Текст книги "Курьезы холодной войны. Записки дипломата"

«Приключение в городе Добрых Ветров»

Наш рейс в Сантьяго на аргентинской авиакомпании французским самолётом «Каравель» должен был отправиться около пяти часов вечера, и мы удачно прибыли в Эсейсу прямо к началу регистрации. В зале ожидания на посадку уже собралось много народа, когда вдруг небо неожиданно потемнело, и пошёл сильный дождь с ветром. В течение всего нескольких минут разбушевавшаяся стихия обрушила на Буэнос-Айрес сильнейший тропический шторм, в котором бешено крутившийся дождь чередовался с потоками града величиной с грецкий орех. Через некоторое время по радио аэропорта объявили, что ввиду начавшегося шторма аэропорт закрывается для вылета и приёма самолётов до улучшения погодных условий. Для получения более подробной информации о шторме многие пассажиры стали собираться у нескольких телевизоров, висевших в зале регистрации, куда всем нам было разрешено выйти коротать неопределённое время ожидания вылета в находившихся в той части терминала кафе, ресторанах, магазинах и киосках.

По передачам бюллетеней погоды по телевизору мы узнавали одновременно о наводнениях, разрушениях и других неприятностях, которые шторм уже причинил району Буэнос-Айреса. Среди прочего сообщалось, в частности, об инциденте с самолётом во втором аэропорте города, куда за часа два до этого мы прилетели из Монтевидео, который при совершении посадки в самом начале шторма неудачно приземлился, повредив часть крыла и взлётную полосу. В ожидании изменения погоды прошло ещё около двух часов, когда вдруг по радио аэропорта объявили, что шторм начал ослабевать и в ближайшие полчаса будут разрешены вылеты, но приём прилетающих самолётов откладывается на неопределённое время.

Минут через десять после этого объявления нас пригласили собираться на посадку, что вызвало удивление всех пассажиров, поскольку через стеклянные стены нашего зала ожидания какого-либо улучшения погоды мы не заметили. Выстроившись скученной линией, мы стали двигаться к выходу через пропускной пункт в посадочный рукав, соединённый с входной дверью самолёта.

Когда мы с Женей оказались перед пропускной стойкой, один из служащих взял наши паспорта с посадочными талонами, вернул нам оторванные от талона корешки и, оставив наши паспорта у себя на прилавке, попросил нас пройти в самолёт, объяснив, что наши документы будут находиться на хранении у членов экипажа до момента выхода самолёта из воздушного пространства Аргентины, когда они будут нам возвращены. Мы стали возражать против такой дискриминации по отношению к нам, поскольку ни у кого другого паспорта не изымали, и потому что это не соответствует принятой во всём мире практике перевоза пассажиров, которые во время перелёта должны сохранять свои личные документы при себе. Чиновник терпеливо выслушал наш протест, пока его коллеги пропускали других пассажиров, и потом сказал, что это делается не самой авиакомпанией, а по просьбе соответствующих властей, поскольку самолёт будет делать часовую остановку на западе Аргентины в Мендосе, и что поэтому данный вопрос не может быть решён службой аэропорта. Извинившись за применение к нам необычной процедуры, он попросил нас не беспокоиться за наши паспорта и пройти в самолёт, не задерживая его отправки. Нам пришлось повиноваться обстоятельствам.

Заняв свои места, мы, как и другие пассажиры, стали смотреть через запотевшие окна на улицу, пытаясь обнаружить признаки существенного улучшения погоды, но таковых не было видно, о чём говорили и потоки дождя, с шумом падавшие на корпус самолёта. Однако, несмотря на такое состояние погоды, «Каравель» тронулась от причала и направилась к взлётной полосе. Теперь дождь сменился градом, который с большим грохотом бил по нашему металлическому фюзеляжу. Под этот необычный аккомпанемент мы взлетели и стали подниматься в сплошных несущихся мимо облаках, испытывая довольно большую тряску. Но после 2—3 минут после взлёта капитан вдруг объявил, что из-за технической неисправности мы должны вернуться обратно в аэропорт. Сразу после этого в самолёте погас или был специально выключен свет, что погрузило нас в темноту, а сам он стал резко крениться на одну сторону среди сотрясавших его густых облаков. Затем мы начали сильно крениться в другую сторону под грохот падающего на нас града. Пассажиры замерли в ожидании исхода попытки приземления, не зная, в чём состояла наша техническая неисправность, но помня, что аэропорт был закрыт для посадки самолётов. Проходившие минуты нервного напряжения казались страшно длинными. Облегчению этого состояния вовсе не способствовала и группа из 10—12 монахинь, которые начали активно молиться. Остальные пассажиры молчали в нервном оцепенении. Сделав ещё несколько резких поворотов и кренов, «Каравель» пошла на резкое снижение и вскоре жёстко стукнулась об асфальт посадочной полосы, снова подскочила в воздух, а затем несколько раз повторила уже затихающие подскоки и с рёвом реверсов помчалась дальше, постепенно сбивая скорость. Наконец она остановилась с выключенными двигателями в почти полной темноте, и мы почувствовали себя в безопасности, несмотря на то, что нам казалось, будто нас заперли в каком-то герметически закрытом темном металлическом ящике, по которому оглушительно бьют тысячи палок – это были потоки хлещущего по самолёту града.

