Текст книги "Радуга Шесть"

– Ключ к успеху заключается в том, чтобы затеряться в потоке воздушного транспорта, не дать обнаружить себя радару, а также лететь так далеко, чтобы тебя не заметил истребитель, понятно? Тогда, если ты совершишь посадку в гостеприимном месте, и избавишься от экипажа самолета, перекрасить авиалайнер не представляет особой трудности. Он может быть уничтожен позднее, его можно даже разобрать на запчасти для продажи. Они могут легко затеряться на международном черном рынке, после замены нескольких идентификационных пластинок, – объяснил Попов. – Это не раз делали, как вам известно. Западные спецслужбы и полицейские агентства не особо про это говорят, разумеется.

– Но весь мир покрыт системами радаров, – возразил хозяин.

– Это верно, – согласился Попов, – но радиолокационные станции, контролирующие пассажирские авиалайнеры, их не видят. На экранах радаров появляются сигналы, отраженные от радиолокационных транспондеров, установленных на авиалайнерах. Только военные радары видят сами самолеты, а в какой африканской стране есть надежная сеть противовоздушной обороны? Кроме того, с помощью установки простого устройства радиопомех вы можете еще больше снизить возможность обнаружения. Ваше исчезновение не является проблемой, если вы доберетесь до международного аэропорта, мой друг. Это, – напомнил им Попов, – и есть трудная часть. А вот после того как вы исчезнете над Африкой, тогда выбор будет за вами. Страна назначения может быть выбрана по идеологическим соображениям или по финансовым. Вам решать. Я рекомендую первое, но и второе является возможным, – заключил Попов. – Африка еще не стала материком законности и честности, но там есть сотни аэропортов, способных обслуживать реактивные авиалайнеры.

– Мне жаль Эрнста, – негромко произнес хозяин.

– Эрнст был дураком! – возразила его подруга сердитым жестом. – Ему следовало ограбить банк поменьше. Вместо этого он выбрал банк в самой середине Берна. Ему, видите ли, хотелось сделать идеологическое заявление, – насмешливо сказала Петра Дортмунд. До сегодняшнего дня Попов знал ее только по имени и... по репутации. Она вполне могла быть в свое время привлекательной, даже очаровательной, но теперь ее когда-то белокурые волосы были окрашены в коричневый цвет, тонкое лицо стало суровым, щеки впалыми, а глаза окружены темными кругами. Ее нельзя было узнать, чем и объяснялось, что европейская полиция не смогла захватить Петру вместе с ее постоянным любовником, Гансом Фюрхтнером.

Фюрхтнер избрал другой путь. У него было сейчас добрых тридцать килограммов лишнего веса, его густые каштановые волосы или выпали, или он побрился наголо, а борода исчезла. Теперь он выглядел похожим на банкира, толстый и счастливый, больше не походил на преследуемого, серьезного, идейного коммуниста, каким он был в семидесятых и восьмидесятых годах, – по крайней мере внешне. Они жили в приличном доме в горах, недалеко от Мюнхена. Немногочисленные соседи считали их художниками – оба занимались живописью, увлечение, неизвестное полиции этой страны. Они даже иногда продавали свои картины в маленьких галереях, и вырученных денег было достаточно на пропитание, хотя не для того, чтобы поддерживать их образ жизни.

Они, должно быть, не сумели скрыться в убежищах прежней ГДР или Чехословакии, подумал Дмитрий Аркадьевич. Там они могли бы сойти с авиалайнера и ехать на машине в удобное, пусть не роскошное, жилище, покидать его, чтобы делать покупки в «специальных» магазинах, которые держали для местной партийной элиты. Их часто навещали серьезные спокойные офицеры спецслужб, снабжавшие террористов информацией, с помощью которой планировалась следующая операция. Фюрхтнер и Дортмунд провели несколько неплохих операций, лучшей из которых было похищение и допрос американского сержанта, обслуживающего артиллерийские снаряды с ядерными боеголовками, – эта операция была поручена им советским ГРУ. Удалось узнать многое, многое по-прежнему оставалось полезным, поскольку сержант оказался экспертом по американским системам безопасности PAL. Позднее его тело было обнаружено в покрытых снегами горах южной Баварии, он стал, по всей вероятности, жертвой ужасной транспортной катастрофы. Или так считали в ГРУ, основываясь на сообщениях своих агентов в штабе НАТО.

