Текст книги "Игрушечные люди. Синий луч"

Игрушечные люди. Синий луч
Тимофей Ковальков

© Тимофей Ковальков, 2023

ISBN 978-5-0059-7233-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
Издание третье, переработанное.
 

Игрушечные люди

Потеря ликвидности

– Але, анализы? Записывайте: пять, – произнес женский хриплый голос в телефонной трубке.

Леночка из анализов, принимавшая звонок, молчала. Ответить с полным ртом было бы проблематично. Челюсти увлечённо пережёвывали соленый огурец, выдернутый только что маленькими пальчиками из стеклянной банки. Радиоприемник на столе мурлыкал весеннюю мелодию: «Зайчик по лужам, ты мне так нужен…». Рядом с приемником лежала надкушенная плитка шоколада в фольге. Леночка уважала шоколад с солеными огурцами. Дело не в беременности, а в настроении. Кто не понимает, идите лесом. Между шоколадом и банкой лежал журнал регистрации прихода и ухода. На листочках в клеточку стояли чернильные суммы, на них с огрызка огурца медленно падали капельки рассола.

– Але, анализы, вы записали или что?

– Пять чего? – наконец смогла выдавить из себя Леночка, обсасывая губами огурец, чтоб меньше капало.

– Миллиардов, – ответил голос в трубке и закашлялся. – Михал Иваныч просил вас в известность поставить, чтобы в курсе были, а не как в тот раз, когда… ну, сами помните…

– Спасибо, а это приход или уход?

– Ой, ну вы прям такие вещи спрашиваете. Я-то откуда знаю? Михал Иваныч просил анализы проинформировать, чтоб в позицию поставить. Что вам не ясно-то?

– Так я в уход ставлю?

– Ставьте куда хотите.

– Это в какой валюте?

– Ой, действительно… У меня грипп третий день, еле разговариваю. Хриплю как недобитая лошадь. Сейчас у Мани спрошу. Мань… – голос в трубке пропал на несколько секунд, видимо микрофон прикрыли ладонью. – Але, Маня уверена, что вроде бы евро.

– Хорошо, ставлю на уход.

Леночка стряхнула капли рассола с бумаги и записала пять миллиардов евро в графе «уход». И сразу пробормотала: «Вот я звезда!» Она поняла, что забыла спросить, куда уходят деньги. Ну, да фиг с ними. Она написала в графу «наименование клиента»: «Гриппозная С.», имея в виду, что звонила больная сучка. «За такую зарплату поцелуйте меня в зад», – решила Леночка и потянулась за вторым огурцом.

Поцеловать в очаровательный зад Леночку хотели многие мужчины не только в анализах, но и в валютном, кредитном и брокерском отделах. Как раз один из них нарисовался сейчас в дверях. Это был упрямый и обидчивый Ашот. Он вился вокруг Леночки последние три недели больше других и жужжал, как муха над унитазом.

– Лэночка, пайдомте с вами пакурим разок-другой, а? На улице настоящий хароший вэсна наступиль, – сказал Ашот, подмигнул и покрутил ус. Он начал напевать в такт песни из приемника с небольшим искажением: «Зайчик по люжам, трэтий нам савсэм нэ нужэн».

Леночка посмотрела на Ашота и сообразила: лучше отдаться, чем пререкаться. Ашот был племянник любовницы брата жены главного. А ведь банка огурцов только началась… Вот, сука, жизнь!

– Анек, посиди за меня, пока мы сходим, – обратилась она к коллеге и, не дожидаясь ответа, выпорхнула из комнаты впереди истекавшего слюной Ашота.

