Текст книги "Курьезы холодной войны. Записки дипломата"

Подавляющее большинство танцев народов мира за исключением тех, которые являются частью каких-то серьёзных религиозно-ритуальных церемоний, возникли и исполняются для выражения людьми веселья, прекрасного праздничного настроения и радости жизни. Именно такими в основном были по своему характеру те танцы, которые в той или иной мере передали свои гены будущему танго. Своим столь типичным грустно-лирическим, меланхолическим и ностальгическим характером новорождённый танец был обязан своим первым исполнителям и авторам, многие из которых были бедные, неустроенные и тоскующие по родине, любимым и друзьям итальянские эмигранты. Период формирования и становления танго совпал с переселением в богатевшую Аргентину огромной массы переселенцев из Европы и в особенности из Италии. Практически все они прибывали в поисках лучшей доли на пароходах сначала в Буэнос-Айрес, где и оседали на первые годы, а многие и надолго в самых бедных пригородах и портовых кварталах этой быстро расширявшейся столицы на берегах Ла-Платы.

Несмотря на относительную несложность освоения родственного итальянскому испанского языка большинство эмигрантов из Италии, как, впрочем, и все остальные переселенцы, столкнулись с очень серьёзными трудностями в устройстве своей жизни на новой для них земле, испытывая неизбежное при этом разочарование, ностальгию по оставленным за океаном родным местам, семьям и любимым. Некоторые, собрав деньги на обратную дорогу, возвращались назад, но большинству не удавалось и это, что обрекало их на экономические и моральные страдания среди чужых людей в чужой стране. Будучи по своей природе очень отзывчивыми на музыку, владея музыкальными инструментами и любительскими исполнительскими данными, итальянцы довольно быстро стали не только приобщаться к популярной музыкальной культуре бедных слоёв населения Буэнос-Айреса, но и участвовать в ней с целью заработка или в качестве исполнителей-любителей. В период формирования и становления танго воздействие на него разочарованных своей судьбой и жизнью своих собратьев-переселенцев итальянских эмигрантов-исполнителей и сочинителей оказалось столь сильным и долговечным, что со временем радикально изменило его первоначально гораздо более жизнеутверждающий характер и сделало его музыкально и в тексте песен таким грустным, лиричным и меланхоличным, каким оно в основном дошло и до наших дней.

В те же годы стал складываться и состав музыкальных инструментов, которые использовались при исполнении танго, где главенствовали бандонеон (вид небольшой гармони немецкой фирмы Банд-Унион, от которой и пошло это название), скрипка, контрабас и аккордеон. Первое десятилетие ХХ века было отмечено также появлением профессиональных композиторов, авторов песенных текстов и певцов танго, некоторые из которых успешно сочетали все эти амплуа. Одними из первых таких пионеров танго были Анхель Вильолдо, автор «Эль Чокло» («Еl Choclo»), исполненное им в 1903 году и ставшего известным в нашей стране в 1960-х годах в его американском варианте под названием «Огненный поцелуй» («Kiss of fire»), автор вечнозелёной «Кумпарситы» («La Cumparcita») Матто Родригес, а также Энрике Саборидо, написавший «Мулатку» («La morocha»). На рубеже 1910-х годов началась карьера самого известного в мире певца танго Карлоса Гарделя, который стал национальной гордостью и живой легендой Аргентины ещё задолго до своей гибели в авиакатастрофе в аэропорту Медельина (Колумбия) в июне 1935 года.

