Текст книги "Крым. Ханы, султаны, цари. Взгляд на историю полуострова участника Крымской кампании"

Это была чувствительная потеря для России. Вскоре этой стране понадобились люди для заселения обширных пустынных земель, захваченных во время войны, – равнин по обоим берегам Днепра и от него до Дона. Переселенцы были необходимы, чтобы разрабатывать и использовать с выгодой для страны ресурсы этой местности, а также развивать русскую торговлю на Черном море. Правительство России истратило огромные суммы денег на основание городов, а городам были нужны жители. Эту потребность удовлетворили деспотическим путем: власти России заставили большинство крымских христиан покинуть прежние дома. Насильственное переселение христиан удалось только из-за покорности последнего хана, подчинявшегося всем желаниям России. Но его министры упорно противились переселению, поскольку в общины, которые должны были покинуть родные места, – греческую, армянскую и католическую – входили главные коммерсанты Крыма и многие состоятельные люди, платившие значительные суммы денег в доход государства. Именно тогда Суворов, получивший приказ осуществить переселение, с помощью пушек заставил непокорных министров согласиться. Утверждают, что полководец получил разрешение на свои действия от митрополита греков и от главы армян. Беднякам, предназначенным для переселения, он дал каждому по дукату, предоставил сколько-то почтовых лошадей и другие удобства для переезда, и в течение месяца их прежние жилища обезлюдели, а сами они оказались в степях Новороссии. Живший в то время писатель Итон говорил: «Те, кто выжил, основали на северном берегу Азовского моря существующую до сих пор греческую колонию Мариуполь, в которую теперь входят восемьдесят деревень, и армянскую колонию Нахичевань – процветающий город на Дону, в самом центре земли казаков. Эти колонии имеют некоторые привилегии: их жители сами выбирают себе должностных лиц и младших судей, освобождены от военной службы и платят меньше налогов, чем остальной народ».

* * *

После того как полуостров стал провинцией империи, его население снова уменьшилось: часть его жителей погибла в результате военных действий, а часть добровольно покинула родину. Императрица в своем манифесте обещала татарам полное равенство с давними подданными империи, обещала, что обеспечит защиту им самим, их поместьям, храмам и религии. Чтобы еще больше умиротворить их, в Санкт-Петербурге был напечатан Коран, а некоторые мечети получили пожертвования. Но тем, кто предпочел жить под властью османов, было разрешено уехать на земли Османской империи. И многие предпочли разорвать связь со своим домом и родным краем, но не жить под властью правительницы из непохожего на них народа, исповедовавшей другую веру. Общее число таких эмигрантов неизвестно, но их выезд продолжался десять лет, и только в 1784 году не менее 80 000 татар покинули страну своих отцов. Некоторые присоединились к своим соплеменникам, жившим в бессарабских степях, другие уехали в Малую Азию, третьи переселились на Кавказ.

Чтобы заселить безлюдные от природы местности на юге и заполнить жителями пустоты, оставленные эмиграцией и оружием, Екатерина издала манифест, в котором приглашала иностранцев селиться в этих краях. В этом документе было сказано: «Защита, которую мы обычно предоставляем иностранцам, которые приезжают торговать или заниматься своим ремеслом в нашей империи, хорошо известна. В наших владениях каждый может свободно исповедовать религию своих отцов, находиться в полной безопасности и пользоваться защитой законов и правительства. Здесь плодородие земли и предметы, пригодные для торговли, дают возможность получить все необходимое и все нужные для жизни удобства, а также приобрести богатство. Кавказ, покорный нашему скипетру, предоставляет все эти ресурсы в большем изобилии, чем другие провинции нашей империи. Иностранцы, которые захотят поселиться там, в городах или в сельской местности, будут уверены, что найдут там мирное убежище и много преимуществ. На шесть лет они будут освобождены от всех обязанностей перед государством. Если по окончании этого срока они заявят о своем намерении покинуть наши владения, они получат полную свободу уехать, заплатив только налоги за три года».

