Текст книги "Тайный орден"

– И все равно, без Тибо прежней Шампани нет больше. – Проговорил де Пейн. Друзья помолчали и осушили по чарке вина за упокой души славного графа.

– Может, все-таки расскажешь, почему аббат указал графу на тебя? – После следующего тоста продолжил Гуго свои расспросы.

– А вот именно так просто и указал. Я служил в замке начальником стражи ворот. Помнится, в тот день я проверял вооружение своих солдат. Ну, все как обычно – построил их во дворе, кому-то из-за нечищеной кольчуги разнос учинил, а тут вдруг вышли граф Шампанский с аббатом. Остановились чуть поодаль, и я видел, как Мори что-то сказал нашему Гугону и указал в мою сторону. На следующий день граф вызвал меня к себе и в присутствии коннетабля и сенешаля пожаловал должность капитана городской стражи. Вот и вся история.

– А что, аббат Мори имеет такое большое влияние на нового графа Шампанского?

– Огромное влияние. Во-первых, наш граф еще слишком молод: ребенком его, конечно, уже не назовешь, но он часто ведет себя как ребенок и нуждается в наставниках и советчиках. Во-вторых, в отличие от своего достойного родителя, Гуго де Блуа человек, хотя, наверное, и не менее умный, но слишком уж нерешительный и, порой, суетливый в делах. Во всяком случае, граф перестал принимать скоропалительные решения и сильно переменился с тех пор, как Мори появился при его дворе.

– И давно аббат прибыл в Труа?

– Скоро год.

– Это не слишком большой срок. Почему же слова этого человека весят так много?

– Вообще-то, между нами, наш нынешний граф слишком еще молод для управления Шампанью, он неопытен, и, наверное, поэтому подвержен влиянию других людей. Особенно тех из них, кого он считает гораздо умнее себя. А уж аббат для него просто воплощение мудрости. Аббат Мори прибыл в Европу из Святой Земли. Про него говорят, что сам великий папа Григорий-седьмой был его другом, и что он также близок и к нынешнему папе римскому Урбану, и, более того, поговаривают, что папа ему сильно обязан. Я слышал, что это именно Мори остановил войну между императором Священной империи Генрихом и святым престолом.

– Каким же образом?

– Ходят слухи, что этот аббат каким-то чудом обратил в истинную веру закоренелого богохульника и гонителя церковников Готфрида, герцога Нижней Лотарингии, который опустошил Рим огнем и мечом, убил во имя императора его главного противника Рудольфа, «короля патеров», и выгнал папу из священного города, заслужив этим от Генриха бесконечные похвалы. Так вот, как я слышал, аббат Мори заставил этого кровавого Готфрида каяться и идти в Иерусалим замаливать грехи у Гроба Господня! И, если бы не это, воинственный герцог мог бы уже давно стереть папу в порошок. А, лишившись такого мощного союзника, как герцог Нижней Лотарингии, император Генрих притих и пошел на попятную, и война на несколько лет прекратилась.

– Надо же, вот так аббат! – Изумился Гуго.

– Да, аббат человек не простой, он мудрец и политик, он духовный наставник нашего юного графа и назначен капелланом при графском дворе. А ты то чего им так интересуешься? – В свою очередь спросил Андре де Монбар.

– Он мне жизнь спас два раза. – Прямо ответил де Пейн.

И Гуго рассказал другу детства о неожиданной помощи от аббата в горах Испании и в недавнем столкновении с разбойниками барона Бертрана де Бовуар.

– Пресвятая Дева! Да, этот аббат творит чудеса не хуже самих апостолов! – Воскликнул молодой капитан, потрясенный рассказом Гуго де Пейна.

– Воистину. Кстати, когда же этого барона Бертрана будут судить? – Гуго перевел разговор на другую, впрочем, не менее интересующую его, тему.

– Этого самозванного барона, который не имеет никакого права даже на титул, поскольку он не вступал в права наследства.

– Я слышал, что ему помешал в этом родной брат.

