Текст книги "В краю лесов"

– Я и не знала, что мистер Уинтерборн там, – нарушила молчание Марти уже возле самого дома Мелбери.

– Его там не было, – сказала Грейс.

– Но, мисс Мелбери, я сама его видела.

– Нет, это был не он. Джайлс Уинтерборн мне не нужен.

Глава 20

Воздушный узор ветвей над Хинтоком заслонили тяжелые непроницаемые купы листьев, и лес стал казаться внушительнее и обширнее. Его ветви отбрасывали на дорогу и на лица проходивших по ней деревенских девушек зеленые тени, бахромчатым краем нависали над садом Мелбери и в дождливую погоду роняли в него крупные капли, оставлявшие оспины вдоль всего засеянного участка, пока Мелбери не пришел к выводу, что хорошему огороду на таком месте не бывать. Два дерева, скрипевшие всю зиму, затихли, однако этот зловещий звук достойно сменили жалобы козодоя. Солнце множеством мелких звездочек вспыхивало среди листвы, лишь в полдень открыто показываясь из-за деревьев прямо над головами хинтокских обитателей.

Таким оно предстало и в канун Иванова дня, но пробило девять и по земле пролегли таинственные тени, которые местами сгущались, пугая прохожих неожиданными очертаниями. Среди стволов и ветвей мерещились странные лица и фигуры, созданные игрой угасающего дня; листья ясеня, точно зрачки, мерцали в полутьме, а бледное небо выглядывало из-за стволов то закутанным в белое призраком, то раздвоенным змеиным жалом. Так было до восхода луны. Но едва ночное светило глянуло вниз с небесной выси и всем полным ликом засияло окрестным лужайкам и полянам, как шум голосов нарушил привычный покой позднего часа.

Услышав возгласы, доносившиеся с опушки леса рядом с владениями Мелбери, Фитцпирс выглянул за калитку – теперь он чаще смотрел на дорогу, чем в книги, – вообразив, что это Грейс переговаривается с кем-то на улице. Отныне он был безраздельно предан Грейс Мелбери, не будучи, впрочем, уверен, что она платит ему тем же. На сей раз идее удалось воплотиться в материальном объекте, думал он, в порыве влюбленности уверив себя, что ему выпал тот самый случай, который он до сих пор считал невозможным. Однако за калиткой он увидел не Грейс, а стайку деревенских девушек: одни чинно, другие в приступе необузданного веселья, они направлялись куда-то в сторону леса. Потихоньку спросив у вышедшей в сад хозяйки, что они затевают, доктор узнал, что сегодня канун Иванова дня и девушки собираются гадать на суженных. Заявив, что это кощунство, которое она, со своей стороны, осуждает, хозяйка вернулась в дом и улеглась спать.

Раскурив сигару, доктор последовал за девушками. На прогалине между домами Мелбери и Саутов они свернули, но Фитцпирс быстро нашел их по голосам, как ни старались они говорить приглушенно.

Меж тем многие жители Малого Хинтока проведали о ночной затее девушек и тоже украдкой последовали за ними в лес. Мисс Мелбери еще днем узнала о предстоящем гадании от Марти Саут и, будучи всего лишь молодой девушкой, загорелась посмотреть, чем кончится дело. Луна светила так ярко, а ночь была так тиха, что Грейс без труда убедила выйти с ней миссис Мелбери, и в сопровождении Марти они отправились вслед за остальными.

Подходя к дому Уинтерборна, они услышали стук молотка. Это последняя ночь Уинтерборна под родительским кровом, объяснила Марти. Все сроки истекли, Джайлс перетаскивает вниз шкафы и кровати, чтобы с зарей покинуть дом. Встреча с миссис Чармонд обошлась ему дорого.

