Текст книги "Все страхи мира"

Посмертное вскрытие установит, конечно, много обстоятельств. Вероятность отравления. Возможное заражение пищи или воды. Однако все это в Белом доме подвергалось непрерывному контролю. Д'Агустино и Коннор обменялись взглядами. Да, Олден страдал от повышенного кровяного давления, и день выдался для него дьявольски тяжёлый. Может быть, самый тяжёлый в жизни.

– Ну, как дела? – Головы присутствующих повернулись в сторону двери. Вошёл «Ястреб», сам президент, окружённый тесным кольцом телохранителей. И доктор Эллиот вслед за ним. Д'Агустино подумала, что теперь им придётся изобрести для неё новое кодовое наименование – может быть, «Гарпия» будет подходящим. Элен не любила стерву. Никто из группы личных телохранителей президента не испытывал к ней тёплых чувств. Но им платили не за то, чтобы они любили её, и если уж говорить откровенно, и не за то, чтобы любили президента.

– Он мёртв, господин президент, – объяснил врач. – Похоже, кровоизлияние в мозг.

Президент выслушал доктора без видимой реакции. Агенты Секретной службы напомнили себе, что он был рядом с женой в течение многих лет, когда она боролась с тяжёлой формой склероза и наконец умерла, пока он всё ещё занимал пост губернатора Огайо. Это, должно быть, притупило в нём человеческие чувства, думали они, надеясь, что дело обстоит именно так. Он научился скрывать эмоции. И действительно, президент покачал головой, по его лицу пробежала гримаса боли. Все. Он отвернулся.

На его месте появилась Лиз Эллиот, посмотревшая через плечо одного из агентов. Элен Д'Агустино внимательно следила за её лицом.

Дага знала, что Эллиот любила макияж, и заметила, как побледнела новый помощник президента по национальной безопасности, несмотря на румяна. Д'Агустино понимала, что картина была действительно ужасной – словно на стол вылили ведро красной краски.

– Боже мой! – прошептала доктор Эллиот.

– С дороги, дайте пройти! – послышался чей-то голос. Это был агент Секретной службы с носилками. Ему пришлось оттолкнуть в сторону Лиз Эллиот. Дага заметила, что доктор Эллиот все ещё не пришла в себя от потрясения; её глаза тупо смотрели перед собой, и лицо оставалось смертельно бледным, поэтому она никак не отреагировала на грубый толчок. Может быть, она считает себя сильной личностью, подумала специальный агент Д'Агустино, однако на самом деле она совсем не такая сильная. При этой мысли Элен почувствовала удовлетворение.

Дрожат колени, верно, Лиз? Элен Д'Агустино, всего месяц назад закончившая академию Секретной службы, вела скрытое наблюдение, когда объект – фальшивомонетчик – заметил её и по какой-то непонятной причине выхватил большой автоматический пистолет. Ему даже удалось выпустить в неё одну пулю. Этим, однако, все и закончилось. Элен заслужила прозвище «Дага» – кинжал – тем, что выстрелила в него из своего «Смит-Вессона» и всадила все три пули вплотную одна к другой на расстоянии тридцати семи футов, подобно тому как привыкла выбивать десятки в картонной мишени на стрельбище. После этого её не преследовали никакие кошмары. Ей даже ничего не снилось. Вот почему Дага была одним из членов команды пистолетчиков Секретной службы, когда они одержали верх над элитой армии, стрелками-коммандос группы «Дельта». Дага обладала железными нервами, а вот Лиз Эллиот не могла с ней сравниться, какой бы высокомерной ни казалась. Смелости не хватает, дамочка? Специальному агенту Элен Д'Агустино в этот момент даже не пришло в голову, что Лиз Эллиот отныне занимает должность главного советника Ястреба по национальной безопасности.

* * *

Их встреча была спокойной, первая встреча такого рода на памяти Гюнтера Бока. Никакой неистовой риторики, которую так любят солдаты революции. Его старый товарищ по оружию, Исмаил Куати, обычно пламенный оратор, произносящий речи на пяти языках, сегодня выглядел необычно тихим, заметил Бок. Исчезла его свирепая улыбка. Размашистые жесты, которыми он сопровождал разговор, стали более сдержанными, и Бок подумал, что Куати чувствует себя, по-видимому, не слишком хорошо.

– Я был опечален, когда услышал о том, что случилось с твоей женой, – сказал Куати, заговорив о личных проблемах.