Примерно в тот же период танго начало утверждаться в Европе, где оно стало распространяться сперва во Франции, а затем и в других странах через привозимые из Буэнос-Айреса партитуры и гастролирующие группы аргентинских артистов и музыкантов. Именно на долю удивительно красивых и ритмичных «Эль Чокло» и «Кумпарситы» выпала роль авангарда в завоевании популярности танго сначала в Европе, а затем и в других странах мира. Уже в 1911 году выходивший в Буэнос-Айресе для читателей высшего сословия еженедельник «Эль Огар» перепечатал в своём номере от 20 декабря 1911 года сообщение, в котором среди прочего говорилось: «Ещё недавно модными танцами в избранных салонах Парижа были бостон, двойной бостон и тройной бостон. Однако в этом году модным танцем стало аргентинское танго, которое теперь танцуют наравне с вальсом». В печатных изданиях Парижа, Лондона, Берлина и даже Нью-Йорка стали воспроизводиться рисунки, иллюстрировавшие па и фигуры нового танца, помещаться хвалебные рецензии, проводиться дискуссии музыкальных и театральных критиков. Одни называли его утончённым и сладострастным танцем с ласкающим и увлекающим ритмом, а для других танго представлялось порождением трущоб и притонов далёкого Буэнос-Айреса, разносившего аргентинскую заразу по салонам Европы. В разных странах стали открываться курсы и школы обучения новому танцу.

Очень любопытной в этой связи выглядела оценка данному явлению со стороны тогдашнего посла Аргентины в Париже Энрике Ларреты, который с полным возмущением заявлял, что танго в Буэнос-Айресе считается исключительно танцем его самых худших и недостойных домов и кварталов, что его никогда не танцуют ни в салонах хорошего тона, ни уважемые люди и что сама музыка танго пробуждает в слушателях самые неприятные мысли. В своём мнении аргентинский посол в то время был далеко не одинок. В Италии, например, считалось, что даже само обучение в возникавших школах танго сладострастно-похотливым движениям этого танца с берегов Ла-Платы могло бросить тень на репутацию женщины. В Германии кайзер Вильгельм II запретил танцевать танго своим офицерам, исходя из того, что исполнение его фигур вредило сохранению должной осанки прусских воинов. Глава Баварии Людовик называл танго настоящим абсурдом, недостойным того, чтобы его танцевали люди, дорожащие своей воинской честью. В Англии некоторые считали танго противоречищим английскому характеру и идеалам Англии. Королева страны Мария отказалась появляться на тех вечерах, где танцевали танго, однако не запретила танцевать его своим фрейлинам. Как бы там ни было, но к началу Первой мировой войны аргентинское танго уже утвердилось на Европейском континенте.

Под влиянием принятия, а затем и растущей популярности танго в странах Европы и Северной Америки, в том числе и в кругах высокого общества, отношение к нему стало меняться и в Аргентине, где со временем этот отвергнутый с презрением при его рождении танец стал любимым детищем и, пожалуй, главной национальной гордостью своей страны. Такое отношение к танго, которое не так давно перешагнуло свой столетний рубеж существования, не только не ослабло, но и продолжает переходить в сферу великого национального достижения и достояния Аргентины. Так, например, в июне 1990 года в столице страны было проведено первое публичное заседание недавно созданной Национальной академии танго, которая наряду с подобными академиями истории, литературы, изящных искусств или медицины представляет собой одно из 18 официальных академических учреждений страны и целенаправленно занимается исследованиями, сбором, сохранением и распространением знаниий и сведений по всем вопросам, связанным с танго. С 1992 года под эгидой муниципалитета Буэнос-Айреса действует Университет танго, в котором прошли курс обучения уже тысячи слушателей. Музыкальный спектакль «Танго» аргентинских авторов Сеговии и Орезоли продолжает своё успешное шествие по сценам всего мира. С 1982 года в столице Аргентины действует пользующаяся большой популярностью у слушателей специальная радиостанция, передающя исключительно музыку танго всех периодов её существования. Танго покорило весь мир и свою родину, хотя по сравнению со своими ранними вариантами и даже с его сегодняшним сценическим исполнением профессиональными танцовщиками, оно вошло в число наиболее популярных бальных и бытовых танцев в самой упрощённой и доступной для массового исполнителя форме.

