Текст книги "Бог есть. Что дальше? Как стать теми, кем мы призваны быть"

Замысел Бога о мире и поведение каждого конкретного человека

Характер меняется под воздействием трех вещей. Во-первых, вам надо поставить перед собой правильную цель. Во-вторых, вам надо определить, какие шаги ведут к достижению этой цели. В-третьих, эти шаги должны стать вашей привычкой, как бы вашей второй природой.

Это звучит приятно и просто, но, разумеется, на деле это совсем не то же самое, что на словах. И поскольку многие люди рассматривали вопрос христианского поведения с самых разных точек зрения, вначале нам стоит рассмотреть эти различные подходы, чтобы мы могли двигаться дальше.

Вернемся к тем людям, о которых мы говорили в первой главе. Джеймс и подобные ему просто совершенно незнакомы с самими представлениями о характере и его преображении, которые я описывал. Джеймс пришел к вере, и в его церкви предполагают, что отныне он должен себя вести определенным образом (и не совершать определенных поступков), но при этом поведение рассматривается не с точки зрения характера, но с точки зрения обязанностей. Другими словами, это предполагает, что христиане должны жить по определенным правилам. Если это у них не получается, им просто нужно покаяться и начать следующую попытку. Либо ты живешь христианской жизнью, либо нет. И любая мысль о нравственном росте – о длительном медленном изменении глубинных привычек – при таком подходе кажется подозрительной. Ведь это было бы попыткой «оправдаться делами» – то есть попыткой заслужите спасение. Соблюдение правил (важное также для Дженни и подобных ей) не помогает тебе получить оправдание или спасение. Это просто твоя обязанность. И если вообще встречается изменение характера, то это происходит уже в момент обращения под действием Святого Духа. А если Святой Дух действительно приходит и вселяется в сердце и жизнь человека, тому автоматически хочется жить в соответствии с Божьей волей. Это не вопрос нравственных усилий и борьбы. Стоит тебе только уверовать, и ты с легкостью соблюдаешь нужные правила. (А отсюда негласно следует и другое: если на самом деле тебе трудно их соблюдать, постарайся сделать вид, что тебе легко.)

Для Филиппа – а сегодня в западной церкви у него найдется много единомышленников – важнее всего «аутентичность». Нет ничего значимее верности себе. Бог принял тебя таким, какой ты есть, а теперь твоя жизнь должна выражать ему за это благодарность. И любая попытка заставить себя придерживаться какого-то нравственного правила, которое тебе чуждо, отрицает дар Бога, принявшего тебя, и твою собственную аутентичность бытия. После того как ты уверовал, тебе следует понять, кем ты на самом деле являешься, и жить соответствующим образом, спонтанно следуя глубинным велениям твоего сердца.

Образ христианской жизни, представленный в данной книге, обладает поверхностным сходством с обеими этими точками зрения, но радикально от них отличается. Я намерен опираться на древнюю традицию, породившую представления о «добродетели», которая преобразилась под влиянием Иисуса и Нового Завета с их радикально новым взглядом на нравственность. Вскоре мы поговорим об этом подробно. А пока я хочу представить предварительный набросок более полной картины, где можно увидеть, как я понимаю формирование «характера» в христианском контексте и что я подразумеваю под словом «добродетель».

В чем заключается сама конечная цель христианской жизни? Здесь нам стоит глубже понять одну вещь, о которой я уже мимоходом говорил, когда мы рассматривали разговор Иисуса с богатым юношей. Хотя многие христиане западного мира полагают, что основная цель христианской жизни сводится всего лишь к тому, чтобы «попасть на небеса после смерти», Новый Завет предлагает нам другой ответ, который куда богаче и интереснее. Да, люди, которые посвятили свою жизнь Иисусу, не разлучатся с ним и после смерти – об этом обетовании говорят некоторые места Нового Завета. Но это только начало для всего остального. В конце всего – после того, как многие из нас обретут покой и отдых в присутствии Иисуса – Бог, согласно Его обетованиям, намерен заново воссоздать весь мир, весь тварный порядок. Этот мир будет во всем совершенно новым, так что он наконец наполнится присутствием и славой Бога, «как воды покрывают море» (Ис 11:9). А что при этом произойдет с нами? Мы получим новые тела, чтобы жить в новом Божьем мире с его красотой и славой. И это, по моему глубокому убеждению, куда более полная и всеобъемлющая картина, изображающая конечную надежду людей. Такая картина соответствует обетованиям Нового Завета, хотя многие христиане об этом не знают.