– Ну да. Ведь титул покойного родителя, как и все его имущество, по закону майората может наследовать только старший из братьев, если другое не завещано, и если, конечно, отец еще при своей жизни не решил по-другому. И уж потом старший брат вправе решать, что из наследства выделить младшим братьям или другим родственникам. Но он вправе и совсем не выделять ничего, чем старший брат Бертрана и воспользовался. – Объяснил де Пейну Андре де Монбар.

– Но, где же в этом обычае справедливость? По-моему, такой закон лишь порождает неприязнь между братьями. – Сказал Гуго.

– Да уж, какая там справедливость? Ты вот единственный сын у отца, и потому не испытал на себе всего этого и даже не задумывался об этом. А я третий ребенок и в полной мере вкусил все прелести такого кутюма[23]23
  Кутюм – обычай, заменяющий закон в феодальном обществе.


[Закрыть]. Когда в чуму наш отец умер, мне ничего, кроме коня и оружия, не досталось. Но я не такой человек, чтобы из-за этого пойти войной на родных братьев. Бог им судья.

– Извини, я не знал.

– Оставим. Что до Бертрана, то, думаю, его осудят теперь только после Пасхи. Пока что граф Шампанский слишком занят другими делами.

– Я видел во дворе какие-то приготовления. Уж, не на войну ли граф собирается?

– Нет, не на войну. Сейчас на северо-востоке Франции действует «Божий мир», а в пределах Шампани мятежников не замечено. Да и на границах все тихо.

– А как же этот рыжий разбойник Бертран? Или такие как он не в счет?

– Почти что не в счет, потому что у таких как он нет возможностей для вооружения сколько-нибудь серьезной армии. Это, скорее, обычный грабитель, только хорошо обученный военному делу и благородного происхождения. С такими мы беспощадно боремся, хотя с ними совсем не просто справляться. Подобные грабительские отряды пусть и малочисленны, но способны быстро передвигаться, ловко прятаться и устраивать засады в самых неожиданных местах. Они нападают на проезжих, грабят слабо защищенные замки и опустошают деревни. Долго я гонялся за этим вот Бертраном и его людьми. Спасибо, что задержал этого поганца, дружище!

– Благодарить не за что. Ведь он пришел пакостить на моих землях. Лучше скажи, в какой поход вы теперь собрались? Может, и моему мечу найдется подходящее дело в рядах шампанцев?

– Нет, дорогой Гугон, в поход мы пока не идем. Тем более, какой же поход накануне Пасхи? Просто готовимся достойно отпраздновать, принять гостей.

– Что еще за гости в такое унылое и голодное время?

– Как, разве ты не видел лагерь блуасцев у Северных ворот?

– Нет, я еще в город не въезжал, а направился с Восточной дороги прямо к тебе. А что там за блуасцы?

– Там охрана и прислуга графа Блуа лагерь разбили. Ведь приехал старший брат нашего графа Стефан. Говорят, он всегда оставляет свой дворец в Блуа и едет к брату, когда в очередной раз поссорится с женой.

– Бедняга, видно, жена у него строгая. И часто она его прогоняет?

– Раза два за год, это точно. Но он вовсе не бедняга. В Труа он хорошо развлекается. Здесь живет его любовница, вдовствующая баронесса Алисия де Шоне, недавно Стефан построил ей новый манор[24]24
  Манор – укрепленный особняк, значительно меньший, чем замок.


[Закрыть] на другом берегу реки, чтобы было, где уединяться. К тому же, граф Блуа старается контролировать дела своего младшего брата, то есть нашего графа Гугона. В этот раз Стефан прибыл не один. С ним вместе в Труа пожаловали архиепископ Шартрский и посол графа Фландрии. Но это еще не все, сегодня ожидаются новые знатные гости из Лотарингии. Сюда направляется тот самый герцог Готфрид Бульонский, о котором мы с тобой уже говорили. Думаю, скоро ты сам всех их увидишь, наверное, лотарингцы прибудут в Труа еще до обеда.

– У вас тут, я смотрю, на эту Пасху намечается особенно пышное празднование.

