Текст книги "Чудные"

Рок и опера. Композитор

Ровно такие же мысли насчет мытья головы посетили в этот момент и Вавилова. Кавалер уже давно сделал всё, ради чего он рвался на улицу, и теперь Женя просто проветривал свой организм на прохладном октябрьском воздухе. Время близилось к восьми вечера. Он оставил Кавалера на улице, а сам заполз в народный магазин у дома, взял там стандартный холостяцкий набор: докторская, доширак, шпроты, майонез, батон ну и разное по мелочи.

Проходя мимо отдела с алкоголем, он с тоской посмотрел на стеклотару, но передумал. Вдруг этот малохольный от угрозы словами перейдет к угрозам действиями? Нет, всё же не утерпел. Евгений вернулся, схватил две бутылки пива и счастливый потопал на кассу. Пиво он решил выпить по пути домой. И вот сейчас Вавилов сидел на холодной, мокрой лавке напротив подъезда и вливал в себя благословенную влагу. Кавалер тоже не скучал без дела и пытался экспроприировать из пакета колбасу.

Вавилов посмотрел на свои окна, и был сильно удивлен. Там двигались какие-то тени. Но пиво делало своё дело, и он предположил, что непонятный товарищ просто смотрит телек. Знай он, что на самом деле творится в его загаженной квартире, он бы туда не вернулся. Лучше в вытрезвитель… Но Евгений в кои-то веки был в кондиции, не подходящей для вытрезвителя, зато очень подходящей для воспоминаний. Почти трезвый Вавилов погрузился в размышления, как он докатился до такой вот жизни, что в ней завелись не только клопы и тараканы, но и Моцарт…

– Ты, никак, Моцартом себя возомнил? Или Меркьюри? А, я понял, Рыбниковым?

– Зато я ничего не понял, – смиренно отвечал Вавилов.

Он был сильно удивлен. Этот человек, с которым они давно сотрудничали, казался ему адекватным и умеющим из гор околомузыкального мусора выцепить нечто стоящее. Впрочем, они частенько ругались из-за текстов, которые в сочетании с Женькиной музыкой превращались в песни… Но тут композитор осаживал сам себя упрямыми фактами, среди которых имелись трое детей, нелюбимая жена и неумение писать стихи. А раз сам не умеешь, нехрен выпендриваться. Но сейчас он был абсолютно уверен, что создал не просто стоящую, но гениальную вещь… и вот такая реакция.

– Я же тебе говорил, мне хитяра нужен! – захлёбывался слюной продюсер. – Хитяра! Какая ещё, в жопу, опера? Какой мюзикл? Твою мать…

– Ну так это популярно. Зрители любят мюзиклы, и рок-оперы тоже, – начал Женька спокойно и миролюбиво, но тут резьба треснула, – Какого ты вообще орёшь на меня? Ты кто, блин, такой? Что ты умеешь делать своими руками? Выпрашивать бабки у того, кто умеет их зарабатывать, и отдавать тому, кто умеет что-то делать сам? Творец хренов, ты же ничтожество в творческом плане…

– Сам ничтожество, алкаш чёртов! Неделю бухаешь, неделю работаешь… Да с тобой никто дела иметь не желает. Ты за каким лешим на прошлой неделе эту блядь старую безголосой пенсионеркой обозвал? Ты должен быть счастлив, что она исполняет твои песни, – орал продюсер, благо все помещения в продюсерском центре были осчастливлены мощной звукоизоляцией, и можно было не опасаться помешать очередному дарованию записывать хиты. – Тебе кто позволил? Она была звездой ещё до твоего рождения, а теперь она работать со мной отказывается, козлина…

– Кто козлина? Она? Согласен. И да, безголосая пенсионерка, пропила-прокурила всё что можно. Не можешь, не пой. И вообще, на пенсию надо уходить вовремя, а не вперёд ногами.

– Ты козлина! На неё до сих пор залы собираются, а тебя по имени никто не знает. Наш долбанный Моцарт, видите ли, не любит публичности. Оперу он написал… Катись отсюда! – создатель звёзд сейчас был похож на припадочного, – Ищи другого идиота, который с тобой работать будет. Ты же всех текстовиков заклевал, что они пишут муру, не достойную твоей гениальной музыки. Боюсь представить, что будет с тем, кто согласится написать текст для твоей оперы… Массовое самоубийство поэтов…

– Массовое самоубийство бездарей и дилетантов, вероятно… Поэта таким не испугаешь… Да где его нынче найти?

