Текст книги "Отшельник"

– А если Педро будет получать тридцать пять процентов, а взамен обещает больше никому не делать скидок? – обратился Эрхард к Альберто, предлагая тому последний шанс сохранить свои уютные дневные смены.

Альберто посмотрел на фотографию, приклеенную к приборной панели. Это выцветшее старое фото женщины, которая стоит на приставной лестнице и собирает оливки. Его жена или, может быть, мать.

– Ладно. Только отныне все платежи – по счетчику, – сказал он.

Муньос, видимо, прикидывал, во сколько это ему обойдется. Он просто кивнул. Скорее всего, он продержится несколько месяцев, а потом уйдет. Эрхард не знал, на что парень тратит свое время днем, когда он не работает, но, если он хочет нормально зарабатывать за баранкой такси, ему придется найти условия получше. Тридцать пять процентов – только временное решение, и для Альберто тоже – ведь ему скоро на пенсию.

– Кстати, убирай за собой кофейные чашки, – проворчал Альберто, передавая Муньосу бумажный стаканчик.

Муньос улыбнулся, взял стаканчик и вышел из машины. Какое-то время они с Эрхардом шли по тротуару рядом, у каждого бумажный стаканчик в руке. Когда они поравнялись с машиной Эрхарда, тот поставил свой стаканчик на крышу, чтобы открыть дверцу.

– Спасибо, – сказал Муньос.

– Пожалуйста, Педро.

– Знаешь, мне тоже непросто. Он ведь малый неплохой.

– Альберто не такой дружелюбный, каким кажется. Спроси других, кто начинал с ним работать.

– Почему ты мне помог? Я думал, ты встанешь на его сторону. Ты ведь его немного подвел, да?

Честный парень. И любопытный. Эрхарду это нравится.

– Из чувства справедливости, – ответил он. – В ней все дело. Честность, справедливость – самое главное. Как аукнется, так и откликнется.

– Похоже на инь и ян, да? Ты это имеешь в виду?

– Почему ты спрашиваешь?

Либо парень умнее, чем кажется, либо сам не понимает, о чем он говорит.

– Тебя называют мудрецом, потому что ты много читаешь. – Муньос заглянул в окошко и увидел книгу на пассажирском сиденье.

– Слепой ведет слепого – или как там говорят, – усмехнулся Эрхард, садясь в машину.

– Что?

– Не верь всему, что слышишь. И приходи ко мне, если снова попадешь в неприятности.

Эрхард завел мотор и двинулся в очереди.

Во время сиесты он поехал домой, его мучит совесть. Алина весь день просидела взаперти в темном сарае. Он прислушался у двери и велел ей отойти. Не дожидаясь ее ответа, вынес из дома длинную буксирную цепь и набросил ее на металлическое кольцо, вделанное в стену дома – раньше к нему крепился брезент. Затем подтащил цепь к сараю и отпер дверь. Внутри было тихо. Сначала он видел только темноту, плотную темноту, которая поглощала практически весь свет. Но потом разглядел ее лицо. Она затаилась у двери, надеясь незаметно прошмыгнуть мимо Эрхарда. Он оттолкнул ее, навалился на дверь со всей силой и задвинул засов под ее возмущенные вопли.

– Нельзя, – сказал он. Она не ответила, лишь замолотила кулаками по стене. – Сейчас я тебя отсюда выпущу, только без глупостей. Поняла?

Она не ответила.

– Поняла?

– Да! – пронзительно крикнула она.

– Отойди к стене. И стой там. – Он осторожно приоткрыл дверь и посмотрел внутрь, поставив ногу на порог.

Она прислонилась к дальней стене, согнув руки в локтях по бокам. Она пробыла в сарае семнадцать часов, и вид у нее был как у настоящей развалины. Волосы, прежде так тщательно уложенные, распустились и свисали как патлы. Макияж потек, смешался с пылью; мятые, грязные брюки порваны. Она сделала шаг вперед и в ужасе уставилась на цепь, которую он держал в руке.

– Я скоро тебя выпущу, – пообещал он. – Как только полицейские признают, что взяли не ту, кого надо.

Она молчала.

– Мне кто-нибудь звонил? – спросил он.