Это послание привлекло мало иностранцев на дикий Кавказ, зато многие из них приехали в южные провинции России и поселились в Крыму. Эти иммигранты, в основном немцы, позже получили в дар земли, а в придачу к земле быков, лошадей, сельскохозяйственные орудия и снаряжение и немного денег (их государство давало в долг). Цель была, чтобы они умело занимались сельским хозяйством и ремеслами и своим примером учили других. Теперь они населяют целые деревни, вступают в брак в своей среде, сохраняют свой язык, одежду и нравы, а исповедуют протестантскую или католическую религию. В число этих поселений входят Нойзатц, Розенталь и Фриденталь между Севастополем и Карасу-Базаром. Названия немецких поселков, привычки местных жителей и вид их жилищ напоминают о берегах Рейна. Власти терпят то, что переселенцы исполняют обряды своей религии, и разрешают им это, но не дают возможности распространять их религиозные взгляды. Религиозная проповедь в России не разрешена ни магометанам, ни ламаистам – разве что в пользу греко-российской церкви.

Необычное сообщество запорожцев на Днепре было в конце концов уничтожено в дни Екатерины. Сначала императрица использовала их в своих войнах и велела написать свое имя золотыми буквами в их общественных реестрах, но затем ее политика изменилась. Императрица твердо решила покорить запорожцев, и сделала это на том основании, что они вели разгульную и развратную жизнь – удивительное обвинение, если учесть, кто его выдвинул. Запорожцы были атакованы и разгромлены во время отступления крупными силами российской армии. Часть побежденных разбежалась в разные стороны; некоторые потом разбойничали в степях. Остальные сдались на милость победителей. Это окончательное решение вопроса планировал Потемкин, но план был приведен в исполнение уже после смерти князя. По указу от 30 июня 1792 года запорожцам были переданы Таманский полуостров и земли между Кубанью и Азовским морем. Туда их и переселили. Им дали новое название – «черноморские казаки» и приписали их к Кавказской армии, чтобы они стали заслоном от независимых горцев. Земли черноморских казаков, ногайские степи к северу от Азовского моря и Крым теперь объединены в провинцию Таврида, которую иногда называют Симферопольской губернией. Сначала эти местности были включены в провинцию, главный город которой – Екатеринослав на Днепре, но в 1802 году император Александр выделил их в отдельную губернию. Одним из первых ее губернаторов был англичанин, генерал Михельсон. Никому Екатерина не была обязана больше, чем этому заслуженному военному: когда ее трон шатался и всей империи угрожала полная анархия из-за знаменитого восстания, Михельсон был самым талантливым, неутомимым и успешным противником Пугачева.

Первым действием русских властей в Крыму был раздел доставшихся в добычу земель и зданий. Знатные люди и чиновники получили земли в дар от государства, которое не обращало никакого внимания на права местных жителей. Во многих случаях новые хозяева значительно расширили свои владения, постепенно захватывая соседние земли, не принимая во внимание условия, на которых им была дарована земля. В долине Байдар один магнат, получив участок размером в 700 акров, успешно расширял границы своей земли, пока ее размер не достиг 20 000 акров. Он также предъявлял права на труд живших по соседству с ним крестьян. С мечетей снимали свинцовые листы, чтобы сделать из свинца пули. Сами мечети и изящные развалины монументальных построек генуэзцев безжалостно разрушались, чтобы получить материал для строительства казарм, складов и административных зданий. Паллас, который сам видел эти грабежи и смотрел на них с ужасом, писал о Кафе: «Когда я велел нарисовать вид этого города, там были два минарета высотой в шесть фасомов, снабженные винтовыми лестницами, которые вели на вершину. Оба они впоследствии были разрушены». Доктор Кларк замечает: «Если бы он осмелился добавить всего одно слово из двух слогов – «увы», седина не спасла бы его от сибирского воздуха».

Глава 9
Севастополь и побережье

Отдельная карта Крыма, возможно первая когда-либо начерченная, появилась в 1764 году в мемуарах генерала Манштейна о России. Этот военный участвовал в первом вторжении на полуостров под командованием маршала Миниха. Карта, включенная в книгу в качестве вкладки, была составлена на основе съемок, сделанных его инженерами. Она не точно указывает естественные очертания Крыма, как можно было бы ожидать.

