Текст книги "Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение"

Неоспоримое доказательство не заставило себя ждать. Помпея настигла божественная кара. В 49 г. до н. э. римский мир объяла гражданская война; годом позже в Греции человек, господствовавший над Римом на протяжении двух десятилетий, был побеждён в бою воинственным соперником – Юлием Цезарем. Прошло ещё семь недель – и Помпея Великого не стало. Его стремительное падение потрясло мир, а в Иудее было встречено ликованием. Как когда-то Бог победил Левиафана, так теперь сокрушил Он «высокомерие дракона» [147]147
  «Псалмы Соломона», 2. 29.


[Закрыть]. Подражая слогу Псалтири, неизвестный поэт подробно описал, как Помпей искал убежища в Египте, как его пронзили копьём, как его тело качалось на волнах, и никто не похоронил его. Помпей, именовавшийся Великим, «…не знал, что Бог велик, могуч в крепости Своей великой» [148]148
  Там же, 2. 33.


[Закрыть].

Место гибели Помпея вызывало в сознании иудеев особенно яркие ассоциации. Нигде их Бог не являл свою силу столь знаменательным и впечатляющим образом, как в Египте. Некогда, прежде чем они вступили во владение Землёй обетованной, сыны Израилевы были там рабами. Фараон опасался, что народ их умножался. «И потому египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам» [149]149
  Исх. 1. 13.


[Закрыть]. Но и фараон, и боги его были повержены во прах. Десять казней обрушились на его царство. Воды Нила превратились в кровь; вся страна наполнилась всевозможными вредителями; на Египет пала густая тьма. Несмотря на всё это, фараон долго упорствовал. Только после самого страшного ужаса – когда в одну ночь были поражены насмерть все первенцы египтян «и всё первородное из скота» [150]150
  Там же, 12. 29.


[Закрыть] – царь наконец отпустил евреев на свободу. И всё же вскоре он раскаялся в своём решении и со своими воинами на колесницах отправился в погоню за беглыми рабами, настигнув евреев на берегу Красного моря. Но произошло новое чудо. Подул сильнейший восточный ветер, и воды расступились; тогда сыны Израилевы, пройдя по морскому дну, достигли противоположного берега. Египтяне во главе с фараоном погнались за ними. «И вода возвратилась и покрыла колесницы и всадников всего войска фараонова, вошедших за ними в море; не осталось ни одного из них» [151]151
  Там же, 14. 28.


[Закрыть].

Здесь проявилась ещё одна отличительная черта Бога Израиля. В мире, где боги обыкновенно покровительствовали царям и завоевателям, Он избрал рабов. Иудеи всегда будут бережно хранить память о том, как Он освободил их предков. В те времена Его присутствие среди них – в виде облака днём, в виде огня – ночью – было более зримым, чем когда-либо до или после. Сначала Он шёл перед ними в столпе облачном, ведя их по пустыне; затем пребывал в скинии, шатре, превращённом в тронный зал для Него. Особую милость явил Он одному конкретному человеку; «потому что ты приобрёл благоволение в очах Моих, и Я знаю тебя по имени» [152]152
  Там же, 33. 17.


[Закрыть] – объявил ему Господь Бог. Ни один из пророков в истории Израиля не был так близок к Богу, как Моисей. Он говорил с фараоном от имени Господа, он наслал на Египет суровые казни, он, подняв посох, заставил воды Красного моря расступиться. Но самым потрясающим, исключительным событием его жизни стала его встреча с Богом на горе Синай [153]153
  В Книге Второзакония гора Синай именуется горой Хорив. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Евреи собрались на равнине у подножия горы, когда её вершину укрыло густое облако, разразился гром, засверкали молнии и раздался сильный трубный звук. «Берегитесь восходить на гору и прикасаться к подошве её; всякий, кто прикоснётся к горе, предан будет смерти» [154]154
  Исх. 19. 12.