– Да нет, вроде. Просто будет рыцарский турнир, в котором, кстати, можешь поучаствовать и ты, если захочешь, и, кроме того, в Труа намечается еще одно важное собрание.

– Какое такое собрание?

– Ишь, ты, какой любопытный! Я что же, за раз должен выложить тебе все государственные секреты? Я и так уже с тобой совсем заболтался, а меня, между прочим, ждут двести человек городской стражи. Кстати, тебе следует немедленно навестить аббата Мори. Вчера вечером я видел его у графа. Аббат вспомнил о тебе в разговоре и попросил, чтобы, как только ты сегодня появишься, тебя сразу проводили к нему.

Оруженосец де Монбара провел Гуго к большому, недавно построенному, длинному каменному двухэтажному зданию, расположенному на площади, рядом с городским собором. Оказалось, что здание это представляет собой гостиницу. В просторном помещении первого этажа, которое служило одновременно и харчевней и гостиничным холлом, собралось множество самых разных людей. Здесь были и бенедиктинские монахи в черных рясах, и странствующие проповедники в серых плащах из грубой шерсти, и купцы в дорогих разноцветных одеждах со своей прислугой, и даже опоясанные рыцари с оруженосцами из разных европейских стран. Весь этот пестрый народ собрался вокруг большого обеденного стола, забравшись на который, какой-то человек духовного звания, с крестом поверх одежды, что-то с пылом опытного оратора вещал этой разнородной толпе. Подойдя ближе, Гуго с удивлением обнаружил, что это аббат Мори. По-видимому, он уже заканчивал свою проповедь.

– …Да, я еще раз говорю и утверждаю, что нам нужно сейчас привлекать всех, кому не безразлична судьба церкви Христовой. И мы поддержим папу в его стремлении избавиться от продажных епископов, от симонии и от разврата внутри церковного организма. И все те, которые призывают церковь к очищению, к возвращению к истокам христианства и к возрождению, есть наши соратники, и вы обязаны признать их, независимо от того, как они называются, и протянуть им руку! Ибо говорил Иисус: «по плодам их судите»! И да будет так, братья! – Аббат проворно слез со стола и сквозь толпу, не обращая внимания на задаваемые ему вопросы слушателей, направился прямо к де Пейну. Посреди удивленной толпы они поздоровались.

– Ваше высокопреосвященство, я получил продовольственный обоз и невероятно признателен за заботу и помощь, – сказал Гуго, кланяясь.

– Не стоит благодарности, сын мой, ибо все это сделано во имя Господа нашего, во славу которого мы, люди, должны помогать ближним своим. Я ждал тебя, Гуго. Пойдем. – Аббат повернулся к толпе и сказал:

– Мне необходимо уйти, но на все ваши вопросы, ответит брат Адаму с.

Мори взял рыцаря за локоть и повел его к выходу прямо сквозь ряды своих недавних слушателей, с любопытством взирающих на де Пейна, но почтительно расступающихся перед аббатом, а какой-то седой человек в серой рясе уже занял его ораторское место на столе.

Оказавшись снаружи, священник и мирянин направились в сторону, противоположную от гостиницы. Там, на другом краю городской площади, заполненной народом в этот ясный весенний день, находился дворец графа Шампанского, представляющий собой массивное четырехугольное здание с остроконечной, покрытой свинцовыми пластинами, крышей и узкими окнами, очень похожими на обычные крепостные бойницы. Сходство с крепостью усиливала и высокая четырехгранная башня донжона посередине и мощная каменная ограда вокруг уютного сада. Обнесенный широким рвом с водой, соединенным с рекой, и, поэтому, расположенный как бы на островке, этот дворец был надежно отделен от остального города и более всего походил на крепость в крепости, чем, в сущности, он и являлся.

– Я не знал, что вы проповедуете, ваше высокопреосвященство, – сказал аббату де Пейн по дороге.

– Это не проповедь в обычном смысле, друг мой, там были только свои, и меня попросили разъяснить некоторые вопросы, касающиеся предстоящего собрания.

– Какого собрания? – Поинтересовался Гуго.