Некоторые черты рельефа увеличены, другие вообще не замечены. Довольно странно, что именно те места на полуострове, которые позже были особенно важны для России, а теперь наиболее интересны для широкой публики, вообще не показаны на этой карте. Например, на ней указан город Балаклава, но не обозначена его замечательная бухта. Там, где природа поместила великолепный рейд Севастополя и полуостров простирается до мыса Херсонес, берег отмечен проведенной наугад волнистой линией. Возле Евпатории на месте большого узкого морского залива показаны соленые озера. Барон де Тотт немного позже в своем описании этого края сказал о Балаклаве так: «Эта гавань расположена в самой южной точке Крыма. Два мыса, образующие вход в нее, – первая суша, которая видна на северо-востоке от Фракийского Босфора. Помимо своего большого размера, близости и безопасности, этот порт находится по соседству с лесами, в которых можно найти дерево для кораблей. Сейчас порт Балаклавы почти покинут и сохранил лишь следы своего прежнего большого значения». Но барон не сказал ни слова про другой, несравненно лучший порт, который находится всего в нескольких милях от Балаклавы, словно ничего не знал о нем. После включения полуострова в состав Российской империи в «Джентльменс мэгезин» были опубликованы несколько писем из Азова с описанием присоединенной территории. Автор писал: «Другие замечательные места – Балаклава, где есть прекрасная гавань, возможно единственная на Черном море, в которой достаточно места для очень хорошего флота, а также Инкерман, достойный упоминания благодаря своей удобной, хотя не очень большой, гавани, которая называется Актиар». Совершенно ясно, что сегодняшний крупный военный порт в то время не был широко известен как естественная бухта. После этого образца точности «собственный корреспондент» издания извинился за слишком большой размер письма: его рассказ получился таким длинным потому, что это единственное описание Крыма, которое когда-либо предлагали публике. Завершил он свое письмо выражением надежды, что когда-нибудь сможет распить бутылку эля сорта «Бёртон» со знаменитым Сильванусом Урбаном (Сильванус Урбан – псевдоним создателя и главного редактора журнала «Джентльменс мэгезин» Эдуарда Кейва. – Пер.).

Прежде на берегах этой благородной бухты стояли две скромные деревни – Инкерман на ее ровном верхнем краю и Актиар на южном берегу бухты, у одного из маленьких заливов. Повсюду византийские и генуэзские развалины свидетельствовали о полном жизни и движения прошлом этих мест, но теперь признаков жизни было мало. Поднимались дымки над домами местных жителей, козы взбирались на скалы, пастухи, крупный рогатый скот и овцы шли по долине реки Черной, водоплавающие птицы гнездились в камышах по берегам этой реки. Это были главные признаки жизни на суше, а ее воду редко тревожило что-нибудь, кроме ветра: татары – не мореплаватели. Эта картина стала изменяться в 1778 году и вскоре изменилась полностью. В это время Крым еще был формально независимым, но его оккупировали – защищали, как это называлось, – русские войска. Утром жаркого июльского дня большой отряд этих войск, вышедший из Бахчисарая, расположился на берегу внутренней части бухты, чтобы собрать данные о малочисленном турецком флоте, вставшем на якорь около Актиара. Хотя между двумя империями тогда был мир, каждая из них относилась к другой с подозрительностью, недоверием и озлоблением. Командир отряда взглянул с вершины утеса на прекрасную и просторную бухту, и ее прекрасные свойства впервые оценил взгляд опытного военного. Этим командиром был Суворов. Твердо решив заставить турок уйти с моря, чтобы они не могли поддерживать связь с татарами и мешать планам России, он определил главные среди господствующих точек местности. В течение ночи он расставил свои войска вдоль обоих берегов бухты и начал укреплять вход в порт. Днем эти работы были прекращены, но на следующую ночь возобновились. Когда приготовления Суворова были замечены и его спросили об их причине, он заявил, что турки, сошедшие на берег для пополнения запасов продовольствия, убили близко подошедшего к ним казака и что в Константинополе задержали пакет. Турецкие моряки поняли, что могут оказаться в западне, в ту же ночь снялись с якоря и ушли в открытое море. Батареи, поспешно построенные для этого случая, вероятно, стояли там, где сейчас грозно возвышаются форты Александровский и Константиновский, а значит, были предшественницами фортов.

