Текст книги "Современный терроризм. Социально-психологический анализ"

В связи с нарастанием в современном мире процессов глобализации представляется оправданным проанализировать социально-психологические аспекты этого геополитического и экономического феномена в связи с мотивацией международного терроризма.

Глобализм и глобализация чаще всего понимаются как «объективный процесс прогрессивного развития» человеческой цивилизации вообще, растущая интеграция мира, создание единого экономического и информационного пространств. Причем подразумевается, что единственной доминирующей моделью интеграции является идейно-ценностная парадигма западной цивилизации. По сути, речь идет о формировании единого финансово-политического центра управления миром. Этот процесс в целом ориентирован: во-первых, на полную унификацию всех сторон жизни людей с тотальным контролем над ними через систему информационных технологий; во-вторых – и это особенно важно, – на целенаправленное ослабление и ограничение национального суверенитета и традиционного культурного уклада жизни отдельных стран. Хотя можно говорить и о других аспектах влияния глобализации на жизнь современных сообществ.

Признавая объективность интеграционных мировых процессов, оценивать их однозначно положительно, по меньшей мере, наивно. Сильные государства «золотого миллиарда» используют глобализацию как инструмент своего господства и «взламывания» всех охранных барьеров более слабых государств – финансово-экономических, территориальных, национально-культурных. Следствием глобализации является усиление конкуренции между представителями разных культур. Как справедливо отмечает М. Делягин, в условиях глобализации в современном мире возникает угроза глобальной стабильности. Технологический разрыв между развитыми странами и остальным миром стал непреодолимым. Возникло понятие «конечных стран», навсегда утративших саму возможность приобщиться к современным технологиям и отодвинутых на периферию мирового развития. На повестку дня встал грозный вопрос глобального энергетического кризиса. Идет колоссальное обострение борьбы за нефть, газ, уголь, энергоресурсы. И в нее вовлечены все страны мира. С другой стороны, глобализация стремительно приобретает характер конкуренции между цивилизациями. Участники конкуренции отвергают друг друга не просто в силу различного отношения к вопросу о власти и экономической безопасности (хотя этот аспект и является одним из базовых источников этой конкуренции), а в силу различий в самом образе жизни (Делягин, 2003, 2004).

В 2001 г. президент Буш объявил «модернизацию» исламского мира и его «переустройство» одной из стратегических целей США в соответствии со шкалой ценностей и приоритетов западной цивилизации. Большинство людей, входящих в политические, экономические и религиозные элиты стран исламского мира, отдают себе отчет в том, что в этой глобальной конкуренции один из главных ударов будет наноситься по Исламу как его главной цементирующей духовной основе. Поэтому цивилизационная экспансия западного мира во главе с США для многих стран, не входящих в «золотой миллиард», и особенно стран исламского мира, с точки зрения восприятия ими ситуации в мире, оценивается как аналог цивилизационного терроризма. Таким образом, притязание группы государств на доминирование в мировом сообществе становится психологической почвой для возникновения ненависти и мести, особенно при соответствующем идеологическом и религиозно-фанатическом оформлении, а так называемый исламский терроризм – это лишь одна из форм проявления этих чувств.

Если говорить о ситуации в России как многонациональной стране, то она во многом сходна с ситуацией в странах исламского мира. Россия – страна с многовековыми традициями коллективистической культуры. Принципы коллективной взаимопомощи, следования нравственным нормам Православия, Корана, приоритета целого над частным заложены в архетипах всех основных коренных народов России. Поэтому «слом» традиционной национальной жизни, ориентация российской власти на «встраивание» в систему глобального западного сообщества с присущим ему приоритетом индивидуалистических ценностей вызывает у подавляющей массы населения нигилистические умонастроения. На этой основе возникают противоречия между этническими группами по признаку «крови», социально-культурным и религиозным основаниям, так как в кризисных ситуациях именно эти параметры выступают на первое место в межэтнических взаимодействиях. Соответственно, русский этнос как государствообразующий становится основным «козлом отпущения» для других, ответственным, с их точки зрения, за все, что происходит в стране. Это питает сепаратистские настроения со стороны ряда этнокультурных групп, в том числе террористические тенденции внутри страны. Ситуация усугубляется тем, что и в составе русского этноса растет численность прослойки людей (особенно среди молодого поколения), убежденных в ущемленности русского народа, это проявляется в неадекватных реакциях части молодежи на экспансию этнической миграции, в росте ксенофобии и обострении противостояния по этническим признакам.