– Спасибо, мой друг. – Бок решил не выдавать своих чувств. – По сравнению с тем, что пришлось вынести твоему народу, это не так уж важно. Когда ведёшь борьбу, неудачи неизбежны.

Но в данном случае неудач было больше, чем обычно, и оба знали это. Их лучшим оружием всегда была надёжная разведывательная информация. Но источники Бока больше не приносили плодов. На протяжении многих лет «Фракция Красной армии» получала разведывательные данные отовсюду – от своих сторонников внутри правительства ФРГ, из спецслужб Восточной Германии, от всех организаций Восточного блока, находящихся на службе у своего общего повелителя – КГБ. Несомненно, значительная часть этой информации поступала из Москвы через каналы меньших государств – этого требовали политические соображения, и Бок никогда не интересовался ими. В конце концов, мировой социализм сам по себе является борьбой, требующей множества тактических манёвров. Являлся, поправил он себя.

Теперь все это исчезло, вся помощь, на которую он мог рассчитывать. Разведывательные службы стран Восточного блока набросились на своих революционных товарищей подобно стае злых псов. Чехи и венгры в самом буквальном смысле слова продавали информацию о них Западу! Восточная Германия отдала все во имя общегерманского сотрудничества и братства. Восточная Германия – Германская Демократическая Республика – перестала существовать. Теперь она превратилась всего лишь в придаток капиталистической Германии. Что касается русских… Та помощь; которую они получали от Советского Союза, поступавшая по разным каналам, никогда не прямо, кончилась, и, может быть, навсегда. После краха социализма в Европе все их источники в различных правительственных агентствах арестованы, перевербованы и стали двойниками или просто перестали поставлять информацию, потеряв веру в социалистическое будущее. В мгновение ока лучшее и самое эффективное оружие революционных бойцов Европы оказалось выбитым у них из рук.

К счастью, здесь ситуация оставалась иной – иной для Куати. Израильтяне были не только жестокими, но и глупыми. Бок и Куати понимали, что единственное в мире, что остаётся неизменным, – это неспособность евреев пойти на политические уступки. Они были таким же грозным противником на поле боя, как и безнадёжно беспомощным в мирное время. К этому нужно прибавить их способность диктовать такую политику своим собственным повелителям, словно мир им совершенно ни к чему. Бок не так уж хорошо разбирался в истории мира, но ему казалось, что никогда раньше не было прецедента подобному поведению. Продолжающееся восстание арабов, проживающих в Израиле, и палестинцев, порабощённых на оккупированных территориях, подобно кровоточащей язве разъедало душу Израиля. Израильская полиция и внутренние органы безопасности, способные когда-то без труда проникать в организации арабов, борющихся за освобождение, теперь сталкивались с растущими трудностями. Причина заключалась в том, что широкая поддержка восстания все более укреплялась в душах их противников. По крайней мере Куати продолжал руководить операциями. Какой бы ни была тактическая ситуация. Бок завидовал ему. Эффективность противника была ещё одним преимуществом Куати, нарушающим все правила. Уже на протяжении жизни двух поколений разведка Израиля вела необъявленную войну против арабских борцов за свободу. В течение этого времени слабые и глупые погибли от пуль агентов Моссада. Те, кто уцелел, подобно Куати, были наиболее приспособленными, сильными, умными, преданными бойцами, что в точности соответствовало закону естественного отбора, открытому Дарвином.

– Что вы делаете с доносчиками? – спросил Бок.

– Как раз на прошлой неделе обнаружили одного. – На лице Куати появилась жестокая улыбка. – Перед смертью он сообщил нам имя офицера, с которым поддерживал связь. Теперь мы следим за офицером.

Бок кивнул. Раньше они просто убили бы израильского офицера, но теперь Куати многому научился. Установив за ним слежку – очень тщательную и периодически прерывающуюся, – они смогут, наверно, опознать и других осведомителей.

– А русские?

Реакция на этот вопрос была резкой.

– Свиньи! Они отказались оказывать нам помощь. Мы остались одни. Впрочем, нам и раньше никто не помогал. – На лице Куати отразились редкие для сегодняшнего вечера эмоции, которые тут же исчезли, и чувства араба снова скрыла маска усталости и равнодушия.

– Мне кажется, ты устал, мой друг.

– Это был длинный день. И для тебя тоже.

Бок позволил себе зевнуть и потянуться.

– До завтра?