После того как были обнаружены преимущества этого места и Крым был завоеван, в 1786 году началось строительство города-крепости для армии и флота. Он получил говорившее о больших претензиях название Севастополь, что означает «августейший» или «императорский» город. Молодой флот, построенный в Херсоне, побывал в этом порту. Он прославился в войне, которая вскоре началась между Россией и Турцией. Отступник Пол Джонс, знаменитый своей отвагой во время американской войны и ущербом, который нанес торговому флоту своих соотечественников, короткое время командовал одним из соединений этого флота. Другой англичанин, Пристмен, служил на этом флоте капитаном и вступил в горячий спор с контр-адмиралом Войновичем, когда тот уклонился от сражения с превосходящими силами противника и отвел корабли под защиту пушек Севастополя. Контр-адмирал был уволен со службы за свою благоразумную робость, а Пристмен произведен в адмиралы. Он был свидетелем смерти в Херсоне филантропа Говарда и прочел молитвы англиканской церкви на похоронах покойного. После того как в 1789 году был основан Николаев, в этот город был переведен из Херсона главный штаб флота, и процветание Херсона перешло к этому городу, построенному возле устья Южного Буга. На новом месте выросли здания, сверкавшие броской красотой, были построены просторные верфи, и возник красивый город с обсерваторией. Его основателем был адмирал Грейг, англичанин и родственник известной миссис Сомервиль (Мэри Сомервиль, 1780–1872 – шотландская дама-ученый, известный специалист в области математики и астрономии, одна из первых женщин-ученых, получивших признание в Великобритании, была также популяризатором науки. – Пер.). Слава Николаева оказалась непрочной: она угасла, когда императоры стали оказывать предпочтение Севастополю – подлинному господствующему пункту России на Черном море и сделали его главной стоянкой и главным арсеналом флота. Но все это произошло позже, в начале царствования императора Николая, а до тех пор внешний вид Севастополя совершенно не соответствовал его гордому названию. Практически все главные укрепления, верфь и крупные заводы, а также театр, библиотека и остальные общественные здания были построены, когда этот царь правил Россией, а его наместником на юге был Воронцов.

В 1793 году в Севастополе базировался военный флот под командованием адмирала Ушакова, состоявший из восьми линейных кораблей, каждый с вооружением от 66 до 74 орудий, и двенадцати фрегатов с вооружением каждый от 36 до 40 орудий. Почти все орудия были медными пушками. Кроме того, какое-то количество малых кораблей стояло в лиманах Днепра и Днестра. Перед началом нынешних военных действий (то есть в середине XIX века, перед Крымской войной. – Пер.) состав севастопольского флота был таким:

¹ Вспомогательное судно. – Пер.

² В те времена – корабль, вооруженный в основном мортирами, а не пушками и предназначенный для бомбардировки позиций противника на берегу. – Пер.

Неизвестно, сколько из этих судов было затоплено, чтобы загородить вход в порт. Корабль «Париж» со 120 пушками был лучшим судном севастопольского флота до 1829 года, когда стал непригоден для использования, был поставлен на якорь в гавани и стал жильем для заключенных, которых использовали на общественных работах. Затем его судьбу разделил 120-пушечный трехпалубный корабль «Варшава». В начале 1850-х годов лучший корабль этого флота – «Двенадцать апостолов», тоже 120-пушечный. Его построил по модели британского корабля Queen русский специалист, обучавшийся на одной из английских верфей. Члены экипажей этих судов – матросы и солдаты одновременно. Их набирают из числа армейских рекрутов. У команды каждого корабля есть своя казарма на берегу. Когда корабль в порту, а он проводит там бульшую часть года, значительная часть его экипажа превращается в сухопутных людей, которых правительство использует на различных работах. Находясь в море, они спят на голой палубе, без подвесных коек.

Рейд, то есть большая гавань, полностью вырытая рукой природы, входит в число лучших гаваней Европы. Это увеличенная копия мальтийской бухты и уменьшенная копия сиднейской. Ее размер в длину, с востока на запад, равен четырем милям, а ширина в среднем более полумили. Берега гавани голые, бесплодные и отвесные, но ближе к ее верхнему концу они постепенно становятся более плоскими. В этом месте нет опасных скал или рифов, держащая способность грунта везде хорошая, глубина почти одинаковая во всей бухте вплоть до самых ее краев. Ширина входа примерно 1400 ярдов; она позволяет судам проходить сквозь него и дает им возможность лавировать. Но при этом вход достаточно узок, чтобы служить ей защитой от ударов моря, и позволяет легко оборонять ее от противника. Северный берег гавани представляет собой линию откосов, которую не нарушает ни один маленький залив. Южный берег, на котором построен город, рассекают три залива – внутренние гавани, и два из них врезаются в территорию города. Эти меньшие бухты прекрасно отвечают всем требованиям, необходимым для стоянки флота и для коммерческого порта: они со всех сторон защищены высокими известняковыми утесами, а глубина их по краям равна примерно сорока футам, что достаточно даже для кораблей с самым большим водоизмещением. Первая бухта после того, как судно пройдет через вход рейда (что сейчас трудно сделать), – Артиллерийская, обычная торговая гавань. Следующая называется Адмиральская, или Южная; она самая большая из трех. В ней стоят военные корабли и находится верфь; ее используют и для других флотских целей. Эту бухту пересекает понтонный мост. Последняя бухта (если считать в направлении на восток) называется Килен-бухта; ее используют только для килевания судов. Основная часть города расположена между первыми двумя бухтами и сзади них, на склоне холма, который начинается от их берегов и разрезан на части глубокими оврагами. Перед входом в большую бухту, на той же стороне, находится Карантинная бухта; между ней и мысом Херсонес (оконечностью протянувшегося в Черное море выступа крымской суши) есть еще пять маленьких бухт. Все они были необитаемы или лишь время от времени служили укрытием для кораблей, спасавшихся от непогоды, пока в этих местах не высадилась армия союзников. Французы превратили Камышовую бухту в свой порт для доставки грузов и войск.