Она отвернулась. Он встряхнул ее:

– Это важно! Телефон звонил? – Он надеялся, что позвонит журналист и сообщит, что заседание суда откладывается и стражам порядка придется продолжать расследование. Может быть, надо было поехать в суд самому. Процесс, скорее всего, открытый.

Он повторил вопрос, но Алина упорно смотрела в пол.

Он показал ей цепь:

– Сейчас я надену ее тебе на ногу, и ты сможешь отсюда выйти.

Она почти незаметно кивнула, он быстро опустился на колени и пристегнул цепь к ее ноге. Цепь впилась в лодыжку, скоро кожу будет саднить. И все же так лучше, чем сидеть в темноте.

Теперь она сможет выйти на улицу. Войти в дом. Сходить в туалет. Сможет дотянуться до кухонного шкафчика, из которого он предусмотрительно вынул стекла. В шкафчик он поставил бутылки с водой, печенье, старые галеты. Правда, когда она будет в доме, он не сможет запереть входную дверь – помешает цепь. Но это не важно. К нему все равно никто не заходит.

Он показал Алине, где что лежит, объяснил, как чем пользоваться.

– До телефона и книжной полки все равно не дотянешься, так что даже не пробуй. Можешь сидеть здесь или спать, – в угол у двери он бросил старый матрас.

Она смотрела на него равнодушно, почти с отвращением. Эрхард злился на себя: неужели он ожидал благодарности? Он сам не понимал, почему по-прежнему относится к ней по-человечески, почти как к своей гостье. Может быть, все дело в ее жалком виде и круглых грязных щеках – они пробудили в нем сострадание. Она вполне заслужила то, что получила: старый матрас и цепь на ноге. Он пошел в кухню, чтобы согреть воды для кофе. Она довольно долго стояла на одном месте, а потом с шумом плюхнулась на матрас, цепь, звякнув, стукнулась о пол. Он налил себе кофе и стал пить его, сидя в кресле, откуда видны ее ноги.

– Не вздумай меня снимать, старый извращенец! – предупредила она.

– Зачем мне тебя снимать?

– Так поступают многие. А потом без разрешения размещают снимки в Сети.

– Я не один из твоих двинутых на голову клиентов.

– У тебя с головой точно не в порядке. Разница только в том, что я не хочу с тобой трахаться.

– Хватит болтать, – сказал Эрхард, отпивая кофе. – Понятия не имею, о чем ты. Не знаю и знать не хочу.

Проходя мимо, он увидел, что она спит. Эрхарду отчего-то стало приятно; он был рад, что она наконец-то хоть немного успокоилась. Спящая, она была похожа на усталую девчушку в детском саду. Руки и ноги раскинуты в стороны после трудного дня на игровой площадке. Он тихо затворил дверь, жалея, что нельзя ее запереть.

В Дании в этом году рано начались зимние каникулы; неожиданно добавилось два или три рейса в день, и туристы наводнили улицы Корралехо. У него много коротких поездок в дюны, в порт или в ближайшие отели.

После слов Алины он вдруг начал замечать повсюду камеры. Пассажиры делали снимки из машин; снимали друг друга на заднем сиденье, его за рулем. В дюнах туристы с портативными видеокамерами снимали солнце, песок и коз. Давным-давно, когда он ездил отдыхать с родителями, каждый снимок тщательно планировался. У него было всего две катушки пленки по 24 или 36 кадров, поэтому объект для съемки нужно было выбирать очень продуманно. Самое большее, он делал по десять фотографий в день. Тогда никто бездумно не щелкал проходящих мимо коз, грязные носки на веревке или самую обычную еду в самых заурядных ресторанах. Никому и в голову бы не пришло снимать совершенно незнакомых людей, мусор по обочинам дороги или безоблачное небо. Каждый снимок становился важным событием. Сейчас все по-другому. Люди снимают все подряд и не думают о количестве кадров. Кажется, снимки даже проявить можно в Интернете. Он вспомнил девчонку у входа в дискотеку «Корралехо-Бич» на улице Сервера; она фотографировала свою подружку, засунувшую язык в пивную бутылку.

Интересно, не снял ли кто-нибудь машину и водителя, когда они приехали в Котильо? Может быть, у кого-то есть снимки матери или отца мальчика, которые прощаются через стекло машины? Снимки одинокой машины на фоне прилива?