Вскоре Марти отозвала бабушка Оливер, которая в таких делах была моложе молодых, и Грейс с миссис Мелбери пришлось самим разыскивать место, избранное дщерьми Хинтока для тайного действа, которое, вопреки их желаниям, стало явным. Грейс с мачехой остановились у ясеня, а неподалеку, в тени дуба, притаился Фитцпирс, внимательно рассматривая их обеих, озаренных полной луной.

Он наблюдал за ней молча, не замеченный никем, кроме Марти и бабушки Оливер. Подойдя к ясеню с другой, теневой стороны, они тихонько переговаривались.

– Попомни мое слово, быть им вместе, коли они на Иванову ночь в лес явились, – шептала бабушка Оливер, кивая на Фитцпирса и Грейс. – Уж верно, он скоро заполучит не мои косточки, а ее живехонькую. Она собой, нечего сказать, видная леди и достойная, а все мне сдается, что она ему не пара. Ему бы жену вроде миссис Чармонд, а с мисс Грейс хватило бы Уинтерборна.

Марти промолчала: в эту минуту девушки, среди которых немало было из Большого Хинтока, вышли на поляну, собираясь приступить к гаданию. Близилась полночь.

– Как что покажется, бежим домой со всех ног, – сказала одна из них, явно начиная трусить.

Остальные согласились, не подозревая, что в окрестных кустах засело не менее дюжины односельчан.

– Зря мы это затеяли, – сказала другая девушка. – Хватило бы завтра в полдень вырыть ямку да послушать, какое будет ремесло у жениха. А то накликаем нечистую силу.

Однако отступать было поздно, и девушки неровной цепью двинулись меж стволов в глубь леса. Насколько могли уловить подслушивавшие, волхвование, к которому собирались приступить девушки, заключалось в сеянии конопли, пригоршню которой каждая захватила из дому. Посматривая то направо, то налево, девушки заметили мисс Мелбери: она единственная из соглядатаев не пряталась и в ярком свете луны как зачарованная следила за их приготовлениями. Все, что делали девушки, было совсем не похоже на ее жизнь последних лет: она чувствовала себя так, словно попала столетия на два назад. Светлое платье делало ее слишком заметной. Девушки пошушукались, и одна из них, здоровенная девица, помолвленная с Тимоти Тенге-младшим, подбежав к ней, пригласила ее присоединиться к остальным. Грейс, взволнованная, согласилась и пошла за ними, но чуть в стороне.

Теперь до соглядатаев не доносилось ничего, кроме слабого шороха листвы.

– А чего ты не пошла? – снова зашептала бабушка Оливер. – Попытала бы счастья, как все.

– Я в это не верю, – коротко ответила Марти.

– Господи, да тут полприхода! Глупые девки, раззвонили на весь свет. А вон и мистер Уинтерборн подоспел с Кридлом. Что ж, Марти, иной раз и нам не грех помочь Провидению. Поди-ка скажи ему, чтобы встал за кустами у подножия холма. Мисс Грейс небось туда побежит – может, попадет ему в руки. Как только полночь пробьет, они пустятся домой как зайцы. Я этакие дела не раз видывала.

– Стоит ли? – неохотно проговорила Марти.

– Иди-иди, он тебе будет век благодарен.

– Не надо мне такой благодарности.

Поразмыслив, она все же исполнила поручение, а бабушка Оливер удовлетворенно отметила, что Джайлс медленно спускается к кустистой лощинке, которой должна была пробежать Грейс.

Миссис Мелбери, успевшая тем временем заметить всех присутствующих, разглядела этот маневр и недолго думая решила повернуть дело по-своему, ибо, в отличие от мужа, с некоторых пор догадывалась, что доктор голову потерял из-за Грейс. Подойдя к Фитцпирсу, она шепнула:

– Подите туда, где стоит мистер Уинтерборн. – И многозначительно прибавила: – Она побежит назад куда быстрее, чем шла вперед, – девушки все пугливы.