«Каравель» продолжала стоять в мокрой темноте где-то на лётном поле при полном молчании экипажа и команды в течение нескольких минут. Затем, словно опомнившись, одна из стюардесс сообщила, что самолёт не может подъехать к терминалу и поэтому нужно ждать автобусов для нашей перевозки. После этого нервное напряжение среди пассажиров заметно спало, все начали вставать, торопясь поскорее покинуть самолёт, но выходить было пока некуда. Минут через 10 появился первый автобус, и пассажиры поспешили к открывшемуся сзади трапу выхода. На улице по-прежнему бушевал ветер с дождём и градом, и за несколько шагов к автобусу все успевали промокнуть до нитки. К счастью, быстро подошли ещё два автобуса и смогли взять остальных пассажиров.

При входе в зал ожидания, который мы покинули около получаса тому назад, собралась большая толпа служащих и пассажиров, ожидавших своих рейсов, которые восторженно приветствовали нас, как людей, переживших большое испытание. Когда мы с Женей переступали порог входа в этот зал, к нам быстро подошёл чиновник, отобравший у нас паспорта, и с новыми извинениями вернул их нам. Большая часть пассажиров нашего рейса сразу же направились к стойке компании сдавать или менять свои билеты: после случившегося с нами инцидента они не хотели продолжать этот полёт. Мы вместе с небольшой группой, оставшейся от нашего рейса, пытались выяснить, что с нами будет дальше. Никто толком ничего нам сказать на этот счёт не мог, кроме просьбы подождать выяснения ситуации.

Мы слонялись по залу в томительном ожидании решения относительно нашего перелёта в Сантьяго, волнуясь в связи с возможным запозданием к началу конференции, которая открывалась там на следующее утро. Где-то час спустя все заметили прекращение дождя и ветра, рассчитывая в этой связи, что, может быть, скоро аэропорт откроют для вылетов и нас отправят, пусть с пересадками, в Сантьяго.

Каково же было наше удивление, когда по радио объявили, что наш самолёт приведён в порядок и на него начинается посадка. Многие чувствовали себя неуютно, снова садясь в тот же самый самолёт, в котором они каких-то пару часов назад пережили немалые неприятности. По этой причине ещё несколько человек решили сменить свои билеты, а остальные направились на посадку. На этот раз мы просто показали прежние корешки посадочных талонов, и никто не предлагал нам показать наши документы.

Мы взлетели, и почти весь путь до Мендосы у подножия Анд наша «Каравель» спокойно летела на необычно низкой для реактивных самолётов высоте, стараясь идти между низким и высоким слоями плотных облаков. Обслуживали нас по-королевски, предлагая бесплатно даже шампанское и сигареты, как бы компенсируя все неприятности, с которыми нам пришлось ранее столкнуться. В Мендосе нас встретило чистое звёздное южное небо. После посадки нам даже удалось немного погулять вокруг терминала и вдохнуть удивительно чистый и бодрящий воздух восточных склонов громады величественных Анд. Далеко за полночь мы наконец прибыли в чилийскую столицу, и хотя у нас оставалось всего несколько коротких часов для сна, самым главным было то, что после стольких перипетий в Уругвае и Буэнос-Айресе в тот день мы всё-таки оказались здесь к началу конференции.

