Текст книги "Древний Египет. Подъем и упадок"

Но всей силы искусства и архитектуры, заклинаний и молитв, обеспечивающих бессмертие, оказалось недостаточно, чтобы даровать царю сына. По иронии судьбы царю-реформатору предназначалось умереть, не оставив после себя наследника. Трон перешел к человеку незнатного происхождения по имени Тети. Чтобы обеспечить преемственность наследования от старой династии к новой, Тети, не теряя времени, женился на дочери своего предшественника. Так в атмосфере неуверенности, придворных интриг и едва сдерживаемых противоречий прошло правление VI династии (2325–2175).

Не имея твердо обоснованных прав на трон, Тети должен был заручиться поддержкой верных сторонников. Подчеркнуто пышные гробницы этих вельмож теснятся вокруг пирамиды царя, указывая, что милость монарха вновь была необходима для служебного роста. Неограниченным влиянием пользовался визирь Кагемни, который был правой рукой царя. Неменьшим влиянием пользовался следующий визирь Мерерука – окружавшие его богатство и роскошь превосходили самые смелые мечты. Он услаждал свой вкус самыми изысканными яствами: изображенные в гробнице сцены показывают примеры отнюдь не традиционного животноводства. Тут полудикие антилопы кормятся из яслей, там принудительно откармливают журавлей – судя по всему, фуа-гра изобрели уже в Древнем Египте. Что самое удивительное, даже гиен откармливали на убой!

Так царь одаривал своих ближайших советников за верную службу, надеясь, что они останутся его самыми верными сторонниками. Однако не козни чиновников представляли главную угрозу монаршей жизни и короне, а происки мятежных родственников – особенно сыновей, рожденных от младших жен. Для них попытка захватить власть силой была единственной, хоть и рискованной, альтернативой жизни в праздном бездействии. Если верить Манефону, то именно такая судьба постигла Тети: он стал жертвой дворцового переворота. В источниках того времени имеется лакуна в порядке наследования. Возможно, что некоторое время после убийства Тети трон занимал царь по имени Усеркара, о правлении которого сохранилось мало сведений.

Неудивительно, что сын Тети – Пепи I – был очень осторожным в поступках, его безграничным доверием пользовался только узкий круг самых влиятельных вельмож страны. В их число попали теща, которую он назначил визирем Верхнего Египта, и зять Джау. Кроме того, немало внимания и усилий Пепи уделял поддержанию престижа царской власти, повсеместно возводя посвященные себе молельни: от Баста в центральной Дельте до Абидоса и Гебту (современный Кифт) в Верхнем Египте. Любопытно, что храмы местных богов были тогда практически неизвестны египтянам, так как основная энергия общества была направлена на прославление фараона. Но подобные архитектурные ухищрения могли подействовать только на население, а против тайных противников в окружении царя они были бесполезны.

Ценным источником, освещающим жизнь царского двора в течение сорокалетнего царствования Пепи (2315–2275), является автобиография вельможи Уны, высеченная на стенах его гробницы. Свою карьеру Уна начал начальником амбара, пока не вырос до финансового чиновника при дворцовой администрации. Фараон благоволил вельможе, что способствовало его дальнейшему продвижению: он стал «смотрителем палаты переодевания» и «начальником дворцовых телохранителей», то есть был самым доверенным советником. В знак особого доверия царь повелел Уне вести наиболее деликатные судебные дела: «Я разбирал дело наедине с верховным сановником. [Я действовал] от имени царя для его женского дома»[38]38
  Вени, автобиографическая надпись, строки 3–4.


[Закрыть].

Женский дом фараона, который включал хозяйство его родственниц и младших жен, был особым учреждением, пользовавшимся известной долей самостоятельности. Для дома отводились земельные угодья и мастерские (особенно ткацкие), а потому он представлял потенциальную угрозу для власти царя. Внутри женского дома постоянно плелись интриги и нередко рождались идеи свержения царя. Поэтому фараон крайне нуждался в верном человеке, который мог бы наблюдать и сообщать ему о том, что происходит в женском доме. Именно таким человеком для Пепи и стал вельможа Уна. Благодаря его усердию и внимательности был вовремя пресечен один из таких заговоров. Чтобы сохранить факт предательства в тайне, необходимо было быстро и без лишней огласки расследовать это дело и привлечь к ответственности виновных. Уна действовал надлежащим образом:

«Когда велось тайное дело в женском доме царя против Великого Жезла [т. е. царицы], Его Величество велел мне вести допрос одному. Не было ни судьи, ни высшего сановника, ни других сановников – только я… Никогда прежде человек моего положения не слушал тайного дела женского дома царя; но Его Величество велел мне разбирать это дело, так в сердце своем он доверял мне больше, чем любому другому сановнику, больше, чем любому другому вельможе, больше, чем любому другому слуге…» [39]39
  Там же, строки 10-13.