Куати кивнул, встал и проводил гостя в его комнату. Перед тем как расстаться на ночь. Бок пожал ему руку. Они знали друг друга почти двадцать лет. Куати вернулся в гостиную, затем вышел наружу. Часовые были на месте и не смыкали глаз. Он поговорил с каждым из них, как всегда, потому что преданность основывалась на внимании к нуждам людей. После этого отправился спать. Перед отходом ко сну нашёл время для вечерней молитвы. Его немного беспокоило то, что друг и соратник Гюнтер принадлежал к числу неверных. Несмотря на то что Бок был смелым, умным и преданным делу революции, он не был верующим, и Куати не понимал, как можно вести борьбу без этого.

Вести борьбу? А ведёт ли он борьбу на самом деле, подумал Куати, ложась спать. Усталые руки и ноги смогли, наконец, отдохнуть, и хотя боль в них не уменьшилась, по крайней мере она изменилась. Боку пришёл конец, не так ли? Было бы куда лучше для него, если бы Петра погибла от рук германских коммандос. Они, должно быть, хотели убить её, но, судя по слухам, ворвавшись в квартиру увидели, что она кормит грудью своих детей. Мужчина не может убить женщину в таком положении. Куати, несмотря на его ненависть к израильтянам, не смог бы сделать этого. Это было бы оскорблением самого Бога. Петра, подумал он и улыбнулся в темноте. Однажды он взял её, когда Гюнтер был далеко. Петра чувствовала себя одинокой, а сам он был полон ликования после успешной операции в Ливане – они убили израильского советника, скрывавшегося в рядах христианской милиции, – так что в течение двух жарких часов они делили революционную страсть.

Знает ли об этом Гюнтер? Рассказала ему Петра или промолчала?

Может быть, и рассказала. Это не имело значения. Бок был другим человеком, не таким, как араб, для которого подобное стало бы кровной обидой. Европейцы вообще удивительно равнодушно относятся к подобному. Это изумляло Куати, но в мире было много странных вещей. Бок – настоящий друг. В этом он не сомневался. В душе Гюнтера горело такое же чистое и жаркое пламя, как и у самого Куати. Жаль, что события в Европе сделали жизнь его друга такой невыносимой. Его женщина в тюрьме. Дети украдены и переданы другой семье. При одной мысли об этом кровь леденела у него в жилах. Они поступили глупо, что решили иметь детей. Сам Куати не был женат и редко бывал в компании женщин. В Ливане десять лет назад – столько европейских девушек, некоторые совсем молоденькие. Он вспоминал их с грустной улыбкой. Такие страстные, стремились продемонстрировать свою преданность общему делу, вели себя так, как не решится ни одна арабская девушка. Он знал, что они наслаждались его телом точно так же, как он получал удовольствие от них. Но тогда Куати был моложе и в нём пылал страстный огонь молодости.

Эти чувства остались в прошлом. Интересно, вернутся ли они когда-нибудь? Хотелось бы. Но больше всего он надеялся на то, что хоть немного оправится и у него хватит сил для последнего дела.

Врач сказал, что лечение проходит успешно, что Куати переносит его намного лучше остальных. Если он всегда испытывает усталость, если время от времени его застигают приступы тяжёлой рвоты – он всё равно не должен отчаиваться. Это нормально – нет, даже нормальное положение вещей не бывает таким хорошим. Во время каждого визита доктор заверял его, что есть надежда на полное выздоровление. Это не просто слова, которые говорит каждый врач, чтобы ободрить своего пациента, сказал ему доктор на прошлой неделе. У него действительно дела идут неплохо и есть отличные шансы. Куати был уверен – самое важное знать, ради чего живёшь. У него есть цель. Именно это, подумал он, придаёт мне сил.

* * *

– Как у вас дела?

– Продолжайте действовать, – ответил доктор Кабот по закрытой спутниковой линии. – У Чарли произошло кровоизлияние в мозг. – Наступила пауза. – Может быть, это лучшее, что могло случиться с беднягой.

– Лиз Эллиот заняла его должность?

– Да.

Райан крепко сжал губы, словно только что принял особенно горькое лекарство. Он взглянул на часы. Кабот встал сегодня особенно рано, чтобы связаться с ним и передать инструкции. Нельзя сказать, что он был в особенно приятельских отношениях со своим боссом, но важность предстоящей миссии заставляла его забыть об этом. Может быть, то же самое будет и с Э. Э., подумал Райан.