Теперь остаётся сказать несколько слов о происхождении самого названия этого всемирно известного танца. В этой связи следует прежде всего отметить, что слово «танго» обозначает собственно танец, а также музыку и слова, которые его сопровождают. Точная история этого названия, или его этимология, до сих пор не установлены, хотя и существует несколько вариантов, претендующих на его объяснение. На первый взгляд довольно соблазнительным и простым является обращение к латинскому глаголу ‘tanguere», означающим «касаться», «трогать», или, как считают некоторые исследователи, к испанским глаголам «tangir», «taner»или»tocar», соответствующих русскому «играть» (на музыкальном инструменте), один из которых имел средневековую форму «tango». Однако при таком варианте происхождения слова «танго» довольно трудно объяснить, каким образом после нескольких столетий отсутствия из употребления оно вдруг всплыло у берегов Ла-Платы в конце XIX века.

Из всех других объяснений, пожалуй, наиболее убедительным, хотя пока ещё не окончательным, является концепция его африканскрого происхождения. Согласно сторонникам этого подхода, слово «tango» на языках нескольких народов побережья Гвинейского залива, где европейцы захватывали рабов для продажи в страны Америки, означает «закрытое пространство» или «загороженное место». Именно этим словом захваченные африканцы называли места, в которых их содержали как в Африке, так и после прибытия в Америку. В Буэнос-Айресе, который тоже приобрёл свою часть чёрных рабов, уже в начале XIX века, словом «tango» согласно имеющимся документам обозначались постройки или дома, в которых африканские негры устраивали свои танцы. Это же слово употреблялось для обозначения и самих таких танцев, и барабанов-тамбуров, или тамбо, под сопровождение которых они исполнялись. Примерно в ту же эпоху на юге Испании практиковался очень старый контрданс времён Возрождения, который назывался «андалузское танго», «тангильо» или просто «танго». Вместе с колонистами из Испании он достиг берегов Америки. На Кубе это андалузское танго воплотило в себя целый ряд фигур африканских танцев и преобразовалось в гаванский танец, или хабанеру (La habanera), которая затем вернулась в Испанию в новом виде и затем распространилась по странам Южной Америки, достигнув и Буэнос-Айреса. Именно в его аргентинском варианте весь мир узнал и сделал своим этот красивый и элегантный танец со звучным и загадочным названием «эль танго»…

…После такого лирического отступления в историю происхождения и становления этого всемирно популярного танца можно снова вернуться к продолжению нашего необыкновенно увлекательного путешествия.

Словом, мы получили довольно приличное представление о столице Аргентины, не встретившись при этом с какими бы то ни было неприятностями, о которых нас предупреждали представители властей в аэропорту. Озадачивало в этой связи то, что они каким-то образом узнали о нашем прилёте, хотя мы прибыли в другой день, из другой страны и другой авиакомпанией, чем предусматривалось нашим первоначальным планом.

Во время одной из наших прогулок по городу мы купили билеты из Буэнос-Айреса в Монтевидео и обратно, рассчитывая провести в маленьком и близком Уругвае полтора дня, а при возвращении в Аргентину в тот же вечер вылететь в Сантьяго. Рано утром нашего последнего дня в Буэнос-Айресе мы отправились с его второго аэропорта Аэропарке в столицу Уругвая…

В Уругвай с чёрного хода

…Восточная Республика Уругвай – так официально называется это самое маленькое государство Южной Америки. Основное слово в этом названии происходит от названия самой большой местной реки Уругвай, что на языке местных индейцев гуарани означает «река водных ракушек» (уругва – водная ракушка + ай – река). Но почему же тогда в нём присутствует определение «Восточная»? Разве есть «Западная Республика Уругвай»? Нет, такой страны никогда не было и не существует. Дело в том, что исторически первые поселенцы бассейна Ла-Платы обосновывались к западу и северо-западу от сегодняшнего Уругвая, который заселялся значительно позже других территорий региона из-за отсутствия в нём полезных ископаемых и ввиду ожесточённого сопротивления со стороны индейцев-кочевников племени чарруа. Те, кто осваивал регион Парагвая и аргентинские земли около Ла-Платы, называли лежавшую к востоку и отделённую от них рекой Уругвай дикую территорию её «Восточным Берегом», откуда определение «Восточная» в силу исторической традиции перешло в официальное название нового государства при получении им независимости.