[Закрыть]

Уна был достойно награжден за верную службу. Царь возвел его в сан «единственного друга» и даровал каменный саркофаг – привилегия, которой обычно удостаивались члены царской семьи. Огромный монолит доставил «во дворец на большом судне вместе с крышкой, ложной дверью, столом для подношений, двумя дверными косяками и столом для угощений»[40]40
  Там же, строки 6–7.


[Закрыть] носитель царской печати в сопровождении команды моряков. Этот знак царской милости был большой честью.

Но в полном неопределенностей мире VI династии смерть поджидала царя не только в собственном дворце. У границ Египта обитало множество обездоленных людей. Это были те самые бедуины, которых так безжалостно-карикатурно изобразил на своих рельефах Унас, и они со все более возрастающей жадностью смотрели на богатства долины Нила. Эти «жители песков», как уничижительно именовали их сами египтяне, восстали против векового угнетения, что вызвало быструю и жесткую реакцию со стороны правительства. Карательный поход возглавил Уна. С легкостью поменяв прохладный дворец на пыльное поле боя, он повел через Дельту армию, состоявшую из египтян и нубийских наемников, намереваясь нанести поражение мятежникам в родных песках южной Палестины.

Одна часть египетской армии направлялась по суше, в то время как другая была переправлена морем и высажена в тылу у противника, захлопнув челюсти капкана. Благодаря этой тактике египтяне одержали верх, хотя бедуины и оказали яростное сопротивление. Уна с гордостью сообщил, что «Его Величество посылал меня пятикратно водить это войско и усмирять страну жителей песков всякий раз, как они восставали»[41]41
  Там же, строки 27–28.


[Закрыть].

В это время правители Египта вновь начали проявлять интерес к землям за Первым порогом, что подтверждается присутствием нубийских наемников в рядах египетской армии. Но на этот раз египтян интересовали не только природные и людские богатства Нубии. Новые силы пришли в движение у верхних границ долины, угрожая торговым связям Египта с регионами, лежащими к югу от Сахары. Осознавая угрозу экономическим интересам страны, правительство приняло ряд соответствующих мер. Была основана крепость в стратегически важном оазисе Дахла, который располагался на пересечении дорог из Египта и Нубию. Город Айн Асиль обнесли крепкими защитными стенами и поставили там гарнизон, который возглавлял «командующий оазиса». Составной частью учрежденной военной инфраструктуры была сеть наблюдательных пунктов, охраняющих пути в оазис. Эти пункты располагались на высоких местах в пределах видимости друг друга и снабжались непосредственно из долины Нила. Благодаря этому египтяне могли контролировать любые перемещения в обе стороны по ключевым караванным путям, тем самым защищая их и сдерживая проникновение враждебных нубийцев.

При Меренра, наследнике Пепи, Уна стал наместником Верхнего Египта. Он был первым простолюдином, занявшим такой высокий пост. Верному вельможе вменялось следить за всем происходящим на юге страны и сообщать повелителю. Когда прибыли нубийские вожди, Меренра лично прибыл на границу, чтобы встретить их. Этот беспрецедентный поступок говорит сам за себя: царь хотел либо добиться верности от соседей, либо удержать их от враждебных действий. Но одноразового визита царя и докладов, направляемых местными властями через гонцов, было недостаточно, чтобы обеспечить безопасность государства. Поэтому третьим аспектом внешней деятельности египтян стал сбор сведений непосредственно в самой Нубии.

