Текст книги "Призраки в горах"

Быстро обернувшись, Бестужев нашел глазами низкорослого. Тот еще не пришел в себя, с его лица слетела спесь. Маленькие глазки источали жуткий животный страх, на губах пузырилась розовая пена. Потом Олег увидел чуть в стороне свой автомат, двинулся к нему, и в ту же секунду грубая тяжелая веревочная петля обхватила его на уровне груди и мгновенно затянулась. Рывок, последовавший затем, был сильным, и Олег еле удержался на ногах. Шерстяная засаленная веревка противно воняла лошадиным потом.

Четвертый душман, вылезший на уступ позже других, стоял в таком же грязном халате, так же полы подоткнуты за пояс, такой же кривой кинжал висел сбоку. Можно подумать, что халаты у них вместо униформы, – какой-то еще способной к трезвой оценке частью сознания отметил Бестужев.

Этот был молод – темнолицый, безбородый, с тонкой щеточкой загнутых усов. А в глазах такая же фанатичная звериная злоба и ненависть. Если их всех что-то действительно объединяло, так не халаты и ножи, а хищно-тупое выражение лица да опустошенный блеск оловянных глаз, как у расхулиганившихся пьяниц.

Рукава его халата были засучены. Он натягивал аркан, привычно и быстро накручивая его через локоть. Наверное, так он ловил в петлю и притягивал строптивых коней, верблюдов, быков.

Теперь, похоже, ситуация посложнее. Бестужев был частично обездвижен и вдобавок лишен возможности действовать руками. Оставалось только уповать на ноги. Разгоряченный схваткой Олег уже давно перестал ощущать чувство страха.

Душман видел, как один за другим гибли его товарищи. Он уже и сам побаивался этого сумасшедшего парня, обладавшего какой-то сверхъестественной силой. Если бы ему кто-то рассказал, что безоружный шурави расправился с тремя вооруженными крепкими муджахедами, он бы рассмеялся лжецу в лицо и обозвал нехорошим словом. Но все это произошло у него на глазах, и это было правдой. Оставалось только возблагодарить Аллаха, что тот ниспослал ему победу, позволив заарканить русского. Мысленно душман уже получал награду за пленение шурави, видел ту ужасную казнь «кассоб» [27]27
  Кассоб – мясник, казнь с отсечением членов тела (пушт.)


[Закрыть], которую тому наверняка учинят…

– Джин! – шипел торжествующе он, туго накручивая натянутую веревку. – Ай, шайтан!

Олег, слабо сопротивляясь, выжидал. Постепенно расстояние между ними сократилось метров до десяти. Еще немного, и кроме веревки в руках душмана может оказаться пистолет. Воспользовавшись тем, что в очередной раз душман дернул веревку к себе с особенной силой, рассчитывая свалить противника с ног, Олег сам рванулся к нему.

Несколько неестественно длинных шагов разбега, как неудобно балансировать с завязанными руками! Толчок! Перепуганное лицо с тонкими усиками над выпяченной губой. Для правильного выполнения йоко-тоби [28]28
  Йоко-тоби гэри – удар ногой в прыжке (япон.). (Полное название приема.)


[Закрыть] руки должны быть согнуты… Оторопевший душман вскидывает в недоумении брови, не зная, что делать, как защищаться, выпускает из рук веревку. Резкий удар в прыжке ребром стопы в подбородок…

Противник рухнул как подкошенный, отлетев на несколько метров и скатившись с уступа. Олег неудобно приземлился на спину и тут же согнулся, пытаясь развязать жестко захлестнувшую его петлю, чтобы освободиться. О душмане он уже не думал – очухается нескоро. А если угодил в пропасть, туда ему и дорога.

Пальцы все время соскальзывали с узла, расслабить его не удавалось. И вдруг страшный рывок бросил Бестужева в сторону. Петля с новой силой стянулась, но теперь уже не на груди, а у талии, спеленав руки до боли. Веревка мощно потянула, поволокла его к обрыву, вниз…

Олег похолодел. Это означало, что душман не держал веревку в руках, а обвязал ее вокруг себя. И сейчас, вися над бездной, утягивает в пропасть и его.

Бестужев удерживался как мог. Оказавшись на спине, он уперся каблуками в землю. Но душман тянул и тянул всей своей тяжестью. Олег неудержимо сползал к краю, каблуки прочерчивали сухой след в слежалой гористой земле. Он смотрел на него и с ужасом подумал: «Неужели это последний след, который я оставлю на земле?»