Наша конференция продолжалась две недели, и за это время мне удалось познакомиться со столицей Чили гораздо более подробно, побывав в новых и посетив уже известные мне места. В этот раз особенно запомнились концерты фольклорных ансамблей из разных регионов Чили, посещение частных музеев современного прикладного искусства, виноградников и винодельческих хозяйств в окрестностях Винья-дель-Мар и вечеринки в домах у чилийских коллег. На этот раз какой-либо слежки за собой я не замечал, и моё пребывание здесь прошло спокойно и расслабленно. Согласно ранее согласованному плану нашего совместного путешествия Женя Кочетков, англичанин Стив Пёрл и я после завершения конференции вылетели в Эквадор.

Эквадорская авантюра

Моим соседом на пути в Гуякиль в самолёте оказался старый русский эмигрант из казачьего полка, которого революция застала новобранцем на службе в Иране, где нашими войсками командовал царский генерал Кондратьев. Будучи верен интересам России даже при смене власти, которую сам Кондратьев не принял, он сохранял вверенное ему войско ещё некоторое время после Октябрьской революции, но поскольку долго эта история продолжаться не могла в отрыве от страны, Кондратьев добился разрешения Москвы на встречу с Лениным для обсуждения положения с его войсками. В ходе встречи в Кремле генерал настаивал на сохранении нашего контингента в Иране в целях поддержания российских интересов в этом регионе, но на это требовались деньги, которых в стране, где шла Гражданская война, просто не было. Разочарованный отрицательным ответом вождя революции, генерал Кондратьев вернулся в Иран и распустил своё войско.

Те из офицеров и солдат, кто решил эмигрировать, стали разъезжаться в разные страны, но некоторые из них целыми отрядами направлялись на сельскохозяйственные работы в страны Южной Америки, где возникли целые поселения наших бывших воинов. Мой сосед по самолёту, с которым я разговорился, был одним из тех солдат, которые оказались на работах в Аргентине. Находясь уже на пенсии, сейчас он летел в Канаду навестить своего брата, который туда переехал ещё перед Второй мировой войной.

О рассказанной выше истории с генералом Кондратьевым я знал ещё раньше от его сына, с которым познакомился через его жену-француженку в ООН, где они оба работали. Шанталь Кондратьева была моей коллегой, а её муж был корреспондентом французской редакции «Голоса Америки» при нашей Организации. Кстати сама Шанталь принадлежит к очень старому, но давно обедневшему роду, который происходил от потомков дочери русского киевского князя Ярослава Анны, выданной отцом замуж за французского короля. Удивительно то, что в семейных архивах семьи Шанталь, которая, кстати сказать, великолепно говорит по-русски, сохранились документы, свидетельствующие о связи её рода с русской королевой Франции. Любопытно, что одна из дочерей Кондратьевых, Валя, во время туристической поездки в Россию познакомилась с русским инженером и потом вышла за него замуж, но жить они стали в Америке.

Сделав часовую остановку в Лиме, наш самолёт без приключений доставил нас в самый крупный город Эквадора Гуаякиль, откуда мы собирались начать наше увлекательное путешествие по этой стране – путешествие, которое приготовило для нас целый ряд сюрпризов, сделавших его настоящим приключением…

…Первым европейцем, оказавшимся на территории сегодняшнего Эквадора, был великолепный испанский мореплаватель Бартоломе Руис, который в поисках богатой страны Биру в 1526 году по поручению Франсиско Писарро и его партнёров провёл их каравеллу от Панамского перешейка вдоль южноамериканского побережья и высадился вскоре после перехода через экватор около трёх крупных индейских поселений. В них Руис обнаружил большое количество предметов из золота, а также драгоценности, что подтверждало слышанные раньше испанцами рассказы индейцев на карибском побережье об очень богатых землях на юге. Однако Писарро, Альмарго и их партнёрам после этого потребовалось ещё несколько плаваний к берегам Эквадора, чтобы подготовиться к завоеванию действительно баснословно богатой империи инков.

Незадолго до прихода испанских конкистадоров и своей смерти в 1525 году император Инка Уйана Капак разделил свои гигантские владения между двумя сыновьями. Один из них – Атауальпа – получил от отца северную часть империи под названием королевство Кито, а второму – Уаскару – досталось королевство Куско на территориях сегодняшних Перу и Боливии. В начавшейся между братьями жестокой войне Атауальпа взял верх и объявил себя императором всех владений отца. Но его торжество продолжалось недолго: в 1532 году Писарро высадился со своим отрядом на побережье Эквадора в заливе, названном им по имени святого Матео, и начал своё кровавое завоевание империи Атауальпа. Сам император, передав Писарро невероятное количество золота и драгоценностей ради спасения своей жизни, был вероломно убит испанцами в 1533 году в городе Кахамарка.