– Не заговаривай мне зубы, я с тобой больше не работаю.

– Да пошёл ты… – Вавилов ушёл и щедро хлопнул дверью, которая – очень непредусмотрительно – не имела доводчика.

Продюсер вяло выматерился и полез собирать с пола грамоты, дипломы и кубки, упавшие с настенных полок от удара двери. Он понимал, что сейчас потерял талантливого композитора, одного из лучших, возможно, гениального. Вот черт его дернул позвать Вавилова на запись его песни неделю назад? Ну да, Женька прав, но эта, может и не такая старая, но дура, которой действительно лучше бы больше уже никогда не петь ничего, кроме колыбельных внукам, прогрызла ему – продюсеру – весь мозг, требовала чуть ли не линчевать этого, с её возраста, малолетнего говнюка, а лучше сжечь на Красной площади. Продюсер ползал по полу и раздумывал, что делать дальше.

Помириться с Вавиловым можно только, окончательно и бесповоротно покаявшись. И то не поможет. Он – Вавилов – гордый, он просто так не вернется… Но для этого придется поругаться со старой клячей, которая петь разучилась, но возможностей не растеряла и может накрыть его центр таким колпаком, что он будет на пенсии бутылки собирать по помойкам. «Напенсия» представлялась, к сожалению, не такой уж и далекой, и мысли о безбедном существовании победили. Он налил себе виски, вооружился телефоном и начал обзванивать коллег, рассказывая всем, какой Вавилов мудак, что он не просыхает и хамит народным артисткам. Коллеги поочередно слушали, вздыхали – у каждого таких алкоголиков вагон и тележка, качали головами – даже через телефонную трубку было видно, как именно, не одобряя поведение талантливого композитора в отношении поистрепавшихся звёзд эстрады…

Через три месяца мытарств, от последнего из этих вот вздыхающих и не одобряющих, Евгений узнал, что вариантов найти продюсера для постановки своей рок-оперы у него нет не только в Москве, но и в России в принципе. Этот последний очень высоко ценил талант композитора, но вкусную еду, качественную выпивку, молодых проституток и семейный уют в свободное от работы время ценил всё-таки сильнее, поэтому…

– Евгений, у тебя нет шансов. Никто из цеха не согласится с тобой работать. Или ищи спонсора за пределами тусовки сам, или пора валить…

Тогда и возникла бредовая идея продать родительскую квартиру. Папенька, подавшийся в предпоследний год века в депутаты, за два срока работы на благо россиян успел создать неплохой личный стабфонд, поэтому в начале восьмого года из нулевых вместе с матерью свалил в приобретённое гнёздышко на Адриатическом побережье на заслуженный отдых. Отношения у Женьки с родителями никогда не отличались особой теплотой и близостью, поэтому никаких слёз и расстройств не было. Квартиру на Тверской переписали на сына, чтобы не тратить деньги на коммуналку и налоги. Так что руки у Вавилова-младшего были развязаны…

Евгений с тоской и отвращением посмотрел на дом, в котором жил нынче… Кавалер, почувствовав его настроение, грустно заскулил…

Скорая помощь. Актриса

Странно начавшийся день, ознаменовавшийся странной встречей, продолжился вполне стандартной вечерней попойкой у Погодина, на которой каждая козявка без слуха, голоса и признаков таланта, но с некоторым количеством подписчиков в соцсетях, мнила себя звездой. Утро следующего дня началось, по обыкновению, в два часа пополудни. Душ, «Болконский» безо всяких странных знакомств, в планах поход по магазинам. Но он не состоялся.