В трех метрах от уступа рос колючий кустарник, корявые сухие стволы и кривые ветки его были усеяны короткими острыми шипами и мелкими продолговатыми листочками. Олег смотрел на приближающийся кустарник и мысленно прикидывал, крепкие ли у него корни. Переводя дух, он постарался направить свое движение ближе к кустам. Хоть маленькая, но зацепка! Если бы удалось хоть на десять минут, хоть на пять приостановиться, он уж постарался бы освободиться…

Обливаясь потом, он облизал потрескавшиеся губы. Почувствовал, что его мутит от терпкого дурмана перегретых трав и солоноватого привкуса пыли на пересохшем языке.

Осторожно еще немного передвинулся в сторону кустов, с горечью заметив, что сползание от этого ускорилось. Господи, удалось бы хоть одну руку высвободить! Совсем недалеко, всего в двух метрах валялся выбитый у бандита кривой кинжал, его отточенное лезвие зеркально сверкало в лучах солнца. Дотянуться бы до него…

Вот, наконец, одна нога уперлась в кряжистый короткий ствол. Куст сразу пригнулся, обнажая вытянувшиеся на поверхность корни, но движение почти прекратилось. Ухватив левой шершавую грубую веревку, Олег стал пытаться вытащить правую руку из аркана. Кожа под веревкой уже деревенела. Рука все не вытаскивалась. Бестужев рванул, стараясь перехватом левой ослабить напряжение петли на талии. Куст затрещал, выворачиваясь. Корни были крепкими, но в сухой земле держались плохо. Олег сполз чуть ниже, упершись в следующий ствол, ветка хлестнула по лицу, оставляя длинные царапины. Снова облизнув губы, Олег сосчитал кусты, оставшиеся на пути. Всего три штуки, на которые он может рассчитывать. А потом – смерть.

Стефанакис осторожно отложил в сторону винтовку и медленно обтер лицо. Постоянно было странное чувство, что кожа покрыта, будто пленкой или маской, тонким слоем пыли. И от этого он никак не мог освободиться. Сейчас бы ополоснуть лицо водицей, а еще лучше искупаться в родном Азове…

Закрыв глаза, он увидел перед собой широкую водную гладь, прохладные тугие волны… Поль мгновенно пересилил себя, оторвался от воспоминаний. Сцепив зубы, взял винтовку и пополз дальше.

Если душманы засекли его местоположение, то накроют в два счета. Их здесь, судя по всему, немало. Вырастают, словно из-под земли, как грибы.

Вспомнилось, как он быстро снял троих в окопе с самого начала. Они даже не успели понять, откуда идет стрельба. Потом чутье подсказало не уходить с удобной позиции: хорошо просматривались подступы к вершине с тыла. Вполуха слышал, как надрывается пулемет отделения в освобожденном окопе и понял, что душманы теперь не могут не попытаться выбить ребят оттуда. А если так, то сначала им придется потолковать с его снайперской винтовкой.

…Первого душмана он увидел, едва отделился от своих десантников. «Дух», согнувшись до того, что полосы на его халате приняли горизонтальное положение, торопливо перебегал от одного куста к другому. Расстояние было великовато для автомата, но для его винтовки как раз. Поль поймал фигуру в оптическом прицеле на перекрестие, но отвел ствол в сторону, разумно решив подождать, не появится ли еще кто-либо из бандитов. Ждать пришлось недолго. Отстав от первого метров на пятьдесят, душманы шли кучно, почти не оглядываясь и так же пригнувшись.

Двоих удалось снять без особых стараний. Крики с такого расстояния даже не долетали. Остальные залегли, испуганно озираясь и отыскивая противника. А он быстро находил сверху темные бугры халатов.

Минут через двадцать, не оставив ни одного в живых, Поль решил, что пора возвращаться. Выйдя из укрытия, он направился к вершине быстрыми перебежками. Но не успел пробежать и двухсот метров, как вокруг него начали рваться мины…

…Очухался он через довольно продолжительное время. Покрутил головой – вроде в порядке. Быстро вспомнил все, и атаку душманов, и минометный обстрел. Бросился к своей винтовке и с радостью убедился, что она цела. Было только странное ощущение, словно все звуки в природе стали намного глуше, и еще появился странный звон в ушах, как будто скребли друг о друга металлические тупые ножи. Наверное, слегка контузило. Осмотрел себя: все цело, ничего не болит. Повезло!