Первыми европейскими посетителями этих земель были те же Хуан де Солис, Фердинанд Магеллан и Себастьян Кабот, которые начиная с 1516 года приступили к исследованию бассейна Ла-Платы и её притоков. Территория Восточного Берега долгое время оставалась огромным пустынным пастбищем, на которое поселенцы Асунсьона выпустили небольшой табун лошадей и стадо коров, что буквально через несколько десятилетий превратило эту землю в бескрайний и бесплатный источник скота и кожи. Сюда с западного берега стали совершаться постоянные набеги скотоводов-гаучо, которые на этой основе организовали широкую торговлю, прежде всего добытыми здесь кожами, но каких-либо постоянных поселений не создавали. Этот человеческий вакуум начал привлекать внимание португальцев из постоянно расширявшейся за счёт испанских владений соседней Бразилии, которые в 1680 году дерзким манёвром двинулись на северное побережье Ла-Платы и прямо напротив Буэнос-Айреса учредили Новую Колонию Сакраменту. Лишь около 50 лет спустя встревоженные присутствием на их территории португальцев испанцы решили наконец отреагировать и построили на Восточном Берегу форт Сан-Фелипе-де-Монтевидео, опираясь на возможности которого они затем смогли вытеснить своих агрессивных соседей из устья Ла-Платы.

Начиная с этого времени и на протяжении всего колониального периода Восточный Берег оставался ареной постоянной борьбы между Испанией и Португалией, которых затем в этом соперничестве сменили независимые Аргентина, Бразилия и Парагвай. Движение за независимость на Восточном Береге получило первый импульс после захвата Испании Наполеоном, что одновременно превратило его в союзника Франции и во врага Англии. Воспользовавшись этим важным геополитическим изменением, англичане решили установить свой плацдарм в Южной Америке в районе Ла-Платы, как они успешно это сделали в Южной Африке, захватив у оккупированных французами голландцев их владения в области Кейптауна. Сначала английская эскадра в 1806 году легко овладела на несколько месяцев Буэнос-Айресом, но затем англичане были разбиты восставшими портеньос (так называют жителей этого города). Однако в 1807 году англичане вернулись с новой эскадрой, которая по пути в Буэнос-Айрес на девять месяцев оккупировала Монтевидео, но они снова понесли поражение и, по условиям соглашения с аргентинцами, были вынуждены освободить и Монтевидео, где они, кстати, уже начали издавать первую на Восточном Берегу газету на испанском языке.

Вслед за объявлением независимости Аргентиной в 1810 году руководитель уругвайских ковбоев-гаучос Хосе Артигас уже в следующем году поднял восстание против испанцев, окружив своими вооружёнными сторонниками их гарнизон в Монтевидео. Эта героическая борьба продолжалась целых девять лет, когда попавший в политические интриги Аргентины Артигас был вынужден спасаться бегством в Парагвае. После этого Восточный Берег был оккупирован Аргентиной и Португалией, которые продолжали соперничать за эту территорию вплоть до 1827 года, когда уругвайцы возобновили борьбу за независимость и с помощью аргентинцев разбили теперь уже бразильские войска (к этому времени Бразилия стала самостоятельной империей). Так как главные претенденты на захват Восточного Берега не смогли этого сделать, зайдя в полный тупик со своими планами его присоединения к себе, активные англичане выступили между ними в качестве посредника и предложили сделать эту территорию независимым буферным государством. В результате этих действий Аргентина и Бразилия в 1827 году подписали в Рио-де-Жанейро договор, который и провозгласил независимость Восточного Берега под названием Восточная Республика Уругвай.