В половину пятого Фёкла, завершив завтрак, вернулась к себе под крышу. Три чашки кофе и круассаны «прощай диета» в который раз частично вернули её к жизни, но что-то было не так. Фёкла всё списала на похмелье, подумала было осуществить не состоявшийся вчера плановый шоппинг – прогуляться в ГУМ за клатчем от «Прада», но потом решила, что без клатча пока проживет, а без целительного сна вряд ли, и прилегла на часок поспать. Будильник, сообщивший, что час прошёл, с трудом заставил её оторвать голову от подушки. Что-то было вообще не так, как надо. Фёкла не сразу поняла, что у неё жар. С трудом найденный старый ртутный градусник подтвердил это, показав тридцать восемь и семь. И тут зазвонил айфон.

– Чёрт… Алее, – Фёкла с трудом нашла трубку в простынях. – Кто?

– Тань, ну ты чего? Сегодня же тусовка у Федоровича. Там Николаевский будет. Ты готова? Где пересечёмся? – заканючила в трубку Лиза Стасова.

– Лизок, какой нафиг Федорович, у меня температура, я умираю, мне так плохо…

– Ох… – Фёкла ждала, что Лиза начнет сейчас уговаривать её подлечиться шампанским и всё-таки поехать, но всё пошло наперекосяк. – Тань, ну и ладно, чего мы там не видели у Богдана? Давай я лучше приеду? Тебе что-нибудь нужно?

– К-к-куда приедешь? – Фёклу-Татьяну теперь морозило. Она ожидала чего угодно: от уговоров забить на состояние и пойти до обвинений в том, что она плохая подруга. Ведь она считала Лизу богатой, жадной и недалекой стервой. Видимо, в РАТИ5151
  Российский институт театрального искусства, он же ГИТИС, основан в 1878г.


[Закрыть] Елизавету учили не зря.

– Ну, как куда? К тебе? У тебя парацетамол есть? А варенье малиновое? Кашель, насморк? Какие симптомы, кроме температуры? – задавала приземлённо-бытовые вопросы Лиза. Знала бы она, какого мнения была о ней Фёкла, впрочем, как и вообще о всех в их актёрской тусовке, наверное, и спрашивать бы не стала. Но проблема в том, что Лиза была доброй. Отец с детства приучил её помогать тому, кому нужна помощь. Поэтому, всё детство под крики матери в родительском доме обязательно наличествовали пара-тройка выброшенных хорошими людьми щенков и несколько подзаборных котят, которые ждали, когда их пристроят в добрые руки. Узнав, что подруге плохо, Лизавета предложила первое, что пришло ей в голову – приехать и помочь.

Фёкла была в полном ауте. Второй раз за последнее время разные люди предложили ей помощь. Просто так… Она молчала…

– Тань, ты там жива?

– Пока жива вроде… но не уверена… что-то у меня с головой не в порядке…

– Ну так, а что ты хотела? У тебя температура. Ладно, лезь под одеяло и отдыхай. Я еду. Перетопчется Богдан. Здоровье важнее.

В трехэтажном особняке в Барвихе Лиза, как была в джинсах и толстовке – уж сколько раз Вадим, её муж, ругал её за такой нестатусный гардероб – спустилась с небес третьего этажа на землю первого и села на ступеньки в холле, завязывая «мартинсы».

В четырехкомнатной квартире под крышей по адресу Тверская 6 на круглой кровати тряслась Фёкла, даже уже не понимая от чего: от холода, от температуры или от истерических слёз. Последний раз так вот бескорыстно, задаром, о ней заботилась мать, когда Фёкла ещё училась в школе. «Блин, как оклемаюсь, надо маме позвонить», – подумала она и провалилась в тяжелый сон.

Примерно через час начинающую актрису разбудил стук в дверь. Она с горем пополам доползла до источника звука, потеряв по дороге одно из одеял. Источником шума была Стасова.

– Ну ты здорова спать! Я уже минут пять стучу, а до этого звонила. – Лиза шлёпнула на пол объемный пакет. – Я тут всё привезла, лекарства всякие, варенье там… пошли лечиться! – приказала Лиза. Фёкла вынуждена была посторониться. Она закрыла входную дверь, потащилась в спальню и напоролась на Стасову. Та стояла в двери спальни и обозревала масштаб бедствия.

– Так, – наконец, выдавила она, – сначала драим палубу5252
  Искаженная цитата из фильма «Одиноким предоставляется общежитие», реж. С. Самсонов, 1983 г.