Теперь он полз к окопу, время от времени осматриваясь и особое внимание уделяя подступам к вершине. В лощине, в той самой «мертвой» зоне, где он оставил отделение, росли двухметровые кусты боярки с облетевшей листвой. Показалось, что там мелькнул и затаился силуэт…

Стефанакис замер и выждал. Нет, показалось – все было спокойно. За спиной начал безостановочно строчить пулемет, огрызались очередями автоматы. Значит, ребята в порядке. Минометный обстрел начался снова. Но он оказался не опасным, мины ложились в стороне, видимо, стреляли наугад, не зная, где находятся цели.

Чтобы получше проверить подступы к вершине, Поль взял сильно вправо и, не решаясь подняться, полз и полз, делая короткие передышки. Сильно хотелось пить. Но воды оставалось мало – он с самого начала, еще когда ехали на грузовике, выхлебал почти половину фляги. Эх, знал бы заранее, что в такую переделку попадут!

Впереди начались вертикальные скалистые откосы, до мягкой гладкости вылизанные ветрами. Кое-где за расщелины цеплялись корявые кустарники, на которых его острый глаз снайпера сразу подмечал гнездовья птиц.

Отсюда до вершины, наверное, было совсем немного. Вниз скала уходила резкими уступами. Подняться можно, но чересчур сложно. Видимо, придется возвращаться.

Стефанакис поднял голову вверх и обомлел – наискосок от него метрах в семидесяти на возвышенной площадке стоял Бестужев. Поль протер глаза, которые вдруг не к месту начали слезиться, снова посмотрел наверх, но сержанта там уже не было. Зато чуть ниже неудобно перегнувшись в поясе, как бурдюк, висел душман. Трудно было понять, почему он не падает.

Подняв винтовку, Стефанакис в прицеле увидел, что тот висит на толстой самодельной азиатской веревке. Щелкнув затвором, он прицелился в душмана, но тут же отвел ствол в сторону. Торопиться с выстрелом никогда не следует.

Осмотрелся, но нигде больше не заметил ни «духов», ни своих ребят. Олег тоже как сквозь землю провалился.

«Что ж, будем снимать этого душмана», – решил снайпер.

Человек в полосатом халате на веревке вдруг дернулся, хватаясь руками за веревку, начал подтягиваться.

Стефанакис перевел мушку чуть выше и поймал в перекрестие прицела веревку. Медленно выдохнул и, ловя паузу между ударами частившего пульса, нажал на спусковой крючок.

Винтовка привычно отдала в плечо. Рядом с веревкой на скале брызнула в стороны каменная крошка. Эхо трижды повторило щелчок выстрела. Душман задергался, пытаясь оглянуться.

Поль снова тщательно прицелился и нажал на крючок. На сей раз пуля словно ножом срезала веревку. Человек в халате отчаянно завопил, падая в пропасть, и эхо нараспев повторило его леденящий душу крик.

Стефанакис перевел ствол выше, ожидая, когда покажется тот душман, который вытягивал только что убитого им. Но никакого душмана больше не было. Поль замер, не шевелясь, и вдруг заметил, как над выступом медленно поднимается… Бестужев! «Что за чертовщина? Зачем сержанту понадобилось спасать «духа»?»

Он отполз от края подальше, насколько хватило сил, и в изнеможении откинулся на спину. Все тело била мелкая дрожь. Перед глазами стоял тот последний хилый кустик, который под его ногами, медленно обнажая свои корни, вылезал из земли…

Где-то неподалеку горное эхо разносило россыпи автоматных очередей. Олег слабо прислушивался к ним, радостно вдыхая полной грудью сухой и пыльный горный воздух. Он смотрел на высокое синее небо, где все еще летала темная птица, слушал раскатистое эхо выстрелов и вдруг с нескрываемым наслаждением подумал, что выдержал, что победил!

«Жив! Жив!» – отстукивало в висках.

Видимо, самодельная веревка не выдержала, не помогла своему хозяину утащить в могилу и сержанта Бестужева. Вдруг вспомнился тяжелый лошадиный запах, исходивший от нее. Олег почувствовал подступающую дурноту, рывком поднялся и стал срывать с себя остатки аркана. Поднял валявшийся поблизости кривой душманский нож, тот самый, до которого несколько минут назад никак не мог дотянуться, и быстро срезал лоснившиеся шершавые узлы.