Известно, что вооруженные конфликты в мировом социуме возникают по нескольким традиционным причинам: во-первых, из-за борьбы за власть, территорию и ресурсы; во-вторых, ввиду отстаивания своих национально-культурных приоритетов, включая национальную и религиозную идентичность и государственность. Последние факторы по силе воздействия на консолидацию масс, наций и народов имеют первостепенное значение.

Специфика ситуации на современном этапе цивилизационного развития состоит в том, что большинство стран не способно вести военные действия традиционными способами. Арабские страны, да и большинство других стран с коллективистской идентификацией, не обладают адекватной военной организацией и не могут противостоять современному военному потенциалу западных государств. Вместе с тем многие страны арабского мира обладают большим экономическим потенциалом. Эта ситуация объективно толкает многих лидеров арабского мира на асимметричный ответ вызовам западной цивилизации. И международный терроризм является одним из таких экстремальных ответов.

Констатация необходимости совместных усилий цивилизованного мира в борьбе с терроризмом, «не имеющим своего лица и национальности», как представляется, декларативна. Очевидно, например, своеобразие исламского «фундаменталистского терроризма». Между тем «национальная окраска» этой разновидности терроризма не признается представителями евро-американской цивилизации. Пока еще не стал предметом анализа и осмысления основной идейный тезис исламских фундаменталистов – представление о том, что их борьба направлена против национальных и религиозных притеснений со стороны западного мира. И в этой борьбе они признают допустимым использование любых средств, включая и террористическую деятельность.

До настоящего времени в академических кругах России, Европы и Америки, в международных организациях и дипломатических ведомствах разрабатываются различные модели разрешения конфликтов. Причем эти модели предлагаются для обществ и государств, культура и традиции которых не только существенно отличаются, но и вообще несопоставимы с культурой и традициями разработчиков. Неудивительно, что подобные «мирные инициативы» многими лидерами мусульманского мира воспринимаются как принуждение к следованию чужеродным моделям. Они могут выполняться (с внутренним сопротивлением) политическими элитами мусульманских стран, но не народами. Поэтому возникает ощущение, что, говоря о проблеме международного терроризма, мы пытаемся анализировать и ликвидировать ужасные следствия этого явления. А причины остаются за пределами нашего внимания. Более того, мы как бы не хотим их видеть.

В этой связи представляется оправданным формирование в научном сообществе в целом, и в психологическом в первую очередь, методологического социокультурного подхода (с учетом возможного столкновения цивилизаций) к анализу процесса глобализации и международного терроризма. Необходимо признать, что фанатичный исламский фундаментализм, культивирующий пренебрежение к смерти и нетерпимость к иноверцам, и исламский международный терроризм являются лишь фасадным проявлением этого столкновения (Решетников, 2004; Moghaddam, 2004; Ditzler, 2004).

На первый план в связи с этим выдвигаются следующие принципиальные вопросы: может ли вообще какой-либо народ смириться с негативной внешней оценкой своей культурной традиции и принять ее? И как «нецивилизованный», по западным меркам, народ-изгой будет реагировать на угрожающе-увещевательные предложения отказаться от своей национальной суверенности, амбиций, приверженности собственным идеалам, от своих представлений о чести и справедливости, достоинстве и возмездии?

Необходимо открыто признать, что уверенность в страстном желании «всего прогрессивного человечества» присоединиться к западным ценностям и европейской культуре – это миф и трагическое заблуждение. Специалисты в этой области все чаще говорят о необходимости учета национальных архетипов, специфики истории страны, особенностей национальных традиций и местных ритуалов (Решетников, 2004).