И когда мы созерцаем эту конечную цель христианской жизни и задаем себе вопрос: «Какие шаги ведут именно к этой, а не к какой-либо иной цели?» – с нами происходит нечто интересное.

Ответ на этот вопрос – и нам еще предстоит убедиться в том, что Новый Завет снова и снова об этом говорит, – звучит так: преображение, которое совершится согласно обетованию Бога в конце времен, уже началось в Иисусе. Когда Бог воздвиг Иисуса из мертвых, в действие вступил Божий замысел о новом творении, и Бог созвал самых разных людей, чтобы они участвовали в осуществлении этого замысла уже здесь и сегодня. А это значит, что шаги, которые приближают нас к конечной цели, – те осмысленные стороны христианской жизни, которые заполняют промежуток между первым актом веры и конечным спасением, – уже отражают то самое преображение новой твари.

Многие христиане

полагают, что основная

цель христианской жизни

сводится к тому, чтобы

«попасть на небеса после

смерти», Новый Завет

предлагает нам другой

ответ, который куда богаче

и интереснее

О том, как это происходит, мы поговорим позднее. Сейчас нам важно понять, что мы можем делать, причем уже здесь и сейчас, шаги, ведущие к этой цели, к жизни воскресения в новом творении. И эти шаги ведут к преображению характера в самом буквальном смысле этого выражения. Цель христианской жизни в настоящее время – та цель, к которой следует стремиться сразу после прихода к вере, совершая доступные уже сегодня шаги, которые позволяют предвосхитить грядущую жизнь, – это создание полноценного христианского характера, который уже сейчас приносит плоды.

Как в случае с пилотом, который столкнулся с непредвиденной ситуацией, где от его решений зависела жизнь и смерть, христианский характер подвергается проверке: будем ли мы, столкнувшись с неожиданным испытанием, действовать на основе второй природы христианской добродетели – или же мы начнем паниковать, не зная, как поступить, и, вероятно, не сможем сделать то, что нужно было сделать.

Однако сами по себе неожиданные события, требующие быстро принять решение, не представляют собой основную пищу христианской жизни преображенного характера, как столкновение с гусями не составляет повседневной жизни пилота. Это только лишь критические моменты, которые дают шанс характеру, незаметно формировавшемуся на протяжении многих лет, показать себя в полной мере. Но сам по себе этот характер, способный выдержать испытания и принять верные решения в неожиданной ситуации, строится на основании позитивной цели, которая всегда стоит перед нами. Этому вопросу будет посвящена следующая глава.

Но прежде того нам следует обсудить несколько предметов, которые в каком-то смысле составляют фон для этого вопроса, однако такой фон – как это бывает с картинами великих мастеров, – который куда сильнее влияет на видимое на переднем плане, чем то может нам показаться на первый взгляд. Во-первых, где все это располагается на знаменитой карте представлений о нравственности (где важное место занимает и представление о добродетелях) западного мира в целом? Во-вторых, как такое преображение характера, о котором мы говорим, соотносится с современными теориями развития мозга и обучения другим вещам – скажем, обучения языку? Ответы на оба эти вопроса могут кого-то удивить и, быть может, воодушевить.

Подлинные секреты любого успеха

Я хочу предложить христианский ответ на эти вопросы – фактически тот ответ, который дает на них Иисус, – и мы будем подробнее разбирать его на протяжении всей книги. Существует традиция представлений о нравственности, основоположником которой является Аристотель. Эта традиция была хорошо знакома Древнему миру, так что вдумчивый читатель I века, столкнувшись с учением Павла и других последователей Иисуса из первых поколений, оценивал мысли христиан на ее фоне.

Аристотель примерно за 350 лет до Иисуса выделил три компонента в развитии характера. Во-первых, о чем мы уже говорили, это «цель», telos, то, к чему мы в итоге стремимся; затем это шаги, ведущие к достижению данной цели, «силы» характера, которые позволяют достичь цели; и наконец, это процесс нравственного обучения, которое превращает эти «силы» в привычку, делает их второй природой.