– Итак, что вы хотите знать? – спросила Петра.

– Электронные коды доступа к международной торговой системе.

– Значит, и вы превратились теперь в обычного вора? – поинтересовался Ганс, опережая Петру, с губ которой готова была сорваться какая-то колкость в адрес бывшего кагэбэшника.

– Мой спонсор – весьма необычный вор. Если мы хотим восстановить прогрессивную социалистическую альтернативу капитализму, нам требуется финансирование и возможность внедрить определенный фактор неуверенности в нервную систему капитализма, верно? – Попов сделал секундную паузу. – Вам известно, кто я. Вы знаете, где я служу. Неужели вы думаете, что я забыл свою родину? Что я отказался от своих убеждений? Мой отец воевал под Сталинградом и Курском. Он знал, что значит отступать и терпеть поражения – и тем не менее никогда не сдаваться! – в голосе Попова звучала уверенность. – Почему, вы думаете, я рискую здесь своей жизнью? Контрреволюционеры в Москве не одобрили бы мою миссию... но они не являются единственной политической силой в России!

– А-а-а, – заметила Петра фон Дортмунд. Ее лицо стало серьезным. – Значит, вы считаете, что не все потеряно?

– Неужели вы полагали, что поступательное движение человечества обойдется без поражений? Действительно, мы сошли со своего пути. Я сам видел это в КГБ – коррупция в высших эшелонах. Вот что победило нас, совсем не Запад! Будучи капитаном, я сам видел, как дочь Брежнева для своего приема в ознаменование свадьбы ограбила Зимний дворец. Будто она была великой княгиней Анастасией! Моей задачей в КГБ было учиться у Запада, узнавать их планы и секреты, однако наша номенклатура позаимствовала у них только коррупцию. Ну что ж, мы выучили этот урок гораздо лучше, чем вы думаете, друзья мои. Вы или коммунист, или не коммунист. Вы или верите в высокие идеалы, или не верите. Вы или действуете в соответствии с этими убеждениями, или нет.

– Вы хотите, чтобы мы отказались от многого, – заметил Ганс Фюрхтнер.

– Вас щедро вознаградят. Мой спонсор...

– А кто он? – спросила Петра.

– Этого я не могу сказать, – тихо ответил Попов. – Вы полагаете, что рискуете, находясь здесь? А как относительно меня? Что касается моего спонсора, то мой ответ – нет, вы не узнаете, кто он. Самым важным является оперативная безопасность. Вы ведь должны быть знакомы с этим, – напомнил им Попов. Как он и ожидал, они правильно восприняли его упрек. Эти два дурака по-настоящему верили в идеалы, как верил Эрнст Модель, хотя они были несколько умнее и намного более жестокие, как понял это несчастный американский сержант. Он, по всей вероятности, не верил в неизбежное, когда смотрел в по-прежнему прелестные голубые глаза Петры фон Дортмунд, наносившей удары молотком по различным частям его тела.

– Итак, Иосиф Андреевич, – сказал Ганс – они знали Попова по одному из его псевдонимов. В данном случае это был И.А. Серов. – Когда вы хотите, чтобы мы начали действовать?

– Как можно быстрее. Я позвоню вам через неделю, чтобы убедиться, что вы действительно готовы взяться за эту операцию и...

– Мы готовы, – заверила его Петра. – Нам нужно ее спланировать.

– Я позвоню через неделю, чтобы узнать запланированное вами время. Мне понадобится четыре дня, тогда я приведу в действие свою часть операции.

Есть и дополнительная трудность – время миссии зависит от местонахождения американского авианосца в Средиземном море. Вы не сможете осуществить свою операцию, если авианосец находится в западной части Средиземного моря, потому что в этом случае самолеты, базирующиеся на нем, смогут вас перехватить в воздухе.

Мы хотим, чтобы ваша миссия оказалась успешной. – Затем они обсудили размер суммы, которую им выплатят. Это оказалось несложным, потому что Ганс и Петра знали Попова по прежним временам и даже попросили его лично доставить деньги.