– Ну что ж, босс, я вылетаю через девяносто минут, и мы начнём переговоры одновременно в соответствии с планом.

– Счастливо, Джек.

– Спасибо, директор. – Райан нажал кнопку выключения линии на специальном телефонном аппарате, вышел из центра связи и вернулся к себе в комнату. Чемодан был уже приготовлен. Оставалось одно – повязать галстук. Плащ Райан перекинул через плечо. Надевать его он не стал – слишком жарко, а там, куда он летит, ещё жарче. Там ему придётся ходить в костюме. От него этого ожидали – одно из странных правил поведения при официальных переговорах: максимальная степень неудобства для достижения соответствующего уровня хорошего тона. Райан взял чемодан и вышел из комнаты.

– Сравним время на наших часах? – Адлер ждал его в коридоре с улыбкой на губах.

– Боюсь, Скотт, в этом нет необходимости.

– И всё-таки в этом есть смысл… какой-то.

– Пожалуй. Ну, мне пора. Нужно успеть на самолёт.

– Без тебя он не улетит, – напомнил Адлер.

– Одно из преимуществ правительственной службы, верно? – Райан посмотрел в обе стороны коридора. Он был пуст, хотя Джека не оставляла мысль, что израильтяне установили здесь подслушивающие устройства. Но если и так, то музыка, льющаяся из динамиков, заглушит их жучки.

– Как ты думаешь?

– Равные шансы.

– Ты действительно такой оптимист?

– Да, – улыбнулся Адлер. – Это именно то, что требовалось.

Тебе пришла в голову отличная мысль, Джек.

– Не только мне. Да никто и не поставит это мне в заслугу. Даже не узнают.

– Но мы-то знаем. Ну, за работу.

– Сообщи мне о результатах. Счастливо, Скотт.

– Думаю, что «мазельтов» подходит больше. – Адлер пожал руку Райану. – Мягкой посадки.

Посольский лимузин доставил Райана прямо к трапу самолёта, двигатели которого уже работали. Им немедленно дали разрешение на взлёт, и самолёт оторвался от дорожки менее чем через пять минут после того, как Райан расположился в его салоне. VC-20 устремился на юг, вдоль вытянувшегося Израиля, похожего очертаниями на кинжал, затем через залив Акаба и в воздушное пространство Саудовской Аравии.

Как всегда, Райан смотрел в иллюминатор. Он ещё раз подумал о том, что ему предстояло выполнить, но всё это было отработано неоднократно в течение прошлой недели, и потому его мозг не спеша пробегал по основным пунктам переговоров, пока Райан глядел на проносящийся далеко внизу пейзаж. Воздух был чист, небо безоблачно, и самолёт летел над голой пустыней из песка и камней. Если приземистые кусты и придавали ей какой-то цвет, они были слишком малы, чтобы различать их по отдельности, и в целом создавалось впечатление небритого лица. Джек знал, что большая часть Израиля выглядит именно так, не исключая Синая, где происходили все ожесточённые танковые сражения, и не мог понять, почему люди умирают, защищая такую землю. Но люди сражались за неё на протяжении почти всего периода своего существования на планете. Первые настоящие войны велись здесь – и не прекращались. По крайней мере пока.

Эр-Рияд, столица Саудовской Аравии, находится почти в самом центре страны, которая по размеру равняется территории Соединённых Штатов к востоку от Миссисипи. Правительственный самолёт быстро снизился прямо к посадочной дорожке, поскольку воздушное движение здесь не было особенно оживлённым. Погода была отличной, поэтому пилот плавно зашёл на посадку в международном аэропорте Эр-Рияда. Ещё через несколько минут самолёт подкатил к грузовому вокзалу, и стюард распахнул передний люк.

После двухчасового пребывания в прохладном кондиционированном воздухе самолёта Джеку показалось, что на него пахнуло жаром раскалённой печи. Температура в тени превышала 45 градусов – но тени не было. Солнечные лучи отражались от бетонной поверхности аэродрома, как от зеркала, причём с такой силой, что жгли лицо. Райана встречали советник-посланник посольства США и группа телохранителей. Через несколько секунд он сидел внутри очередного посольского лимузина.

– Как долетели? – спросил заместитель посла.

– Неплохо. Все подготовлено?

– Да, сэр.

Приятно, когда тебя называют «сэр», подумал Джек.

– Ну что ж, за работу.

– Я получил указание проводить вас до самой двери.