– Ах, да, ты же не знаешь. Дело в том, что в эти дни в Труа съезжаются заинтересованные люди со всех концов Европы, и здесь должно состояться большое собрание представителей нашего братства. Оно состоится в полдень в Страстную Пятницу во дворце графа Шампанского. И тебя там тоже ждут.

– Кто ждет?

– Хотя бы я.

– Спасибо, ваше высокопреосвященство, сочту за честь. И меня действительно пустят? Ведь я лицо не духовное.

– Среди наших братьев далеко не все имеют отношение к клиру. Очень много у нас и мирян.

– И что же это у вас за братство такое?

– Христианское братство. Увидишь, когда придешь. Обещаю, что на собрании тебе будет интересно.

– Я приду, но, вообще-то, ваше высокопреосвященство, я собирался сначала повидать графа Шампанского. Я хотел поблагодарить его за щедрость и присягнуть на верность, как моему законному сюзерену.

– Боюсь, мой добрый рыцарь, он вряд ли скоро выберет время, чтобы принять тебя. Уже два дня у графа гостит его старший брат Стефан, владетель Блуа и Шартра, и, вместе с ним посол графа Фландрии Роберта. К тому же, сегодня в гости к графу Шампанскому приезжают и другие весьма важные особы. Посему, думаю, граф Гуго де Блуа будет очень занят и всю предстоящую неделю. Впрочем, кто знает? Может, пара минут у графа для тебя все же найдется, ибо я напомню ему о тебе. Иди в гостиницу, назови хозяину пароль «меч и крест», и тебе бесплатно дадут комнату. Оставайся там, наберись терпения и жди. Я же переговорю с графом, и, надеюсь, вскоре он пришлет за тобой. А сейчас прости, мне тоже надо подготовиться к приему гостей. – И, оставив рыцаря на площади, аббат быстро подошел к воротам невысокого барбакана перед дворцовым мостом, перекинулся парой слов со стражниками и исчез внутри за глухими, оббитыми полосами железа створками. А Гуго пересек площадь в обратном направлении и вернулся в гостиницу, где, назвав пароль «меч и крест» пожилому грузному хозяину, получил крошечную комнатку на втором этаже, единственное узкое окно которой выходило прямо на площадь.

На площади дружинники разгоняли народ, освобождая место, чтобы по всему периметру расставлять копья с вымпелами Шампани, Блуа и Шартра. Несколько слуг большими метлами подметали мощенную булыжником главную городскую улицу. Другие, забравшись на лестницы, вешали на деревянную ограду собора разноцветные драпировки. Через некоторое время со всех сторон послышались восторженные крики городской детворы: «гости едут с востока!», «скорей на стены!».

Гуго спустился из комнаты и вышел на площадь. Многие горожане спешили к стенам, но стражники не пускали их, создавая тем самым изрядную давку, когда задние напирали на передних. Гуго решил наблюдать въезд гостей в город с башни, находящейся справа от восточных ворот. Тем более что к этой башне еще можно было пройти между домов, по узкому переулку, не опасаясь попасть в центр давки. Но двое стражников в переулке не желали пропускать его. И только когда Гуго дал каждому из них серебряный су, солдаты молча отошли в сторону.

Поднявшись на смотровую площадку, де Пейн застал там троих лучников в полном вооружении. У каждого был короткий меч в ножнах и длинный лук на плече. Но стрелять они сегодня, похоже, не собирались. Их тяжелые, полные стрел колчаны лежали на полу, сваленные в кучу, возле зубчатого каменного ограждения площадки. Выглядели лучники празднично: на каждого поверх кольчуги был надет новенький синий сюрко[25]25
  Сюрко – средневековая одежда без рукавов.


[Закрыть] с нашитой на груди косой лазурной полосой – цвета герба Шампани. Каждый из воинов держал в руках большой рог. Выглядывая из-за защитных каменных зубцов площадки, лучники внимательно смотрели вниз, где явно происходило что-то интересное, и они были, по-видимому, полностью захвачены этим зрелищем. Если бы Гуго де Пейн был вражеским лазутчиком, то без труда перебил всех троих, даже не вынимая меча из ножен, одним только кинжалом, и те не успели бы дотянуться до своих коротких мечей, а уж тем более натянуть тетивы луков.