В шесть часов он включил радио и стал слушать выпуск новостей. Но новости только международные, местных не было. Может быть, заседание суда отложили, но скорее всего, рассказ о мальчике, брошенном в машине, больше никого не интересует. Жаль, что больше нельзя обратиться к Берналю. Любопытно было бы послушать, что происходило в зале суда. Суд разместился в отдельном крыле «Дворца»; исполнительная и судебная ветви власти настолько близки, что, находясь в полицейском управлении, можно буквально услышать, как судья стучит молотком.

На ужин он выбрал поджаристую курицу гриль, которая почти весь день вращалась в печи на вертеле, а также упаковку нарезанных помидоров, смешанных с твердым козьим сыром. Он рассчитывал, что еды хватит на двоих и что Алине понравится ужин. Все пойдет гораздо лучше, если она станет спокойнее, покладистее – и восприимчивее к его точке зрения. Он слышал о стокгольмском синдроме, но как он действует? И сколько должно пройти времени, прежде чем он разовьется?

Алина ничего не знала о стокгольмском синдроме, а курица ей не понравилась. Она морщилась:

– На вкус как резина!

Потом она приказала ему отвалить. Она сердито стучала цепью по полу, и Эрхард снова разозлился. Голова пошла кругом, захотелось запихнуть ее обратно в сарай. Когда он рассказал ей о своих планах, она обозвала его жалким иностранцем, эстранхеро. Он может делать с ней что захочет, говорит она, плюясь и шипя на него, дергая цепь. Эрхард был не в силах находиться с ней рядом, поэтому вышел на улицу, чтобы покормить Лорела и Харди. Козлы стояли неподалеку, на горном склоне, и лизали камни. Его как будто вышвырнули из собственного дома… Эрхард надеялся, что уже через несколько часов ему удастся освободить свою пленницу. Ему все равно, что сделают с ним полицейские, если она на него пожалуется, скажет, что он ее похитил. И все же он надеялся, что она не подаст жалобу. Очень хотелось, чтобы она заползла в какую-нибудь крошечную пещерку и залегла там на дно. Никаких больше клиентов, никаких наркотиков. Однако, слушая, как она бушует в доме, он сомневается в благоприятном исходе.

Отсюда, с горы, видно всю округу: океан мышиного цвета, пенный прибой. Водная гладь тянется отсюда до самой Вест-Индии и Южной Америки; волны с грохотом обрушиваются на неровное, зазубренное побережье. Лорел пытается добраться до петель, на которых висит пояс Эрхарда; звенит его колокольчик. Эрхард ласково почесал козла за длинным, мягким ухом и дал пригоршню корма из сумки.

Вернувшись в дом, он увидел, что Алина перешла в кухню и сидит на полу. Она вытащила все содержимое шкафчика и разбросала по полу: мед, рис, перец. Нет, она не просто капризная девчонка, она гораздо хуже. Хорошо, что до холодильника ей не дотянуться. Правда, в нем почти ничего нет. Ее костюм цвета лосося был неузнаваем, стал больше похож на тюремную робу.

– Если поможешь мне с одной вещью, я отпущу тебя.

Его слова ее как будто обескуражили, и Эрхард не понял почему. Потом до него дошло: наверное, она потеряла всякую надежду, в ней погасла последняя искра жизни. Может быть, эта ложь, которую она собиралась изложить на суде, и поездка в Мадрид – все, что у нее оставалось. А Эрхард лишил ее всего.

– Ты говорила что-то о снимках в Интернете. Как это делается?

Она прищурилась:

– Чего ты хочешь?

– Где мне искать, если я хочу найти в Интернете фото?

– Мои фото?

– Нет, – ответил он. Наверное, она решила, что ему нужны порнографические снимки; ему плевать, какие фото Алины бродят по Всемирной паутине. – Фото машины на пляже в Котильо. Мои пассажиры говорят, что находят фотографии в Интернете – снимки, сделанные несколько дней или даже несколько часов назад. Вот я и подумал, может, удастся найти снимки матери и отца мальчика, когда они приехали сюда в машине.

– По-прежнему зациклен на этом, Четырехпалый?

– Скажи, где найти фотографии.