Завоевание королевства Кито Писарро поручил своему заместителю Бельалкасару, который начал свой поход в сегодняшний Эквадор из основанного Писарро поселения Сан-Мигель на севере Перу и, не встречая серьёзного сопротивления индейцев, уже в 1534 году поднялся через Анды к главному городу северного королевства Кара. Отступившие перед Бельалькасаром индейцы полностью разрушили свою столицу, на месте которой он тогда же заложил новое поселение под названием Город Сан-Франциско де Кито. По его же приказу на следующий год был основан важный и удобный порт Гуаякиль, в названии которого объединились имена вождя местного индейского племени Гуаяс и его жены Киль – название, которое перешло и на большой залив, где расположился новый порт.

С 1539 года губернатором территории бывшего королевства Кито стал брат Франсиско Писарро Гонсало, который поднял восстание против попыток императора Карла V ограничить безжалостную эксплуатацию индейцев в новых колониях, но через два года Гонсало Писарро потерпел поражение от войск короны, после чего его бывшие владения обрели относительное спокойствие, однако испанцы, как и прежде, продолжали немилосердно эксплуатировать завоеванное население.

До конца XVII века Эквадор оставался частью вице-королевства Перу, а его главный город Кито стал постепенно превращаться в важный промежуточный центр наземного пути между столицей вице-королевства Лимой и его крупным портом на карибском побережье Картахеной, которая повторяла название большого города в Испании, повторившего в свою очередь в испанском звучании название Карфагена. (Другим наследием Карфагена в Испании является город Барселона, основанный отцом Ганнибала Баркой и названный его именем.) С 1740 года Эквадор перешёл в состав нового вице-королевства Новая Гранада и оставался его частью вплоть до обретения независимости.

Движение за независимость в Эквадоре и по времени, и по своему характеру примерно совпадало с действиями патриотов в большинстве других испанских колоний в Америке. Начиная с 1809 года и по 1822 год в Эквадоре предпринималось несколько безуспешных попыток добиться освобождения от власти Испании. Наконец в мае 1822 года в битве при Пичинче войска Антонио де Сукре – одного из самых талантливых и верных генералов Симона Боливара – нанесли окончательное поражение испанцам, после чего Эквадор вместе с Венесуэлой и Колумбией образовал конфедерацию Великая Колумбия, в которую он вошёл под названием «Южный департамент». Однако, после выхода Венесуэлы из этой конфедерации в 1829 году Эквадор в свою очередь в 1830 году объявил полную независимость. Сегодняшние границы этой страны были определены в протоколе Рио-де-Жанейро 1941 года, который оформил победу Перу в войне с Эквадором и потерю им в пользу победителя более половины его территории…

…Накануне нашего приезда в Гуаякиль в нём прошли крупные демонстрации студентов и рабочих, протестовавших против прибытия с визитом в страну тогдашнего вице-президента США Нельсона Рокфеллера. Несмотря на то что демонстрации были буквально раздавлены полицией и войсками, причём с большими жертвами раненых и даже убитых, визит Рокфеллера пришлось отменить, но обстановка в городе оставалась очень напряжённой. Об этом нас всех троих уже в аэропорту предупредил служащий на паспортном контроле. Он добавил при этом, что хотя мы не были американцами, но поскольку других белых иностранцев в Эквадоре бывает очень мало, нас могут легко принять за гринго со всеми возможными последствиями. Поэтому, по его мнению, нам было бы лучше не ходить по городу пешком.

В нашем распоряжении было всего несколько часов, которые до выезда поездом в путешествие по стране мы могли посвятить ознакомлению с городом. Когда мы получили свой багаж, день уже клонился к вечеру. Для уточнения расписания поездов и определения местонахождения нужного нам вокзала мы обратились в бюро путешествий самого терминала. Там мы узнали совершенно неожиданную для нас новость: нужный нам вокзал находился не в городе, а на расположенном в заливе Гуаякиль острове, до которого нужно было плыть пароходом. Оказалось, что наш поезд в Кито будет отправляться с вокзала на острове в 9 часов утра, а чтобы успеть на него, мы должны были отплыть пароходом, уходившим от пристани города в шесть тридцать утра. Это означало, что на пристани нам следовало быть не позже шести часов.