Рукоятка ножа была инкрустирована узором из кости, а на сверкающем клинке виднелась гравировка – тонкая и причудливая арабская вязь. Засмотревшись на нее, Олег вдруг вспомнил, как кинжал опасно играл на солнце в руках дылды в полосатом халате. В ту же минуту особенно отчетливо и ясно замолотил пулемет окопа, где он оставил ребят. Глазами Бестужев быстро нашел свой автомат и собрался уже двинуться к нему, как поблизости раздался крик:

– Олег!

От неожиданности он бросился на землю, это была самая естественная реакция после всех сегодняшних событий. Олег подполз ближе к краю пропасти, смутно понимая, что звать его по имени мог только кто-то из своих. Сначала людей он не увидел, лишь через минуту-вторую среди камней широкой осыпи различил качнувшуюся в приветствии руку. Потом глаз нашел и самого человека. Стефанакис?! Так, значит, снайпер жив? «Поль! Молодчина! – чуть было не воскликнул Олег. И тут его обожгла догадка. – Возможно, тебе я обязан спасением и жизнью?»

Стефанакис сделал широкий жест рукой, показывая, что сейчас будет в обход добираться к сержанту. Олег кивнул и показал ему, чтобы двигался скорее. Потом сбегал за автоматом и стал внимательно осматриваться. Он понимал, что рисковал сейчас жизнью не на шутку только из-за собственной беспечности. С высоты хорошо были видны окрестности. На противоположной горке уже обосновались душманы с пулеметом, готовились открыть огонь. Ребята в окопе, судя по всему, то ли не замечали их, то ли были полностью поглощены боем у перевала.

Щелкнув тумблером рации, он вдруг понял, что аппарат не работает. Посмотрев, заметил, что проводки, идущие к головным телефонам, перерезаны, а на куртке рядом длинный продольный разрез. Выходит, ему сегодня весь день везет! Это, должно быть, первый душман чуть не отправил его на тот свет, когда тихо прыгнул со спины.

Быстро соединив все еще дрожащими руками проводки, Бестужев услыхал напряженный голос старшего лейтенанта. Иванов с кем-то соединялся, кому-то кричал спасибо, кого-то хвалил. Одно ухо Олега слышало бой, что проходил рядом, второе – общий, часто непонятный, тревожный шум. От такого он немного растерялся. Вдруг послышался сочный абрикосовский бас:

– Молодец, сержантик, так-ак, гони их на меня.

– Как у вас дела, Абрикосов? – прокричал ему Иванов. – Держитесь?

– Отлично, товарищ старший лейтенант! Сержант ваш драгоценный наверху и головы душманам поднять не дает!

«Все лавры – Волкову!» – подумал Олег и подал голос:

– Сержант Бестужев на связи, какие будут указания?

– Молодец, сержант! – похвалил Иван. – Держи контакт с лейтенантом.

– Слушай, Бестужев, – моментально отозвался Абрикосов, – врезал ты им неплохо, только бы чуть-чуть левее, а? Можешь еще чуток пошерстить «духов»?

Связь прервалась, наверное, дрогнули пальцы. Олег стал снова быстро присоединять проводки друг к другу, опять послышался голос Абрикосова:

– Да что там у тебя, сержант? Почему не отвечаешь?

– Рация повреждена, товарищ лейтенант. Задачу уяснил, – улыбнувшись, он вспомнил словечко лейтенанта. – Сейчас попробую еще «пошерстить» душманов.

– Давай, давай. Только полевее.

Отпустив пальцы с проводков, Олег вдруг вспомнил, что у него уже не осталось гранат. Обернулся и увидел, что подбегает пригнувшись снайпер.

– Гранаты есть?

В ответ тот кивнул, отстегивая гранаты.

– Понаблюдай «духов» вон на том пригорке, – Олег указал на пулеметную точку, – и постарайся снять их.

Глядя, как основательно устраивается для стрельбы Стефанакис, Олег собрал гранаты.

– Душман что, знакомец твой, что ли?

– Что? – не понял Олег.

– Я говорю, зачем душмана из пропасти вытягивал? – переспросил снайпер и усмехнулся: – Приятель, наверное?

– Ага, братишка двоюродный… Чуть меня не угробил по-родственному. Он, гадюка, меня арканом поймал.

Олег коротко рассказал о своих приключениях и о ребятах в окопе. Он, широко размахиваясь, зашвыривал гранаты подальше влево. Рядом сухо и звонко щелкали выстрелы снайперской винтовки. Когда гранаты кончились и с душманским расчетом было покончено, они, пригибаясь, перебежками двинулись обратно.

И в это время начался новый минометный обстрел.