Стражи башни заметили рыцаря только тогда, когда он тоже подошел к краю площадки, и, опершись об один из зубцов, заглянул вниз. День выдался безветренный, небо – ясным, а воздух – прозрачным, поэтому с башни можно было без труда наблюдать, как с северо-востока, со стороны леса, приближалась к городу длинная вереница всадников.

– А это кто еще тут? – Заметив, наконец, присутствие постороннего на смотровой площадке, спросил один из лучников у другого. Их командир, седой сухощавый человек высокого роста подошел к Гуго, внимательно оглядел его, особое внимание уделив рыцарским шпорам и золотому поясу, и не слишком дружелюбно проговорил:

– Мессир, я сержант Готье Ронвальд и отвечаю перед графом Шампанским за охрану этой башни. Посторонних на башню без распоряжения начальника караула я не могу допустить. Поэтому прошу вас немедленно спуститься вниз.

– Я шателен Гуго де Пейн и прибыл в Труа по приглашению графа Шампанского и капитана городской стражи Андре де Монбара. Вряд ли кто-то из них станет возражать против моего присутствия здесь.

– Но, господин рыцарь! У меня все равно будут из-за вас неприятности, если я позволю вам здесь находиться, поскольку мне никто не приказывал пускать вас, а мой долг никого не пускать на башню без приказа.

– Думаю, это можно уладить, если, конечно, ваши товарищи не доносчики. – Гуго вынул из кошелька серебро и протянул по монетке двум лучникам и три монетки дал их начальнику.

– Что ж, смотрите, господин рыцарь, коли на то пошло, но предупреждаю, что в обед караул на башне меняется. – Сказал сержант Готье, запихивая серебро в маленький кармашек своих кожаных штанов. После чего сержант отошел обратно к краю площадки, предоставив Гуго полную свободу наблюдать приезд гостей.

Богатые горожане, из тех, до кого раньше других дошли слухи о приближении к городу гостевого кортежа из Нижней Лотарингии, заранее заняли лучшие места на стенах и башнях, заплатив за это стражникам хороший куш. Вокруг пестрели одежды купцов, зажиточных ремесленников и их женщин. Кое-где Гуго замечал и детей. На двух соседних башнях стояли какие-то праздные рыцари и их дамы. Знать из окружения графа Шампанского расположилась, в основном, на дозорной площадке над самими воротами, потому что именно там, напротив ворот, должна была начаться церемония встречи.

Гуго с интересом наблюдал, как гостевой кортеж подъезжает к городу. Впереди, на украшенных попонами лошадях, ехали знаменосцы, трубачи и герольды, что прямо указывало на большую знатность подъезжающих. Знаменосцы высоко держали флаги герцогства Нижнелотарингского и хоругви епископа Лютехского, а в руках у трубачей были, начищенные до блеска, длинные медные трубы с широкими раструбами на концах, что тогда еще представлялось диковинной редкостью: трубили, по большей части, в рога. Тут же по бокам на небольших лошадках ехали нарядные молоденькие пажи. Позади знамен, хоругвей и труб на белой лошади восседал сам епископ, пожилой немец с большим посохом в правой руке, а рядом с ним, на высоком черном коне ехал маркграф антверпенский, герцог Нижней Лотарингии Готфрид Бульонский. Он же потомок королевского рода Каролингов по матери и грозных викингов по отцу; сын графа Евстафия-второго Бульонского и Иды Лотарингской, дочери герцога Верхней и Нижней Лотарингии Готфрида Бородатого; родной племянник Готфрида Горбатого, герцога Нижней Лотарингии и Сполето, от которого он, с соизволения императора Священной Римской Империи Генриха-четвертого, унаследовал герцогскую корону Нижней Лотарингии. В марте того года, когда нижнелотарингский герцог, проделав неблизкий путь от своего неприступного замка в Арденах, въезжал в столицу Шампани, ему исполнилось уже тридцать пять лет от рождения.

