Текст книги "Homo sapiens? Как мы все про***ли"

Британцы оказались правы в одном: в том, что рыбалка на озере и вправду стала отменной. Рыболовецкий промысел процветал, окунь оказался популярным и у коммерсантов, которые продавали улов как продукт питания, так и у рыбаков-спортсменов. Но тогда как оборот в рыболовецкой отрасли вырос в пять раз, обеспечив работой сотни тысяч человек, число видов рыб в озере Виктория в разы сократилось. Более 500 видов стали вымирающими, включая примерно 200 видов несчастных цихлид.

Но выйти из-под контроля могут не только животные. Кудзу, или пуэрария дольчатая, – вьющееся растение, распространенное в Азии, которое массово завозили в США в 1930-е годы, чтобы решить проблему, о которой мы уже упоминали – проблему пылевых облаков. Власти надеялись, что быстро растущий вьюн поможет укрепить почву и остановить эрозию почв. И кудзу справлялась с этим вполне успешно. К несчастью, не хуже у нее получалось опутывать другие растения, даже деревья, а также дома, машины и вообще все, что попадалось на пути. Она так распространилась на юге США, что о ней даже стали говорить: «вьюн, который съел юг».

Справедливости ради нужно сказать, что кудзу – совсем не демоническое растение наподобие триффида, как рассказывается в некоторых городских легендах. А последние исследования и вовсе установили, что вьюны покрывают меньшую площадь, чем было принято думать. И все же там, где 80 лет назад кудзу не было и в помине, теперь дикие заросли, и это растение входит в официальный правительственный список злостных сорняков. Впрочем, самое время пожалеть кудзу: на назойливое растение нашлась управа в виде назойливого насекомого. Примерно в 2009 году японскому полушаровидному щитнику удалось пересечь Тихий океан. Должно быть, он был весьма обрадован, приземлившись в Атланте и обнаружив, что здесь все заросло кудзу, которую он так любит. В течение трех лет он распространился по трем штатам, поглотив примерно треть всей вьющейся биомассы. Если вы вдруг подумали, что это хорошо, что проблема кудзу решена, спешу предупредить: все не так просто. Щитники также уничтожают урожаи сои, главный источник дохода в некоторых затронутых штатах. Нечаянное решение одной проблемы создало новые сложности.

Наше неистребимое желание поселить новые виды там, где они не имеют права быть, не ограничивается даже имеющимся набором видов: иногда нам удается создать целый новый вид. Именно это произошло в 1956 году, когда бразильский ученый Уорик Эстевам Керр привез из Танзании несколько пчелиных маток, чтобы скрестить их с европейскими пчелами: он рассчитывал, что совокупность особенностей тех и других даст в результате вид, лучше приспособленный к бразильским условиям.

К сожалению, через год генетических экспериментов случилось то, что всегда случается в таких случаях. Хранитель пчел и сотрудник лаборатории в Риу-Клару, города к югу от Сан-Паулу, умаялся. Двадцать шесть африканских пчелиных маток вылетели за пределы лаборатории в сопровождении их личных роев европейских пчел, и все они обосновались в Бразилии. Пчелиные матки стали без особого разбора спариваться со всеми пчелиными особями мужского пола, создав таким образом несколько гибридных веток разных видов. Эти «африканизированные» пчелы стали быстро распространяться по всей Южной Америке, затем Центральной Америке и наконец по США. Они мельче и несут меньше яда, чем те пчелы, что были до них, но они куда агрессивнее обороняют свои ульи и могут жалить до десяти раз. Около тысячи человек погибло от их жал, а потому этих насекомых окрестили «пчелами-убийцами». Что немного несправедливо. Их просто неправильно поняли.

Между тем две истории особенно выделяются на скрижалях истории о том, как люди пытались постигнуть сложность экосистем и осознать, как опасны могут быть последствия нарушения хрупкого равновесия в природе. В разных уголках планеты с разницей в несколько тысячелетий фанатичный диктатор и эксцентричный любитель литературы совершили зеркальные ошибки, которые имели глубокое влияние среду. Ошибки и того, и другого имели одно и ту же причину: они категорически недооценили птиц.

