Текст книги "Пламя Победы"

– Вы знаете, что колодцы гаснут один за другим? Полагаю, ваш тоже?

– Да, мне только что звонили. Но я еще, честно говоря, не вникал…

– А вы вникайте. Вникайте побыстрее, дражайший Александр Романович. А то ведь без источников мы все здесь куковать начнем…

На этой ноте верог отключился.

Александров выбрался из кабинки и отправился одеваться.

Карим вернулся домой под вечер.

Мать встретила его в фартуке, руки ее были в муке. Едва Карим успел снять ботинки и куртку, она, кое-как вытерев руки, отозвала его в комнату и плотно прикрыла дверь.

Брови женщины-дейвона были нахмурены, на лбу залегла глубокая складка.

– Что случилось, мам? – обеспокоенно спросил Карим. – У отца неприятности?

– С отцом все хорошо, сидит за компьютером, как всегда, – сурово произнесла женщина. – Расскажи мне, что ты натворил.

– Что именно ты хочешь знать, мам?

Карим чувствовал себя неловко. Мать не садилась, и он не смел присесть и бестолково торчал посреди комнаты. Ожоги саднили, хотелось ими заняться, но мать ждала от него ответа.

Хотя, он готов был поклясться, ожоги она заметила.

– Это правда, что ты дрался с сатра?

– Да, правда. Я защищал женщину, это было необходимо.

– Маах`керу! – уточнила мать.

– Да, маах`керу. Ту самую маах`керу, Снежану из стаи Серохвостов с ВДНХ. Она оказалась дочерью хранительницы закона.

– Сын, это не наш закон. Не наш клан. И даже город не наш.

– Я знаю, мам. Но неужели ты хотела бы, чтобы твой сын оставил на растерзание этим… «зеленым» несчастную девушку?

– Садись, – смилостивилась мать.

Карим присел на краешек дивана, женщина опустилась на стул напротив.

– В Зеленограде погасли все источники.

– Как? – вырвалось у Карима.

– Еще ночью и сегодня. Все, кроме одного из источников сатра. И это не может быть случайностью. Сатра подозревают, что виноваты маах`керу. И на тебя они очень злы, сын. Мать клана сердится. Она хочет говорить с тобой.

– Вот это попал я, – пробормотал Карим.

– Переодевайся и иди к ней! – потребовала мать.

– Сейчас, я только… Честно говоря, очень есть хочется. Хотя бы чаю…

– Нет. Мать клана ждет. Иди сейчас, она на дежурстве.

Карим вздохнул и, поднявшись, направился к выходу.

На сей раз он поехал на машине. Старенький, но любимый «мерин» цвета «черный металлик», на котором отец вернулся из Москвы, пришелся как нельзя кстати: тащиться на автобус не было никаких сил. На Центральном проспекте, возле самого круга, как и ожидалось, Карим попал в пробку. С досадой подумал, что надо было ехать по Солнечной аллее. Но внутреннее чутье подсказало: не стоит торопиться, нужно успокоиться, обдумать, что говорить матери клана.

Сатин знал, что не виноват в том, что источники угасли.

Скорее всего, ни при чем и маах`керу, хотя наверняка этого знать нельзя.

Карим взглянул на часы: девятнадцать тридцать. Мама не заметила амулет, увидит ли его мать клана? Может, лучше спрятать в карман, чтоб не привлекал внимания?

Но, с другой стороны, чего ему стыдиться?

Решив оставить часы на запястье, Сатин медленно тронулся: пробка рассосалась.

Не доезжая до Крюковской площади, он выбрался на путепровод и через несколько минут был уже в новом городе. При съезде с моста тоже пришлось постоять, ожидая поворота направо. Сатин начал нервничать.

А что, если мать клана не поверит в его непричастность? Чем это может грозить?