Через десять минут Попов обменялся с ними рукопожатиями и ушел. На этот раз он направил арендованный «БМВ» на юг, в сторону австрийской границы. Шоссе было пустым и ровным, местность вокруг великолепная, и Дмитрий Аркадьевич снова подумал о своих хозяевах. Единственной правдой, в которую он посвятил их, было то, что его отец был командиром танка, участником кровавых сражений под Сталинградом и Курском, и многое рассказал сыну о войне. В характере немцев было что-то странное, это Попов узнал из своего профессионального опыта, когда служил в Комитете государственной безопасности. Стоит дать им человека на коне, и они будут следовать за ним до самой смерти. Казалось, что немцы прямо-таки жаждут следовать за кем-то или за чем-то. Как странно. Но это отвечало его целям и целям его спонсора, так что если эти немцы хотят следовать за красным конем – мертвым красным конем, с улыбкой напомнил себе Попов и засмеялся, – ну что ж, тем хуже для них. Единственными невинными людьми, вовлеченными в эту операцию, окажутся банкиры, которых они попытаются похитить. Но они, по крайней мере, не будут подвергнуты пыткам, как это случилось с чернокожим американским сержантом. Попов сомневался, что Ганс и Петра продвинутся так далеко, хотя возможности австрийской полиции и армейских частей были для него почти неизвестны. Но он узнает об этом, вне всякого сомнения, так или иначе.

* * *

Было странным, как все функционировало. Группа-1 была сейчас дежурной, готовой покинуть Герефорд по первому же сигналу, тогда как Группа-2 была в запасе, но последняя проводила сложные упражнения, тогда как первая занималась лишь утренней физической тренировкой и рутинными снайперскими занятиями на стрельбище.

С технической точки зрения они беспокоились о возможности несчастного случая во время тренировки. Вдруг член группы нежданно-негаданно возьмет, да и получит травму или даже станет калекой, нарушив, таким образом, целостность оперативной группы в решающий момент.

Помощник главного моториста Мигуэль Чин относился к Группе-1, команде Питера Ковингтона. Его, бывшего «морского котика» американского флота, перевели из команды «Шесть» «морских котиков», базирующейся в Норфольке, в «Радугу». Сын испанской матери и отца-китайца, он, подобно Чавезу, вырос в восточном Лос-Анджелесе. Динг заметил его, когда Мигуэль курил сигару рядом со зданием Группы-1, и подошел к нему.

– Привет, чиф, – произнес Чавез с расстояния в десять футов.

– Старший чиф, – поправил его Чин. – Это подобно старшему сержанту в армии, сэр.

– Меня зовут Динг, «мано».

– Майк. – Чин протянул руку. Подобно Осо, он занимался атлетикой, и у него была репутация, что с таким крутым парнем лучше не связываться. Он был экспертом по всем видам оружия, а его рукопожатие показывало, что и голыми руками он способен оторвать человеку голову.

– Эти сигары вредны для твоей дыхалки, – заметил Динг.

– То же самое можно сказать и о том, чем мы зарабатываем на жизнь, Динг. Ты из какой части Лос-Анджелеса?

Динг сказал ему.

– Не шутишь? Черт возьми, я вырос в полумиле от тебя. Ты жил в районе, где правили «Бандидос».

– Только не говори мне...

Старший чиф кивнул.

– Точно, в банде «Пискадорес» до тех пор, пока не повзрослел. Судья предложил мне выбор: поступить в армию или отправиться в тюрьму, так что я пошел на пункт набора морских пехотинцев, но там мне отказали. Нежные кошечки, – проворчал Чин, выплевывая частицы табака от своей сигары. – Тогда я отправился на Великие озера, и меня сделали мотористом... – но потом я узнал про «морских котиков», и, видишь ли, это не такая плохая жизнь. Слышал, ты из Агентства?

– Начал службу в армии как Элевен-Браво. Совершил небольшое путешествие в Южную Америку, и это путешествие превратилось в сплошное дерьмо, зато в ходе этой операции я встретил нашего «Шесть», и он вроде как завербовал меня. С тех пор никогда не оглядывался назад.

– Агентство послало тебя учиться?

– Колледж Джона Мейсона, там я получил степень магистра по международным отношениям, – кивнул Чавез. – А ты?

– Да, это заметно. Степень бакалавра психологии, университет Старого Доминиона.