– Совершенно верно.

– Вам, наверно, будет интересно, что никто из прессы к нам не обращался. Вашингтон сохраняет происходящее в полной тайне.

– Часов через пять все изменится.

Эр-Рияд выглядел чистым городом, хотя и резко отличался от западных столиц. Контраст с израильскими городами был поразителен. Почти все здесь казалось новым. Всего в двух часах, но зато самолётом. Этот город никогда не был перекрёстком цивилизаций, как Палестина. Древние торговые пути далеко обходили Аравию с её свирепой жарой. Несмотря на то что прибрежное рыболовство и торговые города процветали на протяжении тысячелетий, кочевые народы внутри полуострова вели полуголодное существование, вместе их удерживала только вера в ислам, которая в свою очередь основывалась на святых городах Мекке и Медине. Две вещи изменили все это. Англичане во время первой мировой войны использовали этот регион, чтобы отвлечь силы Оттоманской империи от тех районов, где она могла бы принести гораздо больше пользы своим союзникам – Германии и Австро-Венгрии. И затем, в тридцатые годы, здесь открыли нефть, причём в таком огромном количестве, что нефтяные месторождения Техаса сразу отступили на второй план. После этого сначала изменился арабский мир, а вслед за ним произошли перемены во всём остальном мире.

С самого начала отношения между народами Саудовской Аравии и Западом были весьма деликатными. Саудовцы все ещё представляли собой удивительную смесь примитивного и современного. Некоторые племена полуострова всего на одно поколение ушли от кочевой жизни, мало чем отличающейся от жизни в бронзовый век. В то же время существовали замечательные традиции Корана, последователи которого вели суровый, но одновременно поразительно справедливый образ жизни, которые удивительно походили на талмудические традиции иудаизма. Эти племена за короткое время привыкли к богатству, настолько колоссальному, что оно потеряло смысл. «Утончённый» Запад смотрел на них, как на комических прожигателей жизни, тогда как на самом деле они представляли собой всего лишь новых претендентов на место в длинном ряду стремительно разбогатевших наций, среди которых были и Соединённые Штаты. Райан, сам разбогатевший совсем недавно, поглядывал на некоторые здания с сочувствием. Люди со «старыми» деньгами – которые они унаследовали от своих бесцеремонных предков, чьи грубые манеры постарались как можно быстрее забыть, – всегда чувствовали себя неловко в компании тех, кто не получил в наследство, а заработал сам своё состояние. Так обстояло с отдельными лицами, и точно так же относились к нациям. Саудовцы и их арабские братья все ещё учились искусству быть единой нацией, не говоря уже о том, как освоить качества богатого и влиятельного народа, однако этот процесс был интересным и увлекательным как для них самих, так и для их друзей. Часть преподанных им уроков была простой и лёгкой, зато другая часть оказалась тяжёлой и жестокой, особенно за последнее время – от их северных соседей. Но арабы усваивали эти уроки в основном успешно, и теперь Райан надеялся, что следующий шаг окажется не слишком трудно осуществимым. Нация становится великой, помогая другим народам достигнуть мира, а не демонстрируя свою военную или экономическую мощь. Чтобы понять это, Америке потребовалось пройти путь от Джорджа Вашингтона до Теодора Рузвельта, чья Нобелевская премия украшает комнату в Белом доме, названную его именем. На это ушло почти сто двадцать лет, подумал Райан, когда автомобиль повернул и замедлил ход. Тедди получил Нобелевскую премию за посредничество в урегулировании крохотного пограничного конфликта, а сейчас мы обращаемся с предложением помочь нам ликвидировать самый опасный очаг напряжённости в цивилизованном мире после всего лишь пятидесяти лет действующей государственности. По какому праву позволяем мы себе смотреть свысока на этих людей? Церемония прибытия лиц, уполномоченных своими правительствами, следует правилам таким же деликатным и одновременно нерушимым, как хореография балета. Автомобиль – раньше экипаж – прибывает и останавливается. Должностное лицо – раньше им был ливрейный слуга – открывает дверь. Официальный представитель ждёт, полный достоинства, пока гость не выйдет из автомобиля. Гость – если он вежлив, а Райан был вежлив – благодарит кивком слугу. Другое должностное лицо, уже более высокого ранга, сначала приветствует гостя, затем подводит его к официальному представителю. По обеим сторонам дорожки выстроены солдаты – в данном случае это были вооружённые, одетые в военную форму гвардейцы. По очевидным причинам фотографы отсутствовали. Такие церемонии всегда удобнее проводить при температуре ниже сорока градусов, но под навесом была по крайней мере тень. Райана подвели к официальному представителю, ожидавшему его.