После первого залпа у Олега похолодело в груди – заметил, что мины взорвались точно в том месте, где был их окоп.

– Сволочи! – вырвалось у Олега. Он даже не узнал своего голоса, ставшего сухим, кашляющим.

Через несколько минут они были уже около арчи, ползком пробираясь к своему отделению. Мины ложились совсем рядом, разрывая осколками стонущий и визжащий воздух. Плотный и густой дым тола и пороха стлался по земле.

Олег задыхался в дыму и пыли, почти оглох от грохота. И удивлялся только тому, что даже сквозь эти частые разрывы постоянно слышит пулеметные очереди из окопа. И полз на них, полз на этот звук, как путник в кромешной ночи идет сквозь мрак и неизвестность к едва тлеющему на горизонте огоньку, как штурман ведет свой корабль в штормовую круговерть на слабые пунктиры маяка. В душе оставалось только злое упорство, с которым он двигался к цели: вперед, вперед, вперед!

Душманский осколок настиг его почти перед самым окопом. Тяжелый удар в бедро швырнул в сторону, тут же последовал еще один, куда-то в низ спины. Некоторое время Олег приходил в себя, пытаясь оценить ранение, после почувствовал, что его куда-то волокут. В дыму и пыли разглядел напряженную физиономию Стефанакиса. Боли почти не было, но возник растущий жар, охвативший ногу выше колена. Штанина быстро набухала от крови. Крикнул Полю, чтобы тот остановился, но снайпер по-прежнему продолжал тащить его к окопу. Пришлось его стукнуть по спине, чтобы обернулся. Вдвоем они затянули ремень на бедре Олега. Ощупав свою спину, Бестужев понял, что другой осколок разбил рацию – вот откуда был второй толчок. Зажав рукой начинавшую уже ныть ногу, отталкиваясь здоровой и держась за снайпера, он все полз и полз.

Чуть передохнув у окопа, он нашел в себе силы подтянуться к гребню и перебросить тело. Падение оказалось неожиданно болезненным. Чуть не взвыв от боли в ноге, Бестужев увидел, как следом в окоп сполз Стефанакис и тут же склонился над темным бугром. В глазах Олега стояли едкие слезы от гари и пыли. Протерев их, он понял, что Поль замер над распростершимся на земле Шухавцовым. Иван был покрыт слоем комьев земли. Олег вдруг почувствовал, как все внутри сжалось от необычного и страшного холода: пыль и комья земли лежали и на лице Шухавцова, хотя он лежал с открытыми глазами…

Снова застрочила частая дробь выстрелов; повернувшись, Бестужев увидел, как, утирая плечом кровь с лица, слился в одно целое с пулеметом Волков. Он утопал в пустых лентах. Олег испытал непередаваемое острое чувство благодарности, глядя на Анатолия.

Поль быстро распорол штанину душманским кинжалом, торчащим из-за голенища сапога. Олег ему помог наложить новый жгут повыше раны. Из испещренного осколками подсумка Стефанакис вытащил пакет, рванул зубами шнурок. Бинт моментально набух, руки снайпера пачкались в крови.

– Ты сам-то цел?

– Как видишь. Больно?

– Нормально, – Олег чуть поморщился, когда Поль сильнее прижал бинт, – терпеть можно. А что с Шухавцовым? – и напрягся, ожидая ответа.

– Ивана больше нету с нами…

Новый минный взрыв прогремел совсем рядом, он взрыхлил край окопа в левой части, там, где раньше была стрелковая ячейка Шухавцова. Стефанакис вздрогнул от взрыва, пригнулся и снова стал бинтовать Олега. По-прежнему упорно, с короткими перерывами строчил из пулемета Волков. Он казался необыкновенным. Голова его была непокрыта, припорошенные пылью волосы падали на лоб, измазанный в крови, сочившейся из надреза у виска. Анатолий их не мог не заметить, но у него сейчас не было времени приветствовать товарищей.

– Помоги мне подняться!

Олег оперся о плечо Стефанакиса, чувствуя боль в ноге, но еще сильнее в душе – за убитых друзей. Перед глазами промелькнули лица Вани Шухавцова и Саши Муравьева. Поль помог ему встать в стрелковое гнездо, положил рядом несколько полных рожков и, подняв автомат Шухавцова, тоже встал поблизости.

Внизу откатывалась назад очередная атака обезумевших от страха душманов, решивших во что бы то ни стало вырваться из западни. Короткими очередями Олег настигал петляющих и укрывающихся «духов». Видел злые огрызающиеся огоньки ответных выстрелов из-за валунов и с неукротимой яростью стрелял туда, где они возникали.