– Не могу. Они повсюду. Погугли, поищи еще как-нибудь. – Она встала и тут же плюхнулась на матрас рядом с дверью. Как усталая собака.

– Помоги мне найти ее, и я дам тебе сигареты.

– Пошел ты! Ты мне уже все испортил. Плакала моя поездка в Мадрид.

– Я тебя спас. Ты бы пожалела обо всем, как только подписала показания.

– Я жалею обо всем, что я делаю, с тех пор, как приехала на этот гребаный остров. Более того, я жалею обо всем, что со мной случилось после того, как меня родила мамаша, гореть ей в аду!

– Помоги мне. Помоги мальчику.

– Ты что, тупой? Плевать мне на этого мальчишку. Если я и помогу тебе, то только потому, что хочу поскорее убраться отсюда.

– Я отвезу тебя в центр, как только найду, что ищу.

– А если я не найду то, что ты ищешь? Если такой фотографии вообще не существует?

– Помоги мне, и я отпущу тебя, независимо от того, найдем мы снимок или нет.

Она долго смотрела на него, потом пожала плечами. Наверное, это означало «да».

– Ну и что нужно делать? – спросил Эрхард.

– Откуда мне знать? Набери в Гугле и жди ответа. – Она огляделась. – Где компьютер?

Эрхард молча смотрел на нее.

– У тебя что, нет компьютера?

– Он мне не нужен.

– А где, по-твоему, мы будем искать – в моем мобильнике? Дороговато выйдет. Ты заплатишь?

Он чуть не сказал «да», но потом передумал.

– Если найдешь фото, я сниму цепь.

– Дай-ка мне мою сумку. Где она?

Вместо ответа, он ушел в гостиную и вернулся с ее мобильником. Протянул ей.

– Пляж Котильо. Примерно седьмого или восьмого января.

– Телефон почти разрядился – осталось где-то на четверть батарейки.

Алина ткнула пальцем в экран. Он стоял за ней, стараясь понять, что она делает. Ей нетрудно будет позвонить в полицию или отправить сообщение своим знакомым. Но нет, она нашла какие-то фотографии, стала водить по экрану пальцем, и появлялись все новые снимки.

Она вбила что-то еще. Дату. Появились фотографии пляжа, но ничего похожего на нужные числа. Он видел зимние и летние фотографии вперемешку. Разница была сразу видна по небу: зимой оно белое с металлическим отливом, а летом – бело-желтое. Она показала Эрхарду несколько снимков. На одном из них горный склон; другой был сделан с моря. Панорама пляжа… Потом он увидел множество снимков серферов. Две женщины загорают на полотенцах; мужчина высовывается из люка прокатной машины. Фотографий великое множество, одни исчезают, другие появляются. У Эрхарда даже закружилась голова. Фотографии посланы как будто по воздуху… Если бы их передавали по проводам, он бы еще как-то понял, но новые смартфоны для него – загадка.

Поиски заняли гораздо больше времени, чем рассчитывал Эрхард. Ему казалось, что искать снимок в Интернете – все равно что войти в картотеку: ввести нужную дату, место – и готово. Алина несколько раз напомнила ему, что снимки могут оказаться где угодно, а связь плохая. Приходилось долго ждать, пока загрузится очередное фото. Она что-то объясняла, но Эрхард ее не понимал. Зашло солнце. Он заварил растворимый кофе. Наливая воду в кружку, он снова забыл о том, что она его пленница, что держит ее здесь против ее воли. Она – не дочка соседа, которая зашла показать ему фотографии из отпуска. Он протянул ей кружку, и она поставила ее на пол рядом с матрасом.

– Может быть, ту машину и не снимали, – предположил он.

Она показала еще один бесконечный ряд ненужных снимков: туристские фото пляжей, дюн и неестественно голубого неба, огромных гор оливок на рынке в Морро-Хабле.

– Наверное, не снимали, – вздохнула она.

– Завтра я отвезу тебя домой, – устало сказал Эрхард и лег на диван.

– Ты обещал отвезти меня домой сегодня!

– Но ты ничего не нашла, – возразил он.

– Ты обещал отвезти меня домой, как только я тебе помогу.

– Я обещал отвезти тебя, если ты что-нибудь найдешь. Я отвезу тебя домой завтра.