Епископ, сопровождающий герцога в поездке, этот располневший, тяжелый на подъем человек, привыкший к покоям своей резиденции, сидел в седле сгорбившись, и, казалось, дремал. Было видно, что дорога очень утомила и измучила его и только весьма важное дело могло подтолкнуть этого человека оставить уют епископских хором и пуститься в столь дальний путь. Герцог, напротив, с гордым видом, сверкая на солнце алмазами своей герцогской короны, озирался по сторонам, возвышаясь в седле над всеми сопровождающими не только из-за своего высокого роста, но также благодаря приподнятому рыцарскому седлу и могучему коню древней немецкой породы.

Герцога сопровождали несколько рыцарей, по-видимому, очень знатных, в сверкающих позолотой шлемах. За этими важными особами следовала многочисленная и хорошо вооруженная охрана, состоящая из рыцарей, оруженосцев и стрелков, вооруженных арбалетами, сзади ехали длинный обоз и запасные лошади, а замыкал колонну арьергард из легких кавалеристов-кнехтов. На лошадиных попонах, на узких флажках, трепещущих на поднятых копьях, и на десятках щитов красовался белый лебедь на синем фоне – родовой герб герцога Бульонского. Также, на одеждах, на щитах и знаменах присутствовало множество белых орлов на красном фоне, символизирующих Нижнюю Лотарингию. Белых орлов и лебедей было так много, что несколько красных епископских флажков с золотыми овцами совершенно терялись в этой белой стае.

Зажиточные зрители на городских стенах, и простолюдины из городских предместий, издали завидевшие приближение кавалькады и высыпавшие к дороге из своих убогих домишек, замерли, раскрыв рты. Ведь перед ними проезжал не обыкновенный человек, и даже не обыкновенный герцог, а самый знаменитый после императора Генриха противник римского папы, самый неистовый разоритель монастырей и епископств, самый кровавый палач священников и монахов, про которого еще совсем недавно говорили, что он и есть сам дьявол во плоти, помогающий великому грешнику Генриху-четвертому воевать против святой римской католической церкви. Ведь это именно он, кровавый Готфрид, своими руками отправил на тот свет короля Рудольфа, главного, после папы, врага императора Генриха! Но, говорили и о том, что в последнее время этот герцог, с младых ногтей запятнавший себя монашеской кровью, сильно переменился. Странные вещи рассказывали. Говорили, что какой-то святой странствующий монах изгнал из Готфрида дьявола. Что, мол, сразу после этого Готфрид, уподобившись своему сюзерену в Каноссе[26]26
  Имеется в виду покаяние императора Генриха IV папе римскому Григорию VII. С 25 по 27 января 1078 Генрих среди зимы совершил переход через Альпы и встретился с понтификом в Каноссе, где принес униженное покаяние, что подвигло папу 28 января отпустить грехи Генриху.


[Закрыть], приполз на коленях к папе и, рыдая, три дня подряд молил понтифика о прощении, а затем один, без охраны, в рубище отправился инкогнито в опасное паломничество в Иерусалим, где, распластавшись перед Святым Гробом, целый год вымаливал прощение у Господа. Правда ли все это или нет, никто из горожан не знал точно. Но зато все знали, что герцог прекратил войну против папы, и, более того, принял его сторону. Из яростного гонителя, он неожиданно превратился в поборника власти понтифика. Хотя против императора герцог все-таки открыто не выступал, но свое участие в военных походах против церкви прекратил навсегда.

Никаких средств сообщения, кроме гонца на быстрой лошади на суше, да посыльного суденышка с веслами и парусом, называемого галерой, на море, в ту пору еще не существовало. Но, странное дело, слухи все равно доходили быстрее любых официальных посланий, хотя порой, впрочем, как и по сию пору, слухи искажали действительность до неузнаваемости, и, поэтому, все то, что говорили горожане Труа о герцоге, не представлялось возможным проверить, кроме как расспросив его самого. Но известно, что герцоги разговаривают лишь с равными себе, а, значит, горожанам оставалось только гадать, где в историях про Готфрида Бульонского правда, а где вымысел.