Анек произнесла короткое восклицание из трех букв, но покорно оторвала попу от кресла. Она двумя руками стянула вниз задравшуюся от статического электричества розовую плюшевую мини-юбку и пересела на место улепетнувшей Леночки. Последние два часа Анек по заданию шефа «анализировала» валютные операции, а точнее, уставившись огромными синими глазами в экран, складывала компьютерный пасьянс. Она загадала: если карта ляжет, вечером позвонит Максим, а если нет, она купит Мартини, поедет к Маринке, и вынесет этой замужней дряни последний мозг. «Косынка» почти складывалась…

– Але, анализы? – в трубке загудел породистый начальственный бас. – Говорит Новокамский из кредитного. Запишите сумму: пять миллиардов. Смотрите, не провороньте как в тот раз, когда… ну, вы помните.

– Пять миллиардов чего? – спросила Анек.

– Долларов, конечно, мы только через доллары можем евро на бирже брать. Вы что до сих пор не в курсе? Вы сколько лет работаете? Тамбовское банковское ПТУ заканчивали?

– Я на подмене сижу…

– А, ну понятно тогда. Сажают куриц. Запишите: пять миллиардов долларов.

– Приход или уход?

– Тля, ну вы совсем там озверели? Нюх потеряли? Если у нас кредитно-вексельная схема, куда, по-вашему, надо ставить?!

– Хорошо, не волнуйтесь, ставлю уже, – сказала Анек, проклиная девичью судьбу, и повесила трубку.

Если честно, ей ни черта было непонятно. А тут еще орет этот мымрик Новокамский. Спорить с ним, как писать, не сняв трусы. Как-никак, вице-президент. «Поставлю на уход, а там пусть Ленка разбирается», – поразмыслила Анек.

– Эй, Николай, слушай, посиди на базе, а то Ленка ушла, а я не могу. У меня ноги чешутся в этих черных колготках, надо поменять на другой цвет, – крикнула она, встала и вышла из комнаты.

Николай был зелен как огурец в смысле своего опыта, но считал себя умней всех: мехмат МГУ, едрена-корень. Он любил программировать, но попал случайно в анализы. Впрочем, и здесь программы требовалась позарез. Принимать звонки он ненавидел, но отказать Аньке не мог. Каждый раз при взгляде на нее у него сводило судорогой горло. Он как-то раз даже прикинул – ее ноги заканчивались примерно на уровне второй сверху пуговицы его клетчатой рубашки. Такой разве откажешь? А глаза синие, как небо Египта… и крохотный острый нос. О такой девушке он мечтал еще с детского сада. Оставалось поправить массивные очки и сесть на место Леночки. Он поморщился и покрутил настройку радио. «Зайчик по лужам» уступил место: «Let’s break all the rules, we are animals» («Нарушим правила, мы – животные»)

– Але, анализы? Отдел системного программирования беспокоит. Меня Антон зовут.

– Антон, привет, это Николай. Как там, третью версию накатили?

– Коль, привет. Накатили. Слушай, запиши сумму: пять миллиардов фунтов. Сказали вам сообщить.

– А вы каким боком здесь?

– Да, понимаешь, мы видим по системе вылазит сумма большая, шеф сказал вам сообщить на всякий.

– Приход или уход?

– Да, хрен проссышь, тут коды какие-то. Вроде дебет… Ставь на уход.

– Хорошо, вечером заскочу, есть вопрос по объектным переменным…

– Заходи, братан, покеда. Если что и пиво прихвати.

Яркое весеннее солнце заморгало из-за соседнего корпуса. Там на всех этажах сидели неподвижно, выпрямив спины, угрюмые люди в черных пиджаках: раздутый отдел безопасности. Леночка избавилась от Ашота, перекурила еще с тремя домогавшимися ее тела сотрудниками и ровно в восемнадцать ноль-ноль хлопнула дверью. В коридоре гулким эхом раздались ее слова: «Спермотоксикоз очередной». Анек разговаривала с Максимом по мобильнику во дворе. Она повторяла с глупой улыбкой на лице: «Я тоже, Максимчик». Николай купил пиво, пришел к системщикам и проверял с Антоном переназначение объектных переменных. Они напевали хором: «we are animals, we are animals…».