НЕЛЬЗЯ НЕДООЦЕНИВАТЬ ПТИЦ, ИЛИ ОКЛЕВЕТАННЫЕ ВОРОБЬИ

Кампанию Мао Цзедуна по борьбе с сельскохозяйственными вредителями и распространителями болезней (четырех) нужно рассматривать как одну из наиболее катастрофических, но притом успешных инициатив в области здравоохранения. Для достижения ее целей сплотились все слои китайского общества, и им удалось перевыполнить планы политического руководства, что ошеломляет. Реализация половины задач (то есть двух из четырех) почти наверняка привела к масштабным и значительным усовершенствованиям в области здоровья нации. Можно подумать, что половина – это не так уж и плохо. Но проблема в том, что четвертая цель в итоге обернулась десятками миллионов смертей.

Корень проблемы кроется все там же – в неспособности понять, что экосистемы сложны и непредсказуемы. Ну хорошо, давайте просто подселим сюда этот вид, а там немного сократим численность парочки других видов – так мы рассуждаем. И дела пойдут на лад. И в этот момент непреднамеренные следствия обрушиваются нам на голову вместе с их верными друзьями – побочными эффектами и чередой неудач, и тут же устраивают разрушительную вечеринку.

В конце 1949 года, когда коммунистическая партия во главе с Мао пришла к власти в Китае, медицина в стране находилась в глубоком упадке. Инфекционные болезни, от холеры до чумы и малярии, процветали. Если всерьез смотреть на намерение Мао превратить по большей части аграрную страну, только что освободившуюся от феодализма, в современную промышленную державу, то он был прав в том, что нужны были чрезвычайные меры. Некоторые меры были очевидными и болезненными: массовая вакцинация, улучшение санитарных условий и все в таком духе. Проблемы начались там, где Мао решил возложить ответственность за государственные беды на животных.

Москиты распространяли малярию, крысы – чуму, и с этим было сложно спорить. И вот вся страна встала на борьбу за сокращение их количества. Но Мао на том не остановился. Если бы это была кампания против всего двух болезней, все еще могло бы закончиться хорошо. Но Мао решил (не потрудившись спросить, например, экспертов, или что-то в этом духе) объявить врагами два других, дополнительных вида. Нации предстояло избавиться мух, потому что они были надоедливыми. И кто же был четвертым? Воробьи. Проблема воробьев была в том – так рассуждали в правительстве, – что они поедали зерно. Один воробей мог съесть до 4,5 килограмма зерна за год – того самого зерна, которым можно было накормить китайский народ. Они провели подсчеты и определили, что, уничтожив миллион воробьев, удастся прокормить порядка 60 000 человек. Кто станет с этим спорить?

Масштабная кампания началась в 1958 году, и это была замечательная кампания. По всей стране были расклеены плакаты, призывающие всех, от мала до велика, выполнить свой долг и умертвить так много вредителей, сколько возможно. «Птицы, – провозгласили власти, – это общественные животные капитализма». Люди вооружились мухобойками и винтовками, а школьников учили, как подстрелить максимальное количество воробьев. Ликующие толпы птицененавистников вышли на улицы с транспарантами, все они вступили в войну против воробьев. Воробьиные гнезда разоряли, их яйца разбивали, люди колотили палками по кастрюлям и сковородам, чтобы согнать их с деревьев и не дать присесть на ветки снова. И изможденные птицы замертво падали на землю. Только в Шанхае, по некоторым оценкам, в первый день кампании погибли 200 000 воробьев. «Ни один не может удалиться, – писала китайская “Жэньминь жибао”, – пока битва не будет выиграна». И битва и вправду окончилась победой – с той точки зрения, что люди достигли изначально поставленных целей. Это был триумф, оглушительный успех человечества в борьбе против мелких животных. В ходе кампании были убиты примерно 1,5 миллиарда крыс, 11 миллионов килограммов москитов, 100 миллионов килограммов мух и… миллиард воробьев. К сожалению, вскоре стало ясно, в чем власти ошибались: уничтоженные воробьи ели не только зерно. Они ели еще и насекомых. В частности саранчу. Внезапно освободившись из клещей хищников, которые сдерживали рост популяции, китайская саранча плодилась и торжествовала, будто бы каждый новый день был праздником. В отличие от воробьев, которые и могли склевать немного зерен там или здесь, саранча заполонила китайские сельскохозяйственные поля, их покрывали тучи прожорливых насекомых. В 1959 году правительство наконец прислушалось к голосу настоящего эксперта (орнитолога Цо-сын Чэна, который пытался рассказать людям о том, что они творили ужасное), и воробьев вычеркнули из списка вредоносных животных, заменив на постельных клопов. Но было уже слишком поздно: нельзя вернуть миллиард воробьев по щелчку пальцев, однажды уничтожив их.