Фитцпирс был не из тех, кому надо напоминать дважды. Он пересек лощинку и встал позади Уинтерборна. Догадываясь о намерениях друг друга, соперники молчали, ибо Фитцпирс считал ниже своего достоинства тягаться с простолюдином, а тот в свою очередь, получив отставку, не находил нужным церемониться с Фитцпирсом.

Бабушка Оливер не заметила маневра Фитцпирса и, желая пособить Джайлсу, послала Марти Саут вперед, наказав следовать за Грейс по пятам и выгнать ее куда надо, если той вдруг вздумается побежать в другую сторону. Бедная Марти, обреченная жертвовать собой ради чужого счастья, послушно пошла вперед и молча остановилась у того места, куда должна была выбежать Грейс и другие легкомысленные девицы.

Тишину нарушил глухой звук – часы на колокольне в Большом Хинтоке начали бить полночь. Вмиг часть леса, куда скрылись девушки, огласилась хлопаньем крыльев вспугнутых птиц, затем оттуда выскочили несколько зайцев или кроликов, и, наконец, послышался хруст сухих веток и топот, выдававший приближение беглянок, а вскоре замелькали среди деревьев их юбки. Державшаяся поначалу в стороне мисс Мелбери была теперь одной из первых. Поддавшись общему веселью, она бежала прямо на Марти, стоявшую неподвижно, как дорожный указатель, и, пробежав мимо, устремилась к роковому кусту. Марти подоспела как раз вовремя, чтобы увидеть развязку. Обежав Уинтерборна, который из самолюбия остался на месте, Фитцпирс решился на то, о чем не смел бы помыслить, если бы не сообщничество миссис Мелбери и не ударивший в голову хмель Ивановой ночи. Простерев руки к метнувшейся на него белой фигуре, он схватил ее, как птицу.

– Ах! – воскликнула Грейс в испуге.

– Вы в моих руках, дорогая, – проговорил Фитцпирс. – Право победителя: я не отпущу вас, пока мы живы!

Обессиленная, она поникла в его руках, лишь через несколько мгновений оправившись от своей внезапной беспомощности. Приглушенные возгласы и шум борьбы, доносившиеся из зарослей папоротника, свидетельствовали о том, что другие девушки тоже попали в засаду. В отличие от них Грейс не вскрикивала и не вырывалась, лишь, дрожа от волнения, тихо попросила:

– Пустите меня, мистер Фитцпирс.

– Пущу, – со смехом пообещал он, – пущу, как только вы успокоитесь.

Переждав еще мгновение, она тихо, но твердо отвела его руки и скользнула на тропинку. Щеки у нее пылали, но луна делала это не слишком заметным, хотя этого было достаточно, чтобы между Грейс и доктором установились новые отношения.

Как было сказано, у других девушек дела шли иначе. Они вырывались и, задыхаясь, хихикали, обретая свободу лишь после отчаянной борьбы. Расставшись с Грейс, Фитцпирс еще долго прислушивался к этой возне, стоя все у того же куста, где поймал Грейс и откуда ушел Уинтерборн. Вдруг по склону на него выбежала стройная молодая женщина с обнаженными руками. Завидев Фитцпирса, она игриво и с вызовом бросила ему:

– Эй, Тим, поцелуй меня, коли поймаешь!

Фитцпирс узнал ее – Сьюк Дэмсон, самая отчаянная девица в деревне, которая попросту приняла его в темноте за своего возлюбленного. Поддавшись минуте, он решил воспользоваться ее ошибкой и, едва она бросилась бежать, помчался вдогонку.

Она мчалась по лесу, то появляясь на свету, то исчезая в тени, поминутно оглядываясь через плечо и посылая ему воздушные поцелуи, но все время так ловко увертывалась от него, что ни разу не подпустила на опасное расстояние. Так они бегали, петляя по лесу, пока голоса вокруг не замерли окончательно. Разгоряченный погоней, Фитцпирс совсем было отчаялся догнать девицу, когда вдруг, подзадоривая его, она подбежала к изгороди и перемахнула на другую сторону. За изгородью картина переменилась: впереди расстилался заваленный сохнущим сеном луг, над которым высоко в небе сияла полная луна.