[Закрыть]…

Совет в Бутово. Посланники

В жилище в прошлом популярного композитора Вавилова творился шабаш. Моцарт сидел на рояле и флегматично ждал, когда перестанет орать и бегать туда-обратно Бетховен, и прекратит материться Довлатов. Остальные посланники тоже возмущались, но чуть потише. Одри Амадеус звать не стал во избежание нервного срыва от увиденного.

– Хмм… Итак, господа, все успокоились? Дайте уже сказать. Я позвал вас, чтобы вы мне помогли. Бог же говорил, что мы все должны друг другу помогать?

– Ну говорил, – подтвердил Пушкин, – и что? Он, видимо, ошибся… тут не мы нужны, это работа для Геракла… ну или для гастарбайтеров…

– Вольфганг, ну, признайся, это ты такой срач развёл? – спросил Чехов.

– Che cazzo! – раздался вдруг возглас. Все замерли. Нет, ну кто бы ещё… ну что бы Кароль ругался… Да ещё такими словами. – Ну что за помойка! Почему тут какая-то еда бывшая на полу валяется? – Войтыла вляпался в останки пиццы, которые уже несколько дней лежали на полу. В плохом освещении комнаты многое оставалось невидимым.

– Ну вот, бывает и такое. Бывший Папа Римский ругается матом… O tempora, o mores!5353
  «О времена, о нравы!» – крылатая фраза Цицерона из «Первой речи против Катилины»


[Закрыть] – прокомментировал ситуацию Довлатов.

– Просто Кароль только что стал жертвой беспримерного свинства моего подопечного, – засмеялся Моцарт. Он опять вовсю кривлялся. Он картинно встал на колени прямо на рояле и пустил слезу. – Засим я вас и позвал. Помогите убрать эту помойку. Один я тут до следующей миссии прокувыркаюсь.

– А болезный твой где, друг Моцарт? – вдруг поинтересовался Довлатов.

– Ах да… что-то его давно нет. Он отправился выгулять свою собаку и в магазин за провиантом. Ему в отличие от нас надо есть. – благожелательно пояснил Амадеус и зло продолжил. – Но принесет пиво – убью.

– Не произносите при мне это слово – пиво. Мне до сих пор его слышать тошно, – застонал Пушкин. – Вообще, Вольфганг, ты в своем уме? Вот сейчас вернется твой протрезвевший пациент, увидит нас, кого-нибудь узнает… Что ты ему скажешь?

– Вот, да, Амадей… Ты же второй сутки убеждать он, что ты не глюк, не актёр, а тот самый Моцарт… А сейчас ты сказать ему, что ты актёр и мы твой друзья из провинциальный театр… так? – активно размахивая руками, спросил Бетховен. – И я ради этого бросить чудесную компанию… Сидеть, пить коньяк, говорить за жизнь… а тут этот зальцбургский жлёб со свой сигналь…

– Ого, а это уже интересно, – присвистнул Довлатов, – что за компания, старина Людвиг? Где был, с кем пил?

– С мой подопечный и его друг. Друг звать как ты – Серж. Фамилия у него такая… на butter похожа… как же его… вот! маслё, что-то с маслё связано… вот… – прогудел Людвигван.

– Сергей Масловский?! – выкрикнул Довлатов. – Но как? – он повернулся ко всем присутствующим и пафосно произнес, указывая пальцем на Бетховена, – На его месте должен был быть я!

– Напьёшься – будешь5454
  Цитата из х/ф «Бриллиантовая рука», реж. Л. Гайдай, 1969


[Закрыть], – процитировал Моцарт советскую киноклассику и показал Довлатову язык. Он тоже готовился к миссии в столицу России.

– Ничего не понял, – грустно сообщил потолку Войтыла.

– Кароль, ну что тут непонятного? Мы с вами, как два идиота, роемся в прошлом нашего подопечного, рискуя попасться в его квартире, а этот упёртый немец в это самое время с ним выпивает на брудершафт, – проворчал Довлатов. – Жаль нас там не было. Может, нашли бы к чему прицепиться.

– Ладно, хватит галдеть, – вступил Чехов. – Амадеус позвал нас на помощь – так давайте уже делом займемся. Тут же невозможно находиться, сплошная антисанитария… Это я вам как врач заявляю.