Внесем ясность: кампания против воробьев была не единственной причиной голода, охватившего Китай между 1959 и 1962 годом – к нему привела череда безобразных решений. Партия проводила политику отказа от традиционного натурального сельского хозяйства в пользу выращивания культур, продажа которых могла дать высокую прибыль, и претворяла в жизнь пакет новых разрушительных сельскохозяйственных реформ, основанных на псевдонаучной теории советского биолога Трофима Лысенко. При этом центральный аппарат правительства присваивал всю продукцию отрасли, отнимая ее у фермерских сообществ, каждый из участников забирал свой кусок. Инициативы, которые заставляли чиновников на каждом уровне рапортовать о положительных результатах, ввели в заблуждение партийных лидеров: они были убеждены, что все в полном порядке, что в стране предостаточно еды. Это означало ровно противоположное: в Китае не было амортизирующего запаса продовольствия, чтобы переждать несколько лет непогоды и неурожаев (в одних частях страны лили дожди, в других были засухи).

Но и истребление воробьев, и последующее уничтожение урожаев насекомыми во многом приблизили катастрофу, которая вскоре грянула. Оценки числа жертв последовавшего голода разнятся: эксперты приводят цифры от 15 до 30 миллиардов человек, и от самого факта, что мы не знаем даже, действительно ли умерли те «дополнительные» 15 миллиардов человек, веет ужасом.

Вы надеетесь, должно быть, что таким образом человечество усвоило главный урок, который должно было вынести из этих событий: не играйте с природой, если вы полностью не уверены в характере следствий вашего вмешательства (хотя и в этом случае это не слишком здравая мысль). Но судя по всему, это не так. В 2004 году китайское правительство издало постановление о массовом уничтожении млекопитающих, от циветт до бобров, из-за распространения вируса атипичной пневмонии. И это подсказывает нам, что способность человечества учиться на собственных ошибках так же неубедительна, как и раньше.

НЕЛЬЗЯ НЕДООЦЕНИВАТЬ ПТИЦ, ИЛИ ШЕКСПИР В ПАРКЕ

Юджин Шиффелин совершил практически ту же ошибку, что и товарищ Мао, но только наоборот. Тогда как промах Мао был спровоцирован заботой о здоровье нации и диктаторскими замашками, неразбериха в экосистеме, виновником которой был Шиффелин, – рукотворная природная катастрофа, не исчерпавшая себя по сей день, – полностью была причиной его причуды. То, что содеял Шиффелин однажды, в холодный день ранней весной 1890 года, посеяло семена болезни, которая ежегодно уничтожала урожаи на миллионы долларов. Она даже стала причиной авиакатастрофы, в которой погибли 62 человека. Что-то многовато вреда от человека, который всего-навсего пытался выставить себя громадным поклонником Шекспира. Шиффелин был преуспевающим производителем лекарств из Нью-Йорка. Но несмотря на большой потенциал фармацевтической отрасли в деле досаднейших просчетов, он повысил степень хаоса в окружающей среде благодаря не своей профессии, а своему хобби. Он очень пристально следил за модными веяниями своего времени, а как раз тогда все поклонялись шекспировским пьесам и имели привычку переселять виды из одного места в другое.

Тогда западный мир переживал шекспировское возрождение и охотно потреблял все, что имело отношение к классику. Посему в популярной культуре Бард приобрел примерно тот же статус, каким сегодня обладает Бейонсе. Между тем из Франции по всей Западной Европе стали распространяться группы людей, называвших себя «обществами акклиматизации»: это были добровольцы из числа обеспеченных граждан, которые пытались укоренить у себя на родине иноземные виды животных и растений. (Это было за много лет до того, как люди наконец смекнули, какая это ужасная идея.)

Заблуждение Шиффелина коренилось в его социальной роли: он был председателем Американского общества акклиматизации, базировавшегося в Нью-Йорке, и одновременно был преданным и безумным фанатом Шекспира. И вот в голову ему пришел упоительный, оригинальный план. Нет лучше способа выразить почтение величайшему поэту, писавшему на английском языке, чем привезти в США абсолютно все виды птиц, когда-либо упоминавшихся в его произведениях, не так ли? И Американское общество акклиматизации принялось за работу.

