетрудно было это делать. Между городами Италии хранилось роковое наследство от XII и XIII веков – глубокая ненависть между отдельными областями и городами. Но отсюда развился страшный порядок вещей – отсутствие чувства всякого права и законности; высшим правом была вещественная сила. Войско состояло из наемников, которым должны были платить те же граждане, против которых были нанимаемы эти войска. Отказать в деньгах они не могли, у них не было средств отстоять свой отказ. Отсюда постоянная вражда и глубокая ненависть между правительством и народом. Каждая летопись Миланского герцогства гласит о беспрерывных новых попытках свергнуть власть герцогов, и все эти попытки оканчивались страшными наказаниями. Жан Мария Сфорца, сын Франца, погиб в церкви, убитый заговорщиками из высших фамилий Милана. Но народ при этом удобном случае восстания остался неподвижен: стоит прочитать описание казни заговорщиков. В истории Востока мы не найдем ничего ужаснее этих казней. Но эти казни, однако же, не останавливали новых покушений. К причинам личной ненависти против правительства присоединились еще теоретические побуждения: изучение древних писателей особенно процветало в Италии в это время. Юноши изучали со страстью историю Греческой и Римской республик, оттуда брали они идеалы государственного общества и своих политических замыслов.

Республика Генуэзская сошла в это время с высокой степени XII и XIII столетий, когда она оспаривала владычество Венеции на море. Она переходила от влияния миланских герцогов к влиянию французского королевства и не могла даже удержать своей политической самостоятельности.

В Тоскане усилилась на счет других городов Флоренция. Уцелевшие дворцы аристократии, поражающие сходством с укрепленными замками, свидетельствуют об этом: [но] это были мертвые памятники; другие интересы владычествовали здесь в жизни. Здесь демократия окончательно победила над дворянством. Несколько тысяч семейств среднего класса держали в своих руках бразды правления: издавна здесь были первые банкиры Европы, здесь производили самые значительные вексельные обороты. С начала XV столетия укрепилось влияние одного из торговых домов Медичи. Это влияние нельзя объяснить ни должностями, которые они занимали, ни их личными качествами. Надо вникнуть глубже в самый быт Флоренции. В таких городах-государствах, какова была Флоренция, натурально имел большое значение кредит. Люди, располагавшие большими капиталами и имевшие возможность давать их другим, неминуемо должны были приобрести значительное влияние. На этом огромном богатстве основано было могущество Медичи. Но к этому присоединялись личные таланты.

От Иоанна до Лоренцо – необычайный ряд гениальных личностей. Флоренция гордилась ими пред всей Италией, и надо сказать правду – они царственно покровительствовали искусствам и науке. Можно сказать, что материальные интересы и гордость, более высшая, соединились, чтобы сделать Медичи дорогими для Флоренции. Козьма Медичи, Лоренцо Медичи более всех замечательны своим правлением. Можно сказать, что в конце XV столетия Лоренцо Медичи был душой политики в Италии, и ни одно важное дело не совершалось без его влияния. Можно сказать также, что если бы он дожил до 1424 г., рокового для Италии, многих бедствий не испытала бы Италия.

Судьбы Папской области как государства не имеют такой занимательности для нас. Положение папы было двоякое – он был итальянским князем, с одной стороны, но это значение заслонялось его значением в западной церкви. Не со своих светских владений получал он главные доходы, не на них основывалось его могущество: его власть простиралась далее. Но по самому характеру этой власти римский папа был противником всяких нововведений у себя, хотя в конце XV и начале XVI столетия они [папы] ведут себя иначе. Но их великодушное покровительство науке и искусству не противоречит сказанному о значении их власти; всякий раз, как наука начинала действовать самостоятельно, папы были против нее; они любили только изящную сторону науки; ее смелого направления чуждались они.