Говоря о цели, Аристотель имел в виду плодотворную человеческую жизнь. Мы можем представить себе человека, полностью реализовавшего свои потенциальные возможности и во всей полноте обладающего характером, которому присущи целостность и мудрость. Аристотель, говоря об этой цели, использовал слово eudaimonia, которое иногда переводят как «счастье», хотя сам Аристотель вкладывал в него такой смысл, который лучше передается словом «процветание».

Под шагами к этой цели Аристотель и его последователи подразумевали сильные стороны характера, которые, если они в должной мере развиты, позволяют человеку постепенно приближаться к процветанию. Как полагал Аристотель, чтобы достичь eudaimonia, нужно развивать в себе эти сильные стороны, подобно тому как футболист тренирует все разные мышцы своего тела и отрабатывает все возможные способы обращения с мячом, которые ему пригодятся в игре. Здесь недостаточно усвоить один-два приема, и натренированные сильные ноги не помогут игроку, если у него слабое туловище, и если он может сильным ударом послать мяч на другой край поля, но неспособен тихо обойти противника, его нельзя назвать хорошим футболистом. Подобным образом для всестороннего процветания человеку нужны все основные сильные стороны характера, которые мы сейчас рассмотрим. Аристотель называл эти сильные стороны греческим словом aretê, позже латинские авторы называли их virtus, откуда происходит английское слово virtue – «добродетель». Таким образом, «добродетели» – это различные стороны характера, которые в совокупности позволяют человеку достичь полного процветания.

Для всестороннего

процветания человеку

нужны все основные

сильные стороны

характера

Аристотель – а вслед за ним и та традиция, которая определяла представления о нравственности в тот момент, когда христианство возникло и начало распространяться и предлагать всем людям новый образ жизни, – говорил о четырех важнейших добродетелях. Это мужество, справедливость, мудрость и умеренность. По мнению Аристотеля, это «петли», позволяющие распахнуть дверь, за которой находятся полнота жизни и процветание человека. Вот почему их часто называют «кардинальными добродетелями»: латинское слово cardo означает «дверная петля». (Кардиналы Католической церкви – это те «петли», которые своим служением поддерживают всех прочих верующих. Есть также птица «кардинал», которая никак не связана с дверями, но получила свое название из-за цветного оперения, которое напоминает пышные одеяния кардиналов. То же самое можно сказать и о спортивных командах под названием «Кардиналы» – футбольной из Аризоны и бейсбольной из Сент-Луиса.)

Кроме «кардинальных добродетелей» существуют и другие. Но, по мнению Аристотеля, эти четыре образуют основу для всех прочих. Упражняйтесь в этих четырех, говорил он, и вы достигнете полного «счастья» и процветания. Это цель, конечная точка путешествия жизни человека. А добродетели – это дороги, которые приведут вас в нужное место.

Если вы посмотрите на знаменитых героев, на людей, чьи поступки называли «чудесными», вы скорее всего увидите людей, характер которых сформировался именно таким образом. Это нередко верно даже в том случае, когда речь идет о спортсменах: игрок, который в критический момент способен совершить невозможный удар, вероятнее всего, отрабатывал этот удар на тренировках, пока тот не стал его второй природой. Однажды игрока в гольф из Южной Африки по имени Гари Плейер комментаторы назвали «счастливчиком». Это правда, ответил он, причем чем больше я тренируюсь, тем чаще мне улыбается удача.

И я подозреваю, что когда случай с успешной посадкой самолета в Нью-Йорке называли «чудом», это отражает одну особенность современной культуры – она не хочет замечать, что это событие содержит в себе вызов и властно напоминает о нравственных вопросах. Добродетели много значат. Их значение огромно. Великая дверь человеческой природы приоткрывается, давая нам доступ к подлинным тайнам нашей жизни, только в том случае, если она висит на надежных петлях.

Аристотель говорил

о четырех важнейших

добродетелях.

Это мужество,

справедливость,

мудрость

и умеренность

Но эти свойства характера мы не можем обрести за один миг. здесь нужна работа. Характер формируется медленно. Мы не в силах заставить кого-то обрести характер, как не в силах вынудить дерево приносить плоды, когда оно к тому не готово. Человек должен снова и снова делать выбор и развивать свои нравственные мышцы и навыки, которые позволят ему обрести цельный характер, приносящий плоды. Если человек годами регулярно тренирует свое тело, он обретает способность делать многое – скажем, бежать в марафоне, проходить по пятьдесят километров за день, поднимать тяжести, – которые ранее казались ему невозможными. Подобным образом продолжительная и регулярная тренировка сильных сторон характера, тренировка добродетелей, позволяет человеку жить таким образом, который когда-то казался совершенно нереальным, а также избегать многих нравственных ловушек и жить настоящей жизнью, приносящей плоды.