Пограничный город Абу был «воротами» Египта в Нубию. Его обитатели знали эти земли лучше, чем кто-либо из их соотечественников, и многие были связаны тесными торговыми и семейными узами с населением, проживающим по другую сторону границы. Уже при царе Тети власти организовывали эпизодические экспедиции в Нубию. В нынешних обстоятельствах этим миссиям требовалось придать систематичность. Среди жителей Абу с этой задачей мог справиться только «начальник лазутчиков». Кроме обеспечения безопасности он отвечал за поставку в сокровищницу царя редких чужеземных товаров. По приказу Меренра «начальник лазутчиков» Хуфхор и его отец Ири отправились в необычное путешествие. Их целью была далекая страна Йам в верхнем течении Нила, на которую не распространялось египетское влияние. По окончании путешествия в тысячу миль, которое заняло семь месяцев, отец и сын не только благополучно возвратились в Египет, но и привезли для своего повелителя много чудесных даров.

Однако наибольшую ценность представляли сведения о внутренних делах Нубии. Они были настолько тревожными, что Меренра велел Хуфхору снова отправляться в Йам. Отбросив маску мирного торговца, бесстрашный вельможа раскрывает истинные цели восьмимесячной поездки: «Возвращался я через земли властителя Сачу и Ирерчета и открыл эти чужеземные страны…»[42]42
  Харкуф, погребальная надпись, справа от входа, строки 8–9.


[Закрыть] Новости, которые Хуфхор привез повелителю, были неутешительны, так как свидетельствовали об изменениях в политической географии Нижней Нубии. Местное население слишком долго находилось в зависимости от египтян и хотело выйти из подчинения. Объединение Сачу и Ирерчета было тревожным знаком, который нельзя было проигнорировать.

С учетом этих обстоятельств во время третьего путешествия в Йам Хуфхор благоразумно направился не через долину, а по Дороге Оазисов. В Йаме его ждало неприятное известие: царь выступил в поход против племен темех, обитавших в юго-восточной Ливии. От прежней стабильности не осталось и следа, вся Северо-Восточная Африка пришла в движение. Не колеблясь, Хуфхор отправился за правителем йамитов в землю темех, где и состоялась их встреча.

Достигнув с йамитами договоренности, Хуфхор прибыл в Египет «с тремя сотнями ослов, нагруженных благовониями, черным деревом, ладаном, благовонным маслом, шкурами леопардов, слоновыми бивнями и иными дарами»[43]43
  Там же, слева от входа, строки 4–5.


[Закрыть]. В Нижней Нубии египетский посланник столкнулся с угрозой со стороны царя Сачу и Ирерчета, который присоединил к своим растущим владениям область Уават (к северу от Второго порога). Чувствуя свою силу, нубийский царь не позволил бы Хуфхору беспрепятственно пройти с богатыми трофеями. Лишь наличие вооруженного эскорта, предоставленного йамитами, удержало его от такого шага.

Неожиданно для себя египтяне перестали быть единственной могущественной державой в долине Нила. Многовековой гегемонии Египта угрожали усилившиеся правители Нубии. Это был сильный удар для самого процветающего и сильного народа древности. Лишь решительные действия центральной власти могли восстановить былое величие. Но вскоре после третьей поездки Хуфхора Меренра умер, оставив после себя шестилетнего сына. Пепи II Неферкара был слишком мал, чтобы править страной в такой сложный для нее период. Власть находилась в руках регентского совета, во главе которого стояли мать и дядя царя. Недальновидные советники решили сохранить видимость преемственности во внешней политике и в последний раз направили Хуфхора в страну Йам. На этот раз его задачей было не тайное наблюдение за нубийцами, а добыча редких даров для нового правителя. Эти дары должны были стать для народа доказательством того, что Египет по-прежнему властвует над соседними землями, хотя от реальной власти осталась лишь видимость. Это был валтасаров пир на египетский манер.

Верный Хуфхор нашел подходящий дар, который наверняка пришелся бы по вкусу шестилетнему царю: «карлика для плясок пред богом из страны у края горизонта»[44]44
  Там же, далеко справа от фасада, строки 6–7.