Оборонительные сооружения, которыми город защищен со стороны моря, состоят из одиннадцати или двенадцати фортов и батарей, на которых установлено от 800 до 1200 орудий (так велика разница между результатами подсчетов их количества). Константиновский форт охраняет вход в большую бухту с севера, Александровский форт с юга, а Николаевский и Павловский форты защищают вход в центральную внутреннюю гавань. Это самые мощные укрепления: каждый форт состоит из трех рядов батарей. Они были построены вскоре после парижской революции 1831 года после появления в одном лондонском журнале, посвященном Черному морю, статьи, автор которой утверждал, что для нескольких хорошо снаряженных кораблей не было бы ничего легче, чем ворваться на севастопольский рейд и сжечь императорский флот. Эта статья привлекла к себе внимание в Санкт-Петербурге и так встревожила императора, что он немедленно отдал приказ построить эти укрепления. В связи с недавними событиями стоит отметить, что большинство путешественников считали, что оборонительные сооружения Севастополя выглядят более грозными, чем они есть на самом деле, причем так думали и те, кто оценивал их на основе собственных наблюдений, и те, кто пересказывал чужие впечатления. Олифант пишет: «Ничто не может быть более грозным, чем вид Севастополя со стороны моря. Позже, воспользовавшись удобным случаем, мы съездили в этот город на пароходе и узнали, что вместе на нас были нацелены 1200 артиллерийских орудий. Но потом мы слышали, что, к счастью для вражеского флота, из этих орудий нельзя стрелять: от выстрела обрушились бы хрупкие батареи, на которых они установлены. Эти батареи так плохо сконструированы, что кажется, будто их делали по контракту». То, о чем он пишет с чужих слов, еще раньше подтвердил на основании собственного опыта Оммер де Гелль, имевший много возможностей осмотреть укрепления вблизи и подробно. Этот автор пишет: «Все помещения, в которых установлены пушки, так узки и так плохо вентилируются, что мы можем на основе наших собственных наблюдений утверждать: после нескольких залпов артиллеристам будет крайне трудно выполнять свои обязанности. Укрепления также были сконструированы так непродуманно, и размеры стен и сводов настолько недостаточны, что с первого взгляда становится видно: все эти батареи неизбежно разлетятся на куски от толчков, как только их многочисленные пушки начнут действовать. Испытания, проведенные в Константиновском форте, уже доказали справедливость этого мнения: в его стенах после нескольких залпов остались широкие дыры». Однако, как известно сэру Эдмунду Лайонсу, во время нынешней осады Константиновский форт сгорел, но его стены не рухнули и артиллеристы не задохнулись. Вот пример того, как мнение, высказанное как неопровержимая догма, может быть явно ошибочным.