Великая дверь

человеческой природы

приоткрывается,

давая нам доступ

к подлинным тайнам

нашей жизни,

только в том случае,

если она висит

на надежных

петлях

Отчасти все это объясняется тем, что ты обретаешь способность автоматически совершать такие поступки, которые некогда тебе давались с огромным трудом. Как и в случае капитана Салленберджера, некоторые из них становятся твоей второй природой. И это особенно важно в критические моменты, когда у тебя нет времени на размышления, потому что бедствие может обрушиться на тебя в любую секунду.

Авторы Нового Завета вслед за Иисусом в каком-то смысле говорят о том же, о чем говорил Аристотель, но совершенно в ином ключе. Это как трехмерная модель по сравнению с двухмерной – скажем, куб рядом с квадратом или сфера рядом с кругом: Иисус и его ученики использовали трехмерную модель там, где Аристотель применял двухмерную. Когда у тебя есть сфера, ты можешь как бы забыть о круге, круг в ней остается, но он приобретает совершенно иное значение.

Снова рассмотрим те три стадии, о которых мы уже говорили. Каждый раз здесь речь идет о преображении и о том, как его достичь.

1. По мнению Аристотеля, главной целью жизни человека было процветание; так же думали Иисус, Павел и другие христиане. Но картина, которую описывал Иисус, богаче и шире: она включала весь мир и рассматривала людей не как одиночек, работающих над совершенствованием своей нравственности, но как благодарных граждан грядущего Царства Бога.

2. Как считал Аристотель, для достижения истинной цели человеческой жизни следует работать над нравственными качествами, которые он называл добродетелями. Иисус и его первые последователи, включая Павла, в целом думали подобным образом. Но поскольку они по-другому понимали конечную цель, то больше ценили такие качества, которые Аристотель не ставил слишком высоко (любовь, доброту, прощение и так далее), и даже включили в список добродетелей смирение, которое было совершенно неизвестно античному языческому миру (как и миру современного язычества).

3. Аристотель считал, что при правильном развитии характера человек в итоге обретает способность действовать как бы стихийно, поскольку длительная тренировка превратила добродетели в привычки. Иисус и Павел с этим бы согласились, но они предлагали иной путь к обретению нужных привычек. Мы поговорим обо всем этом в свое время.

Вопрос о том, как традиция Аристотеля пересекается и расходится с представлениями о нравственности Иисуса и первых христиан, крайне интересен, и, разумеется, мы рассмотрели далеко не все. Это не основная тема данной книги, и потому сейчас я ограничусь одним замечанием. Если бы мы спросили апостола Павла о том, что он думает об Аристотеле и его учении о добродетелях, я полагаю, что Павел сказал бы примерно то же, что он говорил об иудейском Законе: это достаточно верный указатель, но на самом деле он не позволяет достичь цели, на которую указывает. Это знак на столбе, который показывает более или менее верное направление (хотя и здесь потребуются некоторые уточнения), но не дорога, которая ведет в нужное конкретное место.

Поразительные особенности мозга

Теперь мы оставим мир античных философов и переместимся в мир современных ученых, исследующих человеческий мозг. Когда человек постоянно избирает определенный вид поведения, в его мозгу также происходят определенные физические изменения. Для кого-то эта истина покажется банальностью, но многим она представляется как некий поразительный или даже пугающий феномен. В этой сфере ученым еще предстоит много работать. Наука о мозге пока еще находится в младенческом состоянии. Но уже есть немало данных, которые показывают, что значимые понятия в жизни человека – включая выбор определенного типа поведения – создают новые информационные связи в его мозге. Ученые часто используют метафору «электропроводки» мозга, и эта метафора отчасти справедлива, поскольку, хотя мозг не содержит проводов, информация в нем и в самом деле передается с помощью процессов, имеющих электрическую природу.