Она пнула стоящую на полу кружку, коричневая жидкость растеклась по плитке, испачкала книги на нижней полке. Эрхард лежал тихо, стараясь угадать, что она делает. В темноте звякала цепь. Ему и самому не терпелось поскорее избавиться от нее, но сейчас при мысли о том, что она здесь, в нем пробудились странные чувства. Стены слишком тонкие, комнаты слишком тесные и заставленные. Он накрыл голову подушкой, и…

– …Эй, Четырехпалый, доставай ключи от машины!

Он проснулся, когда в голову ему полетели туфли и шляпа.

– Я кое-что нашла.

Она сидела на полу в кухне, цепь туго натянулась. Она смотрела на него и размахивала смартфоном. Еще не рассвело, но небо уже посветлело. Вскоре над морем взойдет солнце и осветит конусом яркого света заиндевевшие окна.

– Батарейка почти села, так что смотри скорее!

Он прислушался, стараясь по голосу понять, не обманывает ли она его. Почему она продолжала искать даже после того, как он заснул? Что, если она вообще ничего не нашла, а просто придумала предлог, чтобы он подошел к ней, усталый, ничего не подозревающий?

Стоило ему спустить ноги на пол, как проснулась привычная боль в пояснице – по утрам она особенно сильна. Чтобы боль прошла, нужно двигаться. Он оттолкнулся от края дивана и встал. Вид у нее не враждебный. Наоборот, она как будто в нетерпении. Ноги широко расставлены, как у девочки, которая играет в камешки.

– Смотри! В тот день там фоткались какие-то серферы… А вот и машина.

Она двигала большим пальцем изображения на экране: ниже, ниже… Найдя, что искала, она постучала по снимку и протянула телефон Эрхарду.

Он старался не выдавать себя, но был потрясен. Удивлен. Он не думал, что она сумеет ему помочь. Вчера она вела себя так, как он и ожидал, – предсказуемо. Шлюхи обычно не отличаются высоким интеллектом. Но что-то подсказывало ему: Алина не такая, как другие.

Фото маленькое, и трудно разобрать, что на нем изображено. Как обычно, несколько секунд уходит на то, чтобы глаза привыкли к размеру. Он поднес телефон к самому лицу. Снимок сделан рано утром, примерно в такое же время, как сейчас. Блестит золотистый ровный песок… На заднем плане стоит «фольксваген». Машина та самая, никаких сомнений. Черное, блестящее инородное тело, которому не место на пляже… А за сверкающими тонированными стеклами в коробке лежит мальчик…

Что-то екнуло внутри у Эрхарда. Он нашел его! Снимок, о котором не знает полиция. Зацепку. Передние колеса в воде. Он думал о мальчике на заднем сиденье. О мертвом ребенке. Фотограф о нем не знал. Тогда не знал – или вообще не знал. Он просто снимал.

– Тут есть и другие фотки, – говорит Алина. – Их сделал кто-то под ником «Лихорадка Митч».

Эрхард прочитал имя на узкой черной полоске над снимком. «Лихорадка»? По ассоциации он представил себе ребенка с горячим лбом.

– Как открыть новый снимок?

Она провела по экрану пальцем, и он увидел спину парня. На нем гидрокостюм; на голове он держит серф. Потом экран почернел.

Алина чертыхнулась.

Глава 31

Зарядник, сказала она, у нее дома – она снимает квартиру над баром на улице Таоро. Но вместо того, чтобы ехать за зарядником, Алина предложила Эрхарду найти компьютер.

Или даже лучше: компьютер с подключением к высокоскоростному Интернету. Он не знает, где найти такой. В комнате отдыха на работе есть компьютер, у Рауля их несколько, и у Пондюэля точно есть – он увлекается компьютерами. Конечно, Пондюэль – полный придурок… Он не знает, что делать.

– Любой, у кого есть выход в Интернет, может помочь тебе так же, как я, – говорит Алина. – Но все-таки я нашла то, что тебе нужно, и теперь ты должен отвезти меня домой.

Эрхард встал так быстро, что у него закружилась голова. Он отошел подальше, в такое место, где она не сможет до него дотянуться из-за цепи. Можно отвезти ее в центр, чтобы она снова помогла ему найти ту фотографию. Но нечего и думать о том, чтобы везти ее на работу или к Раулю. Как он все объяснит? К тому же по пути она, наверное, попытается сбежать или будет звать на помощь.