Начальник анализов Боборыкин вернулся после затянувшегося «делового» обеда с приятелем из другого банка. Он был трезв: бутылка терпкого монтепульчиано на брата ничего не решала в этой гребаной жизни. Он снял пальто, потянулся крепким, накаченным в фитнес зале, торсом и взял в руки отчет…

Итоговая сумма по колонке «уход» сразу насупила его лохматые брови. Он почувствовал себя раненым животным, истекающим кровью в саванне. Это, мать вашу, катастрофа. Конец света. Потеря, мать ее, гребаной ликвидности. Он взъерошил черные волосы и стремглав побежал к начальству, саданув дверью так сильно, что та соскочила с петель и грохнулась на линолеум.

Начальница Боборыкина Аделина Германовна Струйкина была дамой рассудительной и нервную систему берегла каждый день в плавательном бассейне. Но и у нее при виде отчета под мощной грудью участилось сердцебиение.

– А ты чего раньше не сообщил, голубчик ссаный? На встрече был? Знаем мы эти встречи… Винцом-то попахивает за версту. Итальянское пил? Где все твои обормоты? Разбежались, конечно, уже полседьмого. Так, куда хоть деньги-то уходят?

– Какая-то Гриппозная С. – пять миллиардов евро.

– Не знаю о таком, но это похоже на махинации Витопластунского с Литовцами. Он всегда шифруется под такие дебильные названия. В это лучше не лезть, а то в лес вывезут. Я бы позвонила, но он и так нами недоволен… Вздрючит лишний раз в задницу, а информации не даст. Какие там еще цифры?

– Еще пять миллиардов долларов: кредитно-вексельная схема Новокамского.

– Так, понятно, этот башку открутит, не моргнув глазом за свои мутные схемы. Что еще?

– Третий раз пять миллиардов, причем фунтов. Написано: «системщики».

– Так, это, наверное, те самые платежи, о которых нас тогда предупреждали, помнишь?

– В которые нельзя лезть ни при каких обстоятельствах?

– Да, они идут туда… – Аделина Германовна скосила томные серые глаза влево до отказа.

– Да, это лучше даже не обсуждать вслух… – вздохнул Боборыкин.

– Так, все ясно. Ночуем сегодня в офисе. Звоним кому можно, привлекаем деньги. Это капец. Вот так рушатся финансовые империи, выстраданные душой. Это потеря ликвидности11
  Ликвидность – способность банка исполнять вовремя свои обязательства.


[Закрыть]. Пока не будет полной катастрофы, главному не сообщаем.

Может, Центральный банк поможет? Надо позвонить Тамаре Яковлевне. Ясно тебе?

– Ясно, – сказал хрипло Боборыкин, он вспотел от напряжения и покраснел как елочный шар.

Вечер прошел трудно. Привлекали все, что могли. Наскребли кое-что. Но решительно не хватало половины суммы, хоть вены режь. Оставалось двадцать минут до финального срока отправки денег. Надо было решать, кому отказать, какие платежи снять. Были эти три невозможные крупные суммы, и две из них точно не пролазили. Пройдет ли третья, уже не имело никакого значения для их судьбы.

Аделина Германовна откинулась на спинку кресла в изнеможении. Она выглядела неважно: без жакета, в расстёгнутой на три пуговицы блузке, залитой коньяком, с растрёпанными волосами и растекшейся по лицу тушью с ресниц. Перед ней на столе стояла бутылка, отпитая на треть. Боборыкин описывал круги по кабинету. Он уже сбил кулаком вазу с цветами, уронил телевизор с тумбочки и попинал его ногами. Теперь, схватив жирную стопку платежных документов со стола, он начал долбасить изо всех сил по аквариуму. Аквариум не выдержал и повалился на пол. Вода залила ковер и брюки Боборыкина. Маленькие красные рыбки трепыхались среди осколков в предсмертных судорогах.