Фитцпирс мгновенно сообразил, что, выбежав на открытое место, она оказалась в его власти, и решительно рванул за ней вслед. Она пробежала еще несколько шагов по лугу и вдруг исчезла, точно провалилась сквозь землю. «Зарылась в копну», – догадался Фитцпирс. Он был так возбужден, что не мог позволить ей легко его одурачить. Подбежав ближе, он стал раскидывать копну за копной, а когда он, раззадоренный и недоумевающий, остановился, чтобы перевести дух, услышал звук воздушного поцелуя, и где-то возле него тоненький голосок пропел строчку из популярной в этих краях песни:

Иди домой из росы лугов…

Убежище было обнаружено.

– Так это не Тим! – проговорила она, закрывая лицо руками.

Не обращая внимания на ее робкое сопротивление, Фитцпирс крепко поцеловал ее и с размаху опустился на соседнюю копну, с трудом переводя дух после погони.

– За кого ты меня приняла? – спросил он.

– За моего кавалера Тима Тенге, – ответила девушка.

– А ты и вправду подумала, что это он?

– Сначала так и подумала.

– А потом поняла?

– Потом поняла.

– И ты очень огорчилась, что это не он?

– Нет, – лукаво ответила она.

Фитцпирс оставил расспросы. Сьюк была очень хороша при свете луны. Бледные лучи светила скрадывали все царапины, все ссадины, заметные днем на руках и лицах деревенских девушек. Тишину нарушал только хриплый насмешливый голос козодоя, доносившийся с опушки леса. Никакой другой звук не достигал их слуха, ибо пора соловьев прошла, а до Хинтока было не менее двух миль. Перед ними раскинулся сенокос, уходивший вдали в легкий зыбкий туман.

Глава 21

Когда девушки толпой бросились по лесу, Уинтерборн остановил одну из них и спросил, чего они испугались.

Задыхаясь от бега и волнения, она ухитрилась торжественно объявить, что увидели они совсем не то, чего ожидали, и что она зареклась участвовать в нечестивых затеях.

– За нами погнался Сатана с песочными часами! Страх!

Решив проверить ее слова, Джайлс направился туда, откуда убежали девушки. Постояв там несколько минут, он услышал шуршание сухой листвы под чьими-то медленными шагами и, выглянув за свисавшую с ветвей перепутанную сеть жимолости, увидел на полянке невысокого плотного мужчину в черном костюме. Через руку у него было переброшено летнее пальто, в той же руке он держал цилиндр (очевидно, его девицы и приняли за песочные часы), если только они видели именно его. Движением свободной руки он словно сопровождал невысказанные слова. Лунный свет озарял его волосы и высокий лоб, какие чаще встречаются на старинных гравюрах и полотнах, чем в повседневной жизни. Его необычная внешность, странные жесты (словно актер, репетирует роль) и неподходящие для встречи время и место могли легко вселить трепет в сердца наткнувшихся на него дщерей Хинтока.

Он остановился и огляделся, словно не понимая, где находится, но не заметил слившегося с листвой Уинтерборна. Джайлс вышел на поляну, и, подняв руку, джентльмен направился прямо к нему.

– Я заблудился, – сказал незнакомец. – Не поможете ли вы мне выбраться на дорогу?

Он отер со лба пот, выступивший скорее от волнения, чем от физического усилия.

– Тракт совсем рядом, – сказал Джайлс.

– Зачем мне тракт? – нетерпеливо воскликнул джентльмен. – Я иду от тракта. Мне нужен Хинток-хаус. Как к нему выйти?

– Туда ведет тропинка, но вам будет трудно ее найти. Пойдемте, провожу.

– Буду вам весьма признателен. Я остановился на пару дней в шертонской гостинице, и после обеда решил прогуляться пешком. Вот уж не думал, что это так далеко.

– Отсюда до Хинток-хауса будет с милю.