[Закрыть]. Но трубивший бараний рог издал ещё более громкий звук, гора сильно заколебалась, и Сам Господь сошёл на неё в огне и дыме; и Моисей был призван Им и взобрался по склону. Небо встретилось с землёй, божественное – с человеческим. То, что произошло дальше, определило ход всей последующей истории.

У иудеев были основания верить в это. Они могли не сомневаться в том, что случилось, когда Моисей поднялся на гору Синай, ведь плоды его встречи с Богом всегда были при них. В Торе содержались заповеди, которые Сам Бог нанёс тогда на каменные скрижали. «…да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». Затем следовало ещё девять столь же лапидарных предписаний: приказывалось соблюдать Шаббат и чтить отца и мать, не делать изображений и не упоминать имя Господа всуе, не убивать, не прелюбодействовать, не воровать, не лжесвидетельствовать и не желать чужого. Но все эти заповеди имели силу именно благодаря существованию первой. Некоторые боги, в конце концов, не придавали моральным принципам такого значения, как Бог Израиля. Одни ценили красоту, другие – знание, третьи – власть. Десять заповедей были не просто приказами, но выражением самой сущности Бога Израиля. Он не требовал от евреев сделаться его рабами, но призывал избранный им народ стать ближе к нему, причаститься его естества. Именно поэтому, даруя Моисею Десять заповедей, Он сказал, что Он – «Бог ревнитель» [155]155
  Там же, 20. 5.


[Закрыть]. Его любовь была такова, что тех, кто отвергал её или предавал, ждало убийственное принуждение. Когда Моисей, пробыв на горе Синай сорок дней и сорок ночей, спустился и обнаружил, что евреи изготовили золотого тельца и принялись поклоняться этому идолу, он до того разгневался, что разбил каменные скрижали и истребил три тысячи человек. Но гнев Бога был ещё ужаснее. Сначала он собирался уничтожить сразу всех сынов Израилевых. Лишь после того, как Моисей вновь взобрался на гору Синай, умоляя Его простить народ, Он сменил гнев на милость.

И всё же никто из евреев никогда не сомневался, что Бог любил еврейский народ: «…ибо ты народ святый у Господа, Бога твоего: тебя избрал Господь, Бог твой, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле» [156]156
  Втор. 7. 6.


[Закрыть]. В знак этого Бог даровал Моисею, уже после Десяти заповедей, более подробный перечень предписаний. В нём содержались предписания о том, как следовало сооружать алтари, как священники должны были производить очищение, как надлежало приносить жертвы. Однако правила эти распространялись не только на священников, но и на всех сынов Израилевых. В законе, данном Богом Моисею, говорится, какую еду им дозволено есть, а какую – нет; с кем они могут, а с кем не могут вступать в половую связь; как им следует соблюдать Шаббат; как они должны обращаться с рабами; и о том, что им следует оставлять часть плодов в садах беднякам и не следует стричься «под горшок». Нарушить эти предписания означало навлечь на Израиль ужасающее наказание; и всё же, как и Десять заповедей, они были пронизаны не духом тирании, но духом преданности. Господь Бог, Творец Неба и Земли, оказал сынам Израилевым исключительную и до того неслыханную честь: Он заключил с ними завет. До них ни один народ даже не задумывался о возможности чего-то подобного. Когда заключались договоры, богов призывали в свидетели; но сами боги не заключали договорённостей с людьми. Могли ли смертные мечтать, что войдут в соглашение с божеством? Лишь иудеи пошли на это новшество, для других – богохульное и тщеславное. Для иудеев же идея завета с Господом была краеугольным камнем всех представлений о божественном. Именно Завет был записан на скрижалях, полученных Моисеем и помещённых в Ковчег; Завет хранился в Святая святых, в сердце Храма, возведённого Соломоном. И даже после разрушения Иерусалима вавилонянами договор между Господом и Его избранным народом не был расторгнут. Условия его оставались неизменными. Иудейские Писания, неоднократно подвергнутые редактуре уже после исчезновения Ковчега, были скомпилированы так, чтобы прежде всего служить воплощением этих условий и закреплять их. И каждый иудей, изучавший их, возобновлял Завет в своём сердце.