Обсудив новую ситуацию, мы решили сначала поездить по городу на такси и хотя бы немного, таким образом, получить о нём какое-то представление, затем поужинать, поездить ещё по вечернему городу и отправиться к месту пристани, где рассчитывали купить заранее билеты на утренний пароход. В соответствии с этим планом мы взяли такси и начали поездку по городу, используя водителя в качестве гида. По своей инициативе и в ответ на наши просьбы он показывал нам центральные площади и улицы, памятники, церкви, парки и другие достопримечательности Гуаякиля, в том числе и импозантный монумент освободителям страны Хосе де Сан-Мартину и Симону Боливару. В целом ряде кварталов мы видели много разного мусора, разбитого стекла, камней, палок и всяких других свидетельств прошедших здесь недавно демонстраций и их силовых столкновений с армией и полицией. На стенах домов было немало антиамериканских лозунгов, крупно написанных красной и чёрной краской. На некоторых из них можно было увидеть очень большие портреты Че Гевары в революционном берете с красной звездой, занимавшие иногда несколько этажей безоконных стен. Надо сказать, что подобные изображения Че вместе с подписью местных революционеров тупамарос встречались и в других городах Южной Америки. Таксист рассказывал о некоторых подробностях бурных событий ряда прошедших дней. Пока было светло, мы порой выходили из машины сделать фотографии, но наш водитель старался нас от этого удержать или просил не отходить при этом от машины.

Экскурсия по городу завершилась совсем поздно, когда уже давно наступила плотная тропическая ночь. Мы попросили таксиста отвезти нас на пристань, где думали в обычном вокзальном помещении купить билеты на пароход и убедиться в правильности сообщённого нам в аэропорту расписания и парохода, и поезда. Услышав нашу просьбу, водитель такси замялся и после некоторых колебаний сказал, что это место, особенно ночью, является очень опасным, так как там собираются по своим делам и для ночлега десятки воров и бандитов города. Это неуютное сообщение заставило нас задуматься, но всё равно нужно было хотя бы знать, куда мы должны явиться ещё в совершенно тёмный по-здешнему утренний час для покупки билетов и посадки на пароход, когда все эти опасные люди ещё будут там находиться в полном сборе. Мы решили поехать на пристань, для того чтобы оценить существующую там ситуацию.

Минут через тридцать наша машина въехала в совершенно тёмный, ничем не освещённый район, и водитель попросил нас плотно закрыть окна и запереть двери для большей безопасности, подтверждая тем самым опасную репутацию этого района. После нескольких поворотов перед нами под лучами фар возникла совершенно пустая набережная, где не было ни одного фонаря, ни одного автомобиля и никаких людей. Через несколько минут на той стороне, где должен был быть залив, в свете фар мелькнуло какое-то строение, похожее на заброшенный сарай, которое таксист назвал вокзалом, а затем по мере продвижения машины вперёд мы увидели кишащую массу полураздетых стоявших, сидевших или лежавших на земле людей в грязных лохмотьях. Некоторые фигуры возникали совсем недалеко от машины, и тогда мы могли мельком увидеть их страшные физиономии со следами побоев и увечий, иногда прикрытых грязными лоскутами тряпок или бинтов. Это было действительно устрашающее зрелище. «Я же вас предупреждал», – сказал водитель, направляя машину вдоль набережной подальше от этой ужасной толпы, и затем спросил, что мы будем делать дальше.

Мы попросили его остановиться в безопасном месте обсудить наше положение. Проехав ещё немного вперёд и увидев на другой стороне маленькую вывеску кафе, он развернулся и остановился у его входа. Сейчас мы были примерно в 200—250 метрах от причала. Мы пригласили водителя на чашку кофе и сели все вместе обдумывать наш план действий. В кафе было всего пять-шесть столиков, и помимо нас там сидело ещё двое молодых людей, беседуя о своих делах. Наше появление в этом забытом богом месте в такой поздний час в сопровождении таксиста вызвало удивление присутствующих и хозяина, который сразу же подошёл к нам и поинтересовался, что мы хотим заказать. Все попросили кофе и, не дожидаясь чашек с ароматным напитком, принялись за обсуждение нашей проблемы. Поскольку мы говорили между собой по-английски, таксист перешёл к маленькой стойке, где хозяин готовил наши напитки, и стал пока общаться с ним. Двое молодых людей прекратили собственный разговор и словно зачарованные наблюдали за нами.