Доктор группы, Беллоу. Чертовски умный парень. Этот сукин сын словно читает твои мысли. У меня три его книги.

– Как тебе нравится работать с Ковингтоном?

– Отлично. Он был здесь и раньше. Умеет слушать. Заботливый парень. У него хорошая группа, но, как обычно, нечем заняться. Мне понравилось, как ты провел штурм банка, Чавез. Быстро и чисто. – Чин выпустил облако дыма в небо.

– Благодарю тебя, старший чиф.

– Чавез! – Из дверей вышел Питер Ковингтон. – Ты что, хочешь украсть моего лучшего солдата?

– Только что узнал, что мы выросли в нескольких кварталах друг от друга, Питер.

– Неужели? Просто удивительно, – заметил командир Группы-1.

– Гарри травмировал лодыжку этим утром. Ничего особенного, жует таблетки аспирина, – сказал своему боссу Чин. – Еще две недели назад он ударился о землю, когда соскальзывал по канату с вертушки, – добавил он для Чавеза.

Проклятые тренировочные упражнения, хотел добавить чиф, но промолчал. Все знали, что это серьезная проблема при такой работе. В «Радугу» отбирали людей по разным причинам, не последней из которых являлся дух соревнования, присущий этим людям. Они видели друг в друге соперника, соревновались между собой и потому выжимали из себя все. Это и стало причиной травм во время тренировочных упражнений – и чудо, что еще никто не оказался в базовом госпитале. Можно не сомневаться, скоро такое произойдет. Члены «Радуги» не могли отказаться от этой части своей жизни, подобно тому, как они не могли перестать дышать. Члены олимпийской команды вряд ли смотрели на соперничество более ответственно. Или ты лучший, или – никто. Вот почему каждый был в состоянии пробежать милю, всего на тридцать или сорок секунд уступая мировому рекорду, причем не в шиповках, а в сапогах. С абстрактной точки зрения в этом был определенный смысл. Половина секунды вполне могла означать разницу между жизнью и смертью в боевой ситуации – и даже хуже, не между жизнью и смертью одного из членов группы, но жизнью и смертью заложника, которого они поклялись спасать и защищать. Но подлинная ирония была в том, что дежурной группе не позволяли проводить тяжелые упражнения из-за опасения травм во время тренировки, и потому их готовность со временем слегка ослабевала – в данном случае из-за двух недель состояния непрерывной готовности. Группа-1 Ковингтона будет дежурной еще три дня, и затем, знал Чавез, придет его очередь.

– Я слышал, что тебе не нравится программа SWAT, – заметил далее Чин.

– Не то чтобы очень. Она хороша для планирования операций и тому подобного но для штурмов не слишком подходит.

– Мы пользовались ею в течение многих лет, – сказал Ковингтон. – Она гораздо лучше, чем была раньше.

– Я предпочитаю живые цели и снаряжение MILES, – настаивал Чавез. Он имел в виду тренировочную систему, которой часто пользовались военные в США, при ней каждый солдат имел на своем теле приемники лазеров.

– Она не так хороша на близком расстоянии. На большой дистанции действует значительно лучше, – проинформировал своего коллегу Питер.

– А я никогда и не применял эту систему вблизи, – признался Динг. – Но на практике, после того как мы сблизились с противником, все уже решено. Мои ребята никогда не промахиваются.

– Это верно, – согласился Ковингтон. В это мгновение они услышали резкий щелчок снайперской винтовки. Это снайперы «Радуги», стреляющие на дальнее расстояние, практиковались на тысячеярдовом стрельбище. В данный момент впереди всех был Гомер Джонстон, снайпер из Группы-2 Динга. У него кучность оказалась на одну восьмую дюйма меньше, чем у Сэма Хьюстона, лучшего снайпера Ковингтона. На расстоянии пятисот ярдов каждый из них мог попасть десятью пулями в двухдюймовый кружок, что было значительно меньше, чем человеческая голова. Несчастную мишень оба снайпера старались буквально взорвать своими пулями. Дело в том, что два промаха любого из стрелков «Радуги» за неделю тренировочных стрельб сами по себе являлись поразительными явлениями и обычно объяснялись тем, что неудачник споткнулся обо что-то на стрельбище. Но пока, разумеется, снайперы еще ни разу не промахнулись. Проблема с их миссией заключалась не в стрельбе, а в том, чтобы подобраться к цели достаточно близко – более того, им требовалось принять хорошо рассчитанное по времени решение передвинуться и застрелить преступников, а это большей частью зависело от доктора Поля Беллоу. Сами стрельбы, в которых они практиковались ежедневно, были, конечно, наиболее напряженной частью упражнения, но с технической и оперативной точек зрения являлись самой простой. В этом отношении все казалось неправильным и нарушающим здравый смысл, однако их действия сами по себе противоречили здравому смыслу.