Но в конце XV столетия папская власть уже не пользуется таким уважением. И, надо сказать правду, при папе Иннокентии VIII и Александре VI трудно было питать это уважение. Иннокентий думал только об увеличении своего дома и наделении княжествами многочисленных побочных детей своих. Но несравненно далее пошел Александр из дома Борджиа. Он купил выбор свой наличными деньгами; вступив на престол, более всего думал он о приращении владений своего семейства; у него было трое детей, два сына и одна дочь; все они оставили по себе страшное имя. Знаменитый Чезаре Борджиа убил старшего брата. Лукреция Борджиа оставила по себе страшное воспоминание в Италии своими отравлениями. При дворе римском утрачены были все великие предания прошедшего. При папском дворе давались непристойные праздники: это подробно описывает дневник одного из камергеров папских Гвиччардини. Много отсюда почерпнуто у Раумера в первой части его истории трех последних столетий. Политику, образ действий Александра VI нельзя иначе назвать как династическими. Он употреблял все средства, чтобы дать возможность Чезаре Борджиа создать могущественное итальянское государство. Никто не пустил так в ход этой роковой для католицизма меры индульгенций, как Александр VI; на эти деньги он нанимал наемные войска для своего сына. Многие знатные фамилии бежали или погибли. Все противники дома Борджиа принуждены были оставить Папскую область. Сам папа отравлял кардиналов, выдумывал скрытые темные казни. Чезаре отравлял на пиру своих противников и умерщвлял их. Но замечательное явление, глубоко характеризующее тогдашнюю жизнь Италии – это сам Чезаре Борджиа, погрязший в преступлениях всякого рода, утративший всякое различие между добром и злом. Он, однако же, обращал на себя внимание лучших людей Италии; они желали ему успеха, они следили за его попытками образовать могущественное государство в Италии и отсюда только ждали для нее спасения. Кто бы ни был основателем такого государства, они готовы были содействовать ему. Это подчинение нравственных законов политическим целям явно во всей истории Италии до нашего времени.

Неаполитанское государство. Фердинанд Неаполитанский был достойный современник Людовика XI, Генриха VII, Фердинанда Католика. Уступая им в таланте, он шел той же дорогой, и если их не превосходил, то не уступал им в жестокости. Все его царствование есть история борьбы с местными привилегиями и феодальными баронами.

Мы сказали уже, что нигде не было развито стольких политических идей, образования, вкуса и богатства, как в Италии в конце XV столетия. Нигде не встретим мы большего числа энергических характеров, великих умов, благородных сердец, исполненных патриотического воодушевления. Но Италии недоставало единства. Только Лоренцо Медичи умел укрощать мелкие распри владельцев и становился их посредником, как бы предвидя скорое вторжение чужеземцев в Италию. В Италии возникли еще в это время идеи политического равновесия; вообще там много было идей, которые были после приложены в Европе. Известно, в какой тесной связи находилась в течение всех Средних веков Италия с Германией. В конце XV столетия эта связь, по-видимому, ослабла. Не до Италии было немецким князьям, они были отвлечены собственными делами. Мы видели когда-то императоров немецких, шедших прямо к осуществлению идеи всемирного владычества. Они считали себя главами христианского мира и создали великолепную теорию этой власти. Эта теория сокрушилась в сопротивлении чинов немецких и соперничеством пап, у которых у самих была такая же идея. К концу Средних веков, подобно папам, императоры сами с высоты своего величия, как Иннокентий VIII и Александр VI, заботились не столько о поддержании своего значения, сколько о мелких интересах своих фамилий, так и целью императоров немецких – было одно усиление их династии. Последними императорами в средневековом смысле были Гогенштауфены; при Габсбургах началось другое направление. Начало ему положил начальник рода Габсбургов Рудольф Швабский Габсбург, имевший в роду одно бедное владение – Швабию. Потомки его шли той же дорогой, мало заботясь о выгодах империи и возвеличении императорского сана, но думая только о своих владениях. Династии Люксембургская и Баварская шли такою же дорогою. Люксембурги соединили под своим владением значительные земли: Богемию, Венгрию, часть Бранденбурга, Силезию, Моравию. Но когда дом Люксембургский, вытеснивший Габсбургов, снова уступил место Габсбургам, Габсбурги, преемственно в особе Сигизмунда, снова взошли на престол, снова следуя тем же целям. С 1439 по 1493 г. носил титло короля немецкого и императора Фридрих III из дома Габсбургов, 54 года. Трудно найти в истории более, по-видимому, печальное царствование: он был не раз изгоняем из собственных владений. Целые пять лет Вена находилась в руках венгров – 1485–1490 г. Великолепное наследство Бургундии, доставшееся сыну Фридриха Максимилиану, по-видимому, не шло впрок, ибо Максимилиану надо было удовлетворять своевременные требования городов Фландрии и не раз случалось быть пленником собственных подданных. Фридрих III должен был жить помощью имперских подданных своих и бежать из одного города в другой, не находя здесь ни влияния, ни даже уважения. Но в нем видим мы странную психологическую черту, отличавшую всех Габсбургов, – глубокую веру в судьбы своего дома и необычайное терпение: он всего ждал от времени. И на самом деле без всякой деятельности своей особенной он успел возвратиться в Вену и умер в ней спокойно. При Максимилиане императорское титло явилось на высокой степени значения, но мы увидим, какие средства давала ему власть императорская.