[Закрыть]. Когда новости о карлике-плясуне с края света достигли слуха маленького царя, он, снедаемый нетерпением, написал взволнованное письмо Хуфхору, приказывая ему немедленно возвращаться во дворец вместе с живой игрушкой:

«Поворачивай не мешкая на север во дворец! Да доставишь ты с собой этого карлика… который будет радовать сердце царя Верхнего и Нижнего Египта Неферкара, да будет он жить вечно. Если он будет спускаться с тобой в лодку, то назначь лучших людей, которые будут постоянно окружать его на обоих бортах, не дай ему упасть в воду! Если он будет спать ночью, то тоже назначь лучших людей, которые будут спать вместе с ним в палатке. Проверяй десять раз за ночь! Мое величество желает видеть этого карлика более, чем дары Синая и Пунта!» [45]45
  Там же, далеко справа от фасада, строки 15–22.


[Закрыть]

Получить личное письмо от царя, пусть даже и маленького мальчика, было большой честью для египетского чиновника. Чтобы сохранить на века этот знак государевой милости, Хуфхор приказал высечь полный текст письма на одной из стен своей гробницы, на почетном месте рядом с отчетом о четырех путешествиях. Письмо было увековечено как свидетельство милости фараона.

К сожалению, мальчишеский задор Пепи II не мог решить ни внутренних, ни внешних проблем страны. Союз нубийских государств, факт появления которого впервые зафиксировал Хуфхор в царствование Меренра, быстро набирал силу, став источником постоянных проблем для Египта. Во время одного из походов в Нубию погиб визирь Меху, и его сын с большим трудом вернул тело отца. Хотя египтяне по-прежнему удерживали оазис Дахла, Нубия им больше не подчинялась.

Ухудшалась и внутриполитическая ситуация. Делегирование полномочий на места, инициированное при последних фараонах V династии, было опрометчивым решением, которое имело необратимые последствия. Номархи и без того называли себя «великими повелителями» своих провинций, концентрируя в руках все больше власти, беззастенчиво присваивая и гражданские, и религиозные должности. В качестве доказательства неспособности правительства сдерживать усиление номархов можно привести перечень должностей Пепианха, наместника Мейра, – «знатный муж, высший сановник, советник, пастух Нехена, начальник Нехеба, главный судья и чати, главный хранитель царской дощечки, носитель царской печати, опора Аписа, глашатай дворца Пе, начальник Обоих зернохранилищ, смотритель Обеих купален, начальник хранилища, главный распорядитель, хранитель царской дощечки двора, носитель божественной печати, единственный друг, тот, кто читает священные тексты, глава Верхнего Египта в средних септах, казначей, опора для простых людей, столп Кенмут, жрец Маат, посвященный в тайну государева приказа, пользующийся благосклонностью царя во всем».

Чиновников больше волновало собственное благополучие, чем судьба египетского государства. Традиционная протекция царя потеряла всякое значение. Внешне пирамида Пепи II ничем не отличалась от царских усыпальниц VI династии с сопутствующими «Текстами пирамид». Но в художественном оформлении пирамидного храма мастера слепо подражали погребальному комплексу Сахура в Абусире. Как и всё в это время, культурная жизнь тоже переживала упадок, и единственным выходом стало обращение к «золотому веку» прошлого.

К политическим неурядицам добавились затянувшиеся периоды обмеления Нила, которые нанесли сильный удар по сельскому хозяйству. В результате высыхания Биркет Карун (Меридово озеро) были заброшены базальтовые карьеры – главный источник строительного материала на протяжении всего Древнего царства. Берега озера оказались слишком далеки от места добычи, что затрудняло транспортировку каменных блоков. Плохие урожаи спровоцировали экономический кризис государственного масштаба. В прежние времена правительство могло бы смягчить ситуацию, открыв зернохранилища и распределив имеющиеся запасы среди населения. Однако Пепи II оказался неспособен решить эти проблемы. Память о нем сохранилась в непристойных анекдотах, рисующих образ слабого, бездарного, женоподобного правителя, который пренебрегал государственными делами и уделял нездоровое внимание одному из своих полководцев.

Однако главным источником проблем были не сексуальные предпочтения фараона, а его поразительная живучесть. Обычно долгое царствование было залогом стабильности династии. Но многолетнее правление Пепи II (с 2260 по 2175 год до н. э.) породило множество проблем, связанных с престолонаследованием. Царь пережил не только десятерых визирей, но и столько наследников, что его семье пришлось приложить немало усилий, чтобы найти единственного кандидата, пользующегося всеобщей поддержкой. Процесс распада страны невозможно было остановить. Молодой монарх, полный мальчишеской энергии, стал истощенным стариком. Теоретически бессмертный царь (а его подданным он наверняка все чаще и чаще казался таким) слишком долго пребывал у власти. Когда все-таки пришел его смертный час, это событие стало концом не только его жизни, но и целой эпохи. Так завершилось Древнее царство.