Повернув автомобиль, Карим пересек восемнадцатый микрорайон, затем сделал еще один поворот, уже налево. По правую руку потянулся четырнадцатый, туда Сатин и направлялся, снова выбрав самый длинный путь – через город, хотя можно было объехать кругом, вдоль железной дороги.

На окраине, за пожарной каланчой, два года назад построили роддом. Именно к закрытому шлагбауму, ведущему на его территорию, и подъехал травматолог. Охранник-дейвона высунулся из будки, Карим показал ему медальон. Охранник молча кивнул и поднял шлагбаум.

Родильный дом был огромен. Площадью и размерами корпусов, соединенных круглой галереей, он превышал целый больничный городок в седьмом районе, где работал Карим. В его внутреннем дворе можно было построить несколько внушительных жилых домов.

Травматолог вошел через отделение патологии, предъявив акушерке-дейвона все тот же медальон. Его отвели в санпропускник и, ни о чем не спрашивая, выдали чистую белую «пижаму», одноразовые бахилы, шапочку и маску. Затем акушерка проводила его по лестнице на третий этаж и молча указала на вход в галерею.

Дальше Карим шел один, и его шаги гулко отдавались в пустом коридоре.

Так он добрался до соседнего корпуса, где находился родильный блок. Взад-вперед по отделению прохаживались беременные: кто-то молча, кто-то, издавая тихие стоны, кто-то и не очень тихие.

Увидев мывшую полы пожилую санитарку не из дейвона, Карим поздоровался и назвал ей человеческое имя матери клана. Та ответила, что доктор сейчас в родильном зале, и посоветовала Сатину подождать в ординаторской.

Травматолог вошел в пустое темное помещение и включил свет.

Просторная ординаторская вмещала пять столов с компьютерами, шкаф во всю стену, диванчик, две широкие банкетки, телевизор и кондиционер. Плюс два фантома, изображавших женский таз с тряпичным «младенцем» внутри. Этот роддом, самый большой в Европе, строился в рамках программы по улучшению демографической ситуации, которую в обиходе называли «Рожай – не хочу». Но о старом женщины почему-то говорили с гораздо большей теплотой.

Увлекшись собственными мыслями, Карим не сразу заметил, как открылась дверь и мать клана вошла в ординаторскую. Он скорее почувствовал это, чем услышал, и резко обернулся.

Матери клана было много лет, она казалась Кариму древней, почти вечной, что придавало ей сходство с духом. Очень усталым духом – она только что принимала роды. Лицо ее густо покрывали морщины, но живые зеленые глаза выглядели молодыми.

– Добрый вечер, почтенная мать, – произнес Карим, слегка поклонившись.

Своего голоса он не узнал.

– Здравствуй-здравствуй, Карим, – усмехнулась женщина. – Ты навлек на всех нас неприятности. И очень огорчил меня.

Сатин покраснел. Пока он собирался с ответом, мать заговорила снова:

– Почтенные сатра просят изгнать тебя из города…

Карим раскрыл рот, но нужные слова не приходили. Он был слишком потрясен.

– …и я намерена удовлетворить их просьбу.

– Как же так? – вырвалось у Карима. – А мои пациенты?

Мать покачала головой:

– Плохо, очень плохо. Плохо, что ты не подумал о них раньше, когда совершал свой безрассудный поступок.

Сатин молчал, но в его душе бушевала настоящая буря. Уехать? Сейчас? Оставить больных? Оставить родителей? Куда? Надолго ли?

Последний вопрос он произнес вслух.

– Пока все не уляжется, – невозмутимо ответила мать. – Или пока ты не сможешь доказать свою невиновность. На работе завтра возьмешь отпуск за свой счет. Я позвоню, тебя отпустят.

Карим подавленно молчал. Он ожидал чего угодно, но не изгнания.

Взявшись за ручку двери, мать клана на мгновение задержалась:

– Так даже лучше, мальчик. Найди, кто это сделал. Тогда мы тебя вернем.