Эти новые связи «проводов» образуются постоянно, в соответствии с тем поведением, которое мы выбираем, так что такое поведение становится привычным. Более того – некоторые участки мозга становятся активнее, если какое-то привычное поведение человека основывается на их работе. Так, обучение игре на скрипке развивает не только левую руку (в школе я видел мальчика, левая кисть которого была заметно больше правой благодаря непрестанным занятиям скрипкой на протяжении нескольких лет), но и ту часть мозга, что контролирует работу левой руки. «Эти отделы [мозга], – пишет Джон Медина, автор удивительной книги «Законы мозга», – увеличиваются в объеме, и в них образуются многочисленные перекрестные связи». Этот же автор говорит: «Мозг действует подобно мышцам. Чем больше определенный отдел работает, тем крупнее и сложнее он становится». Более того, он утверждает, что «наш мозг настолько чувствителен к внешним стимулам, что материальная структура его «проводки» зависит от культуры, в которой живет человек». Вследствие этого «обучение изменяет физическое строение мозга, и эти изменения уникальны для каждого человека»[1]1
  John Medina, Brain Rules (Seattle: Pear Press, 2008), 58, 61, 62.


[Закрыть]. Иными словами, когда мы устанавливаем новые взаимосвязи между вещами, наш мозг регистрирует эти взаимосвязи. Садовник знает, что землю, которая была вскопана раньше, в следующий раз вскапывать будет легче; нечто подобное происходит и здесь. Если в мозге однажды устанавливается определенный набор взаимосвязей, особенно если здесь участвуют сильные эмоции или яркие телесные ощущения, как приятные, так и болезненные, в другой ряд эти взаимосвязи устанавливаются легче. Таким образом, современный ученый, исследующий мозг, способен изучать карту устойчивых привычек человека.

Самой известной иллюстрацией этого феномена может служить исследование строения головного мозга лондонских таксистов. Труды Э. Магуай и других ученых открывают нам некоторые удивительные факты[2]2
  См. http://www.pnas.Org/content/97/8/4398.abstract или http://en.scientific-commons.org/e_a_maguire/


[Закрыть]. Лондон не просто один из самых огромных городов мира, но и один из самых сложных, где множество улиц с односторонним движением, переулков с их пересечениями, изгибов рек и других подобных вещей, которые невероятно затрудняют движение машин. Прежде чем таксиста допускают к работе, он должен пройти строгий экзамен на умение ориентироваться, для чего ему необходимо запомнить названия нескольких тысяч улиц и иметь представление о том, как до них добраться в то или иное время суток – в зависимости от особенностей движения автомобилей в это время. В результате водители становятся самыми ловкими таксистами во всем мире, которые почти никогда не заглядывают в карты, а кроме того – в их мозге происходят изменения. У лондонского таксиста гиппокамп – часть мозга, отвечающая, среди многого прочего, за пространственное мышление, – обычно намного больше, чем у среднего человека. Как культуристы тренируют такие мышцы, о существовании которых остальные люди никогда и не подозревали, так и таксисты тренируют те мышцы мозга, которые обычные люди используют сравнительно редко.

Насколько я знаю, до сих пор подобные исследования оставались в стороне от нравственных и религиозных вопросов, однако из них мы можем сделать крайне важные выводы. Мы знаем, что некоторые события глубоко врезаются в нашу память. Иногда мы понимаем, что на наше воображение и эмоциональные реакции влияют определенные моменты, когда мы переживали радость или шок, восторг или ужас, яркое наслаждение или сильную боль. Но мысль о том, что не только такие особенные события, но и тысячи мелочей «повседневности» также меняют физическое строение «электропроводки» нашего мозга, способна удивить или даже поразить многих из нас.

Как мне кажется, большинство людей в современном западном мире представляют себе мозг как более или менее нейтральную машину, которую можно настроить тем или иным образом. Веду ли я автомобиль по улицам Лондона или по улицам Эдинбурга, в его структуре ничего не меняется. Но представьте себе автомашину, обладающую памятью, которая запоминает проделанные поездки, так что, когда я двигаюсь в сторону Лондона – что я действительно нередко делаю, – машина настраивается на «поездку в Лондон» и направляет меня на соответствующую дорогу, даже если в этот раз я собирался поехать в Бирмингем. Мне пришлось бы больше использовать сознание, чтобы отказаться от маршрута, предложенного машиной, и заставить ее делать то, чего она не ожидала. Подобным образом, если, скажем, я решил сжульничать при уплате налогов, в моем мозге образуются связи, которые позволят мне с большей легкостью пойти на обман, и в другом случае – быть может, использовать ложь в моих отношениях с людьми. Или, допустим, если я решил сдержать мое раздражение против скучного попутчика в поезде и вместе этого развивать терпение, в мозгу образуются связи, которые помогут мне проявить терпение и в том случае, когда кто-то обрушится на меня с грубыми оскорблениями. Я уже говорил, что эта наука о мозге пока еще только лишь делает первые шаги. Но похоже, что представление о развитии «нравственных мышц», которое подобно развитию обычных мышц у гимнаста, ближе к истине, чем нам кажется.