Доки для постройки и ремонта судов расположены в восточной части центральной гавани. Это самые крупные сооружения в порту, и их строительство было связано с огромными трудностями. В число построек входит просторный бассейн размером триста футов на четыреста; он выложен каменной кладкой и находится на некотором расстоянии от морского берега, на высоте тридцать футов над уровнем моря. С бассейном соединяются пять сухих доков, в которых могут одновременно ремонтироваться три линейных корабля и два фрегата. Однако нужно было еще придумать, как наполнять и осушать и эти бассейны. А это была самая трудная часть дела из-за отсутствия приливов и отливов и из-за крутизны обрывистого берега. Чтобы решить задачу, строители завладели несколькими родниками, которые соединялись с рекой Черной и находились на подходящей высоте, и по искусственному каналу отвели их воду в главный бассейн. Оттуда эта вода стекает в остальные бассейны и, наконец, вливается в море через остроумно придуманную систему шлюзов. С помощью этой же системы суда быстро и просто поднимаются наверх из порта и возвращаются в него. Овраги этот поток воды преодолевает по акведукам, состоящим из восьми или шестнадцати арок, а возле Инкермана он течет сквозь громадный массив каменных скал по туннелю длиной в девятьсот футов и высотой в десять. Ширина туннеля так велика, что по обеим сторонам канала устроены пешеходные дорожки. Команды строителей, выполнявшие эту часть работ, трудились день и ночь, сменяясь каждые четыре часа, в течение пятнадцати месяцев – с июля 1832 года до октября года следующего. Для Крыма это было нечто совершенно новое, и такое строительство казалось людям почти чудом. Рытье было начато в обоих концах участка одновременно, и рабочие сильно удивились, когда встретились в середине – точно по расчету. Длина канала составляет около восемнадцати верст, то есть примерно двенадцать миль. На его берегах стоят одиннадцать восьмиугольных будок, в которых размещаются караулы.

На постройке всех этих величественных сооружений была занята целая армия военных строителей числом в 30 000 человек. Работы были начаты в 1832 году. Они должны были завершиться через пять лет и стоить 2 500 000 рублей, но понадобилось вдвое больше времени и в четыре раза больше денег. Рабочие ужасно страдали от тяжелейшего воспаления глаз, вызванного ярким блеском белых известняковых скал под летним солнцем и облаками пыли. Запасов воды не хватало для наполнения бассейнов и шлюзов, особенно в жаркие месяцы года; поэтому была построена насосная установка, подававшая воду из порта. Эту машину прислали с фабрики господ Модсли и Филда в Лондоне. Первоначально створки шлюзов хотели сделать из дерева, но его повреждали черви, живущие в воде, и потому было принято решение сделать створки из листов кованого железа на чугунных каркасах. Господа Ренни изготовили девять пар таких створок в здании, специально приспособленном для обработки огромных металлических заготовок, необходимых в этом случае. План верфи был разработан господином Рокуром, французом, но выполнение плана было поручено инженеру-англичанину, мистеру Аптону. Он руководил всеми работами по ее постройке, а также строительством многих севастопольских фортов, которые так долго бомбардировали его соотечественники. Карьера этого инженера на родине показала, что он был талантливым, но нечестным человеком: он уехал из Англии, спасаясь от наказания по закону.

От тридцати до сорока лет назад мистер Аптон жил в маленьком рыночном Девентри в графстве Нортгемптоншир и был там дорожным инспектором. В течение года он управлял там почтовым отделением, но был уволен с этой должности за растрату. С 1818 по 1826 год его имя часто встречалось в отчетах, которые поступали в парламент от уполномоченных, инспектировавших работы на Холихедской дороге. Именно Аптон руководил теми большими работами по ее улучшению, которые проводились в то время: он был тогда подчиненным у главного инженера этого строительства, мистера Телфорда, и тот был самого высокого мнения о его знаниях и навыках. Но Аптон привык жить не по средствам и поэтому много раз обманывал на крупные суммы членов правления и присваивал эти деньги. В апреле 1826 года его мошенничество было обнаружено, но он был отпущен на поруки с условием, что придет на слушание своего дела во время сессии суда, которая должна была состояться в июле в Нортгемптоне. Он выполнил условие, то есть пришел в суд и ответил на обвинение, когда его вызвали для этого. Однако его дело слушалось не в первый день сессии. Пока Аптон ждал своей очереди, стало известно, что против него выдвигают обвинение уже не в мошенничестве, а в подделке документов; тогда это было тяжким преступлением, за которое могли приговорить к смерти. Он переночевал в Нортгемптоне, утром встал рано, словно собирался на прогулку, и сказал, что вернется к завтраку, но на самом деле уехал в Лондон. Поскольку Аптон был немного знаком с представителями российских властей в столице Великобритании, он получил назначение на новую должность и быстро умчался в Крым. Мистер Аптон несколько лет был главным инженером в Севастополе и участвовал в строительстве многих укреплений на берегах Черного моря. Император Николай дал ему звание подполковника российской армии и принимал его в императорском Зимнем дворце в Санкт-Петербурге.