Там, где западный мир видит государство с современной экономикой и процветанием демократических свобод, рядовой исламский террорист видит совсем другое: безбожие и разврат, непреодолимый контраст роскоши и нищеты, взяточничество и беззаконие. Именно эти пороки европейской секуляризованной цивилизации «эксплуатируются» фундаменталистами. А идейно-религиозное оформление экспансии этой «продажной цивилизации» лидерами и «кукловодами» террористической активности придает ей некий сакральный оттенок и составляет основу ее расширения.

Все сказанное ни в коей мере не означает попытки оправдания международного терроризма как борьбы за свои национальные интересы. Представленные рассуждения позволяют подойти к осмыслению проблемы международного терроризма с разных системных оснований.

Современная цивилизация должна преодолеть тенденции доминирования одной цивилизационной парадигмы над другой, иначе трудно ожидать каких-либо существенных сдвигов в усилиях мирового сообщества при решении проблем международного терроризма. По-видимому, следует признать, что чем интенсивнее развитие цивилизации будет двигаться в направлении однополярного мира, тем скорее евангельские предсказания об апокалипсисе превратятся в кошмарную ночь заката человеческой цивилизации. Этим определяется актуальная необходимость осмысления смены модели мирового развития и организации глобального межкультурного диалога.

Глава 4
Этнорелигиозные аспекты современного терроризма: христианский и исламский мир, исторические параллели и современность

Тенденции глобализации мирового цивилизационного развития дают основания рассматривать проблему современного международного терроризма, прежде всего, в контексте развития взаимоотношений исламской и христианской цивилизаций – их геополитической динамики, анализа причин исламского религиозного возрождения и роста исламского фундаментализма и воинственности. Признавая основными причинами роста международной напряженности борьбу за доминирование в современном мире – за ресурсы, власть и, в конечном счете, за выживание, – столкновение двух цивилизационных парадигм: западной и восточной, христианской (особенно католической, протестантской) и исламской – становится важнейшим компонентом современного мирового развития и одним из оснований для понимания возникновения международного терроризма[7]7
  Для целей настоящего раздела мы оставляем в стороне, несомненно, важнейшую проблему «китайского геополитического синдрома» – проблему становления Китая как третьего центра мирового влияния.


[Закрыть].

Поэтому одной из главных тем в принципиальном разрешении проблемы международного терроризма становится проблема взаимного понимания – сложного и противоречивого процесса постижения друг друга, никогда не прекращавшегося между двумя культурами, что необходимо для реализации межкультурного диалога и выработки новой парадигмы существования. В современном христианском мире (как в католическо-протестантском, так и в православном) существует ряд широко распространенных ошибочных представлений и концепций в отношении ислама и исламской культуры, истории, традиций и форм жизни. Такое положение, учитывая доминирование западного мира, как уже отмечалось, приводит к разработке таких рекомендаций и резолюций по разрешению конфликтов и проблем терроризма для исламских государств, которые находятся в вопиющем противоречии с их социокультурными ценностями.

Со времени возникновения в Аравии ислама и включения в исламскую цивилизацию некогда христианских стран Восточного и Южного Средиземноморья прошло почти 14 веков. С тех пор христианство и ислам сосуществуют как соседи, часто как соперники и иногда как враги. Ислам и христианство по сравнению с другими более древними культами и культурами Азии и Африки являются близкими религиями с огромным общим наследием – общими иудейскими, римско-эллинистическими и ближневосточными предшественниками. И то, и другое вероисповедание считаются удостоенными высшего откровения Господня, и их приверженцы обязаны нести свою веру всему человечеству. Поэтому главными соперниками в этом плане они считают друг друга.

В истории их отношений «…было множество раздоров, начиная с ранних религиозных войн и крестовых походов… – и последующих приливов и отливов мусульманской империи в Европе и европейских империй в странах ислама. В долгой и, увы, не оконченной борьбе сходства разделяют две цивилизации куда больше, чем различия» (Луис, 2003, с. 7–8).