– Мать вашу! Мать вашу! Мать Вашу!

– Нас вывезут в лес, я всегда это знала… – бормотала Аделина Германовна.

Ее мобильник ожил и, завибрировав, пополз к краю стола. Она не реагировала, еще секунду и он упал бы и придавил одну из полудохлых рыбок на полу. Она взяла телефон в дрожащую руку: звонил главный. Наверное, ему уже донесли. Это конец.

– Але, – сказала она голосом женщины, вернувшейся с похорон.

– Что, Аделина Германовна, нервничаете? Мне доложили про ваши подвиги из валютного. Так вот, медленно выпускайте пар из ноздрей. Я не знаю, что вам там анализы ваши доложили. Дела обстоят так: к нам приходят пять миллиардов фунтов, мы меняем их на доллары, потом на евро. А завтра отправляем по делам Новокамского. Понятно вам?

– Приходят???

– Да, приходят.

– Приходят!!!

– Да, приходят… Вы что там, в своем уме?

– Приходят… пять… спасибо. Я поняла, благодарю. Приходят! Ха-ха-ха-ха…

Боборыкин уже все сообразил по ответам начальницы и по выражению ее лица. Он вообще был сообразительным пацаном. Он думал сейчас, кого уволить. Леночку трогать было нельзя: у нее отец в министерстве. У Анечки жених в органах. Оставался Николай. Обидно, хороший парень и программы некому будет писать. Вот ведь, сука, жизнь. Он решил сегодня по-настоящему нажраться. Не в хлам, не в сардельку, не стельку. Нет, по-настоящему, по-мужски, как десантник на день ВДВ. Он посмотрел на Аделину Германовну. Их глаза встретились и проскочила искра: они мгновенно поняли мысли друг друга. Нервная все-таки работа в банке, но плюсы тоже есть.

Чистый моржовый спред

– Посчитайте к трем часам чистый маржевый спред, лучше минут за двадцать, чтобы успеть проверить и обсудить.

Начальник строго посмотрел на меня поверх очков, оторвавшись на секунду от развернутой газеты. Я проработал всего месяц в банке и понятия не имел, о чем шла речь, но ударить в грязь лицом очень не хотелось. Как-никак я новоиспеченный «мастер оф экономикс», а не хрен моржовый. Кстати, спред моржовый или маржевый22
  Маржевый – от слова «маржа».


[Закрыть]? Вот ведь ситуация, у начальника не спросишь – скала неприступная. Гранит, а не человек. Бывший доктор наук по философии марксизма-ленинизма. А в багаже моих знаний значилось все что угодно, только не это. Дефект советского образования: теорфизика и беззаботный год на экономическом.

– А почему так срочно, Вячеслав Викторович? – попытался я прокачать ситуацию.

– Ягузинский просил. Так что, из штанов вылези…

Ягузинский – явление серьезное. Это был наш главный обормот. Я его видел всего один раз и то при странных обстоятельствах. Поднимался как-то по лестнице, а его охрана меня вышвырнула в коридор с криками: «Куда прешь, дебил, не видишь Ягузинский спускается!». Проходя мимо двери, за которой я вынужден был притаиться, Ягузинский спросил охрану: «Это кто ж такой прыткий и тупой? Не иначе из анализов?». Ему назвали мою фамилию. Он вынес краткий вердикт: «Еще раз встретится на пути, уволю нахрен!».

Из штанов ради такого дела вылезти было несложно. Жили тогда скромно, фигурка у меня была худенькая, а штаны я купил на рынке на два размера больше, чем нужно. Как бы на вырост. В те времена все так брали: под будущий достаток. Но вот посчитать чистый маржевый спред к трем часам… Нереально. Как минимум, нужно понять, о чем речь, да и данные собрать.