Поначалу они переживали одну неудачу за другой: некоторые птицы, например жаворонки, снегири, певчие дрозды, были выпущены в дикую природу (уж какая могла быть в наличии в городе), но они не прижились и вымерли, просуществовав в непривычной среде несколько лет. И вот 6 марта 1890 года Юджин Шиффелин при содействии своего ассистента, одну за другой открывая клетки, выпустил в Центральном парке 60 европейских скворцов.

Нельзя винить в этом всем Шекспира, но все же: если бы он иначе оформил гиперболу в Акте I, сцене III «Генриха IV» (часть I), история могла бы пойти совсем по другому руслу. В этой сцене персонаж по имени Хотспер, заявляя о своем твердом намерении продолжать давить на короля, чтобы тот заплатил выкуп за своего сводного брата Мортимера (хотя король запрещал даже упоминать Мортимерово имя), говорит следующее:

 
Я обучу скворца, чтоб только слово
Он «Мортимер» умел произносить,
И подарю ученую ту птицу
Я королю: пусть слушает и злится![4]4
  Перевод П. А. Каншина.


[Закрыть]
 

Это единственный случай, когда Шекспир вообще упоминает скворцов. И ни одной строки больше об этой птице во всем собрании сочинений. Но и этого было достаточно для Юджина.

Те 60 скворцов были выпущены в 1890 году, а в 1891-м Шиффелин вернулся в парк с дополнительными 40. В самом начале скворцам приходилось не слишком-то сладко – первые годы их существования на новом месте зимы были довольно суровыми, и только 32 особи из сотни уцелели. Все указывало на то, что они последуют за своими незадачливыми предшественниками, которые отчаянно били крыльями, спасаясь из Соединенных Штатов. Но скворцы – это выносливые и разносторонние животные, которым не впервой было приспосабливаться к новым условиям и локтями расчищать себе дорогу к спасению. По иронии судьбы небольшая стайка этих птиц нашла укрытие от стихии под парапетом Американского музея естественной истории – здание, воздвигнутое во имя сохранения естественной истории нации, поспособствовало тому, чтобы в корне поменять ее. Постепенно численность скворцов начала расти. И расти. И расти. Не прошло и десяти лет, как скворцы стали встречаться в Нью-Йорке повсеместно. К 1920-м годам они заселили уже добрую половину страны. К 1950-м их стали замечать в Калифорнии. Сегодня в Северной Америке насчитывается порядка 200 миллионов негодяев, и вы встретите их всюду, от Нью-Мексико до Аляски.

По формулировке газеты New York Times они стали «одними из самых назойливых и дорогих птиц в США». Или, как выразился корреспондент Washington Post, «самой ненавистной птицей в Северной Америке». Огромные галдящие стаи, которые могут насчитывать до миллиона особей, осаждают поля с посевами пшеницы и картофеля и разоряют зерновые склады. Они агрессивны, они сгоняют аборигенные виды птиц с их гнезд, они распространяют болезни, от которых страдают и люди, и скот – от грибковых инфекций до сальмонеллы. Они гадят абсолютно везде, и все это жутко воняет.

Огромные стаи дроздов представляют угрозу для воздушных путешественников: в Бостоне в 1960-м примерно 10 000 птиц атаковали самолет, который поднимался в воздух из бостонского аэропорта Логана. Они вывели из строя двигатели, и самолет рухнул на землю – в катастрофе погибли 62 из 72 пассажиров.

Скворцы – вредители, угроза для здоровья и значительная финансовая нагрузка на экономику сельского хозяйства Северной Америки. И единственная причина их появления на континенте – причуда богатенького гражданина, который слишком увлекся своими хобби и не потрудился остановиться и подумать, что из этого всего может выйти. Если бы он всерьез занялся бегом трусцой или изготовлением акварелек в домашних условиях, ничего этого не случилось бы.

Но с другой стороны, подозреваю, скворцы помогают сдерживать рост популяции насекомых, так ведь?

5 других видов, которые мы поселили там, где их не должно быть

• Кошки. Все любят кошек. Не любят только в Новой Зеландии, где не было никаких хищных млекопитающих, пока мы не привезли с собой котиков. И этому совсем не обрадовались аборигенные виды, особенно упитанные нелетающие попугаи какапо.

• Тростниковые жабы. Как и кролики, тростниковые жабы (исконные обитатели Южной Америки) были импортированы в Австралию с благими намерениями – на этот раз для поедания вредителей, тростниковых жуков. Но есть жуков они не стали. Зато съели почти всех остальных.