– Да, давайте уже разгребёмся, и я пойду досыпать. Или мы ждём малышку Одри? – влез Пушкин.

– Алекс, ты неисправим. Одри не будет. Я не стал её звать в эту клоаку. Ей здесь не место.

Противоположности и кинокорм. Актриса

– Привет. Ты тоже снимаешься или из группы? – худая девушка лет двадцати смотрела на Фёклу сверху вниз. Она не отличалась модельной внешностью, хотя буйным коричневым, ближе к черному, кудрям и миндалевидным голубым глазам Рафаэлевой Мадонны позавидовали бы многие. На ней не было модной брендовой одежды – обычные рваные джинсы в наборе с самой обычной футболкой. Но, судя по вопросу, она точно снималась в сериале. Преимущество её взгляда объяснялось просто – Фёкла сидела. И не просто так филонила, а меняла промокшую во время съемок предыдущей сцены обувку.

Сериал о современной банальности про разведёнку с детём и непрекрасного принца с непритязательным названием «И будет вам счастье» не предусматривал большого бюджета и гардероба, в связи с чем, актёры второго и последующих планов снимались в своей собственной одежде. Новые замшевые сапоги от «Гуччи», неделю назад купленные на очередной папиков транш, не выдержали противоборства с подмосковной грязью и теперь могли похвастаться толстым слоем глины, дырой в шве и мокрыми стельками. Аж хлюпало. Пришлось снять и переобуться в выпрошенные у костюмера старые кроссовки. Фёкла жутко злилась. И сапоги жалко, и статус сразу сравнялся с кроссовками. А тут ещё какая-то невзрачная на вкус Фёклы девица сомневается в том, что она актриса.

Фёкла очень бдела за фигурой. Каждые несанкционированные сто грамм кровавыми шрамами оставались на её сердце. Она гордилась и высоким ростом, и тонкой талией, и силиконовым бюстом, и широкими бедрами. И сейчас думала о том, что из них двоих только она достойна сниматься пусть и в паршивом сериале. Но, режиссёр, видимо, был другого мнения. Как выяснилось позже, у Лизы роль была даже значимее, чем у Фёклы.

– Ну да, снимаюсь. Ты, стало быть, тоже? Меня Фёкла зовут. Фёкла Жемчужная. – грубовато ответила она.

– А я Лиза. И да, тоже. Я играю домработницу главной героини. Я только приехала – к стоматологу ездила. Меня Игнатий отпустил.

Игнатий числился начинающим режиссёром. По окончании обучения в главной киноцитадели в доме номер три на улице имени немецкого коммуниста5555
  Имеется в виду Всероссийский государственный институт кинематографии имени С. А. Герасимова на улице Вильгельма Пика


[Закрыть] Игнатий Мильшень не стал заморачиваться насчет поисков новых форматов и вдохновения, не имел задумок снять что-то великое и вечное, зато имел цель небедно жить, вкусно есть и не сильно утомляться. Поэтому пристроился на канал и тихо-мирно снимал слезливые мини-сериалы, в которых иногда участвовали не самые плохие артисты.

Обратить свое пристальное внимание на Лизу Стасову ему посоветовал снимающийся в его опусе ради денег народный артист, который по совместительству был у Лизы мастером курса. Узнав, кто у Стасовой муж, Игнатий просто-таки загорелся целью снять её получше – вдруг через неё получится заиметь спонсора на какой-нибудь проект. Он даже взял её на достаточно крупную роль, хотя сначала планировал только в массовку.

Двадцадвухлетнюю Фёклу же на эпизодическую роль продавщицы магазина привел её папик через знакомого журналиста в службе информации телеканала. У того естественно нашлись знакомые в службе кино и сериалов – и вот Фёкла сидит, разглядывает кроссовки и злится на новую знакомую.

– Что-то я тебя раньше не встречала… Ты где-нибудь ещё снималась?