Можно привести множество примеров из разных сфер жизни, которые иллюстрируют процесс формирования привычек. Обучение игре на музыкальном инструменте – самая простая иллюстрация (представьте себе скрипача, который постоянно использует нервные клетки, отвечающие за работу левой руки). Или можно вспомнить об изучении второго языка (музыку, разумеется, тоже можно в каком-то смысле назвать языком).

Множество людей в мире говорят лишь на одном родном языке. Это единственный освоенный ими язык, причем в процессе его изучения они не думали о том, как они его осваивают. Но даже этот случай может послужить нам примером, поскольку, изучая любой родной язык, мы создаем огромный и крайне сложный комплекс привычек – как психических, так и физических, – который работает самыми разными способами в различных ситуациях.

Представление

о развитии

«нравственных мышц»,

которое подобно

развитию обычных

мышц у гимнаста,

ближе к истине, чем

нам кажется

И во многом изучение первого языка сводится к примитивному подражанию. Ребенок слышит речь своих родителей или старших детей и старается ее имитировать. Но даже в довольно раннем возрасте мы можем видеть проявления оригинальности, когда ребенок не просто усваивает навыки речи, но начинает создавать свои собственные, слегка изменяя усвоенные правила. На этом этапе ребенок постоянно усваивает то, что специалисты называют грамматикой – куда входит морфология (законы образования слов) и синтаксис (как эти слова соединяются в предложении), – и, разумеется, расширяет словарь, где он одновременно движется в двух направлениях, задавая вопросы: «Как называется эта вещь?» и «Что обозначает это слово?» И даже если ребенок страдает серьезной дислексией или необычайным поэтическим даром – а эти две вещи могут иногда совпадать, – у него формируются привычки и определенные связи в мозге, а это значит, что язык стал его второй природой. В подавляющем большинстве разговоров люди не обсуждают вопросы языка, грамматику или словарь. Мы задаемся этими вопросами лишь тогда, когда кто-то использует слово или фразу, которые нам непонятны. Обычно мы совершенно не думаем о словаре, не говоря уже о правилах грамматики. Мы думаем только о предмете разговора.

Изучение родного языка само по себе – это неплохая иллюстрация того, о чем мы говорили. Но нам куда полезнее будет подумать об изучении нового языка, особенно когда это делает взрослый. Такая иллюстрация лучше по двум причинам. Во-первых, здесь мы куда больше пользуемся сознанием. Даже в ультрасовременной лаборатории языка, где для вас имитируют «естественные» условия, в которых вы изучали родную речь, вам приходится думать о том, почему слова образуются именно таким образом, почему эти странные неправильные глаголы ведут себя именно так, вопреки нашим ожиданиям, и о других подобных вещах. Вам надо усвоить нюансы, метафоры и акценты, которые делают живой язык столь прекрасным, хотя и трудным для овладения. Вы часто будете делать ошибки, но упорство здесь окупается, потому что мы стремимся к telos, к тому, что нас ждет впереди. Если ваш родной язык английский, а вы изучаете немецкий, вам приходится постоянно напоминать себе о том, что глагол должен стоять в конце предложения. И даже если этот язык похож на ваш родной (как это будет, скажем, для итальянца, изучающего испанский), вам все равно придется запомнить множество незнакомых слов. Это требует усилий психики, сознательного стремления освоить эти правила, а также физических усилий (положение языка, зубов, губ, голосовых связок), и в результате тренировка мозга должна привести вас к состоянию, когда вы говорите на иностранном языке без специальных усилий и даже без работы сознания. Именно о подобной сложной работе, как мы увидим, говорили первые христиане, когда они призывали друг друга развивать такой характер, который позволяет предвосхитить новый Божий мир.