Цивилизация, прежде называвшаяся понятием «христианский мир», пережила реформацию и секуляризацию и стала называться в разных контекстах Европой, «свободным миром» или чаще всего Западом. Исламский мир, или «Дом ислама», как называют его мусульмане, сохраняет это имя как внутри своих границ, так и за их пределами, хотя внутри его и существуют региональные, национальные и иногда сектантские разделения.

Нами осуществлена попытка краткой, сжатой систематизации истории взаимоотношений христианской и мусульманской цивилизаций, мировоззренческих, духовно-религиозных аспектов исламской культуры, ряда заблуждений и стереотипов в отношении исламского мира и причин роста исламского фундаментализма и международного терроризма. При изложении материала использован ряд работ современных специалистов (психологов, социологов, культурологов, востоковедов) по данной проблеме.

В западных средствах массовой информации существует тенденция в искаженном свете представлять ценности жизни и поведение мусульман, касающиеся населения арабского мира и Ближнего Востока. Эти представления обусловлены фактами ошибочного восприятия или социокультурными стереотипами. Назовем наиболее типичные стереотипы (Abi-Hashem, 1992, 2004).

Все арабы являются мусульманами. Фактически не все арабы, а большинство из них являются мусульманами. Например, в регионе Ближнего Востока – в Израиле, Сирии, Ливане – живут друзы. Они в целом являются языческой социокультурной группой с сильными этническими и общинными связями. Хотя система убеждений друзов считается ответвлением ислама, она включает элементы иудаизма, христианства и восточной религиозной философии (мистики). Задолго до начала религиозных войн и миграций в регионе образовались большие еврейские общины, а христиане и евреи жили на арабском полуострове в течение веков до возникновения ислама. В настоящее время большая христианская община имеется в Египте, хотя христиане составляют меньшинство населения этой страны.

Соответственно, не все мусульмане по своей этнической принадлежности являются арабами. Больше всего мусульман живет в Индонезии. Иран, Пакистан и Турция – тоже мусульманские, но не арабские страны. Большие популяции населения в Африке, на юге и юго-востоке Азии (например, в Индии) и на территории бывшего Советского Союза являются мусульманскими, но в этническом и культурном отношении это отнюдь не арабы.

Все арабы – примитивные люди. К сожалению, большинство иностранцев разделяют эти ошибочные взгляды. «Первые впечатления и образы, которые возникают в сознании западного человека, когда он или она думает об арабах – это песок, пустыня, верблюды, нефтяные вышки, иррациональные толпы людей… и т. п.» (Hamady, 1960, р. 229). Это, конечно, стереотип. «Западный мир должен осознать, что игнорирование арабской культуры и истории не является „счастьем“, а наносит вред международным отношениям» (Hamada, 1990, р. 128). Это справедливо также и для установления экономических отношений и организации бизнеса в этом регионе.

Далеко не все арабские государства (в том числе на Ближнем Востоке) – это пустынные или богатые страны. Одни из них действительно являются богатыми и развитыми странами, в других идет борьба за выживание и развитие. Например, Ливан занимал лидирующее место в регионе в области образования, культурного развития, по доходам на душу населения, хотя это не пустынная страна, в которой нет запасов нефти. В течение десятилетий Ливан называли Швейцарией Ближнего Востока, но внутренние и региональные войны на его территории оставили такое представление о стране в прошлом. В настоящее время события на Ближнем Востоке позволяют утверждать, что мировые державы стремятся разрешить региональный конфликт за счет Ливана (Abi-Hashem, 1999). В целом у арабов сложились разнообразные сообщества, варианты культур, уровней экономического развития и традиций (Abi-Hashem, 2004, р. 76).