– Я привезу твой зарядник. Никакого компьютера.

– Лучше отвези меня домой, и я помогу тебе в своей квартире.

У него возникло подозрение, что у нее есть какой-то скрытый мотив.

– Нет, тебе лучше пока остаться здесь. Прости.

Она разозлилась, но быстро взяла себя в руки.

Прежде чем он ее отпустит, он хочет еще раз поговорить с Диего Наваресом или услышать в новостях, что полиция продолжает расследование. Но этого он ей сказать почему-то не смел. Ему невыносимо было держать ее в заложницах.

– Я заплачу тебе, сколько обещал. Найди мне фото, и я дам тебе деньги.

Она засмеялась своим тошнотворным смехом:

– Как же мне тебе доверять, Четырехпалый, когда ты все время врешь? Ты мне три раза обещал, что я смогу уйти, как только найду, что ты хочешь.

– Ладно. Если честно, я совершенно не разбираюсь в компьютерах. Мне нужна твоя помощь.

– Это я уже поняла. Но ведь и я не совсем компьютерный гений. Отпусти меня, и я найду человека, который лучше тебе поможет.

– Как выглядит твой зарядник?

– Пошел ты! – сказала она и плюнула в него.

* * *

Почему-то перед тем, как перейти улицу, он несколько минут сидел в машине. Было еще так рано, что квартиры казались заброшенными и сонными. Из бара «Ла Мар Роха» на углу слышалась музыка – туда часто заходят моряки, и бар работает круглые сутки. У низкой стены напротив бара сидел молодой человек и курил, лицо у него озабоченное, он дергал ногой. Он затянулся и выдохнул дым через нос. То и дело поглядывал на бар с таким видом, словно собирался его ограбить. Один из многих местных наркоманов, настолько никудышный, что не умеет зарабатывать даже скульптурами из песка или изготовлением сувениров из кожи. Чуть дальше дворник подметал тротуар жесткой метлой. Эрхард подошел к первой двери слева от бара. Над входом висело изображение моряка, которого заглатывает кит. Зайдя в подъезд, Эрхард прочитал фамилии жильцов, приклеенные к голубым деревянным почтовым ящикам. Он нигде не увидел ее имени – похоже, здесь живут только мужчины… Нет, вот она! Живет на самом верхнем этаже. Оказывается, ее настоящее имя – Анхелина. Анхелина Марипоса. Пойти по лестнице? Нет, он решил подняться на лифте. Кабина стояла на первом этаже.

Ключ медленно поворачивался в замке, он вошел и тихо закрыл за собой дверь.

Очень темно. Плотные шторы закрывают солнечный свет и вид на улицу. Чтобы лучше ориентироваться в квартире, он чуть раздвинул их. Он не совсем понимал, что искать. Правда, зарядники ему уже случалось видеть, поэтому он высматривал розетки. Квартира не новая, но ее недавно отремонтировали, мебель квадратная, с острыми углами. На полке за занавеской он увидел пар тридцать туфель, не меньше, они надеты на дешевые деревянные колодки. Розовые туфли и черные лодочки на высоких шпильках с тонкими шнурками. Он невольно усмехнулся. У него самого всего одна пара обуви, и он обычно носит ботинки, пока они совсем не развалятся. Он быстро нашел зарядник в крошечной черной кухне, он болтался в розетке над столом для двоих. На столе стояли два бокала, в одном из них белое вино. На американском журнале флакон лака для ногтей цвета лосося. Рабочего стола на кухне не было, только маленький обеденный столик и черный холодильник. Видимо, Алина, как и он, не любит готовить; интересно, как она питается? Ходит каждый вечер по ресторанам или, может быть, клиенты угощают ее ужином? Взяв зарядник, он стал разглядывать черно-белый фотомагнит на холодильнике. Красивая фотография. На ней Алина поднимает бокал с шампанским в сторону фотографа и смеется так, словно ей на все наплевать. Прямо над вырезом ее платья идет рекламная надпись: «Хочешь приятную компанию?»

Внизу фотографии написано: «alinacompania.es».