К.С. Льюис описывал этот переход к пониманию нового языка (вспоминая о том, как он изучал древнегреческий) такими запоминающимися словами:

Тот, для кого греческое слово живет только в словаре, кто должен непременно подменить это слово словом родного языка, по-гречески не читает – он просто разгадывает головоломку. Сама формулировка «naus означает корабль» неверна. И naus, и корабль нечто значат, но они указывают на разные вещи. За словом naus (как и за словами navis или nаса) кроется образ темного и узкого судна с парусом или гребцами на волнах, и никакое английское слово не указывает на такую картину[3]3
  C.S.Lewis, Surprised by Joy: The Shape of My Early Life (1955; London: Fontana, 1959), 115.


[Закрыть].

И здесь второй язык показывает нам, как действует добродетель: она становится второй природой. В итоге, если занятия идут должным образом, вы совершаете переход от изнурительного усилия к совершенно новой «естественности».

Тут мне хочется напомнить об одной важной вещи. Мы можем освоить новый язык, а потом его забыть. В молодости я выучил несколько языков. Один из них, сирийский, с его плавучими звуками и поразительной древней поэтичностью, был для меня источником особого наслаждения. Но после тридцати лет я им не пользовался до того момента, пока мне не стукнуло пятьдесят с небольшим. И вот я открыл сирийскую Библию, чтобы кое-что проверить, – и с горечью понял, что не могу вспомнить даже алфавита. С добродетелью может произойти нечто подобное. Скажем, человек в детстве научился быть по-настоящему щедрым, но суровый мир взрослых вытеснил из его жизни эту привычку. Тогда ему придется потратить немало сил, чтобы освоить этот навык снова. К сожалению, с подобной проблемой постоянно сталкиваются те люди, которые решили жить по-христиански. Если сделать остановку в практике этой жизни – позволить себе забыть о конечной цели, – ты можешь навсегда потерять этот новый язык.

Изучение второго языка служит прекрасной иллюстрацией формирования добродетели и еще по одной причине: вы занимаетесь языком, потому что хотите себя чувствовать «дома» в том месте, где на нем говорят, или, по крайней мере, читать и ценить литературу этой страны (а в случае древних языков – литературу того времени). Таким образом, изучая язык, мы стремимся к определенной цели – мы хотим сформировать такие привычки мозга и тела, которые позволят нам стать уже здесь и сейчас компетентными в сфере языка гражданами этой страны. Мы хотим легко говорить на ином языке. Самую большую радость человек, изучивший другой язык, чувствует тогда, когда его по ошибке принимают за местного жителя в чужой стране. Это снова «награда» за труд – и не внешняя награда, как в случае ребенка, которому купили велосипед за успешную сдачу экзаменов, но награда, составляющая подлинный telos, подлинную цель наших усилий.

Мы можем освоить

новый язык, а потом его

забыть. C добродетелью

может произойти нечто

подобное. Скажем, человек

в детстве научился быть

по-настоящему щедрым,

но суровый мир взрослых

вытеснил из его жизни

эту привычку. Тогда ему

придется потратить немало

сил, чтобы освоить этот

навык снова

Именно так Аристотель понимал смысл формирования добродетелей, именно это – если мы только усвоим, чем Аристотель отличается от Иисуса! – происходит в жизни христианина. Как мы уже говорили, Аристотель называл цель словом eudaimonia, процветание. Добродетели – четыре «кардинальные» добродетели и другие, которые висят на этих «петлях», – можно назвать грамматикой и словарем языка «процветания» человека. Ни для кого из людей этот язык не родной. Но иногда мы можем на миг увидеть эту иную страну и можем хотя бы отчасти понять, как работает этот язык, какие привычки ума и тела нам следует развивать, чтобы стать гражданами этой страны, умеющими говорить на местном языке. И чем больше мы занимаемся этим языком – иными словами, чем больше мы учимся действовать с мужеством, умеренностью, мудростью и справедливостью, – тем ближе мы к образу жизни человека, который «процветает» в подлинном смысле этого слова. Кто знает, может быть, однажды меня примут за местного жителя той страны? Если формирование подобно изучению иностранного языка, оно также похоже на развитие вкуса или на обучение игре на музыкальном инструменте. Прежде всего, ни один из этих навыков не появляется у нас «естественным образом». Но если ты над ними трудишься, они становятся все более и более «естественными», пока не станут характером, после чего ты обретаешь долгожданную свободу – можешь непринужденно говорить, обладаешь изысканным вкусом или легко исполняешь музыку.