Новое государство стало жить трудной и довольно бурной политической жизнью, характеризовавшейся до наших дней борьбой двух главных партий – колорадо и бланко (красной и белой) с активным участием армии, которая, по образцу и подобию других латиноамериканских стран, очень часто сменяла правление избранных населением политиков. В течение ряда десятилетий после обретения независимости Уругвай продолжал оставаться объектом вмешательства в его дела со стороны Аргентины и Бразилии, что порой приводило к затяжным гражданским, в том числе и вооружённым, конфликтам, в одном из которых в середине 40-х годов активное участие принимал Джузеппе Гарибальди во главе своего легиона краснорубашечников. Ко времени нашего посещения этой страны её военные в очередной раз стояли здесь у власти…

В столице Уругвая мы приземлились довольно рано, и поскольку наши места оказались прямо у выхода из самолёта, мы были одними из первых, кто подошёл к стойке паспортного контроля. Однако если опередившие нас пассажиры, показывая свои документы, проходили через этот пункт так же быстро, как у нас проходили в метро по проездным билетам, то, дойдя до нас, очередь в единственную открытую для проверки приехавших кабину резко застопорилась. Приняв наши документы с уругвайскими визами, чиновник на контроле сначала стал их внимательно изучать, возможно, частично из-за любопытства, так как паспорта ООН ему вряд ли приходилось встречать в его маленькой периферийной стране. Потом он сравнил их фотографии с нашими лицами и задумался. Закончив минутное размышление, он поднялся со своего сиденья, сказал нам, что нужно подождать, и исчез за дверью во внутренних помещениях.

Прошло минут 5—6 ожидания, которые привели к росту недовольного ропота в рядах застрявших за нами пассажиров, видимо, совсем не привыкших к подобным простоям в этом тихом, полусонном аэропорту. Но вдруг чиновник вернулся, правда, без наших паспортов, и, сообщив нам, что нашим делом занимаются, попросил нас отойти в сторону, чтобы он мог пропустить остальную очередь. Вся эта очередь проскочила мимо нас на выход, практически не останавливаясь перед будкой контроля, но успевая выразить нам в своих взглядах испытываемое ими удивление или недоумение. Пропустив ожидавших пассажиров, чиновник в будке закрыл её окошко и снова исчез за дверью.

В течение последующих 12—15 минут в будку раза три заходили другие служащие, которые, посмотрев на нас через стекло кабины и обменявшись какими-то комментариями, вновь пропадали во внутренних помещениях. Затем в будке возникли сразу три человека и дали нам сигнал подойти к открывшемуся снова окошку. Когда мы оказались перед ними, один, по-видимому, старший из них по положению, держа в руках наши паспорта и не задавая никаких вопросов, сообщил нам, что для нас въезд в Монтевидео не разрешается, но, что, если мы всё-таки хотели бы въехать в Уругвай, то могли бы отправиться прямо с аэродрома только в одно место – Пунта-дель-Эсте. Мы слышали об этом курортном городке, расположенном примерно в 150 км от столицы Уругвая, и раньше, как о месте встречи руководителей США и латиноамериканских стран, где была принята программа «Союз ради прогресса» и на которой делегацию Кубы возглавлял Эрнесто Че Гевара. Поскольку у нас не было другого выбора, кроме возвращения в Буэнос-Айрес после обеда тем же самолётом, на котором мы только что прилетели, посоветовавшись, мы решили согласиться на предложенный нам вариант посещения Уругвая.

Принимая из рук чиновника наши паспорта, я спросил у него, как нам проехать на рекомендованный курорт с аэродрома, минуя запрещённую для нашего въезда столицу, откуда, как мы полагали, должны были идти в Пунта-дель-Эсте поезда или автобусы. В ответ чиновник показал пальцем в сторону стоянки автобусов и сказал, что там мы найдём нужный нам автобус. Расставшись с представителями властей, мы сначала пошли разменять доллары на местные песо и затем без особых проблем разыскали автобус, который довольно скоро отправился на указанный нам курорт. Погода в это утро быстро испортилась, солнце исчезло, и пошёл мелкий, по-осеннему нудный дождь. Автобус шёл неспеша и, сделав за всю дорогу всего несколько остановок, часа за четыре доставил нас в наш мокрый курортный городок. По пути в него дорога была скорее однообразно монотонной, хотя всё равно было очень любопытно наблюдать из окна устройство и уличную жизнь небольших городков и деревень, а также меняющийся ландшафт новой для нас страны.