Моисей – так записано в Пятикнижии – умер накануне завоевания Ханаана, которое осуществил уже Иисус Навин. Человек, освободивший сынов Израилевых и сорок лет водивший их по пустыне, так и не ступил на Землю обетованную; «…и никто не знает места погребения его даже до сего дня» [157]157
  Втор. 34. 6.


[Закрыть]. Тайна расположения могилы Моисея связана с тайной происхождения этой истории. В египетских источниках Моисей не упоминается – а равно и казни, и расступившиеся воды Красного моря, словно этот пророк существовал лишь в книгах иудейского Писания. Но качество мифа, связанного с его именем, значимость этой фигуры, бывшей – выражаясь словами одного исследователя – «фигурой памяти, а не истории» [158]158
  См.: Assman, Jan: Moses the Egyptian: The Memory of Egypt in Western Monotheism (Cambridge, Mass., 1997), p. 2.


[Закрыть] – наделяли момент его встречи с Богом на горе Синай силой трансцендентной и ни с чем не сравнимой. Авторы Торы, формулируя условия Завета, соединявшего их с Господом Богом, опирались на обычаи своего времени. «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства» [159]159
  Исх. 20. 2.


[Закрыть]. Так было принято на Ближнем Востоке: указ царя начинался его звучным прославлением. Когда Господь Бог предупреждает сынов Израилевых, что в случае ослушания небо над их головами станет медью, а земля под их ногами – железом, в Его словах слышится эхо угроз ассирийских завоевателей. Когда Он обещает, что расправится «со всеми народами, которых ты боишься» [160]160
  Втор. 7. 19.


[Закрыть], Он предлагает защиту, словно фараон, заключающий союзный договор. Но этот Завет, облечённый в формулировки, принятые у ближневосточных дипломатов того времени, даровал евреям нечто беспрецедентное: законодательство, автором которого было божество.

Смертным не следовало дополнять его. Это ясно давали понять иудейские священные книги. Даже помазание елеем, совершённое над Давидом и Соломоном в знак их избрания на царство, не давало им права, которое Хаммурапи и его наследники в Вавилоне воспринимали как нечто само собой разумеющееся: права царя издавать законы. Израильская монархия была лишь бледной тенью месопотамской. Она могла утвердиться лишь за счёт полного отречения от Завета – именно так, согласно иудейским писаниям, и произошло. Цари стали высокомерными. Они возжигали благовония перед идолами иных богов и издавали собственные законы. Затем, за несколько десятилетий до падения Иерусалима под натиском вавилонян, царь Иосия, как сообщается, обнаружил в Храме нечто поразительное: давно утерянную «книгу закона» [161]161
  4 Цар. 22. 8.


[Закрыть]. Созвав священников «и весь народ, от малого до большого» [162]162
  Там же, 23. 2.


[Закрыть], он прочёл им её установления. Таинственная книга оказалась записью самого Завета. Иосия, призвав свой народ почитать Господа надлежащим образом, сделал это не от своего имени. Так же, как его простые подданные, он подчинялся установлениям Закона Божьего. Законодательная власть принадлежала божеству. Неоднократно в иудейском писании высказываются сомнения в том, что Израилю, народу Бога, вообще нужны цари: «Господь да владеет вами» [163]163
  Суд. 8. 23.


[Закрыть].

Так и случилось. Иерусалимская монархия была уничтожена в 587 г. до н. э. победоносным царём Вавилона; но Тора сохранилась. Великие державы создавались и рушились, завоеватели приходили и уходили; но среди всех этих взлётов и падений, происходивших из века в век, иудеи твёрдо придерживались Завета. Без него они наверняка, подобно многим другим народам, растворились бы в плавильных котлах неутомимых империй: Вавилонской, Персидской, Македонской, Римской. И всё же многие иудеи не могли избавиться от навязчивого страха: что, если они всё же забудут точные условия Завета? В качестве обоснования такого беспокойства моралисты ссылались на пример народа, который обитал на землях, до ассирийского нашествия входивших в Израильское царство, и претендовал, как и иудеи, на наследие Пятикнижия. Однако сходство двух народов лишь подчёркивало различия между ними. Самаритяне отрицали святость Иерусалима; не признавали священных книг, написанных после времён Моисея; настаивали, что лишь им удалось сберечь Закон Божий в его первозданном виде. Неудивительно, что иудеям они должны были казаться народом нечистым и развращённым, живым предостережением. Отступив от Закона Божьего, «народ мудрый и разумный» [164]164
  Втор. 4. 6.