Они тронулись в путь. Тропинка была узкой, и Джайлсу приходилось, опережая спутника, отводить колючие ветки и предупреждать:

– Берегите глаза, сэр!

В ответ на это джентльмен ронял рассеянно:

– Да-да.

Так они шли и шли, и легкие тени листвы нервно подрагивали на их лицах. Наконец незнакомец спросил:

– Далеко еще?

– Не очень, – ответил Уинтерборн. – Лес выходит клином к самой усадьбе. Но, насколько я знаю, миссис Чармонд уехала.

– Вы ошибаетесь, – быстро возразил незнакомец. – Миссис Чармонд была в отъезде, но сейчас уже возвратилась.

Джайлс не стал возражать, хотя был уверен в обратном.

– Вы здешний? – спросил незнакомец.

– Да.

– Счастливец, у вас есть дом. Это то, о чем я могу только мечтать.

– Вы, вероятно, из дальних краев?

– Я с юга Европы.

– Да что вы, сэр! Вы, наверно, итальянец, или испанец, или француз?

– Ни то, ни другое, ни третье.

Наступило молчание. Джайлс не задавал вопросов, и, испытывая потребность отплатить любезностью за услугу, джентльмен добровольно пояснил:

– Я американец, из Южной Каролины, но сейчас постоянно живу в Италии. Когда Юг потерпел поражение, я покинул родину и с тех пор ни разу там не был.

Больше он о себе ничего не сказал. Они вышли на опушку и, миновав пересекавший луга забор, увидели в низине безмолвные бледные трубы над крышей усадьбы.

– Вы не знаете, который час? – спросил джентльмен. – У меня остановились часы.

– Что-нибудь между двенадцатью и часом, – ответил Джайлс.

– А я-то думал, не больше десяти! – воскликнул озадаченный незнакомец. – Боже мой!

Он попросил Джайлса не провожать его дальше и протянул ему золотой размером с соверен. К удивлению незнакомца, Джайлс отказался от денег, и тот, опустив монету обратно в карман, проговорил с запинкой:

– Я хотел заплатить вам, чтобы вы никому не рассказывали о нашей встрече. Вы обещаете мне?

Джайлс с готовностью обещал молчать, потом стоял и смотрел, как незнакомец спускается по склону холма. Сойдя вниз, тот неуверенно оглянулся. Джайлс понял, что ему пора уходить, и направился лесом в Хинток.

Он догадывался, что взволнованный опечаленный джентльмен был тем давним и страстным воздыхателем миссис Чармонд, о котором столько говорили в деревне и который, по слухам, не пользовался ее расположением.

Однако догадка его не подтвердилась ничем, кроме рассказа о полуночном госте, который переполошил оставшихся в Хинток-хаусе слуг и, узнав, что миссис Чармонд вернулась из-за границы, но сейчас находится в Лондоне, ушел с проклятиями неизвестно куда, не оставив даже визитной карточки.

Принесшие эту весть служанки божились, что, прежде чем разразиться бранью, он трижды вздохнул, но другие очевидцы этого не подтвердили. Тем не менее на следующий день из шертонской гостиницы в наемном экипаже отбыл соответствующий их описанию джентльмен.

Глава 22

С Ивановой ночи прошла неделя. Яркое солнце светило над пышной листвой, когда в дверь Фитцпирса постучался посетитель, а потом в коридоре послышался знакомый голос. Это был Мелбери. Он отказывался войти в гостиную, чтобы не наследить пыльными сапогами, но доктор настаивал и гостю пришлось покориться.

Не глядя ни вправо, ни влево, да, пожалуй, не глядя и на самого Фитцпирса, он положил шляпу на стул и, сосредоточенно уставившись в пол, начал:

– Я пришел к вам, доктор, чтобы поговорить о деле, которое меня весьма беспокоит. У меня дочь Грейс – как вы, вероятно, слыхали, единственная дочь. Так вот, в Иванову ночь ей хотелось посмотреть на причуды хинтокских девушек, и она вышла в легких туфельках. Ходила досветла по росе, и теперь кашляет: часто, сухо, – и мне это очень не нравится. Я подумал, не отправить ли ее к морю: может, там полегчает…

– Послать к морю! – У Фитцпирса вытянулось лицо.