Когда мы сошли с автобуса на конечной остановке, дождь временно прекратился, что позволило нам совершить небольшую прогулку по известному уругвайскому курорту. Посмотрев на пляже на холодные бурные воды Атлантики и пройдясь по нескольким очень зелёным улицам с богатыми виллами, мы поняли, что здесь нам делать было больше нечего, да ещё при такой погоде. Овеянные такими сомнениями относительно того, стоило ли там оставаться до следующего дня, ожидая в гостинице обратного автобуса, мы решили разыскать какое-нибудь кафе или ресторанчик, где можно было бы пообедать и обсудить, что делать дальше. За обедом мы окончательно пришли к выводу, что оставаться в этом месте в такую холодную дождливую погоду было бессмысленно, и решили отправиться на автобусную станцию для выяснения возможности уехать обратно.

На станции выяснилось, что единственный автобус, который шёл бы прямо в аэропорт, будет только на следующее утро, но в то же время мы обнаружили другой автобус, отправлявшийся в пределах следующего часа непосредственно в Монтевидео, куда он должен был прибыть согласно расписанию около четырёх часов следующего утра. Мы удивились тому, что путь, который мы проделали в Пунта-дель-Эсте от аэропорта, занял у нас всего около четырёх часов по сравнению с почти двенадцатью часами, объявленными в расписании для автобуса в Монтевидео. За разъяснением этого расхождения я обратился в билетную кассу, где мне объяснили, что в отличие от нашего утреннего автобуса, отправлявшийся вскоре автобус на Монтевидео будет идти разными просёлочными дорогами, делая остановки в каждой деревне и в каждом населённом пункте по его маршруту, и поэтому поездка на нём занимает так много времени.

Полученное объяснение нам очень понравилось, так как оно нам давало возможность совершить довольно большую поездку по городкам и весям этой части Уругвая вдоль длинного маршрута нашего автобуса и приехать в Монтевидео глубокой ночью, когда весь город спит. Иначе говоря, до нас в такой час никому не будет никакого дела, а поспав немного в какой-нибудь маленькой гостинице, чтобы не привлекать к себе внимания, мы могли бы ещё несколько часов погулять по столице и уже потом отправиться на автобусе к каждодневному послеобеденному рейсу на Буэнос-Айрес. Взвесив все за и против, мы тут же купили билеты и выбрали наиболее удобные места для нашего долгого путешествия.

Когда мы вскоре тронулись, дождь прекратился, и даже снова вышло солнце, что сделало светлые часы нашего пути гораздо более приятными. Путешествие оказалось действительно очень интересным. При относительно медленном движении нашего автобуса по узким сельским дорогам и благодаря частым остановкам, на некоторых из которых можно было выйти, перекусить или выпить чашку чая в попутной деревенской харчевне и даже немного погулять около автобусной остановки, перед нами раскрывалась хотя бы внешняя сторона жизни местных людей. Можно было вблизи видеть их жилища, устройство их деревень и городков, получить некоторое представление об их маленьких лавочках и магазинчиках, о том, как они одеваются, какое у них хозяйство, как выглядят их сельские ресторанчики и что там предлагают в меню, да и немало других любопытных вещей, из которых складывается многогранная жизнь людей повсюду. Наблюдая за разными сценами местной жизни, мы даже не чувствовали большой усталости – так для нас всё было интересно и увлекательно.

На станцию в пустынном Монтевидео наш автобус прибыл почти в четыре часа утра. Выйдя на широкую улицу в центре города, мы пошли по ней просто прямо в поисках вывески небольшой гостиницы, которая попалась нам на глаза после 10—15 минут ходьбы по довольно плохо освещенным кварталам. Входные двери гостиницы были наглухо закрыты и заперты, но около них висела кнопка звонка и маленькое объявление, приглашавшее клиентов звонить для вызова хозяев. Оглядев небольшое трёхэтажное здание гостиницы, мы решили, что она должна нам вполне подойти на несколько часов отдыха, и мы нажали кнопку звонка. Понимая, что час очень поздний и хозяева наверняка спят, мы подождали несколько минут и, не услышав ответа, нажали на кнопку ещё раз. Прошло ещё несколько минут, и, поскольку ответа снова не последовало, мы уже сделали несколько шагов, чтобы идти дальше, когда вдруг где-то наверху раздался мужской голос, просивший звонивших немного подождать, за чем последовал грохот падающих к двери предметов и тяжёлое дыхание, сопровождаемое звоном ключей.