[Закрыть] терял и мудрость, и разум. Завет, и только Завет, позволял иудеям осмыслять происходящее в мире. О том, что отступники будут наказаны столь же стремительно, как в прежние времена, красноречиво свидетельствовал захват Иерусалима легионами; о том, что Бог соблюдал свою часть Завета, свидетельствовал незавидный конец Помпея.

Рассуждая о следствиях из Завета, иудейские книжники верили, что способны объяснить отнюдь не только события прошлого. Завет говорил и о будущем. Книги пророков были наполнены яркими образами грядущего: опустошения земли, плачущего сока грозда и боли виноградной лозы [165]165
  См. Ис. 24. 1, 7. – Примеч. пер.


[Закрыть], барса, лежащего вместе с козлёнком, и ребёнка, за которым идут «теленок, и молодой лев, и вол» [166]166
  Ис. 11. 6.


[Закрыть]. Суждено было возникнуть вселенскому царству праведников, и столицей его должен был стать Иерусалим, а правителем его – царь из рода Давида. «Он будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине; и жезлом уст Своих поразит землю, и духом уст Своих убьёт нечестивого» [167]167
  Там же, 11. 4.


[Закрыть]. Царю этому суждено было править как Помазаннику Божьему: Его Мессии, или, по-гречески, Христу. В Книге пророка Исайи так был назван персидский царь Кир; но теперь, после осквернения Храма Помпеем, титул этот приобрёл куда более важное значение. Воздух был наполнен ожиданием Мессии из рода Давида, того, кто утвердит Завет с новой силой, отделив зёрна от плевел и вернув в Иерусалим потерянные колена Израиля. Страна должна была быть очищена от иноземных обычаев. Мессия должен был сокрушить гордыню нечестивых властителей, словно глиняный сосуд. «И возьмёт он народы язычников служить ему под игом его, и прославит он Господа в очах всей земли, и очистит он Иерусалим, освятив его, как был он в начале» [168]168
  «Псалмы Соломона», 17. 32–33.


[Закрыть].

И вскоре после убийства Помпея показалось, пусть ненадолго, что конец времён и впрямь приближается. Противоборство римских военачальников по-прежнему сотрясало всё Средиземноморье. Легион сталкивался с легионом, флотилия – с флотилией. Не только иудеи обращали взоры к небесам, мечтая о наступлении лучших времён.

 
«Дева грядёт к нам опять, грядёт Сатурново царство.
Снова с высоких небес посылается новое племя.
К новорождённому будь благосклонна, с которым на смену
Роду железному род золотой по земле расселится» [169]169
  Публий Вергилий Марон. Буколики, 4. 6–9. Пер. С. В. Шервинского. Цит. по: Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М.: Художественная литература, 1979.


[Закрыть].
 

В этих строках, написанных римским поэтом Вергилием, ярко отразились надежды, которых у жителей Италии было не меньше, чем у жителей Иудеи. И спустя несколько лет эти надежды оправдались, но над миром воцарился не иудейский мессия, а человек, претендовавший на божественное происхождение.