Протяженность Севастополя в длину, в направлении порта, больше мили, а в ширину, в направлении от моря, около трех четвертей мили. Со стороны суши он был открыт для ударов, точнее, лишь частично защищен совершенно бесполезной стеной с бойницами. Правительство думало лишь об атаке с моря и потому сосредоточило все свое внимание лишь на том, чтобы сделать город неприступным со стороны берега. Общественные здания, а именно адмиралтейство, просторные казармы для войск, склады для запасов и имущества, собор и много церквей с зелеными куполами, итальянская опера, клуб, библиотека и несколько гостиниц и простой памятник Казарскому – офицеру флота, герою последней Русско-турецкой войны. Все эти сооружения вместе с частными домами, которые почти все новые и построены из местного известняка, придавали городу аккуратный и солидный вид. Но время за несколько лет разрушило бы этот облик и без осады, потому что известняк слаб и хрупок. Перед многими домами можно было увидеть деревья и ряды подпорок-дуг, увитых зеленью, обычно виноградными лозами. Эта попытка скрасить природный пустынный вид этих мест имела лишь очень малый успех: летом даже самый слабый ветер поднимал облака тонкой белой пыли, которая засыпала всю зелень, скрывая ее цвет. Обычно в городе насчитывали 40 000 жителей – гражданских лиц, солдат и матросов. Татары редко появлялись на его улицах, а евреям запрещал в нем жить специальный императорский указ. Мусульмане – жители внутренней части полуострова приносили и привозили товары для рынка – дрова, корм для скота, фрукты и другое продовольствие – в Северную деревню, названную так, потому что она находилась в северной части порта, и продавали их торговцам. Жизнь в городе шла по строгому расписанию, как в тюрьме, и тихо, а иногда уныло. Похоже, что система строгого надзора отбила у жителей вкус к тем удовольствиям, к которым звала их природа. После жаркого летнего дня великолепные закаты и прохладный вечерний ветерок манили лишь немногих горожан насладиться прогулкой в лодке по водам великолепного порта. К десяти часам вечера все компании обычно расходились и наступала тишина, которую нарушали разве что звон корабельных колоколов, отбивавших время, крики часовых в гавани да отвечавший им лай собак на берегу.

Битва на Альме 20 сентября 1854 года стала началом новой ужасной эпохи в истории Севастополя. Когда армии союзников появились на высотах, господствовавших над портом, среди жителей Севастополя началась паника. Пароходы и лодки всех возможных разновидностей скользили по воде вперед и назад. Длинные вереницы карет, дамы верхом и толпа пешеходов торопливо двигались по дорогам, ведущим во внутреннюю часть Крыма. Повсюду перетаскивали с места на место всевозможные вещи: люди забирали с собой или прятали свое имущество, ожидая немедленной атаки. Что стало с Севастополем после восьми месяцев осады под ужасающим дождем снарядов и пуль? Автор не в состоянии дать подробный ответ, потому что почти не имеет даже общего представления об этом. Театр больше не существует. Говорят, что пятьсот домов были полностью разрушены и трава растет на их развалинах. Нет ни одного дома, на котором не были бы заметны следы обстрелов. Улицы словно распаханы плугом, камни мостовых вырваны из земли. Вдоль улиц стоят пирамиды из ядер и разорвавшихся снарядов. Эти боеприпасы, выпущенные осаждающими с их батарей, были собраны осажденными. Но какой бы ни была судьба Севастополя, он будет знаменит в истории как город, который был атакован с упорной и неукротимой решимостью и оборонялся с не имевшим себе равных мастерством и мужеством. Прекрасные виды на Севастополь открываются с нескольких точек в его окрестностях, и одна из этих точек – английское кладбище. Оно расположено на пологом склоне у Воронцов-ской дороги, там, где аккуратно вырубленный из камня верстовой столб отмечает расстояние в пять верст, то есть три мили, от Севастополя. С этого места, где часто повторялись слова заупокойной службы: «земля к земле, прах к праху, пепел к пеплу», видны рейд, горы на северном берегу, морской простор, мыс Херсонес и маяк на нем, длинный ряд кораблей от Камышовой бухты до входа в большую гавань, осажденный город, сомкнутые ряды, которые отделяют воюющие стороны одну от другой, и разбросанные по местности лагеря армий.