Сказав это, она вышла, оставив Карима в одиночестве и в расстроенных чувствах. Ему ничего не осталось, как отправляться домой и готовиться к отъезду, но надо было еще придумать – куда.

Тем же путем он вернулся в патологию, переоделся и вышел из корпуса. Многоэтажная громадина осталась позади. Карим сел в свой «Мерседес» и поехал объясняться с родителями.

Уже стемнело, когда Рафаэль Маркаров прибыл в «Никольский парк».

Десятиэтажное здание пансионата издали вовсе не выглядело громоздким. Оно напоминало гостиницу где-нибудь в Альпах – точно такую, фотографии которых помещают на рекламных буклетах и которые так привлекают русских туристов, создавая ореол чистенькой ухоженной «заграницы». В пансионате светились все окна. Кроме того, вокруг горели фонари. Все эти световые пятна отражались в озере, над которым и стоял первый в России специальный жилой дом повышенной комфортности.

Оставив «Вольво» на стоянке, верог направился к ярко освещенному входу. Дежурная за стойкой – молодая девушка в брючном костюме цвета кофе с молоком – приветливо улыбнулась.

Обычно принято было звонить и договариваться о визитах заранее, но у Рафаэля был очень насыщенный день, и он попросту забыл об этом. Верог подошел к девушке и не спеша произнес:

– Я бы хотел увидеть Маркарова Рудольфа Эдуардовича. Это можно сделать?

– Одну минуточку! – прощебетала дежурная и перелистнула страницу журнала. Найдя данные, которые были ей нужны, девушка удовлетворенно кивнула: – Да, конечно. Ваш паспорт, пожалуйста.

Верог достал из внутреннего кармана пальто документ и молча положил его на стойку.

Дежурная мельком взглянула на фамилию и лицо владельца, такое же бледное, как на фотографии, и совершенно не изменившееся за десять лет. Вернув паспорт Маркарову, девушка сняла трубку и набрала номер.

– Слушаю! – донеслось до Рафаэля.

– Маркаров Рудольф Эдуардович, – четко произнесла дежурная. – К нему сын.

– Он сейчас в бассейне, – ответили в трубке.

– Желаете подождать? – осведомилась девушка у Маркарова.

– Да, я подожду, – медленно ответил тот.

– Родственник подождет. Предупредите пациента.

В трубке ответили, и разговор прекратился.

Рафаэль не видел отца четыре с половиной года, с момента открытия пансионата, да и в тот день они почти не общались. Накануне старый верог позвонил сыну, о котором никогда не вспоминал, и неожиданно сообщил, что хочет жить в «Никольском парке». Рафаэль помог ему попасть туда и регулярно вносил плату. В этом и заключались все их родственные отношения.

– Вы можете пройти в библиотеку, в зал для встреч или подождать вашего отца у него в номере, – прервала его мысли дежурная.

– Я подожду в номере, – произнес верог.

Чем меньше будет свидетелей разговора, тем лучше.

– Второй этаж, номер двести пять.

Дежурная выдала гостю магнитную прокси-карту, и верог, прошествовав к лестнице, поднялся на второй этаж.

В коридоре было чисто и тихо, на полу лежала бежевая ковровая дорожка, в холле стояла мягкая мебель, шахматный стол и телевизор с плоским экраном.

Номер двести пять располагался напротив холла. Он был просторным и уютным и больше напоминал квартиру – кроме двух комнат, большой лоджии, прихожей и ванной имелась еще кухня. Компьютер на столе был включен и, судя по изображению на мониторе, соединен с Интернетом.

Маркаров не успел толком осмотреться, как замок щелкнул и в номер въехало инвалидное кресло. В нем сидел очень бледный старый верог, глаза его были прикрыты. Отец Рафаэля прекрасно мог передвигаться, не нуждаясь в инвалидной коляске. Просто большую часть времени он спал. Кресло везла молодая девушка-компаньонка, ухаживающая за инвалидом. Хотя какой уход требовался совершенно здоровому отцу, Рафаэлю оставалось только догадываться.