Август был приёмным сыном Юлия Цезаря, военачальника, который победил Помпея и совершил деяния столь выдающиеся, что после смерти был официальным постановлением причислен к небожителям. Более того, находились те, кто добавлял, что сам Август был якобы зачат Аполлоном, спустившимся на землю в виде змеи. Конечно, нетрудно было поверить, что он и впрямь вдвойне Divi Filius – «сын божественного». Державу римского народа, находившуюся, казалось, на грани распада, Август водрузил на новый грандиозный фундамент. Для такого человека, как Август, мир был не просто пассивной добродетелью: установленный им порядок охранялся мечом. Монополия на насилие на территории многочисленных провинций империи принадлежала римским наместникам, которым поручено было поддерживать порядок. В их власти было приговорить любого, выступившего против Рима, к суровому наказанию: сжечь заживо, бросить диким зверям или распять на кресте. В 6 г., когда Иудея перешла под прямое управление Рима, префекту, которому Август поручил управлять провинцией, «дано было императором даже право жизни и смерти над гражданами» [170]170
  Иосиф Флавий. Иудейская война, 2. 8. 1.


[Закрыть]. Иудеям было прямо указано на их место. Но римская оккупация не только не положила конец ощущению, что грядут великие перемены во всём мире и близок конец времён, но даже усилила его. Иудеи реагировали по-разному. Одни скрывались от мира в пустынях к востоку от Иерусалима, другие вцепились в Храм и искали надежду на спасение в священных богослужебных ритуалах. Третьи, книжники, принадлежавшие к школе фарисеев, мечтали, что весь Израиль начнёт неукоснительно соблюдать заповеди, данные Богом Моисею, и каждый иудей, таким образом, станет священником. Ибо Бог «не оставил возможности оправдаться неведением» [171]171
  Иосиф Флавий. О древности еврейского народа (Против Апиона), 2. 16 (2. 175). Пер. под ред. А. В. Вдовиченко. Цит. по: Библиотека Флавиана. Вып. 3. Москва – Иерусалим: Еврейский университет в Москве, 1994.


[Закрыть].

Во времена империи, объявившей себя всемирной, самобытность вполне могла сойти за неповиновение. Чем сильнее сближались разные народы под властью Рима, тем сильнее евреи, державшиеся за Завет, воспринимались как чужаки. Образованным римлянам, изучавшим всевозможные обычаи разных людей с тщательностью, достойной властителей мира, образ жизни иудеев казался крайним извращением. «Иудеи считают богопротивным всё, что мы признаём священным, и, наоборот, всё, что у нас запрещено как преступное и безнравственное, у них разрешается» [172]172
  Корнелий Тацит. История, 5. 4.


[Закрыть]. Но это своеобразие, вызывавшее, разумеется, подозрение, могло вызвать и восхищение. Среди образованных греков евреи давно прослыли народом философов. На шумных улицах Александрии, прямо за стенами огромной библиотеки, их было особенно много, и древняя история об их бегстве из Египта вызывала у греков, озаглавивших её Exodos («Исход»), неподдельный интерес. Одни философы утверждали, будто Моисей был жрецом-вероотступником, а его последователи – сборищем прокажённых; другие признавали его провидцем, познавшим тайны мироздания. Его хвалили и за то, что он запретил изображать богов в виде людей, и за то, что он провозгласил существование лишь одного единого Бога. Мыслителям эпохи Августа учение Моисея казалось подходящим для мира, который стремительно становился единым целым. «Ведь, по его мнению, Бог есть одно, единое существо, которое объемлет всех нас, землю и море – то, что мы называем небом или Вселенной, или природой всего сущего» [173]173
  Страбон. География, 16. 2. 35. Пер. Г. А. Стратановского. Цит. по: Страбон. География в 17 книгах. М.: Ладомир, 1994.


[Закрыть].

В такой трактовке учения Моисея было больше от идей стоиков, чем от Торы, но неизменной оставалась судьбоносная истина: иудейские представления о божественном в самом деле хорошо подходили миру, в котором расстояния сокращались, а границы становились как никогда прозрачными. Бог Израиля был «великий Царь над всею землёю» [174]174
  Пс. 46. 3.


[Закрыть]. Он заключил Завет лишь с иудеями, но любовь Его могла распространяться и на «сыновей иноплеменников, присоединившихся к Господу» [175]175
  Ис. 56. 6.