• Серые белки. Когда американскую серую белку привезли в Британию и Ирландию, она тут же начала качать права и запугала местных белок до такой степени, что те оказались на грани вымирания.

• Азиатский тигровый комар. Особенно надоедливый и способный в теории распространять заболевания (он готов питаться круглые сутки – в отличие от многих других видов), этот москит известен географией своих перемещений. Он перемахнул из Японии в Америку в 1985 году вместе с грузом бывших в употреблении покрышек.

• Северный змееголов. Глядите. Если вы вдруг соберетесь поселить азиатский вид в Америке, проследите, чтобы это была не прожорливая плотоядная рыба, которая может ходить по воде и обходиться без жидкости на протяжении нескольких дней. Плачевный сценарий напрашивается сам собой.

Глава четвертая
Делай, как говорят

* * *

ПО МЕРЕ ТОГО КАК ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОБЩЕСТВА обретали всю большую сложность – деревни становились городками, а городки – городами, – мы все ближе подходили к проблеме, с которой сталкивается любая крупная группа особей, должная решить какую-либо сложную задачу, причем неважно, будет ли это создание цивилизованного общества или выбор заведения для праздничного ужина. В конечном итоге вам все равно понадобится кто-то, кто примет это решение. Мы не так много знаем о том, как были организованы ранние общества. Поскольку от человеческой природы все равно никуда не деться, готов поспорить, что и тогда были люди, которым нравилось управлять всеми остальными. Хотя и не совсем понятно, когда это стало работой, а не простым хобби.

Что мы знаем, так это то (как уже упоминалось), что вскоре после изобретения земледелия человечество выдумало и неравенство. Так держать, ребята. Археологи могут судить об этом по размерам домов в древних поселениях. Прежде всего разница между ними не так уж и велика. Общества производят впечатление довольно эгалитарных. Но в течение нескольких тысячелетий после того, как люди стали возделывать землю, начинает формироваться элита, и эти люди строят бо́льшие и более причудливые дома. На территории обеих Америк разрыв между бедными и богатыми начинает разрастаться примерно через 2500 лет со времени основания сельского хозяйства, тогда как в Старом Свете он увеличивался не переставая. Почему? Одно из возможных объяснений в том, что в Европе у людей были тягловые животные, например лошади и крупный скот, которых моно было использовать для передвижений или работы на полях. И это весьма способствовало накоплению личного капитала, который передавался от поколения к поколению. И так появился тот самый 1 % богачей.

В какой-то момент эти элиты перестают быть лишь немногим состоятельнее всех прочих и берут власть в свои руки. Духовные и религиозные лидеры в древних обществах, пожалуй, были больше всего похожи на правителей, но кое-что изменилось примерно 5000 лет назад в Египте и Шумере (примерно в его границах лежит современный Ирак), и – вуаля – у нас уже есть первый пример всеми любимой модели правления – абсолютной династической монархии! Сохранилась шумерская каменная табличка, на которой очень кстати перечислены все правители (и одна-единственная правительница) по порядку. Вполне вероятно, что это самые первые правители в истории человечества. Минус только в том, что весомая часть информации – полная чушь. Так, документ утверждает, что первый из упомянутых царей Шумера, Алулим, правил 28 800 лет, что, честно говоря, мало похоже на правду, поскольку даже по состоянию на сегодняшний день ему отмерено еще 22 000 лет правления.

Так почему же человечество снова и снова предпочитает возложить ответственность за все на свете на одного-единственного, невнятного своего представителя? Очевидно, что поначалу у людей был не такой уж большой выбор: первые властители могли захватить власть силой или в результате давления иного рода. Но все это, кажется, связано также с войной: династия фараонов Египта началась тогда, когда страну объединили завоеватели, а шумерские цари появляются в период острого конфликта между городами. Вскоре после этого, в 2334 году до н. э., когда шумерские цари находились у власти уже несколько веков, их государство захватил аккадский царь Саргон Древний, который как раз занялся созданием первой империи в истории человечества. В Мексике, в долине Оахака, по свидетельствам археологов все эти факторы сложились воедино. Поселение Сан-Хосе-Моготе у самых свои истоков было маленькой деревней. Расслоение общества здесь отсутствовало, оно было полностью эгалитарным. Таким было положение вещей вскоре после начала земледелия – примерно 3600 лет назад. В течение следующего тысячелетия обострились мелкие конфликты с соседними деревнями, распределение ресурсов стало неравным и появилась иерархия. И наконец около 2400 года власть перешла к вождям, население долины взялось за оружие, жители Сан-Хосе-Моготе покинули насиженные места, поднялись выше в горы и стали строить оборонительные укрепления.