Но старый верог так захотел.

– Здравствуй, отец, – негромко сказал Рафаэль.

Старик открыл глаза.

– Привет, сынок. Чего тебе понадобилось?

– Я вас оставлю, – улыбнулась девушка, закатив кресло в комнату, и удалилась, напомнив про кнопку срочного вызова на стене.

– Отец, я пришел посоветоваться, – произнес Маркаров-младший, как только дверь за компаньонкой закрылась.

Старший вампир недоверчиво крякнул:

– Да? Интересно. Прежде тебе не требовались мои советы.

– Времена изменились, отец, – Рафаэль уселся на застеленную кровать. – В городе чрезвычайное происшествие. Внезапно погасли источники.

Старый вампир поднял брови:

– Все двенадцать?

– Одиннадцать. Один из трех источников сатра пока действует, но надолго ли?

– И что ты хочешь спросить у меня? – лениво поинтересовался старик.

– Что делать, отец?

– Я бы поискал места получше, – буркнул старый вампир.

– Но у меня здесь бизнес. Связи.

– Заведешь в другом месте, жизнь – длинная штука.

Казалось, что верог-отец действительно не видит в происшествии ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться.

– Я подумаю, – сказал Рафаэль после паузы. – Но отчего это могло случиться?

– Ищи, кому выгодно, – безразлично ответил старый верог.

– Из местных точно никому. Ведь все остались без энергии. Сатра грешат на маах`керу, но я не верю, что оборотням такое под силу.

– А сами «зеленые»? Ты сказал, у них остался источник.

– Сатра как раз не очень выгодно оставаться без союзников, – с сомнением пробормотал верог. – Кроме того, они в такой ярости… Сомневаюсь, что это сделали маги Теодоракеса.

– Ищи врагов, найдешь причину, – буркнул старик. – Все, мне спать пора. Пока, сынок!

С этими словами старик закрыл глаза и моментально уснул.

Рафаэль поднялся с кровати, чуть наклонил голову и вышел за дверь.

Поднимаясь по лестнице к своей квартире, Карим замедлил шаг.

Сейчас он войдет – и придется объясняться с матерью, признаваться в том, что его изгнали из города. Перед дверью Сатин остановился, уперся лбом в прохладный дерматин. Вдруг навалилась усталость, с ней пришло ощущение того, что он совершил непоправимую ошибку.

Такое Кариму уже пришлось однажды испытать, когда у него на столе умер пациент. Это случилось на второй день его самостоятельной, без куратора, работы. Пожилой мужчина попал в аварию и получил несовместимые с жизнью травмы. И хотя все отделение хором убеждало молодого доктора, что его вины в случившемся нет никакой, ощущение безнадежной ошибки осталось.

Стараясь сбросить непрошеное наваждение, Карим встряхнулся, достал ключ и отпер дверь.

В прихожей было темно, но где-то в глубине квартиры горел тусклый светильник. Отец уже лег спать, мать, волнуясь, ждала сына с разогретым ужином.

Карим молча снял и повесил куртку, разулся, прошел в ванную мыть руки: начинать разговор ему не хотелось, отвечать на вопросы – тем более.

Он нарочно долго возился в ванной, чтоб оттянуть неприятный момент. Тщательно намыливал ладони, долго держал их под струей. Потом полез в шкафчик над раковиной, достал стерильные салфетки, пластырь и занялся, наконец, ожогами. Только после этого он выбрался из ванной.

Когда Карим вошел на кухню, мать звенела посудой. Он, все так же молча, сел за стол, и женщина-дейвона поставила перед ним полную тарелку. Что именно он ест, Карим даже не заметил, у него из головы не выходило суровое морщинистое лицо матери клана.

Его собственная мать тоже хранила молчание.