– Вот именно. И я хотел у вас спросить, какое место посоветуете.

Лесоторговец нанес визит как раз в тот момент, когда охваченный влюбленностью Фитцпирс пришел к выводу, что дня не может прожить без Грейс. Он живо помнил, как благодаря уловке, на которую отважился с благословения ночи и лунного света, она попала в его объятия и приникла к его груди. И вдруг ее хотят куда-то отправить! С горделивыми планами можно повременить. Разницу в происхождении в наши дни заменяет общность культуры и вкусов. Волны желаний уносили его дальше и дальше.

– Как странно, как удивительно, что вы пришли сегодня ко мне поговорить о мисс Мелбери, – проговорил доктор. – Я каждый день собираюсь зайти к вам по той же причине.

– Вы тоже заметили, что ее здоровье…

– Я не заметил ничего опасного, она совершенно здорова. Но, мистер Мелбери, мне посчастливилось несколько раз видеть вашу дочь. Я бесконечно преклоняюсь перед мисс Грейс и хочу просить вас позволить мне поближе с ней познакомиться… посещать ее.

Мелбери глядел в пол и не видел, как растерялся Фитцпирс, испугавшись, что поспешное изъявление чувств повредит его планам.

– Вы хотите… вы хотите с ней познакомиться? – выговорил Мелбери после долгого молчания; чувства его прорывались наружу.

– Да, – ответил Фитцпирс.

– Вы хотите поближе ее узнать? Я должен понимать так, что вы намереваетесь жениться на ней?

– Да, – ответил доктор. – Я хочу поближе ее узнать, хочу, чтобы вы принимали меня как жениха, и если мы подойдем друг другу, то непременно поженимся.

Лесоторговец был так ошеломлен, что дрожащей рукой отставил в сторону трость.

– Ваши слова застигли меня врасплох, – проговорил он срывающимся голосом. – То есть в том, что моя дочь привлекла внимание джентльмена нет ничего неожиданного, но мне в голову не приходило, что это будете вы. – Ком в горле мешал ему говорить. – Я всегда знал, что моя Грейс поднимется высоко, даже сказал себе: «Чего бы мне это ни стоило, я дам ей хорошее образование», – что и сделал, хотя жена опасалась, что я из года в год попусту сорю деньгами. Я-то знал, что деньги не пропадут. «Расходы на такую смышленую девочку окупятся сторицей», – сказал я ей.

– Я счастлив, что вы согласны, – сказал Фитцпирс, почти сожалея, что разрешение видеть Грейс досталось ему так легко.

– Если она не прочь, я, конечно, согласен. Да и то сказать, – признался лесоторговец, – для меня это большая честь, да и ей в заслугу, что она привлекла внимание человека с высоким положением и из хорошей семьи. Тот охотник и не подозревает, как он в ней ошибался. Что ж, берите ее – и в добрый час, сэр!

– Я постараюсь добиться ее расположения.

– Да-да. И я думаю, вас она не отвергнет. Конечно же, не отвергнет.

– Надеюсь. Теперь я буду у вас частым гостем.

– Милости прошу. Но все-таки как же быть с ее кашлем? Может, ей все-таки поехать к морю? Совсем забыл, зачем я у вас.

– Уверяю вас, кашель ее от легкой простуды, – сказал Фитцпирс, – так что нет необходимости обрекать ее на одиночество у моря.