– Есть что-нибудь на пульте предупреждения об опасности? – спросил Ковингтон.

– Я только что направлялся туда, Питер, но сомневаюсь. – Что бы ни думали преступники, намереваясь совершить какой-нибудь противозаконный акт где-то в Европе, они видели телевизионную передачу о происшедшем в Берне, и это заставляло их задуматься, полагали оба командира групп.

– Очень хорошо, Динг, мне нужно заняться канцелярской работой, – сказал Ковингтон, направляясь обратно в свое здание. Услышав это, Чин бросил сигару в бочку с песком и последовал примеру своего командира.

Чавез продолжал идти к штабному зданию, поднося руку к виску в ответ на приветствие часового у входа. Британцы салютуют как-то странно, подумал он. Внутри он увидел майора Беннетта, сидящего за столом дежурного.

– Привет, Сэм.

– Доброе утро, Динг. Хочешь кофе? – Офицер ВВС указал на кофеварку.

– Нет, спасибо. Что-нибудь происходит?

Майор отрицательно покачал головой.

– Все спокойно.

Основным источником сведений Беннетта о преступной деятельности были телепринтеры различных европейских служб новостей. Опыт показывал, что службы новостей предупреждали тех, кого интересовали проявления преступной активности, быстрее, чем сведения, поступающие по официальным каналам, которые обычно передавали информацию по кодированным факсам из американских или британских посольств по всей Европе. Поскольку этот источник сведений молчал, Беннетт работал над компьютеризированным списком известных террористов, просматривая фотографии и письменные отчеты о том, что было точно известно об этих людях (обычно не слишком много) и источниках подозрений (тоже немного).

– А это что? Кто это такой? – спросил Динг, указывая на экран компьютера.

– Новая игрушка, которой мы пользуемся. Получили недавно из ФБР. Она старит фотографии субъектов. Вот эта – Петра фон Дортмунд. У нас только две ее фотографии, обе сделаны почти пятнадцать лет назад. Так вот с помощью этого прибора я старю ее на пятнадцать лет, меняю также и цвет волос. Что хорошо у женщин, так это отсутствие бороды, – засмеялся Беннетт. – И они обычно слишком тщеславны, чтобы изменить внешность, подобно тому, как поступил наш друг Карлос. Вот у этой, посмотри на ее глаза.

– Не похожа на девушку, которую я подобрал бы в баре, – заметил Чавез.

– Да и в постели она вряд ли тебе понравится, Доминго, – послышался голос Кларка за их спинами. – Это впечатляющий материал, Сэм.

– Совершенно верно, сэр. Установил этот аппарат только сегодня утром. Нунэн передал его мне из отдела технических служб ФБР. Они изобрели его, чтобы помочь опознавать жертвы киднепинга через несколько лет, после того как они исчезли. Аппарат оказался весьма полезным для этого. Затем кому-то пришло в голову, что если он работает на детях, вырастающих во взрослых, то почему бы не попробовать его на взрослых людях. В начале этого года им удалось, с помощью процесса старения, арестовать грабителя банков, входящего в число десяти наиболее разыскиваемых преступников. Как бы то ни было, фройлейн фон Дортмунд выглядит сейчас, вероятно, вот так.

– А как зовут ее верного спутника?

– Ганс Фюрхтнер. – Беннетт поводил своей компьютерной мышкой, и на экране появилась фотография мужчины. – Боже мой, это, должно быть, взято из альбома выпускников его средней школы. – Затем он прочитал надпись, сопровождающую фотографию. – О'кей, любит пиво... так что добавим ему пятнадцать фунтов веса. – Спустя несколько секунд фотография изменилась. – Усы... борода... и снова появилось еще четыре фотографии Фюрхтнера.