Эрхарду трудно было поверить, что женщина на фото, похожая на кинозвезду, в этот самый момент сидит на цепи у него в гостиной.

Он собирался уйти, но что-то его задержало. Запах. Он вошел в спальню, похожую на пещеру с полуторной кроватью, накрытой грудой волнистых черных покрывал. Здесь сильно пахло корицей и лимоном. Обычно у него не такое чувствительное обоняние. Слева от него деревянный платяной шкаф, выкрашенный в черный цвет. Он открыл его и провел рукой по платьям с блестками и нескольким полупрозрачным костюмам. Он часто мечтал войти в магазин нижнего белья, погладить мягкие, шелковистые ткани, перебирая между пальцами тонкие бретельки… Как ни странно, теперь, когда у него появилась такая возможность, он едва осмеливался прикоснуться к одежде Алины. Все же он кое-что вынул из ящиков: мягкие белые брюки, футболку с крупной надписью, розовые трусики с голубой резинкой, похожие на детские. Футболку и трусики он запихнул в брюки и вышел из квартиры, захлопнув дверь. Перед тем как перейти дорогу, пропустил грузовик.

– Эрхард!

Он обернулся, уже зная, кто его зовет. Один из немногих, кто произносит его имя почти на датский лад.

Рауль Палабрас энергично махал ему рукой и бежал к нему через дорогу. Вид у него был расслабленный, рубашка расстегнута, рукава закатаны, волосы тщательно причесаны.

– Я сидел в баре, вижу – ты выходишь. Что ты здесь делаешь в такую рань?

– А ты что делаешь? Возвращаешься домой без Би?

– Мы с Песке перебрали пива. Она ушла домой, – ответил Рауль, беря Эрхарда за руку, а другой пожимая ему локоть. Он развернул его к себе, как в танце. Так Рауль здоровается. – Подбросишь меня домой?

Эрхард понимал, что отказать невозможно. У него нет причин для отказа. Кроме того, им все равно по пути.

– Можно, – согласился он. – Надо же мне как-то зарабатывать себе на жизнь.

– Ах да. Деньги.

Они переглянулись.

– Что у тебя тут? – спросил Рауль, заметив одежду и зарядник.

– Кое-какие вещи – должен передать их пассажирам.

Рауль ухмыльнулся:

– А, старина! Ты куда-то вляпался, да? Я по глазам вижу!

– Отвали, – сказал Эрхард, открывая дверцу и садясь за руль.

Рауль обошел машину и сел на пассажирское сиденье. Машина тронулась с места. Эрхард бросил вещи назад, он надеялся, Рауль не заметил, что одежда женская. Пока он ничего не сможет ему объяснить. Нет, он еще не готов рассказать Раулю, что случилось.

Они ехали по улицам с односторонним движением, и Рауль рассказывал, как он занят; ему ужасно надоели люди, которые не делают то, что им приказывают. Эрхард смеялся над его рассказами. Они остановились у дома Рауля.

– Заходи, – пригласил Рауль. – Выпьем по «Санрайзу» и посмотрим рассвет.

– Рауль, солнце уже давно взошло!

– Тогда «Кровавую Мэри». Пошли. Ты мне нужен, эрмано! – Он говорит так, когда находится в отчаянном положении.

– Для чего? Вместе напиться? Иди лучше и спи со своей красоткой! Она, наверное, волнуется за тебя.

– Ничего она не волнуется. В том-то и трудность. Она меня ненавидит.

– Да ладно тебе. – Эрхард ни на йоту не верил Раулю.

– Эрхард, она собирается меня бросить!

– Она сама так сказала?

– Ну, не совсем. Но она уже не любит меня так, как раньше. Я знаю. Пойдем со мной. Она тебя обожает, ты похож на ее любимого дядюшку или что-то вроде того. Мы разбудим ее «Кровавой Мэри» и завтраком.

Сегодня суббота. Он все равно сейчас не сможет работать – скорее всего, до самого вечера. Ладно… за Алиной он заедет попозже. Она никуда не денется.

– Ну ладно. По одной «Кровавой Мэри».