Мы вернулись к двери, которая открылась нам навстречу почти из совсем тёмного помещения, на которое падал тусклый свет маленькой лампочки с вершины деревянной лестницы, которая круто поднималась прямо от самой двери. Открывшего её человека сначала совсем не было видно, но через несколько секунд мы разглядели его поднимающим с пола деревянный костыль, который он, по его словам, уронил, спускаясь в темноте по лестнице. Сейчас ему удалось включить нормальный свет, при котором мы увидели перед собой пожилого человека, стоявшего на одной ноге с помощью найденного костыля. Мы извинились за позднее вторжение, но хозяин заверил нас, что это его работа, и что подобное случается с его гостями совсем нередко. Он предложил нам подняться на второй этаж и подождать его у прилавка регистрации, пока он запирал двери и поднимался сам.

Оказавшись наверху, мы увидели очень респектабельно оформленное чистое помещение, в начале которого располагалась уютная конторка, а в конце находилась маленькая приятная столовая. Поднявшись в свою конторку, хозяин спросил, на сколько времени мы хотим у него остановиться, и нисколько не был разочарован, узнав, что мы пробудем у него всего несколько часов, так как плата взималась в любом случае посуточно. После разъяснения этого вопроса мы получили и заполнили обычные в таких случаях гостиничные анкеты, а хозяин достал ключи к отведённым нам номерам. Поглядев на наши анкеты, хозяин почти прокричал нам свой восторженный, радостный вопрос: «Вы из Советского Союза?! Не может бы-ы-ыть! Неужели это правда?!, – горячо выпалил он, разглядывая нас сверкающими чёрными глазами. – Я из Испании! Я воевал за нашу Республику! Я потерял тогда одну ногу! Ваша страна нам так много помогала! Ах, какой сюрприз, какая радость!» – не останавливаясь, выпалил наш хозяин и прокричал ещё громче кому-то наверх: «Мария, готовь завтрак, вино и закуску! У меня сегодня дорогие гости из СССР!»

Такая бурная и искренняя реакция хозяина на наше советское происхождение была настолько неожиданной и громогласной, тем более в стране, где правила правая военная диктатура, и в столице которой нам было запрещено даже появляться, что мы поначалу испытали в этой связи некоторое смущение и неловкость. Республиканский ветеран дал нам десять минут привести себя в порядок после дороги, проводив нас каждого лично в наши номера и заявив, что ждёт нас к праздничному столу, который уже готовит его работница. Минут через пятнадцать мы уже были за столом с бокалами вина и закусками на испанский лад. За массой взаимных вопросов и рассказов мы провели около двух часов, но потом усталость стала брать своё, и мы разошлись, чтобы немного поспать. Встали мы часов в десять, но хозяин уже дожидался нас для совместного завтрака, за которым наша беседа продолжалась ещё около часа. Наступило время, когда нам нужно было уже выходить и прощаться с хозяином, заплатив за ночлег и поблагодарив его за щедрое искреннее гостеприимство. При нашем выходе из гостиницы славный испанец даже прослезился и выразил надежду, что мы ещё сможем когда-нибудь навесить его в Монтевидео.

Оставшееся до выезда в аэропорт время мы провели в прогулках по этому довольно большому морскому городу, сосредоточившись на его центральных улицах, площадях и парках. В аэропорт мы приехали на автобусе, сразу зарегистрировались на посадку и без всяких проблем прошли паспортный контроль, унеся впечатление, что со вчерашнего утра власти о нас просто позабыли.

Вернувшись в аэропорт Аэропарке в Буэнос-Айресе, мы взяли оставленные там в камере хранения чемоданы и отправились на центральный аэродром Эсейса, откуда нам предстояло вылетать в Сантьяго-де-Чиле.