Часть II
Конец невинности (2175–1541 годы до н. э.)

Наш образ Древнего Египта в основе своей сформирован сохранившимися памятниками. Древнее царство с его пирамидами и Новое царство с его храмами и гробницами оказывают сильное влияние на воображение обывателя, в то время как период, лежащий между ними и почти не оставивший следа в архитектуре – это забытые темные века, чье существование лишь признается.

Тем не менее социальные и политические события, имевшие место в течение этого полузабытого периода, глубоко и долго влияли на ход истории Древнего Египта. Слабость наследственной монархии, угроза голода, связанная с изменением климата, опасность безудержной иммиграции и непредсказуемые последствия тесных связей с другими государствами – благодаря этим жестоким урокам до сознания египтян дошло, что в развитии их цивилизации настал переломный момент. Эти жестокие уроки, не раз приводившие многие цивилизации на грань краха, пришлось усвоить и египтянам.

Тем не менее среди этого хаоса в Египте во второй раз наблюдается значительный культурный расцвет. Среднее царство было золотым веком литературы, когда появились многие произведения великой классики. От героической «Повести о Синухе» до удивительных сюжетных переплетений «Сказки о потерпевшем крушение», от открыто пропагандистских «Пророчеств Неферти» к тонкой риторике «Красноречивого поселянина» и от метафизической «Беседы разочарованного с его душой» к пародийной «Сатире ремесел» – литературные произведения Среднего царства показывают древнеегипетское общество во всей его сложности и противоречивости. Археологические находки прозаичны и не затрагивают чувств, тогда как сохранившиеся литературные творения древних египтян позволяют нам включить воображение, увидеть мир таким, каким они видели его. Поэтому Среднее царство кажется более близким нам, более материальным, чем многие другие периоды египетской истории. Мы можем ощутить его аромат.

Это было также время непревзойденного мастерства ювелиров и скульпторов, время торговли с соседями и завоеваний. Фивы, прозябавшие в провинции, выросли и стали городом общенационального значения. Большая часть Нубии была завоевана и захвачена. Египет вышел на мировую арену, обещая в дальнейшем вырасти в империю. Конец эпохи пирамид и крах центральной власти в Первый переходный период, возможно, предвещали очередное падение Древнего Египта. Однако вместо этого произошло возрождение, хотя и сопровождавшееся весьма жестокими переменами.

Во второй части нашей работы описаны головокружительные взлеты и падения египетской цивилизации на протяжении шести веков между концом Древнего царства и началом Нового. Положение фараонов в государстве, дворцовая культура и жизнь обычных египтян сменялись как на американских горках: от политической раздробленности и гражданской войны к восстановлению централизованного контроля и возрождению культуры, а затем – к вторжению чужеземцев и угрозе полного исчезновения. В эти бурные времена были безжалостно разрушены иллюзии египтян о том, какое место они занимают в мире. Тем не менее цивилизация фараонов была далека от краха, а всеобщая потеря уверенности в том, что раньше казалось незыблемым, стала плодородной почвой для новых идей.

Несомненно, в этом также сыграли роль усиление регионов и влияние местных традиций. В этой атмосфере нововведений верования, связанные с загробной жизнью, и в частности похоронные ритуалы, претерпели глубокие изменения. То, что ранее предназначалось лишь для царей, теперь стало достоянием более широких слоев населения – а затем было адаптировано, переработано и зафиксировано в виде законов. В мире, где ни в чем нельзя быть уверенным, обещание загробной жизни для всех давало толику спокойствия. Конечным результатом стал ряд принципов и методов, которые переживут историю Древнего Египта и окажут влияние на более поздние религии, включая христианство.

Если говорить о политической сфере, то потрясения гражданской войны и ее долговременные последствия вызвали введение жестких мер безопасности и репрессий повсюду в долине Нила. Деспотическое, авторитарное правление – вот что более всего определяло дух времени Среднего царства. Этот период более, чем какой-либо другой в истории фараонов, бросает вызов нашему образу Древнего Египта, увиденному сквозь розовые очки.