[Закрыть]. Таких в великом плавильном котле римского Средиземноморья становилось всё больше и больше. Правда, подавляющая часть предпочитала не посещать синагог, а остальные находились в них в статусе «богобоязненных» (по-гречески – theosebeis), а не полноценных членов иудейской общины. Особенно мужчины не решались сделать последний шаг. Восхищение Моисеем не обязательно выражалось в готовности пойти под нож. Многие аспекты иудейского образа жизни, которые со стороны казались особенно нелепыми – обрезание, запрет на употребление свинины, – эти почитатели Моисеева учения отрицали как позднейшие наслоения «людей суеверных, а затем – самовластных» [176]176
  Страбон, География, 16. 2. 37. Пер. Г. А. Стратановского. Цит. по: Страбон. География в 17 книгах. М.: Ладомир, 1994.


[Закрыть]. Сами иудеи, естественно, с ними не соглашались; но широкий интерес к их пророкам и Писаниям намекал на то, как стремительно могла бы распространиться их религия среди иноплеменников, если бы только предписания Торы не были столь трудновыполнимыми.

Но даже несмотря на эти трудности, некоторые иноплеменники переходили в иудаизм. В эпоху, когда по-гречески говорило больше иудеев, чем по-еврейски, грек – как, впрочем, и представитель любого другого народа – вполне мог сделаться иудеем. Больше всего таких иудеев жило, конечно, в Александрии – древнейшем многонациональном городе: но всё больше и больше новообращённых можно было встретить везде, где существовали синагоги. В самом Риме, где с давних пор особым успехом у масс пользовались те чужеземные культы, которые вызывали наибольшее подозрение у элит, власти относились к этой тенденции особенно настороженно. Римским консерваторам не нужно было вчитываться в текст Торы, чтобы осознать, что иудейский Бог и боги их города принципиально несовместимы. «Те, что сами перешли к ним, тоже соблюдают все эти законы, но считаются принятыми в число иудеев лишь после того, как исполнятся презрения к своим богам, отрекутся от родины, откажутся от родителей, детей и братьев» [177]177
  Корнелий Тацит. История, 5. 5.


[Закрыть]. Иудеи были не одиноки в своём страхе перед последствиями регулярного взаимодействия разных культур.

Противоречие, всегда присутствовавшее в иудейском Писании, постепенно обострялось. Следовало ли воспринимать Бога этих Писаний прежде всего как Бога Завета или как Создателя всего человечества? Этот вопрос назревал давно; но когда над значительной частью мира установилось господство одной великой державы – римской, – он стал как никогда актуален. Евреи и язычники – то есть представители всех остальных народов римского мира – испытывали друг к другу и взаимное недоверие, и столь же взаимный интерес. Пустоши к востоку от Иерусалима, привлекавшей тех, кто стремился жить в строгом соответствии с заповедями Торы и испытывал ненависть к нечестивцам, противостояла Александрия, где учёные последователи Моисея, говорившие по-гречески, порой открыто восхищались римским порядком и восхваляли Августа как «наставника в делах благочестия» [178]178
  Филон Александрийский. О посольстве к Гаю, 40 (319). Пер. О. Л. Левинской. Цит. по: Библиотека Флавиана. Вып. 3. Москва – Иерусалим: Еврейский университет в Москве, 1994.


[Закрыть]. Фарисеи мечтали сделать народ Израиля народом священников, а учёные хотели, чтобы народы всего мира стали жить по закону Моисея: «Ибо притягивает и привлекает он варваров, греков, жителей материка, островитян, народы восточные, западные, Европу, Азию, всю населённую землю от края до края» [179]179
  Филон Александрийский. О жизни Моисея, 2. 20. Пер. с древнегреч. К. С. Истомина по изданию: Philonis Alexandrini opera quae supersunt. Vol. 4. Berlin, Reimer, 1902.


[Закрыть].

Возможно, включение иудеев в мировую империю во главе с Августом было вовсе не проявлением Божьего гнева, но предвестием исполнения Его планов, касающихся всего человечества.