Когда он опустошил тарелку, она убрала ее, поставив перед сыном большую чашку чая. Запах бергамота привел Карима в чувство.

– Мам, – сказал он, подняв на нее глаза. – Меня выгнали из Зеленограда.

Женщина, тихо охнув, опустилась на стул и уронила на колени руки. С минуту они просидели, не двигаясь и не произнося ни слова: Карим перед чашкой горячего чая, его мать – напротив, с состраданием глядя на сына.

– Мать клана сказала: этого требуют сатра.

Лицо женщины-дейвона прояснилось:

– Мать клана просто не хочет идти на конфликт. Что еще она сказала?

– Она хочет, чтоб я выяснил, из-за чего погасли источники, – вздохнул Карим, подперев ладонью голову.

Женщина задумалась.

– Кто же может знать это? – пробормотала она.

Карим машинально стал прихлебывать чай.

– Разве что, – произнесла мать, поднимаясь, – тебе попытаться поговорить с братом твоего деда…

Она поспешно вышла из кухни.

– Ух ты! У деда есть брат? – крикнул вслед ей Карим.

Женщина вернулась, держа в руках потрепанную записную книжку.

– Конечно, сын. В их семье пять сестер и двое братьев.

– Про сестер я знаю, – кивнул Карим. – А вот про брата не слышал ни разу.

Мать перелистывала страницы записной книжки, вглядываясь в неразборчивые строчки.

– Он поссорился с семьей и ушел из дома. Очень горячий был в молодости, – сказала она. – Мой отец – твой дед – почти не поддерживал с ним отношений. Но адрес мне на всякий случай оставил.

Карим удивленно хмыкнул.

Мать вырвала листок из записной книжки и подала сыну.

– Он живет в Москве, метро «Петровско-Разумовская».

– Не так уж и далеко… – машинально отметил Карим, сложил листок пополам и сунул в карман брюк. – А почему ты думаешь, что он может что-то знать?

Мать взяла со стола пустую чашку, отнесла к раковине, открыла воду и, не торопясь, вымыла. Только поставив чашку в сушилку, она обернулась, чтобы ответить:

– Отец говорил: дядя всегда был умным. Слишком умным. Он понимал то, о чем другие не догадывались. Это всех пугало.

– Он – провидец?! – воскликнул Карим.

Мать на секунду задумалась.

– Судя по рассказам твоего деда, – медленно произнесла она, – пожалуй, нет. Он всего лишь очень проницательный дейвона. И очень образованный. А больше я ничего не знаю. Возможно, он подскажет тебе, что делать.

Она замолчала, потирая подбородок. Вернулась к столу и села, поставив локти на клеенку.

– А вот провидцы, сынок… – Женщина перевела невидящий взгляд на стену. – Провидцы, они… странные. Есть в нашем городе одна провидица, но…

– Так скажи мне скорее, где она живет! – воскликнул Карим.

Мать с сомнением посмотрела на сына:

– Она не совсем нормальная, сынок. Я ей не доверяю. Чужая она. – Женщина потупилась.

– Ну… – Карим развел руками. – Если будет говорить явный бред, я не стану ее слушать, только и всего. – Он улыбнулся.

– Ты у меня разумный, – улыбнулась в ответ мать. – Хоть и горячий. Совсем как твой двоюродный дед. Хорошо, я скажу тебе адрес провидицы, записывай: улица Заводская, дом четыре «А», квартира…

– А как ее зовут? – спросил Карим, зафиксировав данные.

Мать наморщила лоб:

– Имя у нее какое-то… Не то Арина, не то Кристина… Не помню, сынок. – Она виновато улыбнулась.

– Ладно, мам, разберусь.

– Скажи, что твоя фамилия Сатин, – тихо добавила женщина. – И она тебя примет, даже если ты не знаешь ее имени.

– Да? – удивился Карим. – Почему?