Переведя взгляд к перевалу, Бестужев заметил закопченный дымящийся бронетранспортер Абрикосова с оплавленной дырой в борту. Лейтенанту, видимо, на такой близкой дистанции не удалось уберечься от душманского гранатомета, но он все же увел с линии огня подбитую машину. Хотя, кто знает, кому в ней удалось остаться в живых?!

Голова кружилась все сильнее и сильнее. Страшно хотелось пить. Появилось ощущение тошноты.

Дав еще две короткие очереди, пулемет умолк. Олег тоже перестал стрелять. Движения противника внизу не было видно, атака в очередной раз захлебнулась. Душманский минометчик тоже перестал стрелять, может, кончились мины?

Откуда-то сзади послышался тихий стон. Оглянувшись, Олег увидел, как замер хлопотавший с новыми лентами у пулемета Волков, как остановился заряжавший патронами рожок автомата Стефанакис. Звук шел из-за старой арчи. Поль пополз в ту сторону, что-то воскликнул и через некоторое время появился вновь, осторожно подтаскивая Курчиненко. Одежда того была в пыли и крови.

– Господи, Студент! – тихо ахнул Волков и бросился помогать Стефанакису стаскивать Романа в окоп.

– Что с ним?

Сквозь стиснутые зубы Курчиненко срывались только редкие протяжные стоны, глаза его были закрыты. Неудобно согнувшись на дне окопа, он на минуту притих, пока ребята разрывали на нем куртку, а потом попросил жалобно:

– Пить… Воды… Дайте хоть глоточек!

– Ранение в область живота, – отчаянно прошептал Анатолий. – Бедный Рома. – И стал отвинчивать крышку своей фляги.

– При ранении в живот пить нельзя! – напомнил Стефанакис и жестом отодвинул флягу Волкова.

Олег снова почувствовал нарастающие волны дурноты, опустил взгляд и увидел свою густо намокшую от крови штанину. Перед глазами все пошло кругом. Головокружение делало его невесомым, поднимало и уносило куда-то вверх, в сторону. Горы подвинулись, уступая место пустоте и неизвестности.

Понимая, что рискует впасть в беспамятство, Олег крепче сжал руками автомат, до боли впиваясь пальцами в приклад. Следовало бы потуже затянуть ногу, иначе в вертикальном положении увеличится потеря крови. Но ребята были заняты перевязкой Курчиненко. Надо ждать.

«Ну ничего, ничего, – думал Олег, сдерживая приступы тошноты и сильную жажду. – Сейчас они закончат, и я их попрошу перетянуть ногу потуже».

– Мама! Вареников!.. Хочу вареников! – бредил Роман. – Только не с картоплею, а с творогом… С творогом вареников, мамочка! И сметаны мисочку, мама-а…

Едва Волков и Стефанакис закончили перевязку Курчиненко, как внизу снова загремели выстрелы, началась еще одна атака. Вернее, это была не атака, а попытка прорыва. Поль и Анатолий бросились к своим боевым позициям, и Олег понял, что с ногой все останется по-прежнему. Он физически ощущал, как кровь медленно сочится по его телу.

Переведя взгляд с затихшего Романа, зажавшего руками туго забинтованный живот, Олег взял автомат и вдруг заметил далеко за арчой пригнувшиеся фигуры.

Застрочил пулемет Волкова.

– Поль! – позвал Бестужев и не услышал собственного голоса. Потом рывком перебросил оружие на противоположный гребень окопа и несколькими скупыми очередями заставил душманов в тылу залечь. Бой был внизу, бой добрался и сюда, наверх. Неужели конец?

Автомат как живой дергался в его руках, не давая душманам поднять головы. Время от времени Стефанакис менял позицию и поддерживал Олега.

Бестужев все стрелял и стрелял, меняя рожки, хотя в глазах его уже начинал стлаться розовый туман, а уши заложило, словно ватой. И тут тихо, но явственно, откуда-то издалека донесся знакомый, еле различимый мерный стрекот. Он слабо прорывался сквозь грохот выстрелов, сквозь шум в ушах. Олег напрягался изо всех сил, стараясь окончательно не впасть в забытье и боясь, что ему лишь мерещится шум вертолетных лопастей. Но в это время Стефанакис радостно завопил:

– Ребята! Наши летят!

До боли знакомый рокот винтокрылых машин звучал все отчетливее, все сильнее…