Все арабы – фанатики и террористы. К сожалению, для многих представителей западных и других неисламских сообществ слово «араб» зачастую ассоциируется с понятием «радикала», «нецивилизованного человека», «фанатика» или даже «террориста». Это ошибочное представление является результатом незнания (чаще – невежества) или предубеждений, распространяемых средствами массовой информации. Многие арабы, путешествующие на Запад, зачастую называют себя «жителями Ближнего Востока», чтобы избежать о себе стереотипного представления, особенно после событий 11 сентября 2001 г. В действительности, существуют разные типы исламских сообществ:

а) традиционные состоят из простого, в основном сельского населения, которое образует миролюбивое сообщество с богатым культурным наследием (прошлым);

б) секуляризированные состоят в основном из образованных и ориентированных на ведение собственного дела (бизнеса) людей, живущих в открытых, прогрессивно ориентированных и структурно организованных сообществах;

в) фундаменталистские состоят из радикально настроенных людей, ревностно приверженных своим социополитическим и религиозным основам;

г) умеренные состоят из людей со сбалансированной системой взглядов (мировоззрением) и формами взаимодействия как на индивидуальном, так и на групповом уровнях;

д) национальные состоят из людей, стремящихся установить такой режим, который позволяет применять законы и нормы ислама для регуляции всех аспектов личной и общественной жизни (см., например: Voll, 1982).

В настоящее время считается общепризнанным, что понятию «ислам» в христианской культуре соответствуют «мусульманская вера» и «мусульманский мир», т. е. не только религия в узком западном смысле, но и цивилизация, образовавшаяся на ее основе. Поэтому термин «религия» несет для мусульманина бо́льшую смысловую нагрузку, чему в западном христианском мире нет аналога, – это политическая и религиозная приверженность, превосходящая все прочие приверженности. В исламе аналогом церкви (как дома молитвы) является мечеть. Но церковь как властная религиозно-духовная структура в христианском мире в исламе не имеет аналога. В исламе нет соборов, синодов, нет иерархий, нет канонического права и судов. В исламской истории немыслимо столкновение между папой и императором (ни соперничества, ни сотрудничества, ни разделения, ни объединения церкви и государства), поскольку глава исламского государства и общества – халиф – объединял в одном лице и политическую, и религиозную (хотя и не духовную) власть. Другими словами, правящий институт ислама сочетал в себе обе функции. В идеальном плане всегда, а на определенном историческом этапе и в реальности, мир ислама представлял единое государственное образование с одним сувереном – халифом. Даже после появления в исламском мире региональных монархий идея единого исламского государства была достаточно сильной, чтобы препятствовать появлению сильных династических или национальных образований (см., например: Луис, 2003, с. 15–16).

После буддистов христиане и мусульмане предприняли вторую и третью попытку создать мировую религию. И мусульмане, и христиане были одинаково убеждены не только в том, что располагают всей полнотой Божественной истины, но и в том, что им, и только им, она была явлена окончательно и бесповоротно. Мусульмане воспринимали христианство как отжившую религию, которую ее адепты стремились сохранить вместо того, чтобы воспринять Слово Божье в его окончательной форме. Их (христиан) можно было терпеть, если они изъявляли покорность, если нет – с ними следовало сражаться до победы, пока они либо не признают правоту мусульманской веры, либо не подчинятся власти мусульманского государства. Христиане считали ислам в лучшем случае ересью, ложным учением, основанным на воззрениях еретика, обманщика или фанатика. В целом, обладая множеством общих традиций и верований, целей и стремлений, христианский и мусульманский миры оспаривали друг у друга роль мировой религии, и ни один из соперников не видел в другом жизнеспособной альтернативы (там же, с. 99).

Эти взгляды и соответствующие религиозно-духовные, мировоззренческие установки предопределили первые столкновения между двумя мирами, в том числе военными, территориально-экспансионистскими. Вначале по всем признакам ислам мог восторжествовать, а Европа склониться перед ним. С момента возникновения ислам быстро превратился в мировую империю и цивилизацию, охватившую три континента, населенных множеством самых разных рас и народов, и вобравшую в себя центры древнейших цивилизаций Египта, Ближнего Востока, Ирана, Северной Индии. Из соседних с исламом цивилизаций только христианская была всеобщей по самосознанию, убеждениям и замыслу. Христианство не замыкалось в определенных границах (подобно религиям Индии и Китая), но стремилось обратить в свою веру все человечество. Но на самом деле до начала великих географических открытий христианский мир ограничивался пределами Европы, Ближнего Востока и Северной Африки.