Слова его не убедили Мелбери, который не знал, стоит ли следовать врачебным советам лица, заинтересованного в том, чтобы его дочь никуда не уезжала. Доктор понял ход его мыслей и, искренне опасаясь потерять Грейс хотя бы на время, взволнованно заверил лесоторговца:

– Если я добьюсь у нее успеха, то сам отвезу к морю на месяц-другой после женитьбы, а я надеюсь, что мы поженимся до холодов. Это гораздо лучше, чем отпускать ее одну.

Мелбери обрадовало его предложение. Вряд ли отсрочка угрожала здоровью дочери: погода стояла теплая, да и причина была нешуточная. Спохватившись, он встал и сказал Фитцпирсу:

– Не буду отнимать у вас драгоценного времени, доктор. Я пойду. Много вам обязан. Вы теперь будете часто видеться и сами посмотрите, как у нее со здоровьем.

– Поверьте мне, она совершенно здорова, – сказал Фитцпирс, который виделся с Грейс гораздо чаще, чем полагал ее отец.

После ухода Мелбери Фитцпирс стал перебирать свои мысли и чувства подобно человеку, нырнувшему за жемчужиной и оказавшемуся в среде, ни плотность, ни температура которой ему не известны. Однако жребий брошен, а Грейс – прекраснейшая из смертных.

Что касается Мелбери, то весь обратный путь его мучили сказанные им перед уходом слова. Он считал, что, расчувствовавшись, говорил глупо, неблаговоспитанно и недостойно общества образованного человека, ничтожность врачебной практики которого с лихвой окупалась былым величием его рода. Он вел себя необдуманно. Слова его выразили чувства по поводу намерений Фитцпирса, но это были неудачные слова. Глядя в землю, он при каждом шаге водружал трость, словно это было древко знамени. Так он дошел до дому и, проходя через двор, машинально заглянул в мастерскую. Кто-то из работников спросил его о спицах для колес.

– Что? – переспросил Мелбери, уставившись на него.

Тот повторил вопрос, но Мелбери так ничего и не ответив, повернулся и направился к дому.

Время для поденщиков мало что значило, и они лениво уставились на дверь, закрывшуюся за ним.

– Интересно, что его так гвоздит? – проговорил Тенге-старший. – Не иначе, что-нибудь с дочкой. Когда у тебя, Джон Апджон, подрастет дочка, которая будет стоить тебе таких денег, у тебя воскресные башмаки и те скрипеть перестанут! Твое счастье, что у тебя росту недостанет поднять такую дочку. М-да, будь у него дюжина дочерей, он поступал бы разумнее. Не далее как в прошлое воскресенье гляжу – идут, подходят к луже, так он ее взял и перенес, как игрушечку. Завел бы дюжину – сами бы по лужам шлепали.

Тем временем Мелбери вошел в дом, уставясь перед собой, словно ему предстало видение, и, не снимая шляпы, уселся куда попало.

– Люси, свершилось. – сказал он жене. – Да, все как я ожидал. На что надеялся, то и вышло. Она этого добилась – да еще как. Где она? Где Грейс?

– У себя, наверху. Что случилось?

И мистер Мелбери изложил случившееся со всей связностью, на которую был способен в такую минуту, без конца повторяя:

– Я же тебе говорил: такая красавица в девках не засидится, даже в нашей глуши. Но где же Грейс? Позови ее! Нет, постой. Гре-е-ейс!

Грейс появилась лишь через несколько минут, ибо любящий отец приучил ее ни при каких обстоятельствах никуда не спешить.

– Что случилось, папа? – спросила она с улыбкой.

– Лентяйка ты моя, что ты только наделала! Ты же дома всего шесть месяцев! Нет чтобы привязаться к людям нашего круга – ей надо смущать умы людей просвещеннейших.

Привыкшая угадывать на лету смысл отцовских обиняков, Грейс на сей раз решительно ничего не понимала.

– Ну да, ты, конечно, не понимаешь или делаешь вид, что не понимаешь, хотя, по-моему, женщины такое и через двойной забор разглядят. Так и быть уж, скажу тебе. Ты подцепила доктора на крючок, теперь он будет ходить к тебе как жених.