– Эти двое, наверное, два сапога пара, – заметил Чавез, вспоминая свое досье об этих субъектах. Теперь у него в голове начали роиться мысли, и Чавез прошел к кабинету доктора Беллоу.

– Привет, док.

Беллоу оторвался от компьютера.

– Доброе утро, Динг. Чем могу помочь?

– Мы только что разглядывали фотографии двух террористов, Петры фон Дортмунд и Ганса Фюрхтнера. И у меня появился вопрос.

– Валяй.

– Насколько вероятно, что эти двое и теперь живут вместе?

Беллоу моргнул несколько раз, затем откинулся на спинку кресла.

– Это неплохой вопрос, совсем неплохой. Эти двое... Я сделал оценку их активных досье... по всей вероятности, они по-прежнему остались вместе. Объединяющим фактором является их политическая идеология, это важный фактор обязательств друг перед другом. Их система убеждений свела обоих вместе с самого начала, и в психологическом смысле они произнесли клятвы верности друг другу, как это делают сочетающиеся браком, перед тем как начали выполнять их в действительности, – осуществлять свою террористическую работу. Я вспоминаю, что их подозревают в похищении и убийстве американского солдата – помимо других преступлений, – а деятельность, подобная этой, создает прочную персональную связь.

– Но большинство таких людей, по вашему мнению, являются социопатами, – возразил Динг. – А социопаты не...

– Читаешь мои книги? – с улыбкой спросил Беллоу. – Ты когда-нибудь слышал о том, что, когда двое связывают себя брачными узами, они превращаются в одного человека?

– Да, слышал. Ну и что?

– Вот в случае вроде этого такое происходит на самом деле. Они социопаты, однако идеология придает их отклонению общий нравственный облик – и это делает его столь важным. По этой причине присоединение их к одной и той же идеологии превращает Петру и Ганса в одно существо, и потому их сопиопатические тенденции сливаются. Что касается этой пары, я бы подозревал относительно стабильную семейную жизнь. Меня не удивит, если они и на самом деле станут мужем и женой, хотя и не в церкви, – добавил он с улыбкой.

– Семейная жизнь... дети? Беллоу кивнул.

– Вполне возможно. Аборты запрещены в Германии, – по крайней мере в ее западной части, по-моему. Но захотят ли они иметь детей? Это хороший вопрос. Мне нужно подумать об этом.

– Я хотел бы узнать больше об этих людях. Как они мыслят, как смотрят на мир – все такое.

Беллоу снова улыбнулся, встал из кресла и подошел к книжному шкафу. Из него он достал одну из своих книг и бросил ее Чавезу.

– Почитай эту для начала. Это текст лекций, прочитанных в академии ФБР, и благодаря ему я приехал сюда несколько лет назад, чтобы прочитать курс лекций в SAS. Полагаю, что так я и попал в дело.

– Спасибо, док. – Чавез подкинул книгу на ладони, чувствуя ее вес, и направился к выходу. «Точка зрения разгневанного человека: внутреннее мышление террориста» был ее заголовок. Будет неплохо понять их немного лучше, хотя он и не сомневался, что лучший способ проникнуть в мозг террориста – это пулей десятимиллиметрового калибра и весом в 180 гранов, летящей с большой скоростью.

* * *

Попов не мог дать им номер телефона, по которому ему можно позвонить. Это противоречило его профессионализму. Даже «левый» номер мобильного телефона даст ключ полицейским агентствам – это еще опаснее сегодня, потому что тогда он оставит за собой электронный след, по которому кинется полиция. Поэтому он звонил им каждые несколько дней на их номер. Они не знали, как это происходит, хотя существовало немало способов провести звонок издалека через ряд аппаратов.

– Деньги у меня. Вы готовы?

– Ганс отправился туда, проверяет ситуацию, – ответила Петра. – Полагаю, что мы будем готовы через сорок восемь часов. А как дела у тебя?

– Все готово. Я позвоню вам через два дня, – сказал Попов, вешая трубку. Он вышел из телефонной кабины в международном аэропорту де Голля и направился к стоянке такси со своим атташе-кейсом в руке, который был почти полон банкнотами дойчмарок, каждая достоинством в сотню. Его раздражала смена валют на континенте. Было бы намного проще получить аналогичную сумму в евро, чем в разнообразных валютах Европы.