Поскольку никакого решения для безопасной посадки на пароход в тёмный утренний час, когда в кромешной тропической тьме было непросто найти даже сам сарай вокзала, не говоря уже о преодолении массы профессиональных воров и бандитов, мы не находили, нам пришла в голову мысль о возможности узнать о другом, более позднем поезде и соответственно пароходе. Наш первый вопрос относительно этой идеи был задан нашему водителю, но он, будучи не в курсе, переадресовал его хозяину, который в этот момент направлялся к нашему столу с приготовленными чашками кофе. Хозяин нас разочаровал своим ответом, сообщив, что единственный пароход на наш единственный поезд, который, как оказалось, к тому же ходит не каждый день, отплывал именно в шесть тридцать утра.

Тогда мы стали расспрашивать хозяина, каким образом можно было бы без неприятностей попасть на пароход в нашем положении, и как это делают другие люди, которым нужно проехать от причала на вокзал. В ответ он сообщил, что местные пассажиры приезжают на пристань за несколько минут до отплытия парохода в окружении нескольких друзей или родственников из мужчин, чтобы как можно меньше времени находиться на пристани. Во-вторых, зная об этой опасной ситуации, они никогда не имеют при себе лишних денег, но даже при этих предосторожностях, подчеркнул хозяин, у них тоже возникают неприятности, так как иногда их тоже грабят или крадут у них вещи. Однако, по его мнению, ввиду того, что мы иностранцы, к нам наверняка будет проявлено особое внимание, и нам следует быть особенно осторожными.

Ответ хозяина не давал безопасного решения нашей проблемы. Мы чувствовали себя словно в мышеловке, не видя другого выхода, кроме радикального изменения давно подготовленного плана путешествия и отказа от одного из самых интересных маршрутов, о котором мне довелось слышать и читать. Но на это мы пока ещё идти не хотели. Таксист, который провёл с нами много времени и уже хорошо заработал, тоже ждал нашего решения, так как было очень поздно, и ему нужно было возвращаться домой. Два молодых человека продолжали следить за нами, слушая наши разговоры. Один из них увидел у меня пачку американских сигарет и подошёл ко мне с просьбой его угостить, что я и сделал. Через несколько минут его примеру последовал второй, после чего они оба подошли к хозяину и стали с ним о чём-то говорить. Поскольку они все трое время от времени поглядывали в нашу сторону, мы подумали, что их разговор касался нас.

Действительно, через несколько минут хозяин подошёл к нам и, ссылаясь на идею, подсказанную ему двумя молодыми людьми, предложил возможное решение нашей проблемы. Он сообщил, что в его ночное кафе каждый день около половины шестого утра приходит на чашку кофе живший неподалёку механик, который работает в аэропорту Гуаякиля по обслуживанию самолётов американской (сегодня уже не существующей) авиакомпании «Брэнифф». Около шести часов за ним приходит автобус этой компании и отвозит его на работу. Этот механик, которого хозяин кафе считал славным малым, был знаком с некоторыми из обитателей пристани, и предположил, что, может быть, если он согласится, нам удастся с его помощью целыми и невредимыми сесть на пароход.

Я сразу ухватился за эту идею, но мой английский спутник считал, что доверяться в такой ситуации незнакомому человеку было довольно рискованно. Некоторые сомнения на этот счёт были и у Жени, но он в принципе не возражал. После нескольких минут обсуждений мы решили дождаться механика в кафе, так как ехать куда-то в гостиницу было слишком поздно, да и уже бессмысленно, если мы не хотели разминуться с нашим гидом из «Брэниффа». Таксист внёс наши чемоданы в кафе, получил очень щедрое вознаграждение и отправился домой. Хозяин, опасаясь за судьбу наших чемоданов, стоявших около нашего стола, тут же перенёс их с помощью двух молодых парней к себе на кухню, объяснив, что некоторые люди с пристани иногда приходят выпить чашку кофе, а с ними нужна большая осторожность.