Так что же было вначале: лидеры или войны? Этот вопрос напоминает о вечной дилемме о курице и яйце. Однако и два этих политических понятия тесно взаимосвязаны, и к сожалению, вам придется поразмыслить над этим, если вы захотите сохранить статус небольшой эгалитарной деревеньки. Но для поклонников войн есть и хорошие новости: через пару глав мы поговорим об этом более детально, а теперь сосредоточимся на лидерах.

Знаю, сложно поверить в следующее утверждение в наши благополучные, просвещенные времена, но время от времени те люди, которые оказывались во главе государств, не очень подходили для этой должности. Хотя не так уж это и удивительно: нужно быть немного сумасшедшим, чтобы вообще захотеть управлять страной. Многим достаточно уже и того, что выбрать носки поутру – страшная пытка. А теперь представьте себе, что такой выбор придется сделать за всех подопечных граждан. Конечно, существует множество типов лидеров, и все они могут встать поперек горла своим народам. Имеются автократы в разной обертке: династические правители, наместники Бога, воинственные захватчики и разнообразные диктаторы. О да, у нас есть еще и демократические выборы, и мы бегло окинем взглядом конфузы демократической системы в следующей главе. А в этой рассмотрим самых некомпетентных, жутких и просто безумных автократов в истории.

Пожалуй, начнем с Ин Чжэна, первого императора объединенного Китая и человека, который, как ни странно, начал формирование современного мира: в нем сочетались дальновидность и жесткость – которая, впрочем, давала хорошие результаты, – и именно они отличали его манеру управлять людьми. К сожалению для него самого, Ин Чжэн также был большим фанатом игры в злодея и много трудился над созданием такой иллюзии. Он объединил семь враждующих царств и создал единое политическое пространство благодаря хитрой дипломатической тактике, а именно тактике завоевания каждого из них. Никому до этого такое не удавалось: в 222 году до н. э., когда Рим только раздумывал о выходе за пределы Италии и создании империи, Ин Чжэн уже занимался обустройством обширного и единого государства, которое переживет более поздних европейских собратьев.

И не только это. Он также провел в жизнь ряд реформ, которые задали стандарты организации современных государств. Так, он сузил сферу влияния феодалов и учредил централизованный бюрократический аппарат, стандартизировал письменный язык, валюту и системы мер, вложил в создание единой инфраструктуры, построив ветвистую сеть дорог и основав подобие почтовой службы. Ах да, он также возвел первые участки того, что позже получит имя Великая Китайская стена.

И… что же с ним не так? К сожалению, всего этого он добился, подавляя любую оппозицию, подвергая гонениям неугодных философов, казня всех несогласных, загоняя в рабство простых крестьян, должных трудиться на государственных стройках. Хотя это не так уж и необычно, если вы хотя бы в общих чертах знакомы с историей. Между тем кажется удивительной цель, для достижения которой он употреблял свою беспрецедентную централизованную власть: чтобы озадачить своих подданных поисками эликсира жизни, для чего им как раз пригодились выстроенные Ин Чжэном дороги. Амбициозный правитель был одержим бессмертием и рассчитывал, что его могущество поможет ему раскрыть секрет вечной жизни.

Он рассылал указы во все уголки страны, настаивая на том, что все, от врачей до солдат и торговцев в больших городах и богом забытых селениях, должны поспособствовать его утопичным устремлениям. Свою личную цель он сделал задачей государственной важности – его придворные получали регулярные отчеты о положении дел, а также травы и эликсиры, которые ему предлагалось испытать на себе. Он также заставил всех докторов проходить государственную регистрацию. В некотором смысле это была ранняя форма системы здравоохранения. Но во всех прочих смыслах это было на нее совсем не похоже. К несчастью для китайского правителя, хорошая медицинская система работает совсем иначе, и его стремление к бессмертию – вполне в злодейском духе – и стало его главным проколом: считают, что большая часть «эликсиров», которые он пробовал, содержала ртуть. Разумеется, они его убили. (И вернее всего, он еще и помучился от безумия, вызванного отравлением этим тяжелым металлом, перед смертью, и именно этого так не хватало властному, ненасытному абсолютному правителю, каждое слово которого было законом.)