С овладением всем Балканским полуостровом и с последующим захватом Константинополя, возникшая европейско-азиатская исламская империя приобрела завершенность. Из своей новой столицы, Стамбула, османские султаны предприняли ряд новых походов, приведших их на равнины Венгрии и дважды – в 1529 и 1683 годах – под стены Вены. Европейцы периодически переходили в контрнаступления, особенно в серии войн, известных под именем крестовых походов. Но в исторической перспективе европейско-исламских отношений крестовые походы не являлись решающими событиями в противостоянии ислама и христианства.

Почти тысячу лет, с первой высадки мавров в Испании (710) до второй осады Вены (1683), Европа испытывала постоянную угрозу со стороны исламских народов. Причем в первые века угроза была двойной – опасались не только вторжения и завоевания, но и обращения в ислам и ассимиляции. Все провинции исламской империи, за исключением самых восточных, были отобраны у христианских правителей, и большинство первых мусульман составляли новообращенные из числа христиан. Северная Африка, Египет, Сирия и даже находящийся под властью персов Ирак были некогда христианскими землями, где христианство было древнее и глубже укоренено, чем в большинстве стран Европы. Их потеря переживалась мучительно и усиливала опасения в том, что и Европе уготована та же судьба. Так выглядел исламский мир с точки зрения Европы.

Какой же виделась исламскому миру Европа? Арабские источники рисуют картины неисследованной глуши, населенной экзотическими и довольно примитивными людьми, которых нечего бояться и у которых нечему учиться. В целом мусульмане не испытывали ни малейшего уважения к Центральной и Западной Европе, находящейся, по их мнению, в Средние века на более низкой ступени цивилизации (как в моральном, так и в материальном плане), чем центры мусульманской культуры.

Второе великое противостояние произошло между Европой эпохи Возрождения и османским исламом. Мусульмане были глухи к претензиям религии, которую считали устаревшей и отжившей. Исламская угроза Европе по преимуществу была военно-политической. Задача европейской экспансии заключалась не в обращении язычников, а в освоении обширных рынков в растущих европейских, азиатских и африканских пределах Османской империи.

Окончательным отступлением и поражением ислама христианская Европа, несомненно, считает поражение османских войск под Веной. Но не в меньшей (если не в большей) степени этому способствовали так называемые Великие географические открытия (или великая европейская экспансия). Эти открытия позволили Европе привести под свою власть или влияние новые земли, предоставили в распоряжение европейцев огромные материальные ресурсы. Это придало христианской Европе новые силы, позволило сдержать и, в конечном счете, отбросить мусульманских завоевателей.

Весь сложный процесс европейской экспансии и имперской политики на протяжении последних пяти столетий, коренящийся в столкновении ислама и христианства, начался с долгой и трудной борьбы завоеванных народов запада и востока Европы за возвращение своих родных земель в лоно христианства и изгнание завоевавших и подчинивших их мусульман.

Хронология этой борьбы по основным вехам выглядела следующим образом.

• В 1480 г. русские окончательно сбросили татарское иго и изготовились к наступлению на собственно татарские земли.

• В 1492 г. испанцы уничтожили последнее мусульманское государство в Испании и активно включились в процесс открытия новых земель, начатый португальцами.

• В 1683 г. турецкие войска, стоявшие под Веной, после двухмесячной осады начали отступать. За отступлением последовали и другие поражения и потери городов и провинций. Эти поражения были закреплены Карловицким договором в январе 1699 г. Мусульманский мир начал уступать Европе и экономически. Несмотря на отдельные успехи, XVIII столетие стало черным для мусульманских держав. Они оказались не в состоянии не только выполнить свой религиозный долг, расширяя границы ислама, но едва удерживали то, что имели.