Мы поблагодарили молодых ребят, которые, казалось, никуда не собирались уходить, за их предложение насчёт механика и угостили их кофе вместе с целой пачкой моих сигарет, запас которых был в моей сумке. До появления механика теперь оставалось ещё около трёх часов. Мы коротали их в разговорах с хозяином и молодыми людьми, которые устроились за столиком рядом с нашим. Сейчас, когда мы почти согласились на услуги механика, нас стал беспокоить вопрос о его возможном несогласии на нашу просьбу, но наши эквадорские собеседники были в нём уверены и даже обещали свою поддержку. Они с охотой отвечали на другие наши вопросы, рассказывали о недавних демонстрациях и жизни в стране, о себе, и в свою очередь расспрашивали нас. Их очень удивило, что мы не были американцами, и они ещё больше удивились, узнав, что двое из нас были русскими.

Незадолго до прихода механика у открытого настежь входа в кафе, у которого не было двери и вход закрывался только створчатым металлическим занавесом, стали показываться отдельные личности с пристани. Они оставались, как правило, на улице, с любопытством рассматривая нас оттуда. Затем двое из них прошли прямо в кафе и, заняв столик, заказали себе по чашке кофе, уставившись на нас своими немытыми физиономиями. Им-то уж действительно некуда было спешить, а наше необычное присутствие здесь было для них, по крайней мере, целым развлечением. Вели они себя спокойно и совсем не враждебно. Через некоторое время один из них подошёл к нашему столу и попросил у меня сигарет для себя и своего спутника. Получив сигареты, они повернули свои стулья полностью в нашу сторону и продолжали так сидеть, слушая наши разговоры.

Наконец в кафе вошёл механик, который очень удивился тому, что в нём оказалось трое иностранцев, совершенно не подозревая, что мы давно и с нетерпением ждали его прихода. Он оказался рослым и крепким молодым мужчиной в чёрной кожаной куртке, наброшенной на тенниску с буквами «Braniff». Внешне он скорее был похож на американского рабочего парня, а не на эквадорца. Пожав руку хозяину и двум молодым людям, он поприветствовал и нас. До того, как принести механику его обычную чашку кофе, хозяин коротко рассказал ему о нашей просьбе, а мы предложили ему сесть за наш стол для продолжения разговора. Садясь к нам, он теперь заметил находившихся в кафе двух обитателей пристани и кивнул им головой в знак приветствия, что нам показалось хорошим признаком – некоторые из этих людей были ему по крайней мере знакомы.

Поскольку из нас троих я один говорил по-испански, весь разговор с механиком выпал на меня, а в остальных случаях я исполнял роль переводчика. Я ещё раз изложил механику нашу просьбу, отметив, что мы сумеем его отблагодарить за услугу. Выслушав меня, он посмотрел на часы и сказал, что его служебная машина придёт за ним около шести, то есть нам нужно будет выйти так, чтобы оказаться прямо у кассы в шесть, когда она открывается, и чтобы он, проводив нас до трапа парохода, мог быстро вернуться к машине. На случай небольшой задержки он собирался попросить хозяина кафе передать его водителю просьбу подождать несколько минут до его возвращения с пристани. К нашей радости, Мигель – так звали механика – не заставил себя уговаривать и, начиная свою чашку невероятно густого кофе, изложил тактику нашего перехода из кафе к будке кассы на пристани.

Во-первых, мы должны были сразу же начать двигаться в один ряд, плотно держась друг друга, и сохранять этот порядок на протяжении всего перехода. Он сам будет идти с того края, который ближе к пристани, и нести два из наших трёх чемоданов. Рядом с ним буду идти я с моим чемоданом, а мои коллеги будут идти без поклажи рядом со мной и почаще смотреть назад, чтобы следить за возможными попытками напасть на нас со спины. Мы заранее прямо в кафе должны были ему передать деньги на билеты, чтобы не доставать их каждому из нас перед кассой, и чтобы билеты для нас он взял сам. Оказавшись у будки кассы, нам следовало каждому держать собственные чемоданы за ручку, постараться не ставить их на землю и стоять лицом к толпе, которая должна была непременно возникнуть вокруг нас. После получения билетов он хотел проводить нас через турникет, где на контроле стоял его знакомый, и затем дойти с нами до трапа парохода. Судя по изложенному им подробному плану нашего перехода на пристань, Мигель, по-видимому, неплохо знал поведение, приёмы и способы действий её обитателей. Ещё раз посмотрев на часы, он попросил нас передать ему деньги на билеты и приготовиться к переходу.