Полез в словари. Спред быстро нашел: его американцы на хлеб намазывают. Например, мягкое масло или сыр, на худой конец, мармелад. Включив мозги, понял, что имеется в виду некая надбавка. Но вот почему этот спред маржевый (или моржовый), да еще чистый? Значит, бывает грязный и его чистят? Вот, засада. Надо спросить у опытных коллег.

– Виталий, слушай тут такое дело… – подошел я к одному хмырю, с которым успел наладить мимолетный контакт.

– Что, созрел наконец в пятницу с нами в пивную? Тогда скидываемся по двести…

– Да нет, тут меня попросили чистый маржевый спред посчитать для Ягузинского…

– Они чего с дуба рухнули? Пердень бегемота какая-то.

– У тебя соображения есть какие-нибудь, хоть из какой оперы?

– Слушай, не парься. Возьми процентные ставки по активам, по пассивам, усредни и вычти одно из другого. Если получится минус, подкорректируй на глазок, а то уволят сразу.

– А где их взять-то? Может в базе данных?

– Не, туда их отродясь не забивали, сходи по отделам, пусть тебе прикинут на коленке.

Мысль была дельная. Я пошел по отделам.

Первой попалась Роза Павловна из валютного. На ее коленках я бы с удовольствием что-нибудь бы прикинул. Дама знойная, молодящаяся, к интеллекту неравнодушная, ценившая умных мальчиков.

– А, анализы! Какими судьбами? Что сегодня брать будете кровь или мочу?

– Роза Павловна, мне бы ставки средние по вашему отделу…

– Для чего, милок?

– Чистый маржевый спред посчитать…

– Ты давай не выражайся. Вон Ниночка наша аж покраснела. Слушай, а может чайку? С пряничками? А у нас и мартини есть…

– Роза Павловна, не могу, меня Ягузинский в три часа прирежет.

– Это он может… Хладнокровный мужчина. Ну, ладно. Ниночка дай нашему красавчику из анализов ставки.

– Какие ставки, Роза Павловна? По налогам или по тарифам?

– По активам и пассивам, пожалуйста, – уточняю я с мольбой в голосе.

– Таких у нас нет. Могу взять по тарифам и вычесть из них по налогам, если хотите…

Ниночка скорчила гримасу на личике и почесала бедро под юбкой. Как будто ее комар укусил. Заусенец на ее ногте процарапал в колготках проплешину, и она совсем сникла.

– Ну, давайте какие есть, – сказал я, сообразив, что до трех не успеть иначе.

На очереди был господин Бердяев из брокерского отдела. Злющий товарищ, хоть и господин. Носил обтягивающие торс жилеты и сыпал матом каждому встречному в лицо.

– А можно мне от вас ставки по…

– Пошел в жопу! И дверь закрой за собой. – Бердяев был краток, а краткость – сестра таланта.

«Жопа» – это признак уважения или может даже расположения. Люди от него этой «жопы» годами добиваются, выслушивая такую отборную брань, что потом друзьям и женам пересказывают как нечто экзотическое или даже эротическое. Сам Ягузинский его побаивается. Говорят, если сделать аудит, в брокерском отделе найдут столько убытков, что Ягузинскому конец. Это и есть основа доверия между ними.

Ладно, Бердяева сократим. Приравняем к среднему по больнице, то есть, по банку. Вообще уже полвторого, а я на месте топчусь. Зайду-ка я к Настеньке для очистки совести и на базу – делать расчет.

Рыженькая длинноногая Настенька Оболенская служила в бухгалтерии и знала о жизни больше других. Но капризна была до безобразия. Какое у нее настроение сегодня? Может истерику устроить, а может и унизить при людях до слез. Все зависело от климата в переменчивой сфере ее отношений с невидимыми нам мужчинами, в которой она плавала как бойцовая рыбка в аквариуме.

– А, анализы пожаловали! Как я выгляжу в этом платье?