• Новая война против Османской империи, начатая Россией в 1769 г., завершилась полным разгромом турок. Русские приобретения были огромны и привели к решительному перелому в соотношении сил не только между двумя империями, но и между двумя цивилизациями. В целом наиболее распространенными формами европейской экспансии, в которой на некоторых этапах ведущую роль играла Россия, были завоевания и аннексия. Кючук-Кайнарджирский договор 1774 г. продемонстрировал основные схемы европейской экспансии и проникновения на Ближний Восток в XIX – начале XX вв. То была классическая схема европейского господства. За присоединением в 1783 г. Крыма последовало быстрое присоединение территорий к востоку и западу от полуострова, вдоль побережья Северного Причерноморья. Это привело к серии войн с Турцией, Персией, с местными княжествами и к дальнейшему распространению российской власти. К 1828 г. Россия владела территорией бывших республик СССР – Грузии, Армении и Азербайджана.

• Новая волна европейского наступления началась в середине XIX столетия с усмирением и присоединением среднеазиатских ханств. За этим последовала французская оккупация Туниса в 1881 г. и британская оккупация Египта в 1882 г. В целом к первой четверти XX в. торжество Европы над исламским миром казалось полным и окончательным. Обширные территории в Азии и Африке, населенные миллионами мусульман, находились под твердым контролем европейских империй.

• Перед исламским миром встал грозный вопрос выживания, возвращения своих утраченных позиций и восстановления своей роли мирового субъекта исторического процесса как в религиозном, так и в геополитическом аспектах. В целом соотношение сил между Европой и исламским миром изменили не только торговля и завоевания. Не менее важным были коренные преобразования всех сторон жизни в Европе – подъем науки и техники, культурной и интеллектуальной жизни общества и государства.

• Первой такой реакцией мусульманского мира явилось движение генерала Мустафы Кемаля, позднее прозванного Ататюрком, первого президента светской республики в турецком государстве. Его действия позволили Турции отвергнуть европейское господство и по-новому воспринять европейскую цивилизацию. Это событие явилось поворотным моментом во взаимоотношениях двух цивилизаций, сравнимым с взятием Константинополя и с поражением под Веной. Повсюду в Азии и Африке М. Кемаль был образцом, которому стремились следовать с разным успехом все, кто боролся против неверных чужеземцев[8]8
  В последние годы появился новый миф о Ататюрке. В демонологии современных мусульманских радикалов Ататюрк занимает важное место, но не как защитник своей веры и своего народа, а как негодяй, ставший на сторону врага (христиан) и поэтому повинный в предательстве.


[Закрыть].

• Кроме этого, экспансия западной цивилизации в мусульманский мир в совокупности привела к зарождению такого ответа Западу, как панисламизм и исламский фундаментализм. Рождение политического панисламизма как официальной политики исламского единства (или, по меньшей мере, кооперации) восходит к концу XIX – началу XX в. Эта идеология вызвала к жизни ряд вдохновленных религией движений, которые в XX в. во многих мусульманский странах привели к более открытой исламизации жизни.

Эту религиозную страсть и пыл, знаменовавшие новый подъем исламского мироощущения, можно выразить словами президента Египта ГА. Насера из его брошюры «Философия революции» как реакции на инициативу создания Межисламского Конгресса в 1954 г. в Мекке (Nasser, б/г, р. 67–68):

«Когда я созерцаю восемьдесят миллионов мусульман в Индонезии, пятьдесят миллионов в Китае, несколько миллионов в Малайзии, Таиланде и Бирме, сто миллионов в Пакистане, почти сто миллионов на Ближнем Востоке, сорок миллионов в Советском Союзе и миллионы других в отдаленных и затерянных уголках земли, когда я размышляю о сотнях миллионов мусульман, спаянных в единое целое общей Верой, я все больше осознаю, какие потенциальные возможности таит в себе сотрудничество этих миллионов, сотрудничество, которое, не покушаясь, конечно, на их верность своим странам, обеспечит им и их братьям по исламу неограниченную власть» (цит. по: Луис, 2003, с. 233).