– Нет, только подумай, милая. Какая удача! – проговорила миссис Мелбери.

– Как жених! Но я ведь этого не хотела! – воскликнула Грейс.

– Чего тут, хотеть – не хотеть! Все вышло само собой… М-да, он вел себя в высшей степени достойно и просил моего согласия. Не сомневаюсь, ты знаешь, как его встретить. Тебе же не надо говорить, чтобы ты ему не мешала.

– Не мешала жениться на мне?

– Вот именно. Для чего же еще ты училась?

Грейс посмотрела в окно, потом на камин, но восторга на лице ее не изображалось.

– Отчего это все так вдруг? – спросила она капризно. – Разве вам не важно знать мое мнение?

– Очень важно. Но ты сама понимаешь, как все замечательно.

Грейс задумалась, но ничего не ответила.

– Ты же вернешься в то общество, которого тут лишена, – продолжал отец. – Я думаю, долго в Хинтоке он не выдержит.

Грейс согласилась, что замужество сулит ей некоторые возможности, но было ясно, что, хотя присутствие Фитцпирса чаровало, почти гипнотизировало ее, хотя его неожиданный поступок в лесу порядочно смутил ее чувства, она никогда не думала о нем как о предназначенном судьбой супруге.

– Не знаю, что и сказать, – проговорила она. – Я слыхала, он очень умен.

– Он молодчина, он будет ходить к тебе в гости.

Предчувствие, что она не сможет противиться его ухаживаниям, странно всколыхнуло ее чувства.

– Но, отец, ты же помнишь, еще совсем недавно Джайлс…

– Выкинь его из головы. Он же сам от тебя отказался.

Она не умела выражать чувства с той непосредственностью, с какой ее отец высказывал свои мнения, хотя ее обучали красноречию, а его нет. Появление Фитцпирса возбуждало ее как глоток вина, погружало в непонятную стихию, в которой она не была над собой властна, но Фитцпирс уходил и она испытывала что-то вроде угрызений совести, особенно когда вспоминала безмолвную, саркастическую усмешку Уинтерборна… Она не находила слов, чтобы объяснить это отцу и мачехе.

Случилось так, что в тот же день Фитцпирса вызвали на собрание медицинского общества, поэтому визиты его начались не сразу. Грейс получила от него письмо с сожалением по поводу вынужденной отлучки. С виду письмо было элегантно, стиль его отличался утонченностью; со дня возвращения в Хинток подобные письма приходили к Грейс разве от школьной подруги, да и та писала до чрезвычайности редко, ибо школьные подруги весьма уважали чины и звания, и стоило Грейс исчезнуть из виду, как они перестали думать о дочери лесоторговца. Письмо не могло не обрадовать Грейс, и, получив его, она несколько часов бродила в задумчивости по окрестностям.

Тем же вечером отец сказал ей:

– А почему бы тебе не сесть и не написать ответ? В мое время молодежь отвечала на письма без промедления.

Грейс ответила, что на это письмо ответа не полагается.

– Тебе лучше знать, – заключил отец, долго еще сомневался, правильно ли она поступила, не слишком ли легкомысленно относится к своему счастью.

Уважение Мелбери к Фитцпирсу основывалось отнюдь не на профессиональной репутации доктора, которая немногого стоила, но на громком имени Фитцпирсов, некогда игравших важную роль в графстве. У старомодных людей в деревнях еще сохраняется безотчетное доверие к отпрыскам древнего рода независимо от их нынешнего положения и личных достоинств. Это доверие в высшей степени было присуще лесоторговцу: человек, искавший руки его дочери, происходил из семьи, о величии которой он слышал еще от деда, из семьи, имя которой стало названием соседней деревни. Разве может выйти что-либо дурное из такого союза?

– Дело надо довести до конца, – сказал Мелбери жене. – Грейс понимает, что все это для ее же счастья, но поскольку еще молода, ей не повредит совет старших.