Он собирался заехать на подземную парковку, но Рауль сказал, что ее ремонтируют, вряд ли там остались свободные места. Поэтому они оставили машину у заброшенной стройки возле «Гипердино» и не спеша пошли по улице к дому Рауля. Рядом с входом на улице лежал сумасшедший Энрике, он спал в обнимку со своей бейсбольной битой, Рауль шикнул на Эрхарда, когда они обходили Энрике. Они поднялись по широкой лестнице. Почему-то перед тем, как войти, Эрхард обернулся и посмотрел на улицу. Он заметил того же нервного наркомана, который сидел у стены напротив бара. Наверное, совпадение. Здесь самый центр города, оживленный район; скорее всего, тот тип пришел сюда, чтобы что-нибудь купить или продать – или просто поспать на пляже.

– Так что ты делал в «Ла Мар Роха»? Я забыл, – спросил Рауль.

– Помнишь, в ту ночь, когда была гроза, на пляже нашли машину?

– Которую угнали? – не оборачиваясь, переспросил Рауль. – Помню, а что? Есть новости? Я слышал, мамашу нашли.

– Полицейские так говорят. Но они врут.

Рауль остановился.

– Кто врет? Бумаготолкатели? – Так Рауль называл стражей порядка.

– Да. Они нашли какую-то проститутку, которая совершенно ни при чем. И кто-то заплатил ей за признание.

– С чего ты взял?

– Провел собственное расследование.

– Играешь в детектива Коломбо? – Рауль отпер дверь, и они вошли в квартиру. С порога можно заглянуть через высокие раздвижные двери в гостиную.

Беатрис спала перед телевизором. На экране какие-то чернокожие танцоры, мотоцикл и человек в костюме собаки. Когда Рауль подошел к ней, она лениво потянулась, привлекла к себе Рауля и поцеловала его в губы. Потом сонным голосом спросила, где он пропадал. Рауль мягко закрыл ей глаза и попросил не злиться.

– А я и не злюсь, – смеясь, ответила Беатрис. Она встала и пожала руку Эрхарду.

– Ладно, – сказал Рауль. – Мы выпьем по «Кровавой Мэри».

– О нет! – возмутилась Беатрис. И все же поднялась следом за ними на террасу на крыше.

Попасть туда можно через балкон, лестницу приделали за его углом. Узкая и скрипучая, она льнет к дому и ведет на частную террасу, где уже жарко печет солнце. На террасе стоят садовый диван, кофейный столик в африканском стиле, плетеные кресла с пухлыми подушками и маленький рабочий стол с холодильником и раковиной под большим зонтом. Беатрис устало села на диван и укрылась легким одеялом.

– Эрхард играет в детектива-любителя, – сообщил ей Рауль. – Помнишь ту машину на пляже?

Рауль подошел к маленькой стойке и вынул из холодильника все необходимое. Спиртное, сок, лимон. Такие вещи в доме у Рауля не переводятся.

– Так бросать детей чудовищно, – сказал Эрхард.

– Ужас, – согласилась Беатрис.

Рауль засмеялся:

– Как там говорится – и у старого кобеля хороший нюх? – Он выдавил в стакан лимон, взболтал сок.

– Кто так говорит? – улыбнулась Беатрис.

– А я-то думал, что Отшельник живет в своем мирке, настраивает пианино, пьет и водит такси.

Эрхард тоже рассмеялся, потому что Рауль обычно не называет его Отшельником. Потом он рассказал им о коробке с обрывками газеты. Рауль с любопытством спросил, нашли ли полицейские следы ДНК или отпечатки пальцев, как обычно показывают по телевизору. Эрхард передал слова Берналя: найти следы ДНК не так просто, как можно подумать. Беатрис же больше всего интересовал малыш.

– Его хотя бы похоронят по-человечески? Неужели нельзя найти мать? – не унималась она.

Рауль считал, что произошел несчастный случай с трагическим исходом. Угонщик обнаружил на заднем сиденье машины ребенка – упс! – бросил машину на пляже и сбежал.

– Вот увидите, – предрекал Рауль. – В конце концов окажется, что та проститутка и была матерью.

– Нет, – возразил Эрхард. – Я говорил с ней. Это не она.

Тишина.

– Что ты сказал? – спросила Беатрис.

Эрхард рассказал им, как в полиции нашли виновную.

– Она врет, – заявил Рауль.

– Нет. Я надавил на нее. Это не она.

– Бред какой-то, – проговорила Беатрис.