– Добро пожаловать в нашу страну, доктор Райан. – Принц Али бин Шейк протянул ему крепкую руку.

– Спасибо, ваше высочество.

– Пройдём внутрь?

– С радостью, сэр. – Скорее, пока я не растаял, подумал Райан. Али провёл Райана и заместителя посла внутрь дворца, и здесь дипломат оставил их наедине. Это был действительно дворец – в Эр-Рияде много дворцов, потому что здесь столько принцев королевской крови, – однако Райан подумал, что этот будет правильнее назвать «рабочим» дворцом. По своим размерам он был меньше английских, в которых довелось побывать Райану, и к своему удивлению он заметил, что этот дворец чище. Возможно, это объяснялось более чистым и сухим воздухом региона по сравнению с влажной, с примесью копоти атмосферой Лондона. Кроме того, в нём действовали кондиционеры. Температура внутри помещения вряд ли превышала тридцать градусов, что показалось Райану вполне сносным. Принц был в ниспадающих одеждах, платок на голове удерживала пара колец (или как они там называются, Райан не знал). Слишком поздно он подумал о том, что следовало всем этим поинтересоваться. Правда, сюда должен был прилететь Олден. Чарли знаком с этой частью мира намного лучше его – но Чарли Олден умер, и Джеку пришлось взять это поручение на себя.

В Государственном департаменте и ЦРУ Али бин Шейк считался принцем без портфеля. Он был выше ростом, моложе и худощавее Райана. Судя по имеющимся сведениям, он исполнял обязанности советника короля Саудовской Аравии по вопросам, связанным с иностранными делами и деятельностью спецслужб. По-видимому, саудовская разведка – подготовленная и обученная англичанами – докладывала ему о собранной информации, но и это было неопределённо – ещё одно наследие англичан, относящихся к тайнам куда более серьёзно, чем американцы. Несмотря на то что досье на принца Али было весьма толстым, оно состояло главным образом из общих сведений. Принц получил образование в Кембридже, стал армейским офицером и продолжал изучать военное дело в Ливенуорте и центре подготовки в Карлайле, в Соединённых Штатах. В Карлайле принц был самым молодым офицером в своём классе – получил звание полковника в двадцать семь лет, судя по всему, положение принца королевской крови содействовало успешной карьере – и закончил обучение третьим из группы офицеров, в которой первая десятка получила назначение на должности командиров дивизий или равные им. Армейский генерал, рассказывавший Райану об Али, отзывался о своём однокашнике как о молодом человеке с высоким интеллектом и удивительными способностями командира. Али сыграл исключительную роль, когда во время войны с Ираком потребовалось уговорить короля принять американскую военную помощь. Его считали серьёзным государственным деятелем, всегда готовым быстро принять решение, но в то же время способным ещё быстрее выразить своё неудовольствие – несмотря на изысканные манеры, – стоило только ему прийти к выводу, что его время тратится напрасно.

Райан сразу увидел вход в кабинет принца – у дверей стояли два офицера. Третий распахнул их, низко поклонившись, когда принц в сопровождении Райана вошёл в кабинет.

– Я много слышал о вас, – словно мимоходом бросил Али.

– Надеюсь, ничего плохого, – ответил Райан, стараясь чувствовать себя непринуждённо.

Али повернулся и посмотрел на него с лукавой улыбкой.

– У нас немало общих друзей в Англии, сэр Джон. Вы по-прежнему хорошо стреляете из пистолета?

– К сожалению, не всегда хватает времени на тренировки, сэр.

Али жестом пригласил Райана сесть.

– Есть вещи, для которых нужно всегда находить время.

Они опустились в кресла и приступили к серьёзному разговору. Вошёл слуга с серебряным подносом, налил кофе и исчез.

– Я искренне сожалею о случившемся с доктором Олденом. Такой умный человек – и так глупо кончил… Пусть же Бог смилуется над его душой. В то же самое время мне давно хотелось встретиться с вами, доктор Райан.

Джек отпил кофе из чашки. Кофе был густым, горьким и невероятно крепким.

– Спасибо, ваше высочество. Хочу также поблагодарить вас за то, что вы согласились принять меня вместо человека, занимавшего намного более значительный пост в нашем правительстве.