К моменту его смерти он уже так смертельно всем надоел, что народ взбунтовался практически немедленно, и всего через несколько лет сцену покинул и его наследник. Династия Цинь просуществовала недолго, хотя страна, которая стала ее наследницей, по сей день считается супердержавой. Впрочем, им так никогда и не удалось найти эликсир бессмертия.

Задержимся в Китае еще ненадолго, но перенесемся на 17 веков вперед – в год 1505. Если вам нужно убедительное доказательство того, что не стоит ставить во главе государства человека с темпераментом испорченного ребенка, то стоит приглядеться к императору Чжэндэ (при рождении – Чжу Хоучжао).

С одной стороны, у него не было совсем никакого желания решать государственные вопросы – с бо́льшим удовольствием он охотился на тигров и проводил время с бесчисленными женщинами. Да, он не был идеальным, но приходилось иметь дело с тем, что есть. Ситуация усугубилась, когда он выдумал для себя alter ego – на время он становился решительным полководцем по имени Чжу Шоу. Этому воображаемому военному император выдавал распоряжения, например, дать битву на севере страны, а тот им беспрекословно следовал. И это по счастливому стечению обстоятельств помогало ему увильнуть от исполнения своих императорских обязанностей на много месяцев. Странно, не так ли?

Но не так странно, как то, что он повелел организовать внутри дворца точную копию городского рынка и заставлял своих вельможных чиновников и военных разыгрывать торговцев, а сам одевался как простой горожанин и расхаживал среди них, совершая покупки. И если император замечал хоть один сердитый взгляд со стороны невольного актера, для которого такое времяпровождение было весьма унизительным, он увольнял его со службы. Или что похуже. Да, похоже, это было самой большой его странностью.

Хотя как-то в преддверии праздника фонарей он с чего-то решил, что лучше всего хранить весь порох внутри дворца. И это закончилось именно так, как вы подумали: взрывоопасно. (Он сумел укрыться от огня, но все равно умер в возрасти 29 лет от болезни, которую подхватил, вывалившись из лодки. Вот черт.)

Проблема наследования власти в том, что очень часто она переходит к человеку, который охотнее бы занялся чем угодно еще, кроме управления государством. Так и случилось с императором Чжэндэ. Так и произошло с бедным Людвигом II, королем Баварии. В отличие от многих других правителей в нашем списке безумный король Людвиг был практически безвреден, он всего-навсего нисколько не интересовался повесткой вверенного ему королевства. Вместо этого он занимался превращением своей жизни в сказку.

Если взглянуть на историю королевских сумасбродств, сложно не заметить, что нередки совпадения между наиболее яркими экземплярами. В частности, историки очень часть используют слова «сумасшествие» или «эксцентричность», чтобы закодировать «недостаточную гетеросексуальность». (Особенно стоит отметить шведскую королеву Кристину: она отказалась выходить замуж, предпочитала мужское платье, не расчесывала волосы и завела «подружку». Когда ее заставили подыскать себе мужа, она отказалась от трона, покинула страну и, окончательно простившись с кружевами и завивками, прибыла в Рим. В Вечный город она въехала верхом на коне и в наряде амазонки.)

Мы можем лишь по косвенным признакам догадываться, какой сексуальной ориентации придерживались разные исторические фигуры (и нам нужно помнить, что идея гомосексуализма как особенного, исключительного свойства укоренилась в западной культуре только в последние 150 лет). Но даже если и так, я едва ли промахнусь, если назову Людвига II супер-пупер-геем. Он был застенчивым, творческим мечтателем, которому до глубины души были безразличны политика и военное дело. Вместо этого, взойдя на престол в довольно нежном возрасте – ему было всего 19, – он отошел от общественной жизни и приготовился стать покровителем искусств. Более того, ему это прекрасно удалось. Он вкладывал казенные деньги в театр, не скупился на гонорары для талантливых актеров и музыкантов. И его стараниями Мюнхен постепенно превратился в культурную столицу Европы. Он был преданным поклонником Вагнера и даже стал его личным покровителем: он поддерживал композитора словом и деньгами на излете его карьеры, давая тому возможность завершить оперные шедевры, тогда как все остальные всяческие пытались выжить его из города, потому что он вел себя как паршивец.