Наверное, Настенька была в игривом настроении. Платье цвета перезрелой малины облегало ее фигурку чересчур плотно, как эластичный бинт. Каждая складочка напоказ. Даже видно, как трусики проступают. В общем, шик-модерн. На ногах были зеленые туфли на шпильках, и она прихрамывала с непривычки. На ресницах тушь в четыре слоя: «я черная моль, я летучая мышь». Губы выкрашены в цвет платья, а волосы взлохмачены в модную в то время прическу «взрыв на макаронной фабрике».

– Великолепно выглядите! – сказал я, не сморгнув.

– Что прямо вот возьмешь и женишься?

Весь женский коллектив бухгалтерии захихикал так радостно, как на Восьмое марта после подарков от руководства.

– Мне бы ставочки от вас получить процентные…

– Это мне бы от вас мужиков хоть что-нибудь получить! С какого-нибудь дойного козла хоть клок шерсти! – голос Настеньки неожиданно зарычал хриплым басом. – Зачем тебе наши ставочки?

– Чистый маржевый спред посчитать…

– Слыхали, девочки, у этого моржовый.

Девочки, многим из которых было уже за шестьдесят, опять дружно захихикали. Видимо, я ошибся, и настроение у Настеньки было не игривым, а разбитым. Надо было улепетывать подобру-поздорову. Жать в три лопатки, а на ставки плюнуть слюной.

Добравшись к себе на рабочее место, немного вспотев от стыда, я взялся за расчеты. Вот у каждого свой конек. Коммуникации – не мое, а вот расчеты – мое родное. В этой сфере никакой Ягузинский мне не указ. Гусь свинье не товарищ. Через час листок пестрел узором формул и цифр. Как татуировки на теле японских мафиози: ни черта непонятно, но красиво. Риск, конечно, был велик. Вдруг начальник окажется плотно в теме этого моржового спреда? Однако, наблюдая его месяц безвылазно сидящим за газетой, я решил, что риск разумен. В конце концов, я ему кто? Дэвид Копперфильд? Он же не совсем дебил и все понимает.

Сунув листок начальнику под нос без четверти три, я отрапортовал:

– Четыре целых и две десятых, Вячеслав Викторович!

– Что? – спросил он.

– Чистый маржевый спред в целом по банку.

– Хорошо, цифра разумная, молодец. Данные из базы брал?

– В базе не все есть, Вячеслав Викторович. Собрал по отделам.

– Что, и у Бердяева был?

– Был, Вячеслав Викторович.

– И что он, сильно сердился?

– Сердился, но ставки у него приблизительно равны средним по банку, как я прикинул.

– Мне тоже так показалось… А Оболенская дала?

– Пока не дала, но устно подтвердила, что даст. У нее в районе пяти по прогнозу.

– По активу или по пассиву?

– В пересчете на маржевый спред.

– Чистый?

– Абсолютно, Вячеслав Викторович.

– Молодец, что разобрался. У нас пока в отделе никто не владеет методикой.

Не даром мы тебя взяли. Все-таки такой багаж: теорфизика. Нам это очень пригодится, да ты и сам, наверное, понял… Люди-то у нас хорошие работают, но инструкций грамотных пока не хватает.

– Все правильно, Вячеслав Викторович. Только уже три ноль пять. Не пора ли нам отнести расчет господину Ягузинскому?

– А, не волнуйся. Видишь, его «мерседеса» под окном нет? Он уехал на встречу с водочным заводом. Нескоро будет, дня через три. Ему кредит надо одобрить. Он, кстати, жаловался на тебя: слишком часто ты ему под ноги попадаешься. Ты, знаешь, давай по основной лестнице не ходи. А сейчас дуй домой, отдыхай. Чистый маржевый спред много сил отнимает, по себе знаю.

Я пошел к метро радостный и спокойный. У трех вокзалов купил бутылку пива «Белый медведь». Солнце светило в глаза и приятно согревало. Будущее казалось безоблачным. Я шел и думал, что же такое этот загадочный чистый маржевый спред. Да я и до сих пор не знаю, черт возьми.