– Наиболее успешные переговоры в дипломатической сфере часто начинаются неофициально. Итак, чем могу служить? – Али улыбнулся и откинулся на спинку кресла. Пальцы его левой руки поглаживали бородку. Глаза были тёмными и жёсткими, и, хотя они смотрели на гостя приветливо, атмосфера в кабинете сразу стала деловой.

Он действительно не любит терять время, подумал Райан.

– Моя страна хотела бы выяснить возможность… то есть представить общие контуры плана, направленного на уменьшение напряжённости в этом регионе.

– С Израилем, разумеется. Насколько я понимаю, в данный момент Адлер ведёт аналогичные переговоры с израильтянами?

– Совершенно верно, ваше высочество.

– Да, это решительный шаг, – заметил принц с интересом и улыбнулся. – Продолжайте, прошу вас.

– Само собой разумеется, нашим основным мотивом в этом плане является сохранение безопасности государства Израиль, – начал Джек. – Ещё до того, как мы с вами родились, Америка и другие страны не предприняли почти никаких мер, чтобы не допустить уничтожения шести миллионов евреев. Моя страна испытывает глубокое чувство вины за этот позорный поступок.

Прежде чем ответить, Али серьёзно кивнул головой.

– Мне так и не удалось понять это. Может быть, вы могли бы действовать более успешно, но стратегические решения, принятые Рузвельтом и Черчиллем, были сделаны добросовестно и с лучшими намерениями. А вот случай, когда корабль, полный евреев, отказались принять в портах накануне начала войны, относится к совершенно иной категории. Мне кажется поразительным, что ваша страна отказалась предоставить политическое убежище этим изгнанникам. Строго говоря, однако, никто не предполагал, что может произойти в ближайшем будущем – ни евреи, ни христиане, – а когда все это стало ясным, Гитлер захватил практически всю Европу, и вы уже не могли непосредственно вмешаться в развивающиеся события. К этому времени ваши руководители пришли к выводу, что лучше и проще всего положить конец бойне – это выиграть войну как можно быстрее. Такое решение представляется логичным. Разумеется, они могли придать политическую окраску операции по «окончательному решению» еврейской проблемы – насколько я помню, именно так называлось происходящее в Германии, но они решили, что с практической точки зрения такой шаг будет малоэффективен. Глядя в прошлое, можно признать, что это оказалось, возможно, не правильным шагом, однако принятое решение не имело целью злой умысел. – Али задумался, давая возможность Райану глубже понять исторический урок. – Как бы то ни было, мы понимаем и условно принимаем причины, заставившие вашу страну стремиться к сохранению государства Израиль. Наше одобрение – как вы сами отлично понимаете это – зависит от вашего признания прав других народов. Эта часть мира не населена одними евреями и дикарями.

– Вот на этом и основывается наше предложение, сэр, – ответил Райан. – Если мы сумеем выработать формулу, при которой признаются все права этих народов, согласитесь ли вы принять план, при котором Америка станет гарантом безопасности Израиля? – Джеку не пришлось, затаив дыхание, ждать ответа на свой вопрос.

– Разумеется. Разве мы не заявляли об этом ясно и недвусмысленно? Какая другая страна, кроме Америки, может гарантировать мир? Если вам понадобится разместить в Израиле войска, чтобы его жители чувствовали себя в безопасности, если вы считаете необходимым заключить договор, чтобы официально закрепить эту гарантию, мы готовы принять это, но что будет с правами арабов?

– Как, по вашему мнению, следует отнестись к этим правам? – спросил Джек.

Принц Али был потрясён таким вопросом. Разве в задачу Райана не входило представить американский план? Он едва не впал в ярость, но сдержался. Али был слишком умён для таких скоропалительных выводов. Он понял, что это отнюдь не ловушка, а коренной поворот в американской политике.

– Доктор Райан, вы умышленно задали этот вопрос, и всё-таки он является риторическим. По моему мнению, ответ на него должны дать вы сами.

На изложение Райану потребовалось три минуты.

Али печально покачал головой.

– Мы, доктор Райан, возможно, и будем готовы принять это предложение, но израильтяне никогда не согласятся с ним, даже если мы одобрим его, или, точнее, они отклонят его именно по той причине, что мы согласимся. Им следовало бы принять его, но они не сделают этого.

– Но является ли наше предложение приемлемым для вашего правительства, сэр?