– Не спрашивай.

Мать встала и вышла из кухни.

Карим пожал плечами и отправился в спальню звонить Илье.

Плотно закрыв за собой дверь, он снял с телефона трубку и набрал городской номер Скоробогатова. Ответили сразу же:

– Алло, да!

– Привет, это я.

– О, серый, это опять ты! Ну что, пригодилась инфа про амулетик?

В трубке шуршало, звук иногда пропадал, и Илью слышно было с трудом.

– Пригодилась, пригодилась, – со вздохом ответил Карим. – Слушай, у меня теперь к тебе дело поважнее. Точнее – просьба…

– Для тебя – все, что хочешь! – горячо заверил его Илья, но тут же уточнил: – Кроме однополой любви.

– Тьфу!

«Вот паразит», – усмехнулся Карим про себя.

– Ну, выкладывай, что там у тебя, – раздалось в трубке.

Звук наконец наладился, было слышно, как Илья стучит по клавишам.

– Во что играешь? – осведомился Карим, собираясь с духом.

– Да ерунда, монстров мочу. Ну, чего мнешься? Денег надо? У меня сейчас как раз есть. Сколько тебе?

– Да нет, – решился Карим. – Ты меня пожить не пустишь? Недельки на две?

Илья перестал терзать клавиатуру.

– Ты серьезно? – с радостным недоверием спросил он.

– Абсолютно.

– Конечно, о чем разговор! – завопил Илья. – Я и подумать не мог, что ты бросишь свою богадельню…

– Это не богадельня, – перебил его Карим. – Это городская больница.

– Я и говорю, – ничуть не смутился Илья. – Приезжай прямо завтра. Я тут уже со скуки помираю, от одиночества сам с собой разговаривать начал. Сижу, понимаешь, в четырех стенах…

– Ты же на работу ходишь. Там же люди. Ну, или не люди, – тише добавил Карим.

– Это не люди! – закричал Илья. – Это даже не нелюди. Это юзеры! Лузеры! Ламеры! Как они меня достали!

– Все понял, – усмехнулся Карим. – Спасибо тебе. Говори адрес.

Под диктовку друга Карим записал адрес на уголок того же листочка из записной книжки, где были нацарапаны координаты его двоюродного деда и ясновидящей. Листок он положил обратно в карман.

– Тебя во сколько ждать завтра? – осведомился Илья.

– Часиков в десять.

– Угу. Ладненько, давай, до завтра.

– Пока, увидимся.

Карим положил трубку, облегченно вздохнув, – хотя бы одна проблема решена.

Послышался осторожный стук в дверь.

– Входи, мам, – отозвался Карим.

Женщина-дейвона неслышно вошла в комнату и прикрыла дверь.

– Я договорился с Ильей, поживу у него пока, – улыбнулся Карим.

– Очень хорошо, сынок. Илья – чудесный мальчик.

– А где мне брать энергию в Москве, мам? Наверняка скоро понадобится… – Сатин пытливо посмотрел на мать.

Та на секунду задумалась.

– Попробуй купить у «желтых» из клана Наррхов.

– А что мы отцу скажем? – вдруг спохватился Карим.

Мать вздохнула:

– Скажем, что тебя направили на учебу, ездить надо к восьми утра, куда-нибудь в Юго-Восточный округ, опаздывать ни в коем случае нельзя, поэтому ты решил пока пожить у Ильи.

– Который сам живет в Северном, – закончил Карим, усмехаясь.

Мать махнула рукой:

– Отец не помнит, где живут твои друзья. В случае чего скажем: переехал.

– Тем более что он действительно недавно переехал, – согласился Карим.

Они с матерью проговорили полночи, одновременно собирая вещи. Среди прочего уложили и бутылку домашнего вина – для дяди Мансура, если все-таки выпадет необходимость повидаться с ним. После чего женщина пожелала сыну спокойных снов и отправилась спать.