– Почти нет, это вторые мои съёмки. Я ещё учусь. РАТИ5656
  Российская академия театрального искусства (бывший ГИТИС)


[Закрыть], третий курс. У нас это не сильно приветствуется. Да и муж не разрешает…

– Странно, а зачем ты тогда учишься? Тебе разве не хочется сниматься или в театре играть? Да и вообще, причем тут муж? Какое право он имеет запрещать тебе строить карьеру? Деньги, фестивали, слава…

– Всё так, но он считает, что актёрское образование исключительно для баловства, а так я должна заниматься домом и им. А мне, хочется, конечно, но куда не приду, всегда подкалывают, что меня позвали только из-за Вадима. А я и сама не дура…

Фёкла задела за живое, и Лиза готова была заплакать прямо сейчас.

– Эээ, не реви… – Лиза уже всхлипывала. – Что я такого спросила-то? Ну уйди от него. Кто-он такой-то? Олигарх? – иронично спросила Фёкла.

– Почти, – на полном серьёзе сказала Лиза. – Вадим Стасов, владелец Мультибанка.

– Ну ни фига себе! Он же ста… – начала Фёкла и запнулась… её папик, по совпадению один из вице-президентов в этом же банке, был не сильно моложе. – Ну то есть, не такой уж и…

– Да старый он, сама знаю, – проворчала Лиза. – Но я его люблю.

– Его или его деньги?

– Его. – Лиза резко развернулась и пошла к гримёрам.

Фёкла, оставшись одна, подумала о том, что всё это странно. Ну чего она так вздернулась, эта странная девица. Это же нормально, завести себе богатого мужика и жить за его счёт. Любая девушка хочет именно этого. И как только у этой Лизки с её-то неказистой фигурой получилось зацепить самого Стасова? Тут размышления Фёклы были прерваны криком помрежа.

– Работаем! Сцена двадцать четыре – дубль один. Все в кадр!

Актёры и массовка забегали по площадке. Сцену сняли с седьмой попытки. А потом Игнатий объявил обед, и все актёры расползлись кто куда. Кучковались согласно статусу и гонорарной ведомости. Фёкле не хотелось обедать в одиночестве, и она решила присоседиться к Лизе. Ну и поболтать ещё.

– Лиз, ты не обижайся. Я, может, что-то не то сказала, но…

– Да ладно, проехали… А как тебя зовут по-настоящему? Всё-таки Фёклами сейчас никого не называют, да и кровей цыганских в тебе вроде нет.

– Ну да, пришлось взять псевдоним. Два года назад ставили студенческий спектакль. Первая главная роль. Режиссер посоветовал придумать другую фамилию. Типа моя плохо звучит. А так я Таня Просова. Я Щепку5757
  «Высшее театральное училище (институт) имени Михаила Семеновича Щепкина» при Государственном Академическом Малом театре России, основано в 1809 г.


[Закрыть] заканчиваю в этом году. И вообще-то я сама рассчитывала на роль домработницы…

– Хаха, какая из тебя домработница! У тебя типаж неподходящий. Ты потенциальная главная героиня…

– А ты у нас характерная актриса? – выгнула бровь Фёкла.

– Видимо, да. По современным канонам главная героиня чего бы то ни было – стройняшка-фитоняшка с накаченной попой, ногами от ушей, головой без мозгов и при четвертом номере. Я не подхожу под описание.

– Ну да, не поспоришь. Ты скорее Золушка только не с принцем, а с королем…

– Тань, не завидуй. Нечему особо. У Вадика слишком много требований. А больше всего я ненавижу всякие тусовки, на которые приходится ходить с ним. Для жён его друзей я слишком не гламурна. Ну и они все старше меня лет на пятнадцать минимум. Мне больше нравятся актёрские сборища. Завтра, кстати, вечеринка у Мити Козина в «ЖанЖане». Пойдёшь со мной за компанию?

– Ой, круто! Я только за. Витюша пока занят, так что до пятницы я абсолютно свободна.

– А Витюша – это…

– Мой спонсор. Он мне квартиру купил на Тверской. Ну в смысле не мне, но я в ней живу…

– Хорош хомячить. Все на площадку! – крик Игнатия нарушил обеденную идиллию.

– Ну вот, ладно, решено. Завтра в восемь вечера в «ЖанЖане». Пошли работать, – Лиза выкинула пластиковую миску